Джейс понял

      Джейс — золотой мальчик, идеальный и достойный восхищения всего Пилтовера в худшем случае, в лучшем случае — мира. В жизни он как на рекламном плакате — толкает речи и приветливо улыбается. Сказать, что это лишь маска идеальности, рассчитанная на мелких далёких зрителей, было бы драматичным ходом и слабым утешением, но Виктор больше половины времени своей жизни проводит с ним в одной комнате — и нет, это не маска. Вблизи, за рабочим столом с инструментами он точно такой же.       Джейс учится в академии, пару часов работает, спит по восемь часов, нормально питается, выходит на улицу и общается с людьми. Просто умеет человек по-божески работать. Виктор по-божески работать не умеет.       Время 00:50 — он сидит над книгой и пытается вникнуть. Вникать не вникает, но надо хотя бы отметить, что перечитать завтра, чтобы не начинать с нуля. Раз — страница, два — страница.       — Ты чего не спишь? — искреннее недоумевающий голос из дверей.       Виктор ссутулился, наклонившись к столу, словно пытался спрятаться.       — Время — час ночи, — не то укоризненно, не то испуганно. Так пугаются богатые, когда узнают, что едят на завтрак бедные — вполне по-настоящему, но вцепиться в горло все равно хочется.       Виктор с изнуренной заторможенностью взглянул на часы. Да, действительно, час ночи.       — Иди ложись, — Джейс в халате, заспанный, растрепанный, прислонился к дверному косяку, наклоняясь в комнату.       — Да-да, только... — Виктор засуетился, бестолково перекладывая книги.       — Оставь это все, завтра разберёшься. Виктор хотел возразить, но, передумав, покорно кивнул и, вцепившись в костыль, медленно поднялся.       Костыль в виде приложения к Виктору появился совсем недавно — ещё неделю назад он ходил с тростью, но Джейс, видя, как тот мучается, настоял хотя бы на этом. Виктор был против, но недолго — некогда было, совсем не до этого.       — Давай-давай, — Джейс подошёл ближе, но прикасаться не решился — Виктор на такие вещи реагирует неоднозначно. — идём.       Виктор послушно тащится за ним в комнату. Переодевается в пижаму под чутким наблюдением Джейса (за наблюдение его не винит — сам знает, что не сиди здесь Джейс, нашёл бы срочное дело и просидел бы за книгами ещё с час) и залезает под одеяло.       — Спокойной ночи, — Джейс выключает свет и уходит.       Виктор не спит. Он устал настолько, что не может уснуть — парадокс человеческого естества.       Вот этот механизм, когда Джейс чуть не насильно укладывает его спать, срабатывал уже не в первый раз. Виктор родом из Нижнего города, он привык работать на износ, потому что там либо работаешь, либо сгинешь. Он привык, что ты имеешь смысл только если делаешь чуть больше, чем можешь — иначе зря расходуешь воздух.       И поплатишься.       Жизнь коротка, времени мало, если тратить хоть лишнюю секунду впустую, дело никогда не сдвинется. Верхние много лет учили, что это ненормально, что нужно отдыхать, спать, есть, в конце концов, и Виктор внимательно слушал, но каждую минуту безделья нервно оглядывался, вспоминая, что ещё закончено и что можно было бы доделать за это время, и чувство вины и собственной бесполезности жрало его заживо.       Швы с одежды впиваются в ребра — он похудел настолько, что это стало ощутимо. Ого.       

