Гринч и украденное Рождество

      Джейсон никогда не считал себя сильно угрюмым человеком. Он шутит и смеется, подкалывает ребят и подхватывает их дебильные шутки, но всё, что касается праздников, для него...не такое, как для других.       Джейсон не из тех, кто будет судорожно искать подарок на День Святого Валентина. Повезет, если вообще не забудет и купит дешевую коробку конфет. За это его Карэн и бросила. Через год это сделала Магнолия. А потом Джейсон уже сам расставался с девушками в феврале, чтобы не доставлять другим проблем.       Джейсон не из тех, кто будет украшать двор пасхальными кроликами или хэллоуинскими тыквами. Он наоборот уйдет из дома, чтобы его не доставали эти добросердечные старушки-соседки с домашними кексами или дети, переодетые во всякую херотень. Джейсон уж точно не будет покупать ради них конфеты, чтобы раздавать направо и налево.       Джейсон не из тех, кто придает значение Дню Благодарения и как-то особо его празднует. Его максимум — отсидеть небольшой обед с командой, не подавая виду, что он вообще здесь присутствует. А потом незаметно уйти, чтобы не портить другим праздник. И не смотреть, как они все разъезжаются по домам. К семье. Потому что семья Джейсона — вот она, перед ним. Двумя именами на надгробной плите. Мелания и Кайл Колчеки. Любимая мать и любимый младший брат. Погибли в автокатастрофе, пока ехали за покупками в этот день. Джейсону не стыдно даже, что он запоминает годовщину их смерти не точной датой, а по празднику. Четвертый четверг ноября. Чертовщина какая-то. И так глупо, маме едва перевалило за тридцать, Кайлу было шесть. Теперь Джейсон и сам почти того же возраста, что и мама, а брату могло бы исполниться двадцать два. Отец же сюда никогда не приходит, и Джейсон не уверен, что тот вообще еще жив.       Джейсон не из тех, кто чувствует особое, трепетное отношение Рождеству и Новому Году. Для него эти дни ничем не отличаются от больше трёхста предыдущих. Его не забавляют веселящиеся на улице дети, не доводят до восторга рождественские ярмарки и новогодние забавы. Все в команде тайно, хотя вот Мëрвин и в открытую, называют Джейсона Гринчем, похитителем Рождества. Колчек только хмыкает: ведь это именно он, у кого это Рождество украли.       Украли Рождество, День Рождения и Пасху. Украли День Независимости и Хэллоуин. Лишили Дня Благодарения и Нового Года. Потому что это не стоило сил. Не стоило времени. Не стоило денег. По мнению его отца.       По мнению его отца, Джейсон родился сразу с заполненной взрослыми проблемами головой. По мнению его отца, его ребенку не нужно было быть ребенком. Ему не нужно было волшебство и радость, потому что сам Джейсон, судя по всему, не стоил дополнительного внимания.       Поэтому он не верил в зубную фею, потому что отец сам выдирал ему зубы и выкидывал в унитаз. (А мама потом подкладывала Джейсону под подушку небольшие шоколадки, только Джейсон знал, что это была она)       Поэтому он не верил в Санта-Клауса, потому что отец с самого детства твердил, что это всё выдумки и на площади Святой Марии вовсе не Санта, а переодетый мужик, нанятый за пару сотен баксов. (Но мама всё равно просила писать Санте письма и подкладывала подарки под кровать якобы от него, но Джейсон знал, что это была она)       Для Джейсона вообще феномен рождественской суеты был чужд и непонятен. Он никогда не обходил все торговые центры, чтобы закупиться подарками и потом красиво их завернуть. Он никогда не заглядывал с ожиданием под ёлку, потому что подарков его там не ждало. Их и не могло там быть, как и красиво украшенной ели. Она всегда была самая куцая, последняя из тех, что не распродали на ярмарке елей из-за ее неидеальности. И игрушек было мало, а если были, то старые и некрасивые. И всё это без гирлянды и подарков.       