***
Нет ничего трогательнее ритуала усмирения. Нет и не было, потому что хоронят живых, оставляя их живыми. Человек становится созданием. Поначалу за этим было тревожно наблюдать. Не смотря на то, что мне было, за что (а точнее — за кого) ненавидеть магов, смотреть на их полу-казнь было слишком для юной храмовницы. Предотвращение риска такими радикальными мерами стало темой подростковых переживаний. Я верила, что найду другой метод. Искала его в иноязычных библиотеках, пыталась поговорить с долийскими эльфами, полновесно раскрыть душу магов из Круга. Я была уверена, что одна этим так озабочена. Но стала старше, побыла с новобранцами, и заметила, что каждый второй ищет альтернативу ритуалу усмирения. Но держат это в тайне так, как обычные подростки скрывают от родителей мастурбацию. У храмовников из-за лириума или заостряется, или слабеет чувство влечения, видимо подобные тайные научные исследования сублимируют половое созревание. Я испытала это и на себе, ведь, даже привыкнув к зельям, не захотела ложиться к кому-нибудь в постель. Ровно до момента, когда перестала выдавливать из себя чувства к окружающим меня храмовникам или мирным гражданам, и присмотрелась к магам. Ощутила, как бьётся волшебство в их ладонях, когда я к ним прикасаюсь. И осознала, что властна над ними, могу решать, где им находиться и что делать. Но всегда рисковала. Маги выше меня, опаснее, им ничего не стоит мгновенно разорвать меня изнутри или медленно и незаметно добить порчей. Неизвестно, кто на самом деле в Кругах над всем правит: страшные плохие храмовники или бедные несчастные маги. Но я знала, где была сильнее, где наверняка выигрывала: ни один маг не ведает, как проходит ритуал усмирения, он только наблюдает последствия. Зато я могу это действо провести. И прокручивала эту мысль в голове каждый раз, когда брала Эльзу. Каждый чёртов раз. Каждое слово, каждый звук, связанный с этой идеей. И кончить могла в разных положениях, но только когда представляла, как усмиряю магессу. Но всё-таки встревожилась, когда оно воплотилось в жизнь. Потому что не должно было. Есть фантазии, которым не место в реальности. Вроде секса с мертвыми или детьми. Точно так же я могла представлять Эльзу мертвой, но убивать её не хотела бы. Я испугалась. Как тогда, будучи подростком, наблюдая за усмирением. Ближе к взрослению я прониклась самим ритуалом, но я не любила думать, что бывает дальше. И не знала, что теперь буду чувствовать к Эльзе, как сложатся наши жизни дальше.***
Хоук постоянно шатается возле моего кабинета. Посохом виляет, настырна и горделива всем видом. В такие моменты мне даже жаль других отступников, которые в паранойе сдерживают любые магические порывы. Хоук-то что: подкупила там, посветила узнаваемым мазком на носу тут, напомнила о титуле ещё чёрт знает где… И, видите ли, «свободу магам»! Свободу взрывам, свободу отрыванию ног и сожжению детей! Давайте превратим Киркволл в посёлок из десяти калек! В лучшем случае — в развратный Тевинтер! И этого добивается наша известная на весь город магесса, Защитница, знать, в верхах Верхнего города живущая, лучшая подружка капитана гвардии — истинный пример для подражания. Ко мне прилизывается, видимо уверена, что я от лириума свихнулась. Кабинет Орсино на расстоянии вытянутой руки, и Мариам думает, что не замечаю, когда после наших визитов она туда проскальзывает. Наверняка не скажешь, кто у кого отсасывает: Орсино у Хоук или Хоук у Орсино, скорее всего это взаимно. У Защитницы-то чести немного, наследников не рожает, со всякими проститутками по углам обжимается, а Орсино вряд ли бы дала даже проститутка. Сегодня Мариам согласилась помочь мне разыскать трёх отступников. Я знала, что она даст им сбежать, а мне скажет, будто всех убила на месте. Не иначе как я живу в первый день и не знаю о солидарности магов! Меня не сильно волнуют судьбы