Воспоминания навеяли

В тот день снег валил, не переставая, уже третий час. Белоснежные крупные хлопья падали на землю, осыпая всю территорию клана. Что ж, для Гу Су такая погода была вполне нормальной и никого особо не удивляла. И обычно в такое время почти все, за исключением особенно занятых, выходили из своих комнат и наслаждались чарующей картиной. Но тогда температуры были довольно низкие, поэтому все предпочли сидеть у себя и найти другое занятие. Исключением не стал и Лань Сичень. На самом деле, он не очень-то и огорчился этой новости. Всё же, у главы клана есть дела куда важнее, чем разглядывание такой простой вещи, как снегопад. Но всё же он позволил себе ненадолго засмотреться в окно. В голове Нефрита настойчиво давало о себе знать воспоминание, которое не отпускает его ни на день. Когда это случилось, также валил снег, было также холодно. Только ему было всего лишь семнадцать и он вместе со своим младшим братом были истинной гордостью своего дяди. Совсем юные, но очень образованные, талантливые и с невероятно хорошим потенциалом. Когда это случилось, Лань Чжань был отправлен на обучение в другой клан. Когда это случилось, Лань Сичень впервые за всю свою жизнь нарушил сразу несколько правил Гу Су. Когда это случилось, дядя решил лично взяться за его наказание. Лань Хуань сделал пару небольших глотков горячего чая и вновь перевел взгляд на вид за окном, позволяя себе ненадолго погрузиться в воспоминания. *** — Позор! Ты — первый Нефрит ордена Гу Су Лань. Я ставлю тебя в пример всем ученикам. В будущем ты должен занять место главы клана, а ты позволяешь себе напиваться! Кроме того, в таком состоянии ты вышел из комнаты и начал петь далеко не самые приличные песни, — Лань Цижэнь уже второй час отчитывал Лань Сиченя, пока тот стоял на коленях перед ним, устремив взгляд в пол. Он слушал, не перебивал. Во-первых, воспитание давало о себе знать, а во-вторых, очень хотелось узнать, что же он вчера такого сделал, потому что после алкоголя не помнил ровным счетом ничего. И с каждым пунктом сердце Нефрита начинало биться чаще. Да не мог он всё это сотворить! Но дядя бы точно не стал врать, поэтому Лань Сичень пытался смириться с суровой реальностью. По тому, что он в целом услышал от дяди про прошлую ночь, Нефрит понял, что нарушил правил десять, не меньше. — Я признаю свою вину и жду сурового наказания, — всё, что смог выдавить из себя Лань Сичень. Он и так чувствовал себя ужасно после алкоголя, так еще и такие новости. Всё это смешалось внутри и создавало просто ядерную смесь. — И получишь его, можешь не сомневаться. Нужно, чтобы ты усвоил урок, поэтому мне следует подумать, как именно тебя наказать. Придёшь сегодня вечером, а сейчас можешь идти, — Лань Цижэнь вздохнул, сверля холодным взглядом племянника. Тот стоял всё также. Будто каменное изваяние, не способное на проявление каких-либо эмоций. Если не знать, что Нефрит в тот момент страдал жутким похмельем, то догадаться самому было просто невозможно. — Да, дядя, — голос был ровным. Нефрит прикладывал всё силы, чтобы придать ему холодную отстраненность. Поднявшись с колен, он поклонился дяде и ушёл, закрывая за собой дверь. Лань Цижэнь ещё долго смотрел на дверь, за которой скрылся племянник. Он на самом деле не думал, что Лань Сичень на такое способен. Он всегда был прилежным, послушным и никогда не пил. Почему теперь все пошло по наклонной? Ладно, с этим ему ещё предстоит разобраться, а пока нужно придумать, как именно следует наказать Нефрита. И в голове Лань Цижэня уже появилась довольно необычная идея. Вечером того же дня Лань Сичень стоял на пороге дяди, ища в себе силы, чтобы постучать. Наконец собрав волю в кулак, он несколько раз стукнул кулаком в дверь. Она отворилась почти сразу. Лань Цижэнь отошёл от двери и махнул рукой, в знак приглашения. Нефрит вошёл в комнату, осматриваясь. С того момента, как он покинул это место, тут кое-что изменилось: в центре комнаты появился низкий столик, а на нём лежали пучки прутьев. Кажется, их срезали с ивы, растущей неподалёку от покоев дяди. Нефрит очень любил сидеть под этим деревом, когда у него было свободное время, поэтому он внимательно рассмотрел каждую деталь. Ему всегда нравились ветви, окруженные со всех сторон зелёными листами. Но сейчас листья были оторваны вместе с некоторыми сучками. Прутья были идеально ровными и гладкими. Нефрит про себя подумал, что очень уж они внешне на розги похожи. До Лань Сиченя не сразу дошло, в чём именно будет заключаться его наказание. А когда к нему пришло осознание, он отмахнулся от этой мысли. Ну не может такого быть. Если бы дядя хотел наказать его подобным образом, то сделал бы это не собственноручно и явно не розгами, а линейкой. Первый Нефрит перевёл недоумевающий взгляд на Лань Цижэня. Тот, в свою очередь, сохранял абсолютно нейтральное выражение лица. Он будто прочел мысли племянника и не удержался от небольшой ухмылки. — Ты всё верно понял. Раздевайся