Но он всегда покупал что-то для мамы. Подходил к ней тихонько, чтобы отец не увидел и протягивал: открытку или поделку, пока был мелким, и небольшую коробочку, когда стал сам зарабатывать первые гроши. Мелания тогда охала, смотрела восхищенно и слегка испуганно кидала взгляд за его спину. Утаскивала Джейсона за руку в подвал или на чердак, якобы помочь что-то достать, а сама обнимала его, целовала в щёки. Шептала, не нужно было, не стоило, но аккуратно развязывала ленту. И когда ее глаза расширялись и начинали блестеть, Джейсон понимал — стоило. Черт возьми, всё это того стоило.       Джейсона никогда не ждали подарки под ëлкой, но он всегда покупал их для Кайла. Не спал ночами, разгружая фуры или написывая максимально стремные эссе своим одноклассникам. Лишь бы получить какие-то деньги, лишь бы накопить на тот, самый маленький набор лего, о котором Кайл тарахтел всю неделю. Пока отец не избил его. Да и Джейсона заодно, за то, что полез защищать, за то, что не хотел любимому младшему брату такой же, как у него, судьбы. Поэтому Джейсон пыхтел, делал домашку сразу за пятерых таких же балбесов, как он, и светил своим фингалом на весь детский отдел, когда оплачивал покупку. И хоть Кайл тоже остался без зубной феи и Санта-Клауса, но Джейсон был в его глазах всеми ими вместе взятыми.       Потому что когда двадцать пятого декабря Кайл проснулся, он увидел под стоящей в стакане одинокой еловой веточкой завернутую в старую газету и перевязанную красной лентой коробку. Потому что когда он взял ее в руки, она загремела перекатывающимися внутри мелкими деталями. Потому что когда Кайл на цыпочках прибежал в комнату к Джейсону и разбудил его, старший из братьев Колчеков выглядел безмерно довольным собой. Потому что Кайл шептал возбужденно, разрывая газеты так, чтобы сильно не шуметь, и не удивляясь тому, что это не подарочная бумага. Так упаковку будет проще выкинуть, не привлекая излишнего внимания отца. Когда Кайл сильно-сильно обнимал его за шею и рассыпал конструктор прямо у брата в кровати, чтобы собрать, пока родители не проснулись (пока отец не проснулся), Джейсон понимал — это того стоило.       Но самого Джейсона подарки под елкой никогда не ждали.       Пока не появился Салим.       Пока не посмотрел на него своими глубокими добрыми глазами. Пока не рассказал о себе безумно много мелочей, когда они шли по тому богом и аллахом забытому месту. Пока не открыл дверь своей жизни и не разрешил в ней остаться. Пока не познакомил его с Зейном.       Теперь Джейсон из тех, кто будет судорожно искать подарок на День Святого Валентина. Кто будет устраивать романтические сюрпризы Салиму, по сто раз выясняя у Зейна, точно ли он не приедет к ним и не прервет на самом интересном. По сто раз написывая Рэйчел с просьбами поделиться рецептом бисквитных коржей и получая в ответ видеозвонок, где Эрик терпеливо консультирует и наблюдает за каждым действием Колчека на кухне. По сто раз уточняя у Салима, когда тот будет дома, сдавая себя с потрохами. И черта с два Джейсон расстанется с ним в феврале. Или вообще когда-либо.       Теперь Джейсон из тех, кто будет украшать двор пасхальными кроликами. Сначала будет чувствовать себя максимально неловко перед широко раскрытыми глазами взрослого Зейна, удивленного фактом того, что Джейсон никогда не расписывал яйца на Пасху. А потом Салим будет стоять в дверном проеме и наблюдать, как Зейн впадает в детство, крася яйца и помогая с этим Джейсону. Как они смеются и пытаются задеть лица друг друга испачканными в красках кисточками. Как они, довольные собой, будут расставлять этих садовых кроликов по всему участку, принимая от старушек-соседок домашние кексы.       