Пронзительно и мерзко запищала пожарная сигнализация.
Какая-то мразь в очередной раз спалила что-то на кухне пятого этажа. Или же кто-то из студентов решил покурить, даже не удосуживаясь спрятаться на балконе.
Леви недовольно закатил глаза. Опять надо идти и проверять. Какая бы в очередной раз там не была ерунда. Правила — есть правила, и платят ему именно за их соблюдение.
Лифт предательски не работал. В какой уже раз ломаясь за эту неделю.
Там же висит даже объявление «Не больше четырех человек».
Всем плевать.
Казалось бы, дорога до пятого этажа не столь длинная. Однако этим утром у Леви особенно сильно болела нога. Мышцы от малейшего перенапряжения капризно гудели и в особо неудачные моменты простреливали болью до самой поясницы.
Кто-то с ним поздоровался.
Он привычно кивнул в ответ, слегка поворачивая корпус в сторону и убирая правую руку в карман. Для того, чтобы избежать очередного любопытного и жалостливого взгляда.
Вместо двух пальцев — мерзкие обрубки, на пол лица — глубокий косой шрам, проходящий прямо возле глаза и рассекающий губу.
Швы в свое время были наложены не очень аккуратно, и к тому же Леви плохо ухаживал за ними.
На этаже пахло гарью. Определенно еда.
Он угадал.
Леви привычно открыл форточку в коридоре.
На улице валил густой снег, оседая обманчиво теплым одеялом на козырьки обшарпанных многоэтажек. Парочка мужиков, теряясь на недавно протоптанной тропе, тащила на спине щуплую елку.
В остальном было какое-то выжидательное спокойствие.
Тридцать первое декабря все же.
Леви чуть ли не кожей ощущал витавшее в воздухе всеобщее ожидание какого-то чуда, счастья.
В такие дни он чувствовал себя особенно паршиво.
Забавно. Когда выбирали дежурного на эту ночь, никто даже не сомневался, что это будет именно он. Да и он сам был не против.
На кухне прятался виновник неудавшегося пожара.
Молодой парень, студент. Леви раньше его не видел.
Высокий, спортивное телосложение, светлые волосы, открытое и сейчас слегка взволнованное лицо.
Когда-то, когда Леви ощущал себя красивым и достойным хоть какого-то внимания, ему нравились именно такие.
— Что ты тут устроил? — строго спросил он, разглядывая что-то черное и обугленное на конфорке.
На самом деле ему было все равно. И наезд предполагался лишь из обиды на то, что ему пришлось сюда подниматься.
Кажется, ногу скоро сведет судорога. Леви лишний раз старался не шевелиться, перенес весь вес на левую сторону.
— Извините, я совсем позабыл о блинах, — парень мягко улыбнулся, приглаживая волосы: — Позвонили из деканата, дескать, я староста и меня можно дергать в любое время без повода и…
— Забей, — устало выдохнул Леви.
Если честно, он не ожидал, что перед ним действительно начнут отчитываться.
— Иди отсюда, пока не надышался. Я проветрю.
Он сделал еще один шаг к окну. Как вдруг ногу действительно свело. Чертов мышечный спазм.
Леви в последний момент успел зацепиться рукой о пыльный подоконник и не свалиться позорно на пол.
— Вам помочь?
К нему подошел этот чертов староста. Не дожидаясь ответа, приобнял за талию:
— Облокотитесь на меня.
По телу побежала волна мурашек. То ли от очередной судороги, то ли от теплого, ласкового прикосновения.
— Отцепись, — тихо и как-то неуверенно сказал Леви, отталкивая от себя протянутую руку.
Праздничная ночь. Звучит красиво.
Леви сидел на посту охранника и бездумно листал социальные сети, обновляя страницу за страницей.
Маленький телевизор на обшарпанном столе работал без звука. Там был музыкальный концерт. Зачем он вообще включил его?
Счастливые фотографии бывших знакомых, обмотанных мишурой, улыбались с экрана.
Мог бы он быть сейчас вместе с ними? Если бы не оттолкнул, если бы смог стерпеть те жалостливые взгляды и слова сочувствия, за которыми пряталось «как же хорошо, что это произошло не со мной».
Вряд ли.
Социальная реклама все время трещала о том, что жизнь в любом случае продолжается, что надо любить себя.
Надо-надо-надо…
Однако та авария унесла слишком многое. Превратило собственное тело в темницу, из которой невозможно вырваться. Сделала бесполезным.
Доедая без особого аппетита лапшу быстрого приготовления — свой праздничный ужин, Леви собирался с силами, чтобы пойти на ночной обход.