и ложись. После услышанных слов Лань Сичень почувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Он не хотел верить своим ушам, но ему всё же пришлось. На ватных ногах подойдя в столу, Нефрит опустился перед ним на колени, дрожащими руками развязывая пояс и стягивая штаны. Всё делалось на автомате, так как мозг ещё не до конца осознал, ЧТО сейчас будет происходить. Всё осознание пришло лишь когда Лань Сичень уже лежал грудью на гладкой столешнице и нервно сжимал пальцами её край. Нефрит чувствовал, что сердце колотится прямо в горле. Он думал, что самое унизительные проходило тогда, когда он раздевался, но теперь стоять в подобной позе и ожидать наказание казалось в разы мучительнее. За то время, пока Лань Цижэнь перебирал прутья, выбирая наиболее подходящие, Нефрит успел в тысячный раз проклясть себя, свои выходки и всё вино, существующее в мире. Наконец дядя встал прямо за ним, держа в руках выбранный прут. — Я готов, — голос был ровным и твёрдым, что удивило самого Лань Хуаня. На самом деле, он совершенно не был готов, но признавать этого явно не хотел. Разумеется, уровень его готовности никак бы ни на что не повлиял и от осознания этого Сиченю становилось плохо. Если задуматься, то он был даже рад, когда всё началось. Можно было сосредоточиться на боли и не думать о гнетущем унижении. Первый удар был совершенно не таким болезненным, каким представлял его себе Нефрит. Он оставил после себя лишь небольшую розовую полосу на нежной коже. «Один.» Считал про себя Сичень, ожидая продолжения. Удар. Ещё. И ещё один. Ощущения накладывались друг на друга, оставляя лишь боль, растянувшуюся, кажется, по всему телу. Нефрит, оставаясь в таком положении, мог лишь иметь возможность тяжело дышать и сжимать край стола до побелевших костяшек. Все силы уходили на то, чтобы оставаться на месте, не ерзать и не пытаться закрыться. Со счета Лань Сичень уже давно сбился, но был уверен в том, что миновал уже третий десяток. Нефриту казалось, что кроме вспышек боли и стыда, заливающего щеки алым цветом, в мире больше ничего не происходит и происходить не может. Один из прутьев сломался, оставив царапину, на которой почти сразу выступили капли крови. Лань Цижэнь ловит себя на мысли, что до безумия сильно хочет стереть кровь, провести пальцем по царапине. Возможно, он был бы не против даже провести языком по ярким отметинам, остающимся на ягодицах и бедрах. Он сразу одергивает себя, продолжая наносить удары с новой силой. Он не должен думать о таком, он не должен желать делать подобное со своим племянником. Но все свои нравоучения Лань Цижэнь напрочь забывает, когда слышит сдержанный всхлип — первый звук, который издал Сичень за всё время наказания. Он остановил руку, которой практически беспрерывно наносил удары последние две минуты, прямо в воздухе. Лань Цижэнь оценивал плод своих трудов: розовые и красные полосы, переплетающиеся между собой, кое-где выступившая кровь и, наконец, подрагивающее тело племянника, который всё также послушно лежал на столе и ждал, когда всё это закончится. Лань Сичень не думал уже ни о чём. Его уже практически не беспокоил стыд. Он хотел лишь оказаться в тёплой постели и забыться, не думать о том, что произошло. Из этого состояния его вывели горячие руки дяди, что уже не били, а заботливо размазывали какую-то мазь по коже. Вначале довольно сильно щипало, от чего приходилось прикусывать губу, чтобы не шипеть от боли, потом приходило онемение и боль постепенно отпускала. Через несколько минут Лань Сичень почувствовал, как Лань Цижэнь, наконец закончивший с мазью, поставил его на ноги и прижал к себе. На этот жест Нефрит уткнулся лбом в плечо дяди и громко, несдержанно всхлипнул. Цижэнь успокаивающе гладил племянника по голове, буквально таща его к кровати. Бережно и предусмотрительно уложив Сиченя на живот, он укрыл его одеялом и сел рядом, гладя теперь уже спину. Первый Нефрит решил, что кровать дяди — тоже кровать, да и теплые руки Цижэня убаюкивали, поэтому Сичень спокойно уснул, полностью отдаваясь ласкам дяди. *** — Цзэу-Цзюнь, я могу войти? Из раздумий главу клана Лань вырвал низкий голос дяди. Сичень мягко улыбнулся и кивнул. — Разумеется, дядя. У Вас какое-то дело? — поинтересовался Нефрит, пока наблюдал, как Цижэнь устраивается напротив него. — Нет, лишь хотел узнать, как продвигаются дела, а застал тебя, так сосредоточенно смотрящим в окно. Ты о чем-то задумался? — в голосе Лань Цижэня звучала тёплая улыбка, обращённая к племяннику. Сичень медленно оглядел дядю и понял, что сейчас был бы не против повторить события десятилетней давности. А Лань Цижэнь и сам был бы явно не против, но каждый из них думал, что говорить об этом явно не следует. Поэтому глава клана решил сам нарваться на наказание. Конечно, в этот раз будет сложнее, благодаря статусу и возрасту, но он уверен, что у него обязательно всё получится. — Да так, ничего особенного, дядя. Просто воспоминания навеяли...