Теперь Джейсон из тех, кто будет украшать двор хэллоуинскими тыквами. Салим сначала согласится с его нежеланием украшений и переодеваний, но настоит на покупке и раздаче детям конфет. Джейсон будет настороженным и напряженным, будет сидеть в зале на диване и делать вид, что это не он выглядывает, чтобы посмотреть, как Салим мило общается с детьми, хвалит их костюмы и улыбается так открыто, раскладывая конфеты по их корзинкам. На следующий год Джейсон уже сам настоит на конфетах и украшениях, а еще через год пригласит всю команду на собственную хэллоуинскую вечеринку, и даже Зейн прилетит к ним из Лондона, чтобы поддержать и напечь своих фирменных призрачных пряников.       Теперь Джейсон из тех, кто придает значение Дню Благодарения и празднует его. Но не сразу, далеко и болезненно не сразу. Он игнорирует вопросы Салима на тему того, что бы он хотел из еды на праздничный ужин и кого хотел бы пригласить. Отмахивается, говорит «что приготовишь» или «как обычно». Салим не понимает, Зейн не понимает, пока случайно не находит в глубине кладовки несколько коробок с вещами. Не их с отцом, не Джейсона. Тонкие, явно женские, часы, открытки с детскими рисунками, снежный шар с рождественской елью внутри. Коробочка с набором лего, фигурки супермена и железного человека, потрепанный плюшевый кролик.       И фотоальбомы, отдельные фотокарточки, только на половине которых Зейн находит самого Джейсона. На снимках — красивая молодая женщина с волосами, вьющимися мелкими кудрями, с теплой улыбкой и двумя мальчиками по бокам от нее. На снимках мальчик лет шести — не Джейсон, но очень похожий на него, улыбается, держа в руках этого самого потрепанного плюшевого кролика. На снимках — четыре человека, стоят перед школой, младший в школьной форме и с улыбкой, Джейсон приобнимает его за плечи, а женщину — за талию, мужчина же, стоящий по другую сторону от нее, курит и даже не смотрит в камеру. У самой дальней стенки коробки Зейн находит конверт, без подписей, с волнами, будто от высохшей жидкости, и видно, что заклеенный заново. Зейн не знает, правильно ли поступает, но и спрашивать не у кого: отец ушел в магазин, Джейсон — в душ, а это надолго. Поэтому он вскрывает его, настолько аккуратно, насколько может. Младший Осман сглатывает — это была плохая идея.       На фотографиях — месиво из металла вместо машин. На фотографиях — лужи крови на перекрестке. На фотографиях — огороженная желтыми лентами территория. На фотографиях — бледная мертвая искореженная женщина с волосами, вьющимися мелкими кудрями, лежащая на железном столе патологоанатома. На фотографиях — бледный мертвый искореженный мальчик лет шести, лежащий на железном столе патологоанатома. На фотографиях — копии полицейских отчетов. На фотографиях дата — двадцать третье ноября две тысячи шестого. На фотографиях с места аварии на заднем фоне виднеется вывеска «С Днем Благодарения». И тогда у Зейна всё встает на свои места. Двадцать третье число было вчера. День Благодарения — завтра.       А Джейсон — разваливается на куски у них на глазах и молчит.       Зейн тоже молчит. Зейн ждет. Зейн решает, что поднимет эту тему, только если этого не сделает сам Джейсон до конца этой недели. Утром Дня Благодарения Джейсон везет Османов на кладбище. Сидит перед могилой и рассказывает о том, какие у мамы были мягкие волосы и как они смешно пружинили, если потянуть кудри на себя. О том, как светились глаза Кайла, когда Джейсон забирал его со школы и вместо того, чтобы вести домой делать уроки, вел его в дешевую бургерную на углу. Как закрывал маму собой во время побоев от отца, а потом выслушивал от нее, что это он не со зла, пока она обрабатывала его раны. Джейсон уже даже не сдерживает горячих слез, что капают на землю под его коленями, рассказывая о том, как после смерти мамы и брата отец избивал его каждый чертов день, мог даже по несколько раз. Как кричал, что это он, Джейсон, виноват в том, что они умерли. Что это он, Джейсон, должен был умереть вместо них.       