Прихватил с собой трость. Однако она не сильно пригодилась. Лифты заработали. Вот это действительно новогоднее чудо.
Было относительно тихо и спокойно. Большинство учащихся разъехались по своим родным городам.
Только на пятом этаже слышались визгливые веселые крики. Кто-то играл на гитаре.
Леви не был снобом. Он понимал и хорошо помнил, что такое молодость, что такое веселые посиделки в три часа ночи.
Однако правила — есть правила, и платят ему именно за их соблюдение.
Он довольно быстро, грозно и без лишних сантиментов разогнал собравшихся.
В воздухе стоял запах сигарет, кто-то в углу разлил пиво. На самом деле, за алкоголь полагается выговор, но Леви было не до этого. Разогнал и на том хорошо.
К тому же один, видимо, особо сильно перебравший студент так и не сдвинулся с места. Он сидел, привалившись спиной к теплой батарее, и спокойно посапывал, уткнувшись в колени.
Спортивная серая кофта и растрепанные светлые волосы показались знакомыми.
— Эй, староста, — позвал Леви, с трудом наклоняясь: — Эй, — он потрепал парня за плечо: — Ты в какой комнате живешь?
Разбуженный парень лишь поднял голову и недовольно пробормотал:
— Отстань.
— Это я ещё и пристаю? — удивленно проговорил Леви, бегло и воровато зачем-то рассматривая красивое лицо напротив.
Высокий лоб, точеные скулы, длинные, но светлые ресницы, нос с небольшой горбинкой, ярко очерченные полные губы.
— Какая комната? — хрипло повторил он, сглатывая: — У тебя здесь задница окоченеет всю ночь сидеть на кафеле.
Однако вразумительного ответа Леви так и не добился.
Постучал в пару комнат. Никто не знал, где конкретно живет этот староста.
Удалось лишь выяснить, что его зовут Эрвин.
На ум Леви пришла лишь одна единственная вразумительная мысль: уложить отоспаться этого парня в своей собственной комнате, что находилась на первом нежилом этаже — максимум туда приезжали заочники два раза в год.
По закону, конечно, Леви не имел права там жить, однако в администрации на это не особо обращали внимание. Поэтому он платил небольшую аренду и получал в свое распоряжение двухкомнатную квартиру, рассчитанную на четырех студентов и имеющую свой собственный душ и санузел.
Положить парня было куда, однако тащить на себе оказалось нереально.
Пришлось еще раз будить, говорить, чтобы тот хотя бы попытался идти в вертикальном положении. Эрвин в ответ недовольно пробухтел что-то, однако облокотясь на чужие плечи справился с этой нелегкой миссией.
От него пахло мятным гелем для душа и сигаретами.
Леви не заметил, как чужие руки притянули, усаживая на колени.
В комнате было темно. Лишь за окном, у входа в магазин, светила гирлянда.
Леви был уверен, что его обнимают по ошибке, по минутному пьяному влечению.
Эрвин ласково поцеловал его в шею. Затем за ухом, обдавая теплым дыханием чувствительную кожу.
Не чувствуя сопротивления, скользнул руками под жесткую форму, оглаживая большими ладонями плоский живот, нажимая.
У Леви перехватило дыхание. Он понимал, что это неправильно, что это надо остановить.
Однако весь настрой пропадал от этих заботливых поглаживаний, от этой ласковой чуши, что парень болтал в перерывах между поцелуями.
Его осторожно уложили на кровать.
Каждой клеточкой своего тела Леви ощущал чужое возбуждение. И осознание того, что причиной его был он, хоть и косвенно…
Эрвин попытался поцеловать в губы, но Леви в последний момент повернул голову, уворачиваясь и не позволяя сделать это.
Ему не хотелось, чтобы касались шрамов, чтобы заметили их.
Покалеченную руку он также постарался убрать за спину, неудобно сгибая её в локте.
Эрвин хмыкнул:
— Как-то старомодно немного. Но ладно…
Он вновь наклонился к Леви. Скользнул мягкими губами по бритому виску.
— Такая необычная стрижка, — проговорил он, пропуская сквозь пальцы темные пряди: — Но ты такая красивая все равно.
После этих слов сердце как-то особенно болезненно сжалось.
Этот мальчишка действительно слишком пьян сейчас.
— Я парень, — тихо проговорил Леви.
Тут же весь сжался. Он не знал, какая реакция может последовать после. А дать отпор в случае чего, он не смог бы.
Однако Эрвин лишь смешно захлопал глазами и удивленно протянул:
— Извини, пожалуйста. Я дурак.
