Зеркала

Македонский. Падший ангел, красный дракон и просто самый тихий человек в Доме. О нем никто ничего не знает, а он сам иногда думает, что хотел бы, чтобы и о его существовании никто не знал. Но под крышей Дома живет слишком мало существ, чьи желания имеют какое-то значение. Первым наплевавшим на желания Македонского становится Сфинкс. Этот странный парень с глазами мудрой кошки почти мимоходом достает его из этой неостанавливающейся карусели «от небес до ада», пускает в их жизнь, дает гарантию безопасности. И Македонский ценит это бесконечно и готов отдать Сфинксу все, чего он пожелает, но ему уже не до него, слишком много дел на его плечах, а кроме Слепого ему и не интересен никто. И Македонский снова остается один. Мало людей действительно умеют смотреть на мир «со стороны». Кузнечика научил этому Седой, Македонского— одиночество. И он смотрит. Из его любимого угла у окна получается отличный наблюдательный пункт, и спустя время он может рассказать о состайниках больше, чем могли бы они сами. Он учится предугадывать их желания, видеть их боль как свою собственную и читать просьбы в воздухе до того, как просящий сформулирует ее сам. Идеально справляющийся с новой ролью, тихий и такой незаменимый Македонский… а кто поможет ему? *** Черный их всех искренне презирает. По многим причинам, вообще-то, но в последнее время— из-за Македонского. Неужели он один замечает, что он в последнее время почти не появляется в столовой и похудел, хотя это, казалось, уже невозможно? Что он, идеальный Македонский, стал ронять пепельницы и переворачивать чашки, а в чай регулярно вместо сахара сыпет соль? Он же совершенно точно не в порядке, почему они все делают вид, что ничего не происходит? Все слишком заняты новым законом. Бегают за девушками как привязанные, хоть всех в псов зачисляй и ошейники выдавай, чтобы было куда веревочки цеплять. Сам Черный думает, что это отвратительно. Девушки и девушки. Ничего особенно, а уж тем более никакого повода так суетиться. А тут вот даже Слепой… но это все не важно. Сейчас надо разобраться с Македонским. Только как с ним разберешься-то? Черный думает поговорить с ним после ужина, но в комнате его нет, и где он ходит, разумеется, никто не знает. Черный решает ждать. Состайники разбредаются по своим делам, а он все сидит на кровати и читает, хотя ему давным-давно надоело, и вообще он собирался сходить в Кофейник, а еще Табаки все это время невероятно раздражающе напевает свои песни для ожидания. Он-то чего ждет, интересно? Табаки отвечает, что ждет того дивного момента, когда Черный наконец-то перестанет сидеть тут с видом цербера на цепи и «соизволит наконец перенести свою задницу в коридор, чтобы принц на белом Мустанге смог наконец пригласить даму своего сердца». Черный кидает в него книгой и все-таки уходит. Даме сердца Табаки и так не слишком в жизни повезло, так пусть хоть сейчас порадуется. Ему уже кажется, что стоит действительно пойти в Кофейник, поболтать там с кем-нибудь, провести вечер по-человечески, но что-то внутри так упорно твердит, что надо все-таки найти Македонского и поговорить с ним, что Черный просто не может это игнорировать. Не то чтобы он верит во всю эту ерунду с предчувствиями, но если чего-то так упорно хочется, вероятно, есть смысл это наконец-то сделать. «Если хочешь уединения, найди место подальше от лестниц» И это на удивление работает. В каком-то дальнем, богом забытом углу третьего этажа сидит его драгоценный Македонский. Вжавшись в стену, прижав колени к груди и опустив голову, выглядит то ли мертвым, то ли спящим, и только тлеющая сигарета в его руке свидетельствует о том, что по крайней мере несколько минут назад он был жив и в сознании. Черный идет к нему. Македонский, услышав шаги, вскидывает голову быстро, смотрит почти испуганно. Лампочка в этой части коридора перегорела, так что тусклый свет закатного солнца из далекого окна делает его черты лица еще острее, чем обычно, а веснушки выглядят совсем чёрными. —Черный? Что-то случилось? Вскакивает, туша сигарету об пол, смотрит на него удивленно. И Черный себя вдруг как-то неловко чувствует. Человек, может, уединиться хотел, а он тут пришел со своими глупыми вопросами… хотя просто развернуться и уйти сейчас будет еще более глупо. —Да я… тебя искал…— смущенно чешет затылок, думая, как бы так спросить, чтобы получить хоть какой-то ответ. —Ты что-то… неважно выглядишь в последнее время. У тебя все хорошо? Задать вопрос еще глупее не мог бы никто, и Черный мысленно ругает себя за то, что так и не смог нормально выразить то, что вертелось у него в голове последние полдня, хотя это звучало бы примерно как «они все такие идиоты, а я за тебя почему-то волнуюсь и в упор не понимаю, почему, так что с тобой происходит, признавайся», так что слава богу он хотя бы не сказал это. Македонский вдруг тихо смеется, и этот смех, какой-то печально-горький, пробегает по пустому