Джейсон задыхается, выплакивая слова о том, что порой думает, что старик был прав. Лучше бы умер он, а не они. Салим падает на колени рядом с ним, обнимает, прижимает к себе, а Зейн просто кладет руку Колчеку на плечо, шмыгая носом и вытирая слезы и сопли плечом. Потому что он знает, каково это — так думать. Он знает, потому что когда умерла его мама, он думал точно так же, хоть он сам и был не старше Кайла.       На ужин они готовят индейку («Боже, Салим, куда нам столько?»). На ужине они втроем сидят за красиво накрытым столом и громко смеются над студенческими историями Зейна. Джейсону смешно даже не столько от самих историй, сколько от того, как громко и басисто смеется Салим. Джейсону впервые спокойно в этот день.       И Джейсон разваливается на куски, когда в середине ужина раздается звонок в дверь. Когда Салим просит его открыть, а на пороге оказывается вся его команда с различными блюдами в руках. Кларисса даже приносит огромную тыкву, и «Нет, Колчек, я не перепутала праздники, ее можно съесть». Они заполняют их с Салимом дом шумными разговорами и смехом, стуком вилок о тарелки и чпоканьем открываемых бутылок вина, рассказами Ника о том, как Эрик чуть не спалил их кухню сегодня и бесконечными шутками Мëрвина на эту тему.       Джейсон уходит на веранду, чтобы продышаться, а за ним выходит Рэйчел. Просто стоит рядом, опираясь на перила и смотря на тихие дома в их районе.       — Вас Салим позвал? — Джейсон спрашивает еле-еле, всё ещё не находя в себе сил пережить этот эмоциональный всплеск.       — Честно говоря, это был Зейн, — Рэйчел вжимает голову в плечи, смотря в его сторону с немного глупой улыбкой. Что сходит на нет почти сразу. — Говоря ещё честнее, ещё вчера.       Кинг говорит «почему ты не рассказал нам раньше?». Кинг говорит «прости, что мы не видели, как тебе плохо в этот день каждый год». Кинг обнимает его, прижимая лицом к своей шее, когда он плачет перед ней впервые в жизни. Она баюкает его как ребенка, которому приснился кошмар. Тшш, всё хорошо, Джейсон, мы здесь, с тобой, ты важен и нужен, мы тебе благодарны, всё хорошо.       И если Колчек возвращается ко всем с красными глазами и опухшим лицом, то все делают вид, что это всё от острой фабады, которую принес Джоуи. Джейсон хлопает Зейна по плечу, не сильно, но весомо, и когда тот поднимает взгляд, то видит в глазах морпеха искреннюю благодарность. А в том, как его пальцы чуть сильнее сжимаются на его плече — нотки «ты маленький негодник, никогда больше не шарься по моим вещам». Зейн и не планирует. Он улыбается Джейсону ярко и накладывает ему полную тарелку салата из странного вида огурцов. Колчек занимает свое место, прямо напротив Салима, и кидает на него взгляд, полный «Спасибо тебе за всё. За это и за такого чуткого сына». Салим в ответ кивает и предлагает всем выпить его домашнего вина.       Теперь Джейсон из тех, кто придает особое, трепетное отношение Рождеству и Новому Году. Теперь для него эти дни кардинально отличаются от больше трехста предыдущих. Теперь для Джейсона феномен рождественской суеты не чужд и понятен. Он донимает всех друзей на тему, какие подарки они хотят на Новый Год, и обходит все торговые центры, чтобы закупиться ими и потом красиво их завернуть. В красивую, яркую подарочную бумагу, с широкой красной лентой и именной биркой. Потому что никто не будет ругаться и бить за нее, потому что дарить подарки на Новый Год — можно открыто и не таясь.       Теперь Джейсон из тех, кого забавляют веселящиеся на улице дети и доводят до восторга рождественские ярмарки и новогодние забавы. Теперь он не стоит в стороне, пока все его сокомандники превращаются в детей, кидаясь снежками. Теперь он сам строит снежные баррикады, чтобы отстреливаться из-за них от Эрика и Салима. Теперь Джейсон сам зовет Салима на каток на главной площади, хотя сам совершенно не умеет стоять на коньках. Только чтобы держать Салима за руки, только чтобы Салим аккуратно вел его по льду в скольжении, только чтобы на всю площадь играла All I want for Christmas is You. Только чтобы Салим целовал его у всех на глазах под удачно подвернувшейся омелой. Теперь Джейсон сам зовет приехавшего на праздники домой Зейна оставлять на снегу во дворе снежных ангелов и строить неприличных снеговиков, пока Салим готовит им глинтвейн.       