ошибка купидона.

ты можешь доверять, нам не нужна кровать. поцелуи затем, чтоб тебя отвлекать. прижал к стене вот так, волосы на кулак, сейчас узнаешь, что секс — самый чистый драг.

— а-ах, блять, ян… пунш до боли сильно прогнулся в спине, двигаясь навстречу чужим холодным рукам. по голове било сразу все — и шум музыки, играющей в ожидании концерта, и нехватка воздуха в помещении, и эти горячие, как ебаный огонь, губы на шее. на той появлялась метка за меткой, перекрывая сходящие старые и заполняя оставшиеся чистыми участки кожи. парень не был против. он вообще никогда не отказывался от того, что ему давал ян, лишь едва слышным шепотом одобряя происходящее. тот ведь знал все его слабые места. знал и успешно пользовался. а богинич сходил от этого с ума, срывая голос в стонах и постоянно зажимая себе рот рукой, чтобы не спалить обоих своей чувствительностью. но рука то и дело вновь опускалась вниз, сильно сжимая чужие волосы в попытке то ли прекратить, то ли продолжить эту пытку. никто из них двоих не понял, как их отношения дошли до такого. вроде вот, недавно они просто записывали совместные треки и по чистой дружбе ходили на концерты друг друга, а вот — ян зажимает пашу в узкой и душной гримерке, бесстыдно лапая его и вылизывая везде, где только позволяла местами сорванная одежда. когда-то аккуратно наложенные черные тени под глазами пунша давно размазались, и блять, было бы насрать на это, если бы ему не нужно было выступать буквально через пару десятков минут. у яна же не было никаких «если» — ему в действительности было абсолютно насрать. он толкается в парня под собой сразу двумя пальцами, поймав губами прошедшую по чужому горлу вибрацию от низкого стона. пунш едва не скулит, чувствуя, как пальцы внутри расходятся ножницами, и сильно дергается, срываясь на вой, когда те совсем слабо, но задевают простату. романович довольно ухмыляется, двинувшись том же направлении. внизу живота сладко тянет, когда до ушей доносится новый протяжный стон. богинич выгибается до режущей боли в спине, из последних сил двигаясь навстречу и кусая собственные пальцы, хоть как-то пытаясь удержаться от стонов, что все равно, будь они прокляты, вырывались наружу. — я-ян… — приторно-сладко тянет пунш, делая попытку дать любовнику понять, что ждать больше не намерен. хиппипанк с наигранным непониманием вскидывает бровь, словно и правда не догоняет, чего от него хотят. — что, паш? богинич рвано вздыхает и сильно дергается, почувствовав, как чужие пальцы вошли глубже. — ян, блять, хва… — ярко-голубые глаза невольно закатываются, а руки в чужих волосах сжимаются в кулаки. — а-ах… хватит меня мучать, уебок… ян натягивает ехидную улыбку, убрав руку. нависает над своей пассией, ласково стирает размазанную по векам тушь, целует в лоб и… толкает на пол. скорее, небрежно бросает, заставив парня под собой приложиться коленями о твердую поверхность и заматериться вперемешку с болезненным стоном. романович не дает опомниться и грубо тянет вниз за волосы, утыкая пунша щекой в холодный и сука, грязный, как его совесть, пол. богинич выгибается под партнером, притираясь бедрами к его паху и резко вскрикивает от болезненного, но пиздецки заводящего шлепка. его парень знает, что нужно делать. и делает это. ян особо не церемонится с одеждой — как со своей, так и партнера. он рывком стягивает рваные, черные джинсы пунша, укладывая руки на его бедрах. резко двигается вперед, входя лишь до половины. — су-ука, какой ты, блять, узкий. невозможно. — иди... сними себе, нахуй… шлюху, раз н-не нравится… — а ты и есть шлюха, паш. моя личная. пунш молча утыкается лицом в пол, рвано дыша. хиппипанк вновь цепляет на лицо свою фирменную ехидную ухмылку, толкаясь глубже. его пассия окончательно расслабляется, позволяя войти на всю длину, что ян и делает, при этом ненамеренно, но громко выстанывая чужое