Автаркия

Бессонные ночи, которые оставили под глазами Чонгука наглядный след в виде синяков, не прошли даром. Сейчас, получая заветную пятерку, которая так гармонично смотрится в его зачетке, Чонгук понимает, что это того стоило, ведь самый сложный экзамен уже сдан, а над остальными так сильно и кропотливо сидеть не придется. Профессор Пак лучезарно улыбается своему любимому студенту, не забывая восхвалять его трудолюбие и аналитический склад ума, а Чон думает, как бы поскорее вернуться домой и отрубиться нахрен. В ближайшие десять часов его даже танк не разбудит. Собрав вещи в рюкзак, Чонгук направляется в библиотеку, чтобы сдать те книги, которые он брал совсем недавно. По пути он встречается со своими ребятами по волейболу и узнает, что тренировки будут только со следующего учебного года — отныне они свободны. Все складывается лучше, чем он ожидал, потому что обычно тренер выжимает из них весь сок, а учитывая то, что Чонгук не спит уже тридцать часов, это могло бы не очень сказаться как на качестве игры, так и на здоровье. В конце коридора виднеется долгожданная дверь, ведущая в комнату, где находятся очень старые книги, которые уже и не встретишь на прилавках. Пройдя мимо арки с рукописями, Чонгук идет к библиотекарше, которая по-доброму улыбается, увидев частого посетителя этого места. Чонгук тетушку Сянь обожает, потому что нередко, когда он засиживался здесь допоздна, она угощала его горячим чаем и вкусными печенюшками. Он знал, что она выслушает его нытье по поводу завалов на учебе, даст совет, если в жизни случится что-то непредвиденное. Не то чтобы чонгукова жизнь была насыщена приключениями и невероятными моментами, но все же бывали казусы, которые он не мог решить самостоятельно. — Ну, как сдал? — женщина снимает круглые очки, чтобы получше его разглядеть. — Профессор Пак не прицепился к тому, что ты не Ньютон говоришь, а Ньютон? — Вы же знаете, у меня карт-бланш, — улыбается Чонгук, доставая свои книги, с которыми он расстанется с превеликим удовольствием. — Он сначала пытался задать мне каверзные вопросы, но со мной такое не сработает, потому что я вычитал все существующие книги по его предмету. — Ох уж этот его характер. Не понимаю, почему он к студентам цепляется, — вздыхает женщина. — У меня больше не будет такого предмета, этот семестр последний. А я вам, кстати, — показывает массивные книги, — долги свои принес. Тетушка Синь вбивает в базу данных имя Чонгука, где выводятся сведения обо всех книгах, которые он брал в этой библиотеке, и которые все еще числятся на его имя. Чонгук сдает сразу все. — Что-нибудь возьмешь? — спрашивает библиотекарша. — Точно не сегодня. До следующего экзамена у меня девять дней, этого более чем достаточно, поэтому я зайду позже. — Дело твое, мальчик мой. Кстати, я слышала, что вы с Джихё теперь вместе? Чонгук лукаво улыбается, вспомнив свою девушку, с которой они вместе вот уже две недели. Он все еще помнит, как увидел капитана женской сборной по волейболу, как начал наблюдать за ней и ее игрой. Вскоре он узнал у своих товарищей всю важную информацию, а когда ему сказали, что она девушка свободная, Чонгук принялся активно бороться за право быть парнем малышки Джихё. Он бегал за ней два месяца, девушка все никак не воспринимала его всерьез, ну, а после все же проиграла его харизме и яркой улыбке. — В университете слухи разносятся со скоростью света, честное слово, — улыбается Чонгук. — Да, тетушка Синь, мы вместе, и, слава Богу, у нас все хорошо. — Джихё девушка правильная, не вульгарная, — хвалит библиотекарша, — она под стать тебе. Да еще и спортсменка. — Она у меня замечательная. После недолгого разговора Чонгук спешит к себе домой, потому что мысль о мягкой и прохладной кроватке призывает сон еще сильнее. На улице стоит невыносимая жара, благо, дома есть кондиционер, иначе Чонгук давно бы запекся. Выйдя из здания университета, Чон бежит к своей остановке, чтобы не пропустить автобус. Дело в том, что именно его транспорт ходит раз в час, и если он опоздает, придется идти пешком. Живет он не так далеко, но и близким назвать этот путь нельзя. То ли судьба у него такая хреновая, то ли Чонгук слишком медленно шел, но автобус проезжает мимо него, а бежать за ним бесполезно — водитель все равно не остановится. Тяжело вздохнув и пнув камень, Чонгук бредет вдоль дороги, ведущей домой, и чтобы сократить время нежелательной прогулки, он решает воспользоваться обходными путями. Пусть ему придется идти через не самый благополучный район, но там довольно прохладно, да и до дома оттуда не так много шагать. Проходя мимо старых зданий, что хранят в себе «вайбы» восьмидесятых годов, когда в стране были не лучшие времена, Чонгук наслаждается воцарившейся здесь атмосферой. Сеул — процветающий город, но таких пятиэтажек, которые готовы развалится от сильного пинка, тут много. Создается впечатление, что люди, живущие здесь, застряли во временной петле, где кражи и нападения на проходящих мимо людей — абсолютная норма. Чонгук надеется, что не наткнется на таких индивидов. Конечно же, судьба его сегодня вообще не жалует. Навстречу идут два парня, одетые по последней моде нулевых годов. На голове козырек, спортивные штаны заправлены в носки, на ногах черные мокасины. Один крутит в руках четки, а второй затягивает пиво из жестяной банки. Чонгук старается на них вообще не смотреть, но их яркий прикид в паленых адидасах, где вместо трех полосок — пять, нехотя привлекает внимание. Из-за жары те сняли свои мастерки, поэтому расхаживают теперь в белых майках. — О, нихуя подгончик, — нежный голос парня совсем не вяжется с его образом гопника. Чонгук просто молится, чтобы они говорили не про него, потому что ему до них осталось идти совсем чуть-чуть, а перспектива развернуться и убежать вообще не очень. — Слышь, Киви, пойдем с ним покумекаем? Чонгук понимает, что говорят конкретно о нем, и его мольба была проигнорирована свыше, мол: «Сам разберешься, и без тебя дел полно». — Здорова, — напротив Чона останавливаются те самые парни, чей вид уже наводит на него ужас. Первое правило дворов: даже если очко жим-жим, все равно строй из себя главного батьку. Откуда Чонгук знает это правило? Он сам не в курсе. — Привет. — Чо, пидор? — спрашивает второй парень, дотронувшись до чонгуковой мочки, на котором сверкают три серебряные сережки. Касание это грубое, Чонгука от него передергивает, поэтому он отталкивает руку нахала, нахмурив брови. — Чили, — присвистывает парень, — ты посмотри на него. Он дохуя смелый или чо? — Ухо своей подружке будешь массировать, я не голубых кровей. По-твоему, только геи носят серьги? — спокойно спрашивает Чонгук, глядя в глаза того самого Киви. Парень перед ним такого же роста, что и он, а тот, кто Чили, на несколько сантиметров ниже. — Нормальные пацаны не занимаются такой бабской хуйней, — подает голос второй. Киви на реплику гордо хмыкает, что вызывает у Чонгука волну злости, которая сейчас ни к чему. — Нормальные пацаны не занимаются тем, чем занимаетесь сейчас вы. Лица парней вытягиваются, а Чонгук мысленно целует свои мозги за такой остроумный ответ. Он понимает, что эти двое могут избить его запросто, но и без боя сдаваться Чонгук не намерен. Как минимум, тому чуваку с длинными пальцами за свои серьги точно вмажет. — Слышь, я те табло ща начищу, — Чили порывается вперед, но Киви его останавливает, не сводя заинтересованного взгляда с Чонгука. — Ты чо? — обращается тот к своему другу. — Гомосятина заразна, братан, нахуй надо об него руки марать? Чонгука такие слова оскорбляют до глубины души. Да он… он… он же натурал всех натуралов! Ну да, есть у него проколы в ушах, что тут такого? Все в Сеуле так делают, черт возьми! — А вы сами-то случайно не геи? Так прижимаетесь друг к другу, — хмыкает Чонгук. С одной стороны, он очень жалеет о том, что всей душой ненавидит нецензурную лексику, и даже в таких ситуациях не может смачно матюкнуться, а с другой — Чонгук гордится собой, что не уподобляется этой невоспитанной уличной шпане. Чили, будучи очень эмоциональным человеком, которого легко вывести на гнев, сразу же рвется вперед. Чонгук напрягается, приготовившись давать отпор, но Киви его снова удивляет — он резко тянет своего друга на себя, рыкнув на Чонгука, чтобы тот «съебывал отсюда нахуй». Чон, конечно же, не настаивает на том, чтобы остаться в этом сомнительном месте, а быстро ретируется подальше. Дом уже совсем близко. Во-первых, ему нужно снять этот стресс, приняв холодный душ, во-вторых, нужно поесть и лечь спать, иначе он упадет, так и не дойдя до кровати. Открыв дверь запасными ключами, Чонгук облегченно выдыхает. На телефоне три пропущенных от Джихё, которые он успешно игнорирует. Не сейчас, остальное после душа. Стоя под прохладной водой, Чонгук думает о тех парнях, с которыми он расстался буквально двадцать минут назад. То, что эти быдла его не тронули — просто чудо. За такие слова они должны были и «табло начистить» и кошельки с карманами обшарить, но тот парень по прозвищу Киви спас его, пусть и облил помоями в виде «пидора» и «гомосятины». Чонгуку эти слова неприятны, потому что ему до понятия толерантности далеко, ведь он рос в семье военных, где такие вещи сильно порицались со стороны старших. Подобная идеология не могла не повлиять на чонгуково мышление, поэтому лет до восемнадцати он был ярым гомофобом. Однажды в его школе один парень признался, что у него нетрадиционная ориентация. Чонгук помнит, как школьники издевались над тем смельчаком, как он никогда не останавливал их, потому что придерживался такой же политики, хоть сам никогда не лез. Спустя две недели травли в школе тот мальчик сбросил себя с крыши школы, оставив напоследок надпись на доске: «Я не виноват в том, что родился таким». Этот момент оставил след на душе Чонгука, но самое страшное случилось, когда он, спустя три дня, увидел его маму, которая пришла в школу за документами. Глаза у женщины блестели снаружи из-за слез, но были потухшими изнутри — от этой картины у него в голове перемкнуло. Конечно, Чонгук не стал ярым защитником ЛГБТ-меньшинств, но и былой ненависти к геям и лесбиянкам у него не было. И сейчас, вспоминая брошенное в отвращении слово «пидор», Чонгук понимает, как себя чувствовал тот парень.