коридору. —Спасибо за беспокойство, Черный, но я в порядке. Просто устал, надо спать больше…— отвечает, отходя от стены и делая шаг в темноту коридора, —до вечера. И пропадает куда-то, привычно растворяясь в воздухе. Черный чертыхается себе под нос и бредет обратно в сторону лестницы. Перед глазами только огромные буквы «миссия провалена». Ну, попытаться все равно стоило. А он еще и в Кофейник зайти успеет. *** В Кофейнике хорошо и спокойно. Никаких буйных крысят, и даже Табаки нет, видимо все таки проводит время со своей «дамой сердца». Из колонок играет какая-то спокойная музыка, за окнами садится солнце. Идиллия да и только. А у Черного из головы Македонский не выходит. Сгорбленная в углу фигура с сигаретой в руках (Македонский курит вообще?), его почти истеричный смех, болезненный вид и странное поведение… «Почему меня вообще это волнует», думает Черный, «он ведь не ребенок, даже если у него проблемы— он ведь может с этим справиться.».. Но спокойно посидеть все равно не выходит. Черный возвращается в спальню, где вообще никого нет (видимо, Шакал с дамой успели сменить локацию), и снова коротает время чтением. Состайники неспешно подтягиваются, здороваются, спрашивают, как вечер прошел и где он вообще шлялся; Черный что-то невнятно отвечает, намек все понимают и больше к нему не пристают. Македонский возвращается последним. Проскальзывает в комнату, тихо здоровается, кивает Черному и привычно устраивается в своем углу. Черному все равно неспокойно. *** Македонский влетает в ванную, захлопнув за собой дверь. Краешком сознания понимает, что такой стук в час ночи мог разбудить пол стаи, но сейчас совсем не до того. Жизненно необходимо оказаться в освещенной комнате, чтобы демоны, живущие в темноте, ушли, и он мог наконец-то выдохнуть. Тусклая электрическая лампочка под потолком не подводит, и Македонский, тяжело дыша, облокачивается на раковину, заглядывая в зеркало. Оттуда на него смотрит ходячий мертвец, не иначе. Понятно, почему Черный с такими странными вопросами подходил, он действительно выглядит как умирающий. Хотя кто бы выглядел лучше, проводя по трое суток без сна. За спиной Македонского распускаются крылья. Зеркало очень чётко передает белые перья в алой крови, а ему кажется, что он слышит шелест перьев и чувствует их тяжесть. «Разве ангелу подобает шляться здесь в таком виде!?» В ушах звенит, а голоса подступают со всех сторон. «Помоги мне, Господи!» За его спиной возникают все новые и новые люди, прямо над его правым плечом возникает его мать, за другим— дедушка. «Да он же сущий дьявол!» И голос Сфинкса, громче всех остальных, гремит в ушах… «Чтобы никаких чудес, Македонский.» Зеркало с оглушительным звоном рассыпается по полу осколками. Македонский несколько секунд смотрит на собственные окровавленные костяшки, потом оглядывается за спину и слабо улыбается. Тишина. Но дверь за его спиной распахивается снова, и Македонский на секунду действительно верит в то, что там сейчас появятся люди из зеркала, но там всего лишь Черный. Заспанный, растерянный и моргающий от резкого света, но быстро приходящий в себя. —Что тут произошло?— рычит тихо, закрывая за собой дверь (Македонский благодарен ему за то, что сюда хотя бы не сбежится пол Дома), —Это твоя кровь!? Ты зеркало разбил? Македонский еле заметно кивает, машинально пряча окровавленные пальцы в рукава свитера, но Черный уже слишком близко, хватает его за запястья резко, почти больно. —Вот даже не вздумай сейчас убегать. Объясни мне наконец, что происходит. Я… я за тебя переживаю. Македонский от последних слов вздрагивает, голову вскидывает, чтобы смотреть ему в глаза, ожидая увидеть там насмешку, но не находит… Черный действительно встревоженным выглядит, всматривается в его лицо, ища ответы, и все еще руки не отпускает. —Да все правда в порядке…— Македонский запинается, осознавая, как глупо это звучит с учетом разбитого зеркала и капель крови на фоне. Черный вопросительно поднимает бровь. —Я.. мне просто поспать нужно, правда… просто поспать… На Македонского вдруг наваливается вся усталость мира одновременно, голова кружится невыносимо, перед глазами стоит уже почти испуганное лицо Черного, он чувствует, что падает… а потом все темнеет. *** Его будят солнечные лучи, бьющие в глаза. Солнце? Уже так поздно? Завтрак уже кончился, наверно… события прошлой ночи всплывают в голове только сейчас, и Македонский резко распахивает глаза, пытаясь сесть, но ему мешают… чьи-то руки, обнимающие его со спины. Когда его глаза перестают слезиться от света, он видит Шакала, с ошалевшим от восторга лицом и явно готового заорать. —Ни слова, Табаки. Хриплый после сна голос Черного раздается прямо у него над ухом, и Македонский вздрагивает, оборачиваясь. Черный, совсем едва заметно покрасневший, отстраняется от него. —Ну, ты хотя бы больше не выглядишь как покойник…— говорит себе под нос, —и даже не думай пропустить завтрак, Македонский.