имя. паша срывается на вскрик, тут же зажимая себе рот. романович хватает его за выкрашенные в яркий розовый волосы и тянет к себе, заламывая его голову назад. он тут же опускается к шее своей пассии, больно кусая ее. пунш скулит, с удовольствием подставляясь под острые клыки на коже, прогибаясь сильнее и толкаясь навстречу. ян полностью выходит и богинич растерянно оглядывается через плечо, одним взглядом умоляя взять его. и романович берет. вновь вбивается до основания, начав резко, грубо двигаться, срывая стоны с чужих губ и изредка ловя их собственными. он не дает любовнику расслабиться, часто кусая то шею, то плечи, изредка не удерживаясь и до кучи отвешивая пуншу сильные шлепки, эхом отлетающие от стен полупустой гримерки. ноги паши сильно дрожат, разъезжаясь в стороны, но руки на бедрах держат крепко, не позволяя бессильно опуститься на пол. ян теряет равномерность темпа с каждый новым толчком, смешивая собственные низкие стоны с едва ли не воем богинича. последний отбрасывает бесполезные попытки оставаться тихим, раз за разом выкрикивая имя партнера. хиппипанк встречается взглядом с голубыми глазами напротив, довольно усмехаясь и ускоряя темп. паша сейчас выглядит настолько затраханным, насколько это вообще возможно. покусанные и покрасневшие от поцелуев губы, раскрытые в очередном протяжном стоне. черные тени, растертые едва ли не по всему лицу. частично смазанный глиттер на щеках, который почти не видно из-за хуевого освещения. не парень, а заглядение. хоть картину пиши. ян слабо улыбается своим мыслям, в который раз кусая чужую шею и ускоряясь. пунш в его руках беспомощно вздрагивает, невольно закатывая глаза. он не сопротивляется грубости партнера — во-первых, бесполезно, а во-вторых — ему это пиздец как нравится. даже не столько ощущения, сколькото понимание того, что он полностью подчиняется своему парню. романович входит глубже, не удерживаясь от очередного укуса, что после покрылся ярким красным засосом. на теле пунша уже не оставалось чистых участков — он весь был одной сплошной меткой, явно показывающей, что трогать его нельзя. занято. ян то ускоряет, то замедляет темп собственных движений, заставляя парня под собой волком выть. он поднимает одну из рук выше, проходясь от бедра до по-женски тонкой талии, проходясь дальше и с контрастной нежностью лаская грудь любовника. богинич сильно дергается и выкрикивает его имя, уже не находя себе места. хиппипанк все же берет относительно ровный темп, иногда слабо ускоряя его. конкретно — в те моменты, когда пунш по-развратному громко выстанывает его имя. он вечно хвалит своего парня за подобное поведение, ибо блять. приторное «ян», сорвавшееся с губ паши, когда тот почти на грани — лучшее, что вообще можно услышать в этой жизни. богинич буквально извивается в руках партнера, крупно дрожа и тихо матерясь после каждого нового стона. он сходит с ума от того, что ян с ним творит, с явным удовольствием подставляясь под все ласки, что ему дают. и не только под ласки — еще и под болезненные шлепки и укусы, сочетающиеся с пиздецки нежными поцелуями. хиппипанк всем кажется милым парнем и любителем нежнятинки. и только пол пунш знает, что эта нежнятинка постоянно мешается с грубостью. но он соврет, если скажет, что его это не устраивает. богинич заходится в последнем, особенно громком крике, доходя до пика и мгновенно размазываясь в чужих руках. ян кончает почти сразу после него, обессиленно утыкаясь в до крови покусанное плечо парня. оба устало падают на пол рядом друг с другом, медленно восстанавливая сбитое дыхание. тишина, частично нарушаемая музыкой со сцены, длится почти десяток минут, пока ее не прерывает пунш. — ян, ты долбаеб. — это почему? — я голос, блять, сорвал. в гробу теперь мой концерт ебаный. — сам виноват. — хиппипанк усмехается, прижимая парня ближе к себе и ласково целуя в лоб.