***

— Братан, ты ебу дал? — ворчит Чили, потягивая пиво из баночки. — Ты нахуя того пидора отпустил? — А нахуя он нам? — скептически спрашивает Киви, крутя свои любимые четки. — Еще запал бы на нас, фу, бля. Они останавливаются около подъездной лавочки, и, как истинные пацанчики с района, залезают ногами на сиденье, чтобы сесть на подлокотники. Киви смачно плюет на асфальт, Чили повторяет за ним. Они сидят в тишине минут пять, но потом Киви все же достает пачку семечек, чтобы скоротать время до прихода пацанов. Парни делятся друг с другом пивом и семечками, считая подобное действие самым настоящим проявлением мужской дружбы. — Но кроссы у него четкие были. — Бля, Чили, ты в натуре модник-хуедник, — смеется Киви, делая глоток жигулевского. — Слухай, как думаешь, мне Хваса даст? — Будь я телочкой, тебе бы дал. — Бро-о-о, — тянет Киви, соприкоснувшись со лбом друга. Это их своеобразный знак, но иногда они не рассчитывают силу и так больно бьются лбами, что искры из глаз летят. Наконец, другие парни тоже к ним подходят, и они направляются в любимое место — гараж Бутыля. Сегодня там будет небольшая туса с девчонками из соседнего района, ради которых все парни надели парадные трусы. Это со своими девками можно и не париться — что они только не видели, — а с гостями надо быть в самом лучшем. Бутыль ради этого даже козырек пахана спиздил. Пацаны расставляют самогончики — им подогнал один грузинский дядька, который на корейском знает только «Бухать хочешь?» и «У нее жопа заебись», хотя живет здесь без малого десять лет. У дяди Вазгена всегда самое лучшее вино, и пацаны даже возмущались, мол, почему его нет в производстве? Вскоре приезжают девушки с соседнего района, но Хвасы среди них нет. Киви, не увидев свою принцессу, немного поникает, но под всеобщим возгласом «братанов на сиськи не меняют!» он решает, что нажрется сегодня в хлам. На самом деле, Хваса нравится ему очень давно. Эта девушка не такая, как другие, она там воду какую-то мутит, умная — пиздец. Выпускной класс, экзамены на носу, а она мадам с мозгами, хочет на хорошие баллы сдать. Киви деньги копит, все хочет ей на поступление подарок какой-нибудь подогнать, а потом предложить: «Давай мутить?». Он хочет прям, чтоб они на свиданки всякие ходили, перепих под Луной, все дела. Киви даже стих ей однажды написал: Кожа цвета пиваса, А жопец просто жесть. Охуенная Хваса, Я люблю тя жи есть. Она его великую поэзию не оценила, на что тот от обиды сказал: «Я тебе чо, Пьер Де Ронсар, чтобы пиздатые стихи мутить?», — и именно благодаря этой фразе лед в ее сердце треснул. Киви понятия не имел, кто это, просто видел у бабули дома книжки с его именем, но ради своей принцессы в найках готов был почитать парочку его работ. И сейчас, узнав, что она не присоединилась к ним, он немного грустит, делая большие глотки горькой жидкости. Ночь обещает быть длинной, а утро не очень добрым — желудок уже дает о себе знать.

***

Чонгук просыпается в двенадцать часов ночи, ощущая дикий голод и жажду. Перед сном он созвонился со своей девушкой, поговорил с ней немного, сказав, чтобы та не беспокоилась, если он не будет в сети ближайшие несколько часов. Джихё, пожелав ему сладких снов и полноценного отдыха, отключилась, а Чонгук пошел к себе в комнату, зная, что родители придут нескоро. Сейчас, направляясь на кухню, он слышит приглушенные голоса мамы и папы, которые пьют чай. Увидев сына, они улыбаются ему, а мама спешит налить чаек. В комнате приятная атмосфера, родители интересуются экзаменом Чонгука, который он сегодня сдал. — С профессором Пак закончено, слава Богу. Он меня любил, поэтому мучил чуть меньше, но все равно знатно попил моей крови за эти два года, — смеется Чонгук. — Какой предмет после будет? — спрашивает отец. — Да там легко, надо будет проект сдать, над которым я работал восемь месяцев, плюс приложить все чертежи. — А чертежей сколько? — интересуется мама. — Семь, вроде. Но я их быстро сделаю, у меня рука набита. Они еще немного разговаривают, Чонгук попутно уплетает мамину еду, после чего прощается с родителями и идет обратно к себе. Посидев немного в катоке, он откладывает телефон и закрывает глаза. На завтра у него много планов, благодаря которым он сможет полноценно отдохнуть.

***

Первое, что чувствует Чонгук, открыв глаза — это запах перегара. Будучи спортсменом, он на дух не переносит алкоголь — может пьянеть даже от паров этилового спирта. Вокруг него много тел, которые переплетены друг с другом, образуя непонятную форму. На его груди спит какой-то парень, а происходящее максимально напоминает эпизод какого-то упоротого фильма. Чонгук находится в дурмане, его тело не особо поддается контролю, а голова трещит так, что хочется удавиться. Чон думает, что он находится во сне, когда видит вчерашнего парня. Он под впечатлением впустил их в свое подсознание — с этими мыслями Чонгук проходит мимо парней, задевая ногой гору из бутылок. — Бля, Киви, че ты так шумишь? — бормочет Чили. — Я не Киви, а Чонгук, — дерзит, зная, что во сне ему ничего не сделают. — А я Брэд Крёниг, ага, — зевает парень, сладко потягиваясь на старом кресле. — Ты втираешь мне какую-то дичь, братан. Чо, настолько нажрался, что свое погоняло забыл? Чонгук хмурится, решая не обращать внимания на бред этого парня. Он ищет выход и, увидев его, направляется прямиком к воротам. Проходя мимо треснутого зеркала, Чонгук боковым зрением цепляется за свое отражение. Проблема не в том, что у него двоится в глазах, и даже не в том, что зеркало очень грязное. Проблема в том, что в отражении не он, а вчерашний гопник по прозвищу Киви.