тех несчастных: не попадут в наш Круг, так перехватят где-нибудь в Орлее, это уже их проблемы. Но хотелось посмотреть, с каким лицом Хоук будет слушать условия дела. Как она будет меня убеждать, что всё сделает, «да, конечно, Мередит, могу ещё сочинить про тебя молитву и отполировать до блеска твою корону», примерно так она и ответила, чёрт возьми! И искренней делается, такой невинной, несчастной, ей так неловко, что вот магом приходится быть и с храмовницей на равных общаться… Я за это лицемерие отправила её к Эльзе, якобы за всей информацией об отступниках. На самом деле я хотела намекнуть, где этой Защитнице место. Хоук чуть выше Эльзы, солнце на её лбу будет маячить перед глазами Мариам весь разговор. Свободным магам от вида усмиренных становится плохо. Иногда их даже тошнит. Думаю, Защитница покрепче будет, может и поймёт мою угрозу. И я не буду ждать, когда она вызовет демонов и уничтожит половину города. Как и не буду выжидать революцию, которой начинают пахнуть подвалы Нижнего города и норы Клоаки. Я собиралась усмирить Хоук вот-вот, только оттягивала момент, чтоб насладиться путаницей связей и сговоров, которые она плетёт вокруг себя. Пусть хоть раз проколется. Пусть эта её гордость грохнет, и она сама будет рада усмириться, лишь бы не ощущать, прости Андрасте, вселенского позора! Я достала из шкафа медный колокольчик и ритмично позвонила. Спустя миг в кабинете стояла Эльза. Из её рук выпадали бумаги, и она с абсолютно равнодушным лицом наклонялась за каждой. Это длилось около минуты, потом я потеряла терпение: — Брось ты их! — На пол? — Да хоть куда-то… Всё равно я уверена, что никто их просматривать не будет. Я тебя не за этим звала. Эльза осторожно положила бумаги у стены, рядом с десяткой стопок таких же. Медленно подходила к столу. Её веки были гордо опущены, а зрачки подняты — меня пьянила эта неизменная деталь в усмиренных. Они будто насмехались над нами: что-то там чувствующими, глубоко думающими, тонкими натурами, создающими драмы и мировые трагедии. Усмиренные же укутались монотонной работой и живут себе. Настолько скучные, что даже не думают, хотят ли умереть от этой скуки. Собственно, и хотеть не способны. Что за очаровательные создания… Эта дерзость в глазах мне нравилась не только сама по себе, но и желанием подавить её. То, что это невозможно, заводило ещё больше. Я расстегнула большую часть пуговиц на рубашке и высвободила уставшую от тканей грудь. Мне нравилось чувствовать, какая она большая. И ощущать равнодушие Эльзы тоже нравилось. Ни тянется, ни смущается, даже виду не подаёт. И всё это — мои старания. — Иди сюда, моя хорошая. —Вы хотите, чтобы я вам отлизала? — Безразлично. Почти что издевательски. — А ещё чтоб вставила. Всю свою усмиренную руку. И когда она, голая и покрасневшая от обилия движений, копошилась в моих бедрах, я представляла на её месте Хоук. Заломленные тонкие бледные руки. Разведённые ноги. И это непревзойдённое равнодушное лицо. Доигралась. Допрыгалась. Доколдовалась. Послушная, покорная, без этой наигранной наивности. Теперь она не ходила бы к Орсино и к своим проституткам. Она бы жила у меня в ногах, под столом. Её товарищи, подобно воронам, летали бы по Киркволлу и всё каркали «Где Хоук, где Хоук?». Не считая этого, всё в городе стало бы спокойным. Спокойный город… Есть своё очарование – в спокойствии. Особенно, когда ты сама его создаёшь. Будто наново порождаешь людей, идеальных и полностью тебе подчинённых. Ведь, всё-таки, не смотря на очевидные плюсы, без абстрактного мышления и эмоций выжить одному тяжело. Я сжимаю Эльзу в объятьях. Раньше, когда её тело было так близко, вместе с биением сердца я чувствовала, как бьётся в её теле магия, как пытается вырваться из клетки, как ей там неуютно. Эльза приобрела покой. Приобретет и Хоук. Приобретут все маги, и будут здесь, в работе, под моей защитой.