Мотылёк

Крис молчит и это хуже любой истерики. Молчание рубит воздух в комнате пополам, забираясь под самую кожу, отравляя кровь горечью недосказанности. — Крис.. — получается как-то сдавленно, неуверенно. Машин голос ломается, ломается так же, как ломаются сейчас эти отношения. — Давай поговорим. — не просит, умоляет. На языке отдаёт солью и Маша не сразу понимает в чём дело. Влажные тяжёлые капли чертят полосы на лице, впиваясь в нежную кожу, скатываются ниже, к подбородку. — О чём? — по сравнению с тоном, которым отзывается Крис, сталь покажется мягким воском. Её глаза, окрашенные в цвет июльского неба, нехотя отрываются от пола, встречаясь с Машиными, болезненно-красными. Они не выражают ничего. — Может быть о том, что потратила 2,5 года своей жизни на человека, который был этого не достоин? Или о том, какими были на вкус губы той блондинки? Очаровательная фотография, Маша. Тебе понравилось? Было хорошо? — под конец Крис скатывается в неприкрытую издёвку. Её тошнит(практически физически). Нет, не от факта измены(ложь), а от того, что Маша с неуместным, раздражающим упорством пытается это оправдать. Она всегда была понимающей. И поняла бы и в этот раз, если бы Маша молча собрала свои вещи, а позже написала бы сообщение с просьбой больше никогда её не беспокоить. Да, было бы больно, но отнюдь не так больно, как сейчас, когда рука Маши, не её Маши, чужой Маши, тянется, пытаясь ухватиться как за спасательный круг, за ладонь светловолосой, обжигая раскалённую кожу прохладой серебра, которым были увешаны хрупкие пальцы. Крис подаётся в сторону, шарахаясь как от огня, сжимая челюсть. Девушка напротив кусает губы до крови. — Мне противно. — констатирует факт. Неутешительный, губительный, но факт. Маше хочется кричать. Боль, смешанная с отчаянным раскаянием и сокрушительной злостью на себя, бушующими волнами колышется внутри, с разбегом ударяясь о рёбра. Ломает кости, а затем и волю. Она молчит. Молчит, потому что знает, что всё, что она скажет — с молниеносной скоростью превратиться в фатальную ошибку. Дважды она проебаться не может. Когда дверь, наконец, захлопывается, Крис спускается по стене, размышляя о том, от чего ей стоит избавиться сперва — от привычки доверять людям или от вазы, которую разбила Маша.