***

Киви просыпается от того, что какой-то пушистый наглец разлегся прямо на его лице, перекрывая доступ к воздуху. Парень отпихивает недовольно мяукнувшего кота, все еще находясь в сумбурном состоянии, и прислушивается к собственным ощущениям. Учитывая то, сколько паленой самогонки он выжрал, способность двигаться без головной боли — просто нонсенс. Мало того, что голова не болит, так еще и желудок себя прекрасно чувствует, словно нет никакого гастрита. Только сейчас Киви замечает, что находится не в гараже Бутыля, а светлой просторной комнате. Сам парень лежит только в трусах под тонкой простыней, приятно охлаждающей кожу. Подумав, что он все-таки перепихнулся с кем-то по пьяни, Киви отмахивается от странного ощущения неправильности и сладко потягивается. У него есть маленькая традиция: каждое утро следует погладить свой живот и спросить, чего он хочет на завтрак — пивас с семками или мамкину стряпню. Вот и сейчас, все еще находясь в полусонном состоянии, Киви поглаживает свой живот, но быстро одергивает руку, словно дотронулся до горячего утюга. «Какого хуя тут происходит?» — первое, о чем думает Киви, увидев рельефные мышцы живота. «Нихуя я Вандам» — второе, что мелькает в голове парня, когда он снова дотрагивается до подтянутого тела. Ни одна мысль не может объяснить происходящее, поэтому Киви быстро встает и, заметив на стене плакаты женских групп, снова думает, что по ошибке находится в чужой квартире какой-нибудь девушки. Паника медленно расползается по телу, когда он видит сложенные аккуратной стопочкой домашние штаны и свободную футболку. Во-первых, Киви просто самый неряшливый пацан на районе: он никогда не умел так складывать свои вещи, поэтому разбрасывал их по всему дому, заранее извиняясь перед маман и сестрой. Во-вторых, Киви не носит одежду такой светлой расцветки. Никогда. — Судьба, чтоб у тебя очко разорвалось, ты что опять надумала? — бубнит парень, подходя к зеркалу. Лучше бы он этого не делал, и лучше бы у судьбы реально разорвалось очко, потому что такое издевательство — это уже край. Киви стоит, не шевелясь, смотрит на свое отражение в зеркале, которое, блять, вообще не его. Он делает шаг вправо — отражение за ним же, доказывая ему, что тот не сошел с ума. Киви трясущимися руками дотрагивается до своего (или чужого, он еще не разобрался) лица, думая, что словил глюк из-за самогонки дяди Вазгена. — Судьба, я тебе отвечаю, больше не бухну, ты только это… верни все, как было. Я ща от страха обосрусь блять, че тут происходит, ебанный рот? Но ни судьба, ни кто-то еще не откликается на его искренние мольбы и обещания. Зато в голове орет маленький Ким Тэхен, который сейчас в панике пищит, что это какой-то сущий пиздец, потому что в отражении тот самый вчерашний пацан, которого они с Чили встретили. Чили… Ну конечно! Как он мог забыть про своего братана в такой момент? Чили пацан прошаренный, он со всем разберется, главное убедить его в том, что это реально он, Тэхен, — его брат‐братан-братюня. Киви быстро одевается, снова бросая взгляд на подтянутый, хорошо выраженный мускулатурой торс. У него такого тела никогда не было, сколько бы Киви на турниках не висел, сколько бы не качал свой пресс — пивас играет большую роль, поэтому у него мягкий плоский животик, который пока что не обрастает жиром благодаря тем самым упражнениям. Тихонько выйдя из комнаты, парень оглядывается. Заметив, что дома никого нет, он расслабляется, потому что его сразу бы запалили. Тэхен снова возвращается в комнату, и то только для того, чтобы рассмотреть проколы в ушах и эти бабские серьги. — Пиздец, ты даже спишь в них. Извращенец. Глаза цепляются за сережку, которую ему довелось вчера покрутить пальцами. По внешнему виду в ней нет ничего примечательного, всего лишь два овала, соединённые в одну — некое подобие цепи. Он сам не замечает, как начинает играться с мочкой уха. По факту это вообще не пидорский жест, потому что это тело временно его. Даже если он решит подрочить, в этом не будет ничего зазорного. Как минимум, так он себя успокаивает. — Открывай, черт возьми, я сейчас с ума сойду! — Киви вырывают из мыслей крики снаружи и громкие стуки в дверь. Быстро кинувшись к глазку, он отшатывается назад, потому что видит снаружи себя. И это пиздец как страшно, господа. Распахнув дверь и впустив тяжело дышащего… себя, Киви следует за собой, потому что не знает, как устроена эта квартира. Они идут на кухню, и Киви, на удивление тихий, садится за стол. Чонгук бегло осматривает свое тело, радуясь тому, что никаких повреждений или изменений нет. Судорожно выпив воду прямо с горлышка бутылки, он открывает аптечку и достает оттуда обезболивающие. Желудок горит, словно туда налили керосин и подожгли, а голова просто разрывается на части. — Э, бля, ты какой хуетой собрался меня пичкать? — не выдерживает Киви, увидев таблетки. — Послушай меня, манго недоделанный, — шипит Чонгук, но его тут же перебивают. — Я Киви. — Мне плевать, что ты за фрукт, заткнись по-хорошему, иначе я снесу тебя к чертям собачьим. Чонгук запивает сразу две таблетки, чтобы подействовали наверняка. У Киви урчит живот, и Чонгук догадывается, что тот сегодня еще не ел. Хозяйничая на кухне, Чон надевает мамин фартук, на что Киви морщится. — Бля, это на мне смотрится слишком по-пидорски. Чонгук сейчас дико раздражен, вся ситуация, в которой они находятся, напоминает какой-то фантастический фильм, подобные которым он ненавидит, а этот кокос, вместо того чтобы помочь, только речи свои блатные толкает. Поставив чайник разогреваться, Чонгук сервирует стол на две персоны. Достав из холодильника колбасу, сыр и хлеб, который сразу же отправляется в тостер, он кидает беглый взгляд на свое тело, которое пристально наблюдает за каждым его действием. — Чай наливать хоть умеешь? — Обижаешь, епта, — Киви встает с пригретого места и идет к плите. Сделав им чай, пока Чонгук готовит бутерброды, он присаживается на свое место, вновь начав разглядывать свое тело со стороны. — Прекрати. — А че я делаю? — Ты пялишься. Это неприятно, — хмурится Чонгук, приступая к трапезе. — Так я на себя зыркаю, ты тоже могешь. Не хавай эту хуету, кстати, — говорит Киви, увидев, как Чонгук откусывает кусочек бутерброда, где очень много копченой колбасы. — С чего я должен себя голодом морить? — Так у меня эт самое, — пытается вспомнить, — гайморит. Нормально похаваешь, ниче не будет, а вот такая хуйня пиздец больно делает. — Но гайморит бывает в пазухах, — недоумевает Чонгук. — Подожди, у тебя гастрит что ли? — А, бля, точно! Гастрит, да. — Еще этого мне для счастья не хватало, — ворчит Чонгук, отодвигая от себя бутерброд. — Кушай быстрее, нам нужно успеть прийти вовремя. — Куда? — спрашивает Киви с набитым ртом, запивая вкусным чаем. — В университет. Мы должны показаться профессорам, они помогут. Наверное, это какая-то ошибка или мы оба спим и видим один и тот же сон, — успокаивает себя Чонгук. — Долбаеб или чо? Нас, как крыс, в лабораторию посадят, нахуй оно нам надо? — А что ты предлагаешь? — злится Чонгук. — Я в панике, ничего толкового не могу придумать, а ты тут еще возникаешь! — Хули ты ща на меня бычишься? Мне тоже не в кайф быть в твоем теле, — шипит Киви. — Что? — возмущается Чонгук. — Ты, черт возьми, в шикарных условиях находишься, и тебе еще что-то не нравится? Киви обижают эти слова, но виду он не подает. Да, пусть его дом не такой большой, но у него всегда чисто — спасибо маман и сестренке. Да, пусть он живет в криминальном районе, но зато там пацанская атмосфера, а не эта пидорская возня. — Ты, бля, каких-то телок на стене развесил! Это че за хуйня ваще? Нормального рэпчика послушать не могешь? А эта гомосятинская одежда? Да у моей сеструхи меньше цветной одежды, чем у тебя! — На вкус и цвет, идиот ты недоделанный, — шипит Чонгук. — Мне ведь так нравится ходить в трениках адидас, заправляя их в носки! — язвит, размахивая руками. — Ты не шаришь в пацанском стиле, епта, — довольно ухмыляется Киви. — Хорош сраться, мы оба в жопе, надо работать скопировано. — Скооперировано, — поправляет его Чонгук. — Ладно, согласен, это ни к чему не приведет. Для начала давай познакомимся. Киви широко улыбается, блеснув квадратной улыбкой. Чонгук ловит сильное чувство дежавю, потому что он уверен, что видел раньше эту улыбку. Она необычная, не каждый день встретишь обладателя такой особенности, а сам он точно никогда так не улыбался. Киви протягивает руку, которую Чонгуку чисто инстинктивно приходится сжать в своей. Тактильная близость длится чуть дольше, пока они представляются друг другу. — Я Киви, короче, четкий пацанчик. — А настоящее имя? — Ким Тэхен. А ты, наверное, Чон Чонхен? Чонгук удивляется тому, что Тэхен знает его брата. Они с Чонгуком очень похожи, их нередко путали в детстве, но с годами различия все же появились. Чонхен сейчас в армии, он отправился на службу полгода назад. — Нет, я Чон Чонгук, — пожимает собственную (тэхенову) руку и прочищает горло. — Откуда ты моего брата знаешь? — Твой батя мент? — увидев недовольное выражение собственного лица, но получив кивок, Тэхен улыбается. — Я вчера тебя из-за него и отпустил. Как-то сидел я в обезьяннике, туда твой братишка пришел. Пахан ваш его Чонхеном величал, я и запомнил. Вчера, когда увидел тебя, подумал, что ментовский сын. По факту я не ошибся. Ну, а нахуя мне лишние проблемы? Шивоныч итак мозги мне делает каждую неделю. Чонгук искренне улыбается, представляя Тэхена (его имя намного приятнее, чем простое Киви), который смиренно опустил голову перед его папой, и самого Чон Шивона, который отчитывает Кима, как младенца. Он сам нередко бывал в такой ситуации, потому что папа дисциплинированный, а вот Чонгук со спичкой в заднице. Ему категорически противопоказано сидеть на одном месте, поэтому отец в нужный момент спохватился и отдал своего сына на борьбу, чтобы направить бушующую энергию ребёнка в нужное русло. Чонгук не был примерным сыном, но и плохим его назвать нельзя. Ему действительно повезло, что родители давали свободу выбора профессии, потому что понимали, что это один из самых важных аспектов в жизни. Чонгук, обожавший с детства делать всякие штучки из подручных средств, не задумываясь, отдал документы в политехнический университет в факультет инженерной технологии. Родители не требовали от него высоких оценок, но всегда мягко напоминали, что эти знания он получает для себя. Лучше быть ведущим специалистом, разбирающимся в своей области, чем просто начинающим трудягой, который осваивает все через опыт. И только сейчас, сидя на кухне вместе со своим телом, которое, по факту, будет проживать его жизнь, он с ужасом осознает, что впереди очень важный этап для его карьеры. — Тэхен, ты когда-нибудь защищал проект перед жюри? — Было дело, — отвечает Ким. — А чо? — Слава Богу, — выдыхает с облегчением Чонгук. — Через восемь дней у тебя, а точнее у меня, будет экзамен, куда входит защита проектной работы и предоставление чертежей. — А я ебу, че это такое? Чонгук завывает, понимая, что это гиблое дело. Да этот Тэхен даже двух слов без мата не сможет связать! А ему еще несколько раз в университет нужно будет сходить, при этом Чонгук Тэхена никак не сможет проконтролировать, ведь его не пустят внутрь. — Да не ссы, у нас восемь дней впереди. Ты там это, че-кого, и я такой: «О, нихуя, все, понял-принял». Ну, как те идея? Заебись же? — Мне крышка. — «Мне пизда» говорят в этом случае. И это Чонгука совершенно не успокаивает.

***

— Смари, еще раз: Чили — Чимин, Бутыль — Кенсу, Знахарь — Минсок. Там еще несколько пацанов придут, но ты молчком будь, понял? Пацаны когда покумекают, ты поймешь, кто есть кто. Чонгук бьется лбом о стол в своей комнате, пытаясь запомнить всех «корешей» тэхеновой компании. Они сидят уже два часа, рассказывая самые важные вещи из своей жизни, чтобы не выдать себя с головой, и чтобы близкие не волновались. — Чили, Бутыль и Знахарь. Настоящие имена я запомнил, и возраст тоже. — А теперь самое важное правило, — шепчет Тэхен. — Когда садишься на кортаны, не поднимай пятку с земли. Пятку поднял — честь потерял. — У меня короткие ахиллесовы сухожилия, чисто физически не смогу пяткой до земли достать. — У тебя, — тыкает на себя Тэхен, — да, они короткие. Я чет пытался присесть на кортаны — нихуя, чуть ногу себе не оторвал. Чонгук вспоминает, что они поменялись телами, и теперь весь функционал Тэхена принадлежит ему. Чонгук осторожно делает присядку, боясь, что что-то пойдёт не так, и с лёгкостью садится на корточки, при этом вся поверхность ступни касается паркета. — Бля, в натуре красавчик, — хвалит его Тэхен, и Чонгук даже приободряется. — Теперь четки. Всегда крути их через одну. — Это как? — не понимает Чонгук. Тэхен быстрыми движениями руки начинает крутить четки, а Чонгук пытается уловить алгоритм действий, но получается не особо. — Понял? Ни черта он не понял. Чонгук в уличной системе «пацанов» вообще ничего не понимает, а ему еще придется быть частью этого…сообщества. Мало того, что он выучил иерархию, участников группировки, так еще и должен проводить с этими самыми Бутылями очень много времени. — А можно без четки обойтись? — с надеждой смотрит Чонгук на своего мучителя. — Пацан, улица — это тебе не хуйня. Там свои правила и свои законы. Например, Чили всегда с пивасом ходит. У него ебать иммунитет на бухло. Бутыль, короче, всегда при себе носит перочинный нож, а Знахарь — кастет. — А ты четки, да? — догадывается Чонгук. — Смекаешь. Они снова принимаются за объяснения. Чонгук рассказывает, к кому в универе лучше не подходить, кто может очистить карманы, а кто свой человек. Рассказывает про привычки родителей и что он обычно делает при них. Иногда говорит о своих предпочтениях, например, в еде. Тэхен более чем доволен, потому что теперь гастрита у него нет, и Чонгук слезно молит, чтобы он не заработал ему тоже. Под вечер Чонгук уходит, чтобы не встретиться с родителями, желает Тэхену удачи и направляется домой. Чонгук твердо решил для себя, что не будет пить алкоголь, причиняя вред организму. Если Тэхён не смог этого сделать, то Чонгук возьмет ситуацию в руки: он начнет соблюдать диету, чтобы нормализовать работу желудка, начнет заниматься спортом, чтобы хоть немного подкачать это тело, и научит манерам тех трех парней, которые так дороги Киви.