***

      Весеннее солнышко заливает душную комнату горячим светом. Виктор медленно разлепил веки и...       Проспал!       Он рывком сел в кровати, оглянулся на часы — одиннадцать утра. Какого дьявола будильник не сработал?       — Черт, — хромая и злясь Виктор заметался по комнате, прикидывая, на сколько пар опоздал. Результаты неутешительные. — черт, черт...       — Ты куда? Виктор оступился на пороге и удержался за костыль.       — В смысле куда... На пары, я опаздываю. Джейс демонстративно вздохнул.       — Виктор...       — Слушай, мне идти надо, давай потом, — он уже взялся за ручку двери.       — Воскресение сегодня, Вик. Никуда тебе не надо.       Виктор постоял пару секунд в нерешительности.       — Реально воскресенье?       — Именно. Переодевайся обратно, идём завтракать.       Проклятье, уже одиннадцать, это слишком поздно даже для воскресенья. День, считай, прошёл зря. Отвратительно бесит, он должен был уже закончить с тем, что начал вчера, слишком много времени впустую.       Злой и растерянный Виктор вернулся на кухню. Растрепаный, в старых растянутых шмотках, ссутулившись, забрался на стул с ногами. Джейс подвинул к нему тарелку с овсянкой. Виктор иронически поднял брови.       — Сам готовил?       — Прикинь, — обиделся Джейс.       Выражениями из нижнего города, которым научился у Виктора, он говорил только когда обижался, даже если в шутку.       — Спасибо, — безрадостно отозвался Виктор и молча принялся есть.       Вкус его не интересовал, но, наверное, было вкусно — Джейс делал идеально все, за что брался. Он и выглядел в даже домашних шмотках как принц крови, а Виктор и полном параде — как черт из табакерки. Его это не напрягало — Джейсу вообще сложно завидовать, он как высшее существо, до которого простому смертному дотянуться заведомо невозможно.       Джейс задумчиво пил кофе, поглядывая то в окно, то на Виктора. Тот с каждым днем выглядел все хуже. Так, в целом, незаметно, когда каждый день его видишь в спешке, а сейчас — ясным и ярким весенним утром — Виктор кажется посеревшим и неживым.       Джейс заметил, что тот не притронулся к чаю — скорее всего, вообще не заметил. Виктор ел механически — просто чтобы не чувствовать голода. Также безразлично он относился ко всему, что отвлекало его от навязчивых мыслей — о работе, об учёбе, о болезни. Он отключался от реальности и полностью уходил в себя. Джейс пытался его из этого вытянуть — не был бы Джейсом Талисом, если бы не пытался — но это, со всей очевидностью, было бесполезно.       Виктор делал все, что от него хотели. Ел, когда Джейс предлагал, ложился спать, когда Джейс напоминал, и вроде все шло неплохо, ему казалось, что Виктор начинает возвращаться к состоянию человека. Но как только Джейс переставал это делать — все заново. Виктор как марионетка — механически выполняет все, что просят, пока держишь, но стоит отпустить — падает и не шевелится.       — Спасибо за завтрак, — Виктор слез со стула и направился в комнату.       — Ты куда?       — Как обычно, — раздражённо бросил Виктор.       — Хватит уже. Отдохни хоть один день.       — Серьёзно? — он обернулся, вскинув брови. — Ты поэтому будильник выключил?       — Тебя же по-другому спать нормально не заставишь.       — На том свете высплюсь. Не делай так больше, — он вышел.       Вдох-выдох — Джейс пошёл следом.        — Виктор!       Виктор услышал, как хрустнул в руках сломанный карандаш.       — Я занят.       — В этом, видишь ли, и проблема.       — Ладно, заходи, — он не хочет видеть Джейса.       — Отвлекись хоть ненадолго, потом закончишь, у тебя много времени.       — Джейс, давай потом.       Он не хочет видеть Джейса, потому что не хочет с ним ссориться.       — Нет, давай сейчас.       Ссориться придётся.       — Уже и так поздно, мне нужно работать.       — Всем нужно, но ты уже не в состоянии. Сам видишь.       Виктор трёт переносицу и закидывает голову назад.       — Чего ты хочешь?       — Пойдём на улицу, тебе нужен воздух.       — Пойдём, — Виктор не хочет никуда идти, но Джейс не отстанет, если просто отнекиваться. Придётся обо всем говорить.       Виктор морщится и поднимается на ноги.       Идут недолго — ходить все-таки тяжко, и Джейс это замечает раньше, чем Виктор позволяет себе признаться. Джейс падает на ближайшую лавочку в парке, Виктор аккуратно садится рядом. Мыслями он находится где-то не здесь — и Джейса это злит — Виктор опять превращается в куклу.       — Что с тобой?       — Смотря что конкретно ты имеешь в виду, — Виктор смотрит в сторону.       — Хватит, Вик, ты понимаешь, что я имею в виду.       — Я не хочу это обсуждать.       — Веришь ли, я тоже. Но ты умрёшь такими темпами.       — Я и так умру, — Виктор обернулся и бросил на него потухший взгляд из-под прикрытых век. — Очень скоро. В этом, мать его, и смысл. Хамердингер дал нам десять лет — я столько не протяну!       — Мы не изучили всех возможностей хекстека, может быть...       — Мы не успеем! — заорал Виктор и впервые поднял глаза на Джейса — он злился до отчаяния. — Мне некогда отдыхать. У тебя есть целая жизнь на великие свершения, у меня — нет. Что скажут о человеке, который взялся за эпохальную работу и ничего не сделал?       — Какая разница, что скажут? — Джейс недоумевал вполне искренне. — Я вижу, сколько ты сделал, почему тебе важно, что думают люди?       Джейс не понимает, почему Виктор, никого к себе не подпускавший, ничем не делившийся, самодостаточный и спокойный, внезапно беспокоится об общественном мнении.       — Я хочу прославиться этим, — Виктор неопределённо махнул рукой в сторону дома, хранившего их хекстековую тайну. — Потому что это мой единственный шанс запомниться хотя бы кому-то. Я не проживу достаточно, чтобы сделать это как нормальные люди.       Виктор замолчал и снова посмотрел на Джейса. Он ждал, что тот поймёт. Даже был в этом уверен. Виктор мог бояться показаться слабым или сказать что-то обидное — он мог сомневаться в себе, но в Джейсе — ни на секунду.       Джейс смотрел на Виктора не отрываясь, пока тот говорил, не глядя на него, но тем не менее дернулся от неожиданности, когда тот резко уставился на него. Сияющие глаза блестят как проклятое пиратское золото. Виктор доверяет ему самый тщательно хранимый секрет.       Джейс понял.       — Ладно, — кивнул он. — все хорошо. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Надо было раньше сказать.       Виктор засмеялся не то от облегчения, не то от нервов.       — Надо было, конечно.       Помолчали. Виктор улыбнулся, запрокинув голову. Солнце бросает лучи сквозь листья на бледное лицо со слабой улыбкой. Виктор красивый, вообще-то.       — Ты главное раньше времени не умри, а то есть все шансы. Договорились? — Джейс тоже улыбнулся.       — Отвечаю.