Теперь Джейсон из тех, кто зажигает камин вечером двадцать четвертого декабря, пока Салим на кухне нарезает сыр и разливает вино по бокалам. Теперь Джейсон из тех, кто мягко обнимает Салима со спины, пока он запускает виниловый проигрыватель. Теперь он из тех, кто одной рукой держит бокал с вином, а другой — ведет Салима в танце под мягкую New Year’s Eve. Джейсон просто подросток, потерявшийся во мраке взрослой жизни, ему нужен тот, кто исправит ошибки, последствия которых он все никак не может пережить. О, милый, только не плачь, говорят, время лечит, и руки Салима лечат, обнимают аккуратно, прижимают к себе. Руки Салима на его плечах говорят Джейсону «Давай забудем обо всех проблемах, у нас еще будет время заняться ими в новом году». Салим невесомо целует его в висок, говоря «Проблемы? Милый, оставь их, держись за меня, давай лучше обниматься». И Колчек ему верит, обнимает в ответ, прижимается щекой к щеке Салима, вдыхая его запах, только его, самый особенный, перемешанный с хвоей от шикарной рождественской ели у них за спиной. Колчек верит Салиму, потому что пока Осман держит его за руку, у Джейсона ничего не болит.       Джейсон никогда не заглядывал с ожиданием под ёлку, потому что подарков его там не ждало. Пока в его жизни не появился Салим. Салим, который привез вечером самую пышную и большую ель, которую они с трудом затащили в дом. Она пахла хвоей и была одинаково пышная со всех сторон. Она больно кололась иголками и не осыпалась при малейшем касании к ней. В жизни Джейсона появился Салим, который достал с чердака несколько огромных коробок с украшениями и они несколько вечеров подряд наряжали дом и обвешивали ёлку шарами и мишурой. И гирляндами. На которые Джейсон залипал, словно кот — в темноте глаза сверкали от этих огней. В жизни Джейсона появился Салим, который завернул в подарочную бумагу каждый подарок, будь то обычные медиаторы для гитары или новые крутые наушники для компьютерных игр. Теперь Джейсон заглядывает под ёлку каждое Рождество, потому что там лежат подарки и ему тоже. И Салиму с Зейном. И ребятам, если они празднуют вместе.       Теперь утром двадцать пятого декабря под ёлкой от Санты-Джейсона подарки обнаруживает не Кайл, а Доминик, сын Кингов. И он радуется им, верит в Санту чистой детской душой, и Колчек улыбается, глядя на то, как Домми возбужденно показывает Эрику и дяде Нику огромный набор лего, который он хотел. Нейтан подхватывает мальчика, сажая к себе на колени, чтобы вместе с ним собирать конструктор, потому что все они всё ещё дети внутри. Рэйчел тоже смотрит на них из-за его спины и опускает голову Джейсону на плечо. Она знает, о чем он думает, смотря на уютного и разморенного теплом Салима, поддерживающего огонь в камине. Она знает, о чем он думает, смотря на Джоуи, разносящего всем кружки с кофе в кигуруми динозавра. Она знает, о чем он думает, смотря на то, как в стороне от всеобщего шума Зейн обменивается подарками с Тариком.       — Они были почти ровесниками, думаю, они бы подружились, — говорит Рэйчел, отпивая какао из своей кружки с надписью «лучшая альфа-сука». Джейсон только кивает, потому что да, у Джоуи с Кайлом общая безумная любовь к документалкам про динозавров и космос, они уж точно нашли бы общий язык в спорах, какой динозавр сильнее. Потому что да, у Зейна с Кайлом разница всего в четыре года (была бы), они уж точно нашли бы общий язык в подтрунивании над Джейсоном.       И мама была бы за Джейсона очень рада.       Потому что Джейсон больше не Гринч. Потому что Салим вернул ему украденное Рождество.