***

Рассматривая трещины на потолке и слушая душевные завывания Бутыля о том, что Херин динамит его, Чонгук перебирает в голове события прошедшего дня. Он находится в чужом теле лишь сутки, и самое сложное, что выпало на долю Чонгука — это сходить в туалет. Да, в туалет. В ванную комнату. В санузел — называйте, как хотите. Чонгуку крайне сложно перебороть свое смущение и по-человечески отлить. В первый раз он промазал (извините за такие подробности), потому что снимал штаны с закрытыми глазами и целился, скажем так, без рук. Во второй раз, а именно двадцать минут назад, Чонгук точно таким же образом пытался на рефлекторном уровне поссать туда, куда надо, но, увы, не вышло. Будь он зверем с такими тупыми инстинктами, давно бы был съеден волком или другим хищником. Про себя парень все время повторял, что мастерство приходит лишь с опытом, но, судя по всему, такими темпами он зассыт всю ванную комнату, и у домашних определённо возникнут вопросы. Вторая проблема, с которой столкнулся Чонгук — это язык гопников. Серьезно, английский даётся во много раз легче, чем говор этих парней. Чонгук прилагает невероятные усилия, чтобы поймать суть происходящего, но в итоге дает себе команду «разбираться по ситуации». Вот и сейчас, пока Бутыль ноется ему о том, что «Херин пиздатая телка, но истерит ебать жестко», Чонгук пытается составить правильное предложение и ответить новому другу так, как ответил бы Тэхен. — Ну, а что… че она это самое? — Чонгук чувствует себя деградантом, у которого нет понятия словарного запаса, но с другой стороны, для него в новинку подобная речь. — Дак я тоже самое ей говорю. Какой-то гандон к ней яйки катает, я ему нахуй табло кислотой профильтрую, — Бутыль тяжело выдыхает, видя полное недоумение на лице Киви. Чонгук понимает, что Кенсу ожидает от него хоть какой-то реакции, поэтому снова пытается заговорить «по-пацански». — Это пи… пиз… — Пиздец. — Да! — облегченно выдыхает Чонгук. Он так даже перед преподавателем не волновался, и это кажется ему сущим кошмаром. — Кенсу, я хочу сказать… Бутыль резко соскакивает с диванчика и бежит к окну. Воровато оглянувшись, он закрывает шторы, а после с серьёзным видом садится рядом с Чонгуком и тихонько шепчет: — Чо, опять? — Ты о чем? — не понимает Чонгук. — Киви, бля, — злится Бутыль, — хули ты в говно вечно лезешь? — Чего-о-о? — Хуё, бля. Ты ж пацанское слово дал. Чонгук ничего не понимает, но решает не палить себя еще больше. Надо будет узнать у Тэхена, о чем говорит Кенсу. — Я и сдержал, — на пробу говорит псевдо-Киви. Бутыль с такой силой прикладывает к его лбу свою ладонь, что у Чонгука звезды перед глазами пляшут. Звук был таким смачным, что уши заложило, а про след руки на лобной части вообще говорить не стоит — наверняка завтра будет синяк. — Ты че творишь? — взвизгивает Чонгук, пытаясь отодрать руку Бутыля со своего лба. — Ебанёсся, — выдыхает Кенсу. — У тебя жар, Киви. Ща Знахарь сюда доковыляет, махом тебя на ноги поставит, бля буду. — Да нет у меня ничего! Бутыль все равно достает свой телефон, который он отжал у одного ботана, и набирает Минсока — их местного врача и целителя. Никого не волнует тот факт, что учился Знахарь у своей мамы, тети Енсан, которая работает медсестрой. Чтобы было яснее: Знахарь понятия не имеет, где находится аппендикс, но зато с первого раза попадает в вену. Он еле как выговаривает слово «желчный пузырь», но названия болезней швыряет налево и направо. — Пиздуй к Киви, — сходу сообщает Бутыль. — И пилюли свои возьми. А я ебу? У него лоб ебать, как печка нахуй, — продолжая вести беседу, Бутыль и не замечает, как внимательно Киви рассматривает фотографии. Их очень много. Они развешаны вдоль стены, и в этом декоре чувствуется женская рука. Наверное, соорудила это чудо его сестра, потому что они делят с Киви одну комнату на двоих, и Чонгук очень сомневается, что Тэхен способен развести такую красоту. И еще, что приметил Чон, — в этом доме много растений. Они разных форм, большинству Чонгук не сможет дать имени, и все до одного ухожены. Дом, в котором ему придется проживать под чужим именем, довольно милый. Здесь витает чистота и приятный аромат семейного очага. Квартира пусть и небольшая, но обставлена очень уютно, и приятные оттенки молочного цвета придают еще больший шарм родного гнездышка. Напротив небольшой кровати, которая служит и диваном, — тумба с телевизором. Ковер, занимающий лишь малую часть помещения, смутно напоминает ему плетеные изделия из девяностых годов. У тройного окна, которое открывает вид на другие серые здания, стоит небольшой столик, заваленный книгами и всякими журнальчиками. Чонгук осматривает свое место обитания, не обращая внимания на то, как он выглядит со стороны. Бутыль еще раз убеждается, что у Киви жар, потому что он смотрит так, словно впервые в доме, в котором провел все свои года жизни. К этому моменту подоспевает Знахарь, который привез с собой едва ли не просроченные медикаменты. Чонгук скептически осматривает одинаковые на вид таблетки, хранящиеся в разных банках от желтых витаминчиков. И полбеды, если бы на этих баночках была пометка, от чего каждая таблетка будет помогать, но Минсоку все и без этого ясно, поэтому он не утруждает себя сесть и почиркать на пластмассе. — Яйца болят? — в лоб спрашивает недоврач. — Причем здесь… — Бля, лысого не тяни, по-бырому закончим. Яйца болят? — снова переспрашивает Знахарь, внимательно наблюдая за потерянным видом Киви. — Э…нет? — Шланг прорвало? — У нас дома нет шланга, — хлопает глазами Чонгук, не понимая, как они от анамнеза перешли к тонкостям сантехники. — Айщ, еблан, поносит тебя, говорю? Оу, так шланг — это кишечник? Надо бы запомнить. — Нет, — уверенно отвечает Киви. — Ну, тогда это не ОРВИ, — выносит вердикт Знахарь. — Ща Нурофен попьешь, будешь как хер новорожденный. Бутыль недовольно цыкает, явно понимая, что с их братишкой Киви какие-то проблемы. Он сообщает Знахарю, шепча на ухо, что Киви обратился к нему по имени и ни разу не употребил мат. Знахарь тут же бросается на ничего не понимающего Чонгука, требуя шире открыть глаза. Кенсу, словно не раз был в такой ситуации, светит фонариком ему в глаза, отчего Чонгуку кажется, что ему выжгли сетчатку. Если подобные вещи у гопарей что-то наподобие развлечений, то Чонгук продержится не долго. — Не, он чист, — облегченно выдыхает Знахарь, за которым следует по пятам Бутыль. Чонгук уже боится спрашивать, о чем они говорят, и от чего он чист, потому что эти сумасшедшие могут и клизму поставить, диагностируя ангину. У Чонгука к Тэхену определённо много вопросов. Он провожает парней, а сам пытается понять, как ему вести себя с мамой и сестрой. Тэхен рассказал о них в общих чертах, но, благо, отношения у него с семьей хорошие, поэтому Чонгук будет максимально естественным. Сестру Тэхена зовут Миген и, как он сказал, в первой половине дня ее не бывает дома — то с друзьями, то на учебе. Мама, Хваен, работает попеременно: все зависит от того, когда ее позовут на работу, а вот в свободное время она обычно дома. Ближе к восьми вечера женская половина семейства заваливается домой с небольшими пакетами из магазина. Чонгук на автоматизме встает и начинает помогать раскладывать продукты, потому что любил делать это с самого детства. Он не замечает странные взгляды со стороны мамы и сестры, а продолжает напевать и сортировать купленные овощи по отсекам холодильника. — Сынок, все хорошо? — Да, мам. Как работа? — Тэхен, ты какой-то… — Слишком спокойный, — добавляет сестра, опираясь на дверцу кухни. — Влюбился что ли? — Не неси ерунды, — улыбается Чонгук и треплет Миген по макушке. Он все детство мечтал о младшей сестренке, но мама после двух родов естественным путем не оценила его желаний, и сейчас Вселенная словно восполняет пробелы. — Есть будете? — Ты с каких пор такой хозяйственный, засранец? — щурится мама Тэхена, а Чонгук улыбается ее словам. Она забавная, а еще у Киви ее глаза. — Пытаешься так от дачи увильнуть? «Если маман начнет затирать про дачу — вцепись зубами в пол, разъебу тебя, если уедешь. Нахуй оно надо, нам тела нужно вернуть, а она там в своих грядках до конца лета будет возиться». — Да, мамуль, вы там без меня. — Он всегда отлынивает от работы, да какого черта! — возмущается сестра, агрессивно фырча. — Я тоже отдыхать хочу! — Я больше полезен буду дома. — И то верно, — смеется Хваен, накрывая на стол. — В прошлый раз ты сжег все мои помидоры, не нужно мне больше такого счастья. Одна миссия уже выполнена. Мама и сестра уезжают завтра с утра, так как у Миген начались летние каникулы, а значит, у Чонгука будет больше пространства для поиска ответов на свои вопросы.

***

Сначала Тэхен шарит по дому, отмечая хороший вкус дизайна, потом он вверх ногами лежит на диване, смотря в выключенный телевизор, и уже после, когда кровь приливает к вискам, он меняет положение, продолжая рассматривать свою новую обитель. Чем целыми днями занимается этот Чонгук? Судя по книгам, учится пацан хорошо. Тэхен пытался понять, какая у него специальность, но не получилось, ибо помимо научной литературы, этот задрот любил и детективы почитать, и как освоить космос, и как приготовить окрошку. Было очень много справочников по английскому языку, чему Тэхен был приятно удивлен, поэтому, не придумав ничего интереснее, садится читать книжки по иностранному. — Ебать, это же легкотня. Тэхен не замечает, как за окном темнеет, и вскоре наступает момент возвращения родителей. Чонгук сказал, что когда не занят, он любит приготовить папе и маме вкусный сытный ужин, так как они приходят домой очень уставшими. Тэхен из готовки умеет только яйца варить, и то, если забудет о включенной плите, умудряется пропалить весь дом. Мамка с сестрой потом ругаются, что вся одежда гарью пропахла, и придется заново стирку проводить. — Гуки, мы дома, — раздается приятный женский голос. «Че еще за Гуки?» — думает Тэхен, выходя в коридор. Он неловко мнется у двери, не зная, что сделать: подойти и обнять её или же просто пройти на кухню, поприветствовав старших? — Ты устал, зайчик мой? — мама обхватывает лицо Тэхена и нежно целует в лоб, от чего Ким немного смущается. — Нормас я, еб… — осекается, — ежкин кот. — Ты начал так нестандартно говорить, — по-доброму смеется Шивон. Тэхен замирает, не понимая, что вообще ему делать с этим мужиком. Ладно мама, с ней можно вести себя, как ребенок, но Шивоныч — тот, кто попил немало крови у уличной шпаны — довольно суровый батя, а быть серьезным перцем-хуерцем очень сложно для Тэхена. — Да я просто, — бубнит Тэхен, помогая маме донести продукты до кухни. Родители усаживаются за стол, а Тэхен, подумав о том, что Чонгук накрывал для них, как ему утром, начинает мыть овощи, предварительно поставив еду в микроволновку. Шивон внимательно наблюдает за ним, а Киви, почувствовав этот тяжелый взгляд, тушуется, потому до усрачки боится Чона-старшего. — Гуки, — начинает ласково отец, — с тобой все в порядке? Тэхен вообще не думал, что Шивоныч способен на такую нежность в голосе. Все-таки свое дите — это тебе не отморозков гонять. — Да, Шивоныч, — вырывается у него прежде, чем он успевает прикусить язык. — А что? — Обычно ты не любишь накрывать на стол. Только в критические моменты. Так вот почему с утра этот пидор ему накрывал. Он чувствовал тревогу, а ситуация была более чем критической. Да что там — это был настоящий пиздец. — Я немного устал. Экзамены там, все дела, — как ни в чем не бывало продолжает нарезать салат, боковым зрением наблюдая, как родители обеспокоенно переглядываются. — Не волнуйтесь, отвечаю, все хорошо. — Ты разговариваешь, как Тэхен, — усмехается Шивон. Киви, пытаясь не выдать свое волнение, закидывает помидорки черри в рот и слишком похуистично говорит: — А кто это? — Парень один, он часто у меня в отделении проводит время. — М-м, — мычит несвязно, раскладывая столовые приборы. — Хулиганье, наверное. — Тэхен парень хороший. Принципы у него, как у настоящего мужчины, уважаю таких, — с гордостью говорит Шивон. — Этот малец многое повидал, даже сам чуть не сошел с пути, но все же не обрек свою мать-одиночку и малолетнюю сестру на мучения. — Ты о чем? — Тэхен молится, чтобы его голос не дрожал, а на глаза не наворачивались слезы. — Че за путь? Шивон еле заметно улыбается, но продолжать тему не спешит. Отец явно дает понять, что чужие секреты своему псевдо-сыну не будет рассказывать, за что Тэхен начинает уважать Шивоныча еще больше. Конечно же, сам Ким прекрасно понял, о чем говорит Чон-старший, но сейчас Тэхен выступает в роли сына Шивона, поэтому проявлять интерес больше обычного не стоит. Тэхен пытается говорить мало, насколько это возможно, потому что: во-первых, он еле как контролирует поток матов; во-вторых, он не в курсе всех событий, поэтому боится выдать себя с головой; в-третьих, ему все еще некомфортно. Тэхен молится, чтобы утро быстрее наступило, потому что первая их с Чонгуком теория говорит о том, что происходящее — большой нелепый сон, которую одновременно видят оба парня. Если это действительно так (Тэхен даже молиться начал), то на утро они снова вернутся в свое тело, и жизнь станет по-прежнему прекрасной. На случай, если изменений не будет, Чонгук придумал гениальный план: надо познакомить Чили и Сокджина, лучшего друга Чона. Сначала Тэхен не понял, зачем им знакомиться, но Чонгук объяснил, что наверняка Вселенная хочет как-то перемешать их жизни, сделать взаимосвязанной. Знакомство двух лучших друзей страдальцев — прекрасная попытка стать ближе.