— Ложись спать, — сказал Леви, стараясь вывернуться из-под большой фигуры.
Однако Эрвин не дал этого сделать, останавливая:
— Почему ты не сопротивлялся?
— Не знаю, — соврал Леви, чувствуя, что сейчас позорно разревется.
— Ну, так-то ты не против продолжить? — несмело спросил Эрвин и улыбнулся. Хрупко как-то, немного виновато: — Я постараюсь, чтобы тебе было приятно.
Голосу Леви не доверял и вместо ответа притянул к себе чужую ладонь. Поцеловал в центр. Затем еще раз.
Его погладили по щеке.
Хорошо, что по левой.
— В тумбочке есть крем.
Леви сладко вздрогнул, когда почувствовал скользкие пальцы внутри себя. Сильнее зарылся головой в подушку, напряженно сжимая ее пуховые уголки.
Эрвин сразу нашел нужное место. Но мышцы поддавались плохо.
Слишком долго у Леви ни с кем не было близости.
Однако осторожные пальцы продолжали терпеливо гладить его изнутри.
— Развернись, — сказал Эрвин.
Его голос доносился словно издалека.
На самом деле, поза, в которой стоял Леви, была неудобна для него. Нога уставала.
То ли простая случайность, то ли Эрвин каким-то образом почувствовал это.
Он сам придал телу Леви нужное положение. И теперь тот лежал на боку, широко раздвинув ноги.
— Все хорошо?
Леви поцеловали куда-то в затылок, и он вздрогнул. Слишком заботливо, слишком ласково. Он не привык.
Эрвин, не вынимая пальцев, обхватил другой рукой его член. Смазка хлюпала от каждого движения.
Леви беспомощно всхлипнул.
Попытался выгнуть спину сильнее, начал сам безвольно подмахивать навстречу.
Эрвин скользнул теплыми губами по его плечу, шее. Коснулся щеки, замирая возле уголка губ. Леви в этот раз не отвернулся, и он накрыл их своими.
Это был даже и не поцелуй вовсе, Эрвин просто осторожно касался их, не проникая.
Леви забыл о том, что боялся показать свои увечья. В этот момент он будто и забыл о них вовсе, ощущая себя желанным, словно по-настоящему любимым.
Его ощутимо потряхивало, когда Эрвин вынул пальцы и вместо них вошел сам.
— Тише-тише, — зашептал он, когда Леви болезненно зажмурился: — Я подожду. Ты сейчас привыкнешь.
Внутри было все заполнено. В голове стоял туман.
Леви не помнил, чтобы когда-то так наслаждался.
Когда Эрвин плавно начал двигаться, тело словно прошибали электрические разряды.
Парень снова поцеловал его в изуродованные губы. Так же осторожно, как и в первый раз.
— Умница.
Постепенно Эрвин начал двигаться быстрее. Шлепки влажной кожи друг об друга разносились в темноте. Он с силой сжал угловатые бока, впиваясь в них пальцами.
Дыхание у Леви сбивалось, перед глазами плыло. Он двигался навстречу и буквально ощущал, как в глазах набухают слезы.
Кончил он в ладонь Эрвина, сжимая его внутри себя.
Пара резких, сильных толчков и парень тоже глухо застонал у него за спиной. Прикусил покатое плечо. Наверняка, после останется синяк. Напоминание.
По бедру потекло что-то теплое.
Леви потряхивало. Было слишком хорошо. И стыдно. И слишком сладко.
Он боялся повернуться лицом к Эрвину. Хотел было что-то сказать, но вместо этого только по-глупому всхлипнул.
— Что случилось? - спросил Эрвин.
Его теплые, шершавые пальцы заскользили по щекам, утирая слезы.
Он точно должен был почувствовать шрамы.
— Ничего. Все хорошо, — Леви остановил его руку. Притянул её к губам. Вновь ласково прижался ими к центру большой ладони, оставляя на ней мокрые следы от слез.
***
***
***
— Представляешь, у меня в понедельник экзамен у лысого.
— Он всегда был ужасно строгим. Тебе стоит хорошо подготовиться.
— Откуда ты знаешь?
— Я учился раньше здесь. На музыкально-инструментальном отделении. Фортепиано.
— Я не знал…
— Ничего страшного. У тебя есть что-нибудь покушать на обед?
— Вчера приготовил блины, вроде на этот раз даже не погорели.
— Рад слышать, — мягко улыбнулся Леви. Не стесняясь, он закатал рукава у своей ночной рубашки.
Для начала надо помыть посуду.
