Ещё одна зависимость

«У сигарет не бывает вкуса, чувак. Это тебе не сраный стейк свинины. У сигарет только запах» — втюхивал ему тощий длинноногий парень-колумбиец, живущий в камере по соседству. Если бы он жил одной камере с Эндрю, то последний придушил бы его во сне. Как он вообще мог судить о вкусах сигарет, когда последний раз курил года два назад? Вкус сигарет всегда был одним и тем же. Так бы сказал Эндрю, если бы был на месте Нила Джостена, который даже не носил собственно имени, а только и делал, что подсовывал хорошо продуманное мерзкое вранье на любой вопрос. Эндрю так не думает. В его жизни было слишком много сигарет и слишком много вкусов, чтобы он не цеплялся за них, не замечал, игнорировал их. Их вкус становился подобно обезболу. Пожалуй, одному из лучших болеутоляющих после виски, разумеется. Звучит бредово, но Эндрю казалось, что он всецело исцелялся сразу после того, как вдыхал в себя никотин. Впервые он держал в руках сигарету лет в двенадцать или даже того раньше. Тогда у этой первой сигареты был вкус злости, отвращения и ненависти. А ещё желания делать всё назло другим. Слишком много всего в одной сигарете. Но она была первой, а поэтому сочетающий в себе совокупность того, что так часто чувствовал двенадцатилетний Эндрю. Если не больше. Он смаковал сигарету, видя перед собой размытый образ отчима и приёмных братьев. Вместе с табаком, превращающимся сначала в пепел, а затем в дым, исчезали все они. Стирались перед его глазами, развивались по ветру. Сигареты первоначально весьма отлично помогали перейти в ту стадию, на которой не нужно было сосредотачиваться на реальности. Они позволяли отключиться на пару минут, абстрагироваться от всего того дерьма, что происходило вокруг него или с ним. В исправительной колонии дым сигарет приравнивался к свободе. Такой далёкой и, казалось, недосягаемой. Для Эндрю она была чем-то, что скрывалось за тёмными бетонными стенами. Вместо сигарет он переключился на Экси. Хреновая замена, но это лучше, чем сидеть целыми днями в запертой комнатушке. Когда Эндрю выкурил сигарету после тюрьмы, но на вкус она была как чёртов божий дар, если бы Миньярд верил в бога. Хотя, скорее всего, то было дело рук Дьявола, но плевать. Она была отвратительной и разрушительной, и заполняла горечью до краёв, позволяя выдохнуть остатки чего-то неясного и размытого, что могло бы находиться внутри Эндрю. Если бы там не было пусто. А ещё сигареты позволяли избавиться от назойливой компании. Они не сбивали с толку. Они молчали. И с ними было спокойно. С Нилом Джостеном спокойно не было. Этот врун, кажется, пытался привязать себе подобное действие, но увы, успехом оно не увенчалось. Он был рыжим вихрем, всплеском пламени, заставлявшем Эндрю вспоминать о том, что люди способны чувствовать слишком много всего. Странное и непривычное ощущение, с первого раза показавшееся весьма мерзким. От него хотелось избавиться. Проблема была в том, что от Нила избавляться не хотелось. И это походило на грёбанный замкнутый круг. При любой комбинации (с Джостеном или без него) Эндрю оказывался в проигрыше. Он под завязку заполнялся теми эмоциями, которые не хотел и не мог их избежать. Сигареты тут мало чем помогали, и это довольно раздражало. Потому что они каким-то образом служили одной из многих нитей, что соединяла его с Нилом. Со стороны сигарет это казалось предательством. «Не курю» — произносил Нил. Очередная ложь, которую он с лёгкостью выдавал окружающим. Хотя то, что он делал с сигаретами сложновато было назвать «серьёзным курением». Но для Эндрю всегда было только два пути — либо ты абсолютно точно не куришь, либо абсолютно точно куришь. Джостен каким-то образом выбивался (снова) из правил, становясь исключением. Иногда он курил. А иногда нет. Иногда он невероятно тупо расходовал превосходный табак. Иногда Эндрю становилось даже не плевать на то, что он это делал. А это иногда злило его ещё сильнее. Эндрю делает затяжку, и выдыхает струйку сероватого дыма в прохладный ночной воздух. Он чувствует на себе взгляд льдисто-голубых глаз, но всё равно не поднимает взгляд. Это больше похоже на борьбу с самим собой, чем с Джостеном. Через несколько минут за сигаретой Эндрю тянется испещрённая шрамами рука. Эндрю делает ошибку — слегка поворачивает голову в бок и не успевает перебросить сигарету в другую руку. А ещё он замирает на несколько секунд в льдинах, и позволяет этому чувству превратить всё внутри себя в руины. Сигарета исчезает из его руки. В конце концов, получалось так, что Нил — это ещё одна зависимость, выжигающая его внутренности посильнее сигарет. Он как пистолет, приставленный к его лбу. Можно сделать шаг назад, отойти на значительное расстояние, но выстрел-то всё равно произойдёт. Эндрю выдыхает, хотя затяжки и не делал. И дышится почему-то особенно легко.