***

— Судьба, тварь! — Черт, да почему я? Одновременно в разных квартирах, между которыми сотни метров, раздается вопль двух отчаявшихся парней. История про сон не сработала. Именно поэтому ближе к обеду Чонгук и Тэхен приступают ко второй части плана. Набрав Сокджина, Ким приглашает его к себе во двор, где и состоится встреча. Чонгуку тоже долго уговаривать Чили не пришлось — с него одна пачка белых семечек. И сейчас, стоя на детской площадке, четыре взрослых мужика тупо смотрят друг на друга, пытаясь перебороть неловкость. — Не знал, что ты со шпаной дружишь, — первым нарушает тишину Сокджин. — Сам хуею, — бодро восклицает Тэхен, но, встретив уничтожающий взгляд Чонгука (Тэхен теперь знает, как выглядит со стороны, когда злится), быстро исправляется: — прошу прощения, вырвалось. — Бля, Киви, как ты с тем пидором скорефанился ваще? — недоумевает Чили. — Тебя тоже голубое болото засосало? — Ты гей? — недоумевает Сокджин, переводя взгляд на своего друга. — Я на еблана похож, скажи мне? Или от меня пахнет заднеприводностью? Чонгук не может вымолвить ни слова, потому что Сокджин сразу поймет, что тут дело нечисто. Чонгук так, как говорит Тэхен, никогда не разговаривал, поэтому ему почти физически больно видеть, как глаза друга округляются. — Тогда почему тот парень называет тебя пидором, причем имея в виду далеко не твой характер. — О-о, ебать, а ты свой пацан, — Чили протягивает руку Сокджину, после чего представляется: — Я Чили, епта. А это Киви, мой братишка, — указывает на Чонгука. Тэхен хочет заорать, что это он Киви, что его насильно переселили в чужое тело, что это он братишка Чили. — У вас вся шпана, как набор продуктов в супермаркетах? — Обижаешь, ебать. У нас и Бутыль есть, — перечисляет Чимин, — и Знахарь. Еще кенты Провод, Коготь… Тэхен с Чонгуком с воодушевлением наблюдают, как Сокджин и Чимин начинают друг с другом сближаться. Парни шутят, Чили учит Джина пацанским понятиям, а тот внимательно слушает. — Мы им не мешаем? — шепотом спрашивает Чонгук. — Да пусть пару словечек перетрут, че ты. Тэхен с Чонгуком тихонько щелкают семечки, слушая рассказ Чили, который он повествует Сокджину. —…а мне смс-ки приходят, а я ему говорю: «Айда раз на раз выйдем, отскочем, побормочем, полопочем за тоси-боси, за кашу манную, за жизнь гуманную, про бродяг, что на воле. Да и за все остальное, короче, ебать, за всю суету епта». Ну, мы там хрю-му, ебать, дальше — больше, шире — глубже, короче, он и на очко присел. Чонгук из всего сказанного понял только про кашу манную, и то не факт, что верно интерпретировал. Тэхен понимающе кивает, мол, красава, базара ноль, братан. Сокджин внимательно слушает, переспрашивая значения тех или иных слов, а после с восхищением добавляет: «Пацаны, вы такие классные!». Чонгук чуть ли не воет, когда Сокджин на прощание обнимается с ним, а после он с Тэхеном уходит домой. Чонгук с Чимином плетутся меж дворов, щелкая семечки, которые обещал купить Киви. От избытка соли кожа пальцев начинает зудеть, и Чонгук искренне считает, что гопники — это сверхлюди. Им абсолютно все ни по чем, у них не организм, а танк какой-то. Чимин что-то рассказывает, а Чонгук пытается уловить суть сказанного. — Да чтоб оса меня за яйца ужалила! Я ваще не догоняю, с хуяли Хваса тебя игнорит? Она чо, ебать, бесстрашная? — Кто такая Хваса? Чимин лукаво улыбается, ударяя кулаком в плечо своего друга. Чонгук хватается за ноющие мышцы, а Чили продолжает идти, как ни в чем не бывало. — Типа ты ее не знаешь? Молочага, уважаю. Если телка игнорит тебя — шли ее нахуй. — Ты про что? — не понимает Чонгук. — Да про телку твою! Чонгук белеет на глазах, вспоминая о Джихе. Черт возьми, если она напишет Тэхену, то все пропало. Плюс ко всему, несмотря на то, что они с Киви поменялись телами, Чонгук Тэхену совсем не доверяет, а тот может с легкостью манипулировать телом его любимой девушки. — Отвечаю, у меня сейчас губы, как очко курицы, сожмутся. Пиздец эти семки соленые, — продолжает свой монолог Чимин. — Щас бы пиваса холодненького. — Я не хочу. — Братан, ар ю окей? — акцент Чимина режет слух, но Чонгук легко отвечает ему: — Don't care about me. Чили не удивляется, как этого ожидал Чонгук. Вскоре они доходят до собственного двора, где их ждут другие парни. Бутыль со Знахарем, как всегда, стоят вместе, а вот тех двоих Чонгук не знает, из-за чего начинает паниковать. Следуя совету Тэхена, он просто молчит, собирая информацию по крупицам. — Сегодня Шивоныч на дежурстве, так не канает. — Коготь, бля, — шикает на него второй парень. — Мы так никогда не дадим пиздов этим сукам. — Киви, а ты че думаешь ваще по этому поводу? — спрашивает Коготь. Чонгук понимает, что от его ответа зависит буквально все. — Да че вы паритесь, пацаны, — начинает осторожно Чонгук. — Все ж пучком. — Долбоеб, через неделю этот ебалай просто исчезнет. У него же эта хуйня, как его, — щёлкает пальцами Чимин, пытаясь найти слово, — сессия. И тут Чонгук вспоминает о том, что через семь дней он будет стоять перед жюри и защищать свой проект. Если повезет, то к этому времени Чон вернёт свое тело. А если нет, то эта миссия будет на Тэхене. И что-то Чонгук сомневается, что Ким сможет связать и двух слов по его специальности.

***

Едва солнце пробивает свои первые лучи сквозь окна, Чонгук встает и начинает тренироваться. Ему нужно хоть что-то делать, потому что он глубоко убеждён: судьба развернулась таким образом только потому, что Тэхену нужен Чонгук, а ему нужен, соответственно, Тэхен. Конечно же, судьба не имеет в виду что-то криминальное или запретное, — по крайней мере Чонгук так себя утешает. Правда в его теории есть одна осечка: что может дать ему Тэхен? Он не красноречив, про манеры говорить не стоит. Уровень интеллекта остановился в классе пятом, а жизненные позиции какие-то дикие. Чонгуку от Тэхена никакой пользы. Но, что бы там ни было, он свою миссию выполнит, поэтому Чонгук сейчас начинает разминаться, без стыда оценивая свое временное тело. Конечно же, это нужно для определения интенсивности тренировок, не более. — Да уж, ну и рыхлый же ты, Ким Тэхен, — бормочет Чонгук. Он откидывает футболку — смысла надевать нет — и начинает свой комплекс упражнений. Эту систему он разработал сам, и Чонгук надеется, что с Тэхеном она тоже сработает. Пот струится градом, пока руки выжимают все соки, делая отжимания от груди. Чонгук дышит через раз, выдыхая сквозь стиснутые зубы, считает про себя, не забывая о том, что тело к большим нагрузкам пока не готово. Потратив час на всю тренировку, Чон идет принимать контрастный душ, который помогает скинуть лишние граммы. Пока он моется, на плите закипает кастрюля с яйцами. Чонгук не поленился и нашел карточку Тэхена, в которой было сведение о его проблеме с желудком. Гастрит с пониженной кислотностью — вычитав это, Чонгук начал искать советы врачей по типу питания. Вытираясь насухо, он думает о том, что буквально вчера не мог нормально сходить в туалет, ибо дико смущался того, что нужно трогать себя. Сейчас Чонгук абсолютно голый, при этом ни один мускул не дрогнул на его лице, и он спокойно вытирается мягким полотенцем. Причиной такого стремительного принятия стал никто иной, как Тэхен. Он досконально объяснил, что, цитата: «Бляха-муха, ты ебанулся, братан? Мы ж два поцыка, хули ты как чурбан ся ведёшь?». Чонгук, поняв, что Тэхен подобной проблемой не страдает, послал воздушный фак своим загонам и забил на все. Пообедав и убравшись в квартире, Чонгук собирается пойти в свой родной дом. Во-первых, защита проекта на носу, а чертежей нет. Во-вторых, нужно предупредить об этом пиздеце Тэхена, ибо родители будут в шоке, если увидят, как их сын балду гоняет, а не занимается экзаменом. Выйдя из подъезда, Чонгук сталкивается с Чили, который, как всегда, щёлкает семечки. — Тебе не надоело одно и тоже грызть? — усмехается Чонгук, пожимая другу протянутую ладонь. — Ты, ебать, на святое не зырь, — с умным видом щебечет Чимин. — Пойдем булки помнем, сегодня вечером у Бутыля в гараже туса будет. — Вы же два дня назад собирались. — Ну дык, хули нам, бандитам. Чонгук все еще не понимает язык гопарей, поэтому решает промолчать. Этот Чили везде ходит с ним, а Чонгуку позарез нужно к Тэхену. Чимин будет только мешать, и поговорить откровенно при нем не получится — подумает еще, что они психопаты какие-то да в табло для профилактики даст. — Слу-у-шай, — тянет Чонгук, — мне нужно сходить кое-куда. — Так я с тобой, — внаглую выдает Чили. — Нет, Чимми. Лицо Чили морщится в отвращении, и оно становится таким милым, что Чонгук еле сдерживает себя, чтобы не ткнуть пальцем в чиминов крохотный носик. — Ты меня хуетой этой не зови, понял? — Почему, Чимми? — с издевкой тянет Чон. — Не по-пацански это звучит, ебана рот. Чимми — нет блять, Хуимми. Чонгук все же треплет Чили по волосам, на что тот фырчит, как кот, увидевший воду. Чонгука такое поведение лишь забавляет, и он искренне улыбается Чили, когда тот покрывает трёхэтажным матом бутылку, на которую случайно наступил. — Вместо того, чтобы орать на весь двор, лучше бы взял да выбросил в мусорку, — недовольно тыкает Чонгук, подбирая стеклянную ёмкость. — А нахуя? Чонгук тяжело выдыхает, качая головой. Здесь шпана к таким вещам не приучена, они швыряют все, что в руках, прямо на дорогу. Их совсем не волнует, что тут также гуляют дети, которые могут пораниться о стекло. Чонгук задаётся планом — изменить этот тип мышления. — Чили, бро, мне правда нужно уйти одному. Через два часа я снова буду с вами, вы как раз к этому времени гараж обустроите… че кого. — Я не шелуха, липнуть к ногам не стану, братан. Ты порешай дела свои, потом вместе к Бутылю отскочем. Парни прощаются, и каждый идет своей дорогой: Чонгук держит верный курс к себе домой, а Чимин бездумно шляется меж дворов, решая свои пацанские дела.

***

Тэхен с раннего утра нарезает круги по дому. Пойти к братанам не вариант, потому что как бы по-пацански Тэхен не оделся, для братвы будет выглядеть, как педик. Квартира убрана, посуда вымыта, даже полы протерты — иногда Тэхен действительно заслуживает похвалы. Родители, уходя на работу, поблагодарили его за труд, а Киви чуть ли не замурчал от удовольствия, но свои возгласы: «Ну, ебать, я так-то крутой чел», — оставил на потом. Еще одно приятное занятие — это нагло шарить по телефону Чонгука. Они договорились, что будут использовать смартфоны только для того, чтобы отвечать на звонки, чтобы не пересекать личные границы. Конечно, Тэхену скрывать было нечего, потому что единственное ценное в его галерее было немецкое порно, но Тэхену делиться не жалко — Чонгук тоже пацан, на зачетную жопу передернуть можно. Поэтому сейчас, смотря фотографии Чонгука, Тэхен не чувствовал никаких угрызений совести. — Ебать, наш ботан вечно с девчонками фотается. Я думал, он девственник. Фотографий одной девушки было намного больше, чем других, и Тэхен машинально понимает, что это девушка Чонгука, но так как Тэхен находится в его теле, по факту, эта красотка его. — Пиздатая у тебя дама, слушай, — хлопая себя по бедру, улыбается Тэхен. Аккурат в этот момент в дверь звонят, и Ким невольно напрягается: если пришел кто-то из тех, о ком Чонгук ему не рассказывал, то это будет просто пиздец. — Блять, я чуть в штаны не отложил, — выдыхает Тэхен, открывая двери Чонгуку. Тот снимает свою обувь и по-хозяйски проходит в свою комнату. Тэхен не предлагает чай или кофе — в конце концов, это чонгуков дом, сам возьмет, если захочет. — В общем, дело дрянь, — начинает Чонгук. — Я в курсе. Мы уже третий день торчим в телах друг друга. — Не только в этом проблема. У меня экзамен через шесть дней. — А хули ты кипишуешь, — пожимая плечами, Тэхен садится на кровать. — Ты ж умный до пизды. — Я — да. А вот ты — нет. — Слышь, это обидно, ваще-то, — бурчит Тэхен, захватывая одну из подушек, что вкусно пахнет духами Чонгука. — Прости, но все правда плохо. Если за шесть дней мы не сможем вернуть свои тела, то ты завалишь защиту моего проекта, от которого зависит очень многое. Чонук идет к одному из шкафчиков и достает оттуда коробку со своей разработкой. Тэхен любопытно таращится, смотря на робота, и пока еще не совсем понимает, для чего она нужна. — Это Peepie 9010. — Пиздато звучит. — Спасибо, — благодарит Чонгук за сомнительный комплимент. — Этот робот предназначен для тех, кто страдает болезнями дыхательных путей. Peepie измеряет температуру воздуха, постоянно анализирует состав атмосферы, и если уровень пыли превышает норму, он начинает ее очищать с помощью ионизаторов. — Нихуя не понял, — восторженно выдыхает Тэхен, наблюдая за аппаратом, светящимся разными цветами, — но очень интересно. — Это сарказм? — Бля буду, нет. Мне реально интересно. Чонгук в душе ликует, потому что если это изобретение пустят на производство, жизнь людей значительно облегчится, учитывая то, что в Сеуле довольно загрязненный воздух. — Смотри, — Чонгук нажимает на одну из кнопок, и робот начинает двигаться по комнате. — Так он ищет места с высоким уровнем пыли. А сейчас, — робот мигает, после чего достает маленькую трубочку, — он начнёт высасывать ее. — Типа, как пылесос? — Угу, но более маленькая и бесшумная версия. — Братан, ты типа Эйнштейн? — спрашивает Тэхен. — Эм, нет, я не занимаюсь законами физики и не веду наблюдения за явлениями природы. — Ты ж эту хуету как-то сделал. — Ну да. Я технический инженер. Если быть точнее — учусь на него. Тэхен забавно выпучивает глаза, и Чонгук не сдерживает своего смеха. Ей-богу, Киви похож на ребенка, которому рассказывают о космосе или других неизведанных вещах. Тэхен бурчит, мол: «Че ржешь, дебил», а после снова переключает внимание на робота. — Ты внатуре умный, братан. — Но я не сказал самого главного, Тэ. — Фу, бля, не называй меня так, — морщится Тэхен, а Чонгук ловит чувство дежавю. — Не по-пацански звучит, да? — передразнивая Чимина, Чонгук показывает воздушные кавычки. Тэхен широко улыбается. Чонгук бы завис, будь Ким девушкой, потому что улыбка эта вновь напоминает ему нечто забытое, но очень приятное. Словно Чонгук упускает важную деталь, но какую именно — понять не может. Словно эта улыбка сияет для него не первый раз, так, будто Чонгук ее уже видел. — Я так никогда не смеялся. — Квадратная улыбка, да? — спрашивает Тэхен. — Я в душе не ебу, как это выходит, но даже в твоем теле я лыблюсь так, как делал в своем. — Это… — Ужасно, я знаю, — бурчит Тэхен, отводя глаза. — Не будем о моем еблете говорить, по-братски. Чонгук хочет сказать, что не считает его улыбку ужасной, ни в коем случае. Если бы Тэхен был девушкой, Чонгук осыпал бы его комплиментами, но наличие яиц у сидящего напротив останавливает чонгуков порыв. Тэхен после этого точно его пидором считать будет, а ведь Чонгук не такой. — Так, мы отвлеклись. Вот все, что я тебе рассказал, тебе нужно будет сказать перед жюри, демонстрируя работу Peepie. Только вот, тебе еще придется показывать чертежи, по которым я собирал робота. — Пиздец. — Самый настоящий, — соглашается Чонгук. — Тэхен, я правда в этом случае очень зависим от тебя. Пожалуйста, иди мне навстречу. Тэхен долго думать не хочет. «Я же не какое-то хуйло, чтобы рушить жизнь пацана» — не озвучивает Киви. Тем более, вроде ничего сильно заумного Чонгук не сказал, а значит — Тэхен все осилит. Поэтому Киви легко кивает, мол, согласен я, а Чонгук от радости резко его обнимает. По-пацански, конечно же. — Бля, я не через очко дышу, отпусти, еблан, иначе задохнусь, — Тэхен отстраняет Чонгука от себя, на что тот мгновенно вспыхивает. — Расслабься, мы с пацанами так же обнимаемся. Чонгука отпускает. Он уже подумал, что Тэхен пропишет его в лигу голубых ботаников, а после вообще будет сторониться, думая, что гейство заразно. — Я запишу тебе речь, а ты выучишь. Чертежи я возьму на себя, но ты все равно должен и сам их прорабатывать, ибо тебя могут попросить изобразить на доске, плюс родители ничего не заподозрят. Тэхен устало хнычет, но все равно соглашается. Чонгук показывает ему книги и страницы, на которые нужно делать акцент, а Ким старается не пропустить ни одну деталь. — Кстати, у меня еще одна просьба, — говорит Чонгук, доставая свой телефон. — Ты заебал, братан, я тебе чо, вдункерид? — Вундеркинд, — смеется Чонгук, поправляя Тэхена. — Нет, эта просьба будет тебе на пользу. — Валяй. — В общем, запиши мне пацанские фразы и их значение. Я действительно не понимаю твоих друзей. Тем более, я с завтрашнего дня начну заниматься ими, а то просто воздух пинают, бездельничают. Пора бы принести пользу обществу. — Ебанесся, — Тэхен берет протянутый телефон и начинает писать в заметках часто используемые фразы для чётких пацанов. Когда Чонгук уходит, воодушевленный тем, что сейчас он будет наставлять парней на путь истинный, Тэхен падает лицом на мягкую кровать. В нос ударяет терпкий запах духов, которые, как ни странно, не вызывают тошноту. У Тэхена чувствительное обоняние, из-за чего духи вызывают у него отторжение, но вот запах Чонгука… он приятный. Немного помычав в подушку, Тэхен садится за зубрежку написанного Чонгуком текста.

***

На улице начинает темнеть, когда Чонгук приходит к Бутылю в гараж. Сегодня там больше людей, чем Чонгук знает, но это даже лучше, ведь руки лишними не будут. Чонгук досконально расспрашивал Тэхена о возможных врагах или неприятелях, которые могут быть у пацанов района. Их оказалось более, чем предостаточно, что, конечно же, на руку Чонгуку. Парень всю дорогу учил новый для него язык гопарей, чтобы построить грамотную в их понимании речь. — Короче, ебать, — Чонгук залезает на деревянный стол, чтобы присутствующие обратили на него внимание. — Хуету эту выруби, — и незнакомый ему парень действительно выключает орущую магнитолу. — Кто такие Водовозы? — Ебанутые отбросы! — начинает кричать толпа. Для пояснения: район Каннам делится на пять региональных зон, в каждой из которых есть свой лидер и своя пацанская туса. Взаимоотношения между группировками разные, но именно Водовозы — это мини-враги Интеллектуалов, то бишь их. Чонгук сначала долго смеялся с названия группировки, в которой находится, но Тэхен одним ударом в ребра его быстро успокоил. Так вот, Водовозы не раз приходили и грабили на их территории, из-за чего потом полицейские вешали вину на них, Интеллектуалов. Они могли ночью перевернуть мусорные контейнеры, чтобы на следующее утро двор вонял отбросами. Чонгук решил воспользоваться этим. — Братаны, братишки мои, — Чонгук вытягивает руку для пущей убедительности, — мы должны дать пиздов этим мудозвонам. — И в рот, и в душу, как сказанул-то! — выкрикивает Бутыль. — Но! Мы кто? Мы орлы! Это Водовозы, пидоры такие, ведут себя, как свинота. Они ебашат наш район, а мы этого не должны им позволять! — Мне кастеты начать раздавать? — спрашивает Чили. — Не будет никакой драки. Завтра мы все встаем, берем с собой пакеты и перчатки, и… — Бля, мы чо, прям убивать их будем? — слышится из толпы. — Ебана рот, нет. Мы будем убирать нашу территорию и запустим челлендж. Наши братки из других районов подключатся к нам, станут чистить у себя дворы, но не эти мрази Водовозы. От них как говном воняло, так и будет. — Внатуре, Киви, ты пиздец умный, братан! Толпа начинает согласно улюлюкать, а Чонгук выдыхает: убедить их было намного легче, чем казалось. С завтрашнего дня он начнет менять их в лучшую сторону. На утро вся банда Интеллектуалов собирается у подъезда Киви в готовом снаряжении: Чили и Провод стащили у своих матерей резиновые перчатки для мытья унитазов, Знахарь напялил зачем-то бахилы на излюбленные кроссы. Несколько пацанов вооружились вениками и мусорными пакетами, а Бутыль притащил даже тележку. Чонгук, завершив тренировку и сделав себе полезный завтрак, выходит к своим подопечным в спортивном костюме: закатанные рукава, удобные кеды и кепка козырьком назад. Он осматривает ребят, гордо улыбаясь, и прочищает горло, чтобы на весь двор прокричать: — Ну чо, ебать, порвем очко Водолазам? Толпа одобрительно улюлюкает, а затем стихает, когда Чонгук поднимает руку. — Короче, я вам тут не петушара заводная, дважды повторять не буду, усекли? — пацаны кивают. — Увижу на районе семку — каждому в жопу пачку пропихаю. Увижу бутылку — заставлю сесть на нее. — Бля, братан, полегче, у меня зад заболел, — говорит, Чили закрывая ягодицы руками. — Дак мы не долбаебы, шоб суету наводить, а потом засирать. Пацаны поддерживают слова Чимина, Чонгук кивает и начинает распределять каждому свою зону, в которой будет чистка. Чтобы породить конкуренцию, он говорит парням о том, что будет сам проверять все места, а лучшему уборщику от него ящик пиваса. Интеллектуалы, будучи смотивированными, приступают к работе, а Чонгук решает встретиться с главарями других группировок, мол: «Хули, давайте посмотрим, чей район пизже». Начало по изменению жизни Ким Тэхена положено.

***

Тэхен еле как разбирается в ноутбуке Чонгука, но все же умудряется включить свой любимый джаз. Пацаны часто смеялись над ним, потому что сначала он слушает воровские песни про мать, а после завывает под Фрэнка Синатра, и эти абсолютно не сочетающиеся между собой жанры музыки делали Тэхена уникальным. — Я хуй знает, че тут калякать, — Киви смотрит на чертежный лист и всякие инструменты, которыми он понятия не имеет, как пользоваться, и решает до прихода Чонгука ничего самостоятельно не предпринимать. — Вот инглиш — хуйня дело. Чонгук научил его готовить какао с молоком — говорят, это полезно при его гастрите, — поэтому Тэхен решает взять яйца в кулак и сварить вкусный напиток. У него это неплохо получается, и он даже решает сфотографировать свой маленький кулинарный шедевр на телефон Чонгука: пусть потом полюбуется и снова похвалит его. Взяв кружку с горячим какао, Киви плюхается на пуфик с книгой по английскому языку. В ней собраны упражнения и много текста, которые Чонгуку нужно перевести, а Тэхен в этом удивительно хорош. Он делает большой глоток, обжигая свой язык, и смачно матерится, когда проливает какао на себя из-за того, что резко дернул руку. — Да я ебал, какого хуя я такой лошара? — завывает Тэхен, снимая белую футболку, которая уже не белая вовсе. Он снова смотрит на подтянутый торс, дуя на красную кожу, и бормочет: — Будь я телкой, дал бы ему, отвечаю. Но я не гомосек, бля, че за хуету я несу. Тэхен решает, что переодеваться смысла нет, поэтому просто берет карандаш и начинает решать тесты, лежа на пуфике. «Да, надо будет спиздить у него эту хуевину» — думает Киви, строя конструкции предложений. За свои мысли ему вообще не стыдно: он несколько дней пребывает в такой среде, что у него немного поменялся стиль разговора, а пацаны такое не одобрят — повесят табличку пидора и концы с концами, так что пуфик — это меньшее, что он может взять за свой ущерб. — Уй бля-я-я, Чон, ты такой долбоеб, тут ответ b, — Тэхен зачеркивает обведенный кружочек и рисует там, где нужно. — Пиздец, такие ебланские ошибки нужно уметь делать. Он тратит два часа, исправляя чуть ли не всю книгу, а после устало откидывается назад. От холода соски встали — это он замечает, когда снова (зачем-то) осматривает тело Чонгука. — Мне точно нужно передернуть, аж яйца звенят. И он действительно решает немного снять напряжение, но понимает, что так не сможет — ему нужно, чтобы рядом был Чонгук, как бы это странно не звучало. — Или может с Сокджином нужно покумекать? Бляха-муха, че со мной? Тэхен надевает чистую футболку, хватает ключи и выходит из дома, надев новые кроссы Чонгука — ну да, они не обговаривали, что можно носить, что нет, а Чили в прошлый раз заценил его стиль, так что Киви не видит никаких препятствий. Выйдя на улицу, Тэхен на пробу садится на корточки, но у Чонгука действительно короткие сухожилия, поэтому он не рискует дальше издеваться над собой — пока что это тело его, и боль чувствует тоже Тэхен. — Братан, побазарить нужно, — говорит Киви, позвонив Сокджину. — Чо, есть минутка? — Господи, Чонгук, почему ты так разговариваешь? — Хуйню не мороси, норм я базарю. Так ты придешь, не? Или мне подскочить к тебе? — Приходи ко мне, я в больнице пока что. — Че стало? — В смысле? — не понимает Сокджин. — Хули ты в больнице потерял? — Я там работаю бухгалтером… Тэхен бьет ладонью себя по лбу, потому что вспоминает слова Чонгука о том, что его лучший друг ведет отчеты больницы, поэтому часто там пропадает. — Я еблан, сорян, забыл чёт. — Ты странный, Чонгук. — Побазарим, когда я допиздую до тебя. Тэхен отключает телефон и идет в сторону больницы, о которой говорил Чонгук. Ему все еще непривычно, что его зовут чужим именем, он не может принять факт того, что необходимо проживать другую жизнь, пока его находится в руках Чонгука. В конце концов, от Чона зависит его пацанская честь, а это не просто хухры-мухры. Потратив на дорогу полчаса, Тэхен вальяжно заходит в клинику, зная, что охрана ничего ему не скажет: ебаное общество со своими вижуал-стандартами не поймет, что тот Киви, которого не пустили внутрь несколько лет назад из-за того, что он, как они думали, не может оплатить себе лечение, теперь без проблем проходит мимо кабинки с охраной. Внешне он другой из-за непонятных обстоятельств, но внутри он все тот же — и этот пример лучше всего показывает, как не стоит зацикливаться на том, что видят глаза. — Привет, Гуки, — Тэхена встречает Сокджин, который обнимает его, а Киви морщит нос от подобного обращения. — Я Чонгук, заебали называть так. — Ты раньше не особо жаловался, — смеется Сокджин, пока они идут в кафе на втором этаже. — И все же, я надеюсь, что ничего серьезного не произошло? «Ебать завернул ты, канеш. Подумаешь, хуями с братаном твоим махнулись» — думает Тэхен, но мысли озвучивать не решается. — Кхм, — прочищает горло. — Чисто гипнотически… — Гипотетически, — поправляет его Сокджин. — Похуй. Так вот, прикинь, мой кореш поменялся телом с другим чуваком. Че делать? — Чего? — Бля, не тупи, по-братски. — Ладно, не злись, — Сокджин снимает очки и идет забирать свой заказ на двоих. Он ставит стакан с кофе и булочками, а у Тэхена глаза искрятся: до сих пор не верит, что без вреда для себя может есть такие вкусности (он тот еще сладкоежка). — Хорошо, допустим, такое возможно, прямо как в фильмах. Будучи скептиком, я не верю в такие явления, но мы ведь говорим о выдуманной ситуации, так? «Если бы» — остается на кончике языка. — Ну, типа. Делать-то чо? — Поцелуй любви поможет, я полагаю. — Кого-о-о? — Тэхен взвизгивает, встав на ноги, и все присутствующие оборачиваются на него, поэтому Сокджин, шикнув, усаживает своего горе-друга на место. — Я чо, пидор по-твоему? Я те ебало начищу, слышь, э! — Чонгук, да что с тобой? Причем тут вообще ты? Пыл Тэхена резко стихает, и он опускает голову на сложенные на столе руки. Киви издает непонятные мычания, обрабатывая всю информацию, которую до него донес Джин. — Во всех сказках и фильмах все сводится к силе любви, которая может сломать чары. Так что, я полагаю, тут тот же самый случай: лишь истинный поцелуй любви сможет вернуть все на свои места. И эти слова совсем не успокаивают.

***

Чонгук смотрит на забитые мешки с мусором и гордится как собой, так и ребятами, которые вложили столько труда. Маленькие детишки, увидев, с каким упорством проводится уборка, решили присоединиться к ним — вот и первый правильный пример, который они подали молодому поколению. Следующее, что в планах Чонгука — это собрать деньги с жильцов и купить краски, чтобы покрасить все лавочки и обновить цвета турников. Конечно, он понимает, что доверия шпана особо не вызывает, но у него хорошие ораторские способности: немного упорства, и все получится. — Пацаны, вы просто пиздатые, знайте это, — говорит Чонгук, замечая тень усталости на лицах Интеллектуалов. — Наш райончик теперь ваще по красоте обустроен, базарю. Внутренний грамотей орет, бьется головой об стену, что так разговаривать нельзя, но ситуация вынуждает адаптироваться, и, если честно, Чонгуку начинает это нравиться. Страшно то, что за несколько дней он привык к Тэхену и его бредово-гениальным идеям, и поэтому понятия не имеет, что с ним будет после того, как они вернуться в свои тела: с одной стороны, Чонгук понимает — они не одного поля ягоды; с другой стороны — не хотелось бы забывать все после возвращения. Встречи с Киви будут проводиться каждый день, потому что дедлайны по проекту горят так, что Чонгук чувствует запах гари — это его будущее полыхает, пока он район с гопниками вычищает. Отправив парней домой, Чонгук направляется по знакомому адресу, по которому проживал до момента обмена телами. На улице все также жарко, хотя вечереет, оттого и прохладный ветерок треплет волосы, собранные в бандану (он немного завидует шевелюре Тэхена, которая остается мягкой и шелковистой практически всегда). Дойдя до своего подъезда, Чонгук вводит пароль от домофона и при этом замечает, как на него смотрят местные бабки ака собирательницы сплетен. Оно и ясно-понятно почему: Тэхен, то бишь Чонгук, не из этих местностей, вот они и напрягаются. — Только попробуй украсть лампочку, — предупреждает его та, что сидит подальше. — Я тебя запомнила, имей в виду. — Если бы я был вором, лампочка — последнее, что меня интересовало бы. Бабули сидят в культурном шоке, а Чонгук поднимается к себе. Он взял свои запасные ключи на всякий случай, поэтому без проблем открывает двери ими и проходит внутрь, будучи спокойным за то, что до прихода родителей несколько часов. — Тэхен-а, ты где? А Тэхен лежит на пуфике, бездумно пялясь в потолок, а после выдает убитым голосом: — Нам придется стать пидорами, чтобы хуебекнуться обратно в свои тела. Чонгук зависает, смотря недоумевающим взглядом на свое тело со стороны, и боится спросить, как Тэхен дошел до таких умозаключений. Он не чурается подойти к нему и потрогать лоб — кто его знает, может быть, лихорадку поймал. — Я не конченый, че зыришь, — шикает Киви, убирая руку Чонгука, — или ты начал модерацию в мир гомоебли? — Модернизацию, ты имеешь в виду. — Чо, дохуя умный? — Sometimes, — говорит Чонгук, плюхаясь рядом. Тэхен поднимает голову, выпучив глаза. — I'ma pleasantly surprised, — английский прекрасно ложится на язык Тэхена: его глубокий бархатный голос переливается, как оригинальная озвучка американских сериалов. Чонгук в шоке охает, потому что Киви на своём родном не может связать двух слов без мата, а тут говорит без акцента и грамматически правильно. — Ты говоришь на английском? — Ну типа. — Врешь, — не верит Чонгук. — Я че еблан, чтобы пиздеть за просто так? — обижается Тэхен и встает рядом со своим телом, носителем которого является Чон. — Давай побазарим, может докумекаешь. — У меня с английским очень плохо, — стыдливо признается Чонгук. — Я никогда не срезаюсь на экзаменах, но английский — это реально пиздец. — О, мисье, вы осквернили свой святой храм речи? — язвит Тэхен. — А ты хотя бы понял, что сказал? — не остается в долгу Чонгук. — There's so much 'bout me u don't know. У Чонгука с английским плохо, но не настолько, чтобы не понять, о чем сказал ему Тэхен. Он и не сомневается в том, что у Киви, который является маргиналом в социальной лестнице, есть свои скелеты в шкафу, как и у любого другого человека. Даже самый близкий в окружении никогда не раскроет свою душу на сто процентов — у него будет свой уголочек воспоминаний и прожитых моментов, которые будут принадлежать лишь ему одному. Возможно, в этом кроется разгадка их ситуации: им нужно доверить друг другу то, про что они не решаются раскрываться другим. — Хорошо, прости, я не хотел обижать тебя. — Да хули мне, все заебца, не очкуй. — Как ты додумался до идеи, — прочищает горло, — с геями? Тэхен принимает позу лотоса, решительно сжимая кулаки, тем самым показывает, что если им придется пойти на такие жертвы, как мужская честь, — он готов. Лучше один раз пососаться и забыть об этом, чем жить чужой жизнью — так думает Киви, пока объясняет Чонгуку всю схему, предложенную Сокджином. — Мы никому ничего не скажем, все будет чики-пуки. Один раз попосались — и хуяк! Мы уже в своих родненьких телах. — А если не сработает? — скептически спрашивает Чонгук, явно не настроенный на свой первый поцелуй с мужчиной. Мало того, он ведь в отношениях, а подобное является изменой, пусть и ситуация критическая. — Братан, лучше попробовать и пожалеть, нежели всю жизнь сидеть на очке и думать, че бы там было. Умная мысль. Чонгуку она определенно нравится, потому что пусть принцип «Все или ничего» ему не по душе, в этом есть свой смысл. Иногда человек делает что-то себе во вред или просто бездействует, пока смельчаки рискуют и пробуют: либо провалишься, но обретешь опыт, либо получишь желаемое и останешься в выигрыше. — Слушай, влюбиться друг в друга у нас в любом случае не получится. Мы же натуралы? — зачем-то спрашивает Чонгук, словно ответ Тэхена будет решать его ориентацию. — Да, мы настоящие мужики. Не гомосеки, — поддерживает Киви. — Тогда поцелуй любви не сработает. — А ниху-я-я, — тянет Тэхен, широко улыбаясь. Это значит одно: он что-то придумал. — Мы же, по сути, будем целовать свои тела, да? — А себя мы любим, — ловит его мысль Чонгук и радостно отбивает протянутый кулак. — Это может сработать, потому что придраться будет не к чему. Ты гений, Тэхен-а! — Бля, ну стелешь по фактам. Они оба звонко хохочут, но в один миг переводят взгляды друг на друга. С одной стороны, в поцелуе не будет ничего зазорного, потому что, опять же, это их родные тела, с которыми они прожили всю жизнь. Было бы странно и неловко, если бы поцелуй состоялся в то время, когда они были бы на своих местах. — Мне стремно, — говорит Тэхен. — Мне тоже, но выбирать не приходится. Это всего лишь поцелуй самого себя, да? — Бля, мы че так ссыкуем, я понять не могу? — раздражается Тэхен, встав на ноги. — Ты хотя бы раз наяривал? — Что делал? — Наяривал, — повторяет, как ни в чем не бывало, Тэхен. — Ну, дрочил. — Почему мы перешли на обсуждение интима? — Да любой нормальный пацан наяривал, отвечаю. А чо, пососаться с самим собой — это фу, значиться, а хуй подрочить — заебись тема? Логично. Ничего не скажешь. — Ты снова прав. Тогда иди сюда, — Чонгук подзывает Тэхена сесть обратно на пуфик, и тот, на удивление, послушно выполняет просьбу. Хочется завязать друг другу глаза, чтобы не чувствовать неловкость, но такие игры Киви точно не одобрит и посчитает, что Чона уже перетянули на радужную сторону. — Кто начнет? — задает вопрос Тэхен, а в его голосе явно отслеживается волнение и дрожание перед неизвестным. — Давай я. — Нет, с хуя ли ты? — возмущается он. — Потом будешь пиздеть, что оголубил меня. — Ага, тогда давай ты, чтобы потом твои дружки били меня при удобном случае, — язвит Чонгук, вытягивая сжатый кулак. — На камень-ножницы-бумага, как обычно. Киви считает, что этот метод решения проблем самый эффективный, и что выйдет — то и будет. Никаких обид, только рандом. Сначала оба парня показывают камень, но потом Тэхен проигрывает Чонгуку, когда вытягивает бумагу, а тот ножницы. — О да, папочка всегда выигрывает! — Без пидорских комментариев. — Иди сюда уже. Чонгук сам не успевает опомниться, как притягивает Тэхена и целует, что уж говорить о самом Киви, переживающим главное потрясение в его жизни (конечно же, после обмена телами) — он распахивает глаза и упирается руками в грудь Чона, пытаясь отпихнуть его от себя, но Чонгук предусмотрительно держит Кима за шею. Ситуация — сюр. Тэхен расслабляется на секунду, пока внутренний маленький гопник покрывает его двадцатиэтажным матом, а Чонгук пользуется мгновением и проникает языком внутрь. Целовать собственное тело оказалось охуеть как приятно — этот вывод делают оба парня, когда неосознанно углубляют поцелуй и откровенно покусывают друг другу губы, шипя и мыча от переизбытка ощущений. Тэхен перемещает руку на затылок Чонгука и сжимает мягкие локоны, прижимаясь ближе, и при этом чувствует, как длинные чужие пальцы скользят по телу. Это наваждение, иначе и не описать — их прошибает током, когда раздается звонок по квартире, и ощущается это так, словно по их головам ударили колокольней: «Ау, проснитесь!». Тэхен вскакивает, поправляя вздернувшуюся футболку, и идет открывать дверь. Чонгук судорожно думает, куда же ему залезть, потому что увидь кто-то их вместе с опухшими губами и сбившимся дыханием — сразу все поймет. Со стороны прихожей раздаются голоса родителей, а Чонгуку хочется побежать им навстречу и кинуться на шею, обнимая так сильно, чтобы они без слов поняли тоску по родному дому. Но ставить себя в плохое положение не стоит: он вернет свое тело, но проблемы со стороны родителей останутся, потому что они не дети и могут понять очевидные вещи. На ум ничего толкового не приходит, поэтому Чонгук решает залезть под кровать — благо, размеры позволяют свободно уместиться и даже переворачиваться с одного бока на другой. Когда он ложится на живот, чтобы протиснуться в маленькое пространство, Чонгук чувствует, как член давит и болезненно ноет из-за грубого трения. — Черт, — ругается он, пролезая до середины кровати, чтобы не быть замеченным наверняка. — И что мне с этим сейчас делать? Тэхен проводит родителей до их комнаты, где они переодеваются и оставляют свои документы из работы, а сам бежит к себе, чтобы проверить наличие обладателя его тела. — Чонгук, ты здесь? — шепотом спрашивает Киви, осматривая комнату. Чонгук вытаскивает руку и стучит по полу, привлекая его внимание. — Ох ты ж, ебанный рот, я чуть не обосрался от страха! — Да не кричи ты! — шикает на него Чонгук, а Тэхен садится на колени и наклоняется к нему, чтобы лучше видеть и слышать. — Попробуй проводить их в джакузи, я тогда сбегу домой. — Как я им это скажу, бля? — отвечает шепотом Киви. — Пока они будут ужинать, приготовь им горячую ванну и концы с концами. Поверь, это сработает. — А нахуя ты туда залез? — У моего отца явно были бы вопросы, увидь он нас с красными опухшими губами и меня со стоящим членом, — раздражается Чонгук и не замечает, как говорит лишнее. Лицо Тэхена смешно вытягивается, словно его телу не знакомо понятие эрекции, но слышать это от другой версии себя немного… странно. — Ты ща там будешь наяривать? — Я не собираюсь загрязнять свою комнату. — А у меня дома? — Почему мы опять… — Не очкуй, разрешаю. В комнату заходит мама Чонгука и спрашивает, что там ищет ее сын, а у настоящего Чона сердце заходится в бешеном ритме, потому что если их поймают — им конец. — Я телефон уронил, — он ловким движением достает свой айфон из кармана, но мама не видит этого, поэтому верит безоговорочно. — Иди, маман, я сейчас подойду. Она кивает и удаляется из комнаты, а Киви бросает в спешке: «Я дам знать, когда выйти» — и идет на кухню, где сидит отец Чонгука. У него все еще внутренний страх перед Шивонычем, словно тот читает его, как открытую книгу, но Тэхен старается не подавать виду. — Как идет подготовка к проекту, сын? — Все нормально, не оч… — прикусив язык, быстро исправляется, — не беспокойся. Я успею сделать все чертежи. — У тебя всего несколько дней осталось, ты помнишь? — спрашивает мама, заходя на кухню. Она уставшая после работы, поэтому Тэхен сам накладывает им еду, хотя получается это у него из рук вон плохо. — Да, маман. Все под контролем, доверьтесь мне. «Да попизди, под контролем у него все, ага» — ерничает внутренний голос. Он ставит перед родителями тарелку с горячей домашней едой и спешит удалиться, чтобы выполнить поручение Чонгука, но его останавливает Шивон. — Ты куда? Поешь с нами. — Я наберу вам горячую ванну и приду. Отдохните нормас, че вы вялые такие. Родители смеются над его словами, поражаясь тому, откуда Чонгук понабрался этих фраз, но они понятия не имеют, что тело его сына захватил местный гопарь с погонялом Киви. — Не нужно, мы сейчас уйдем. Нас позвали друзья в бар, решили в кои-то веки отдохнуть, — поясняет мужчина. Тэхен пищит от радости, потому что ему нужно привести мысли в порядок, а в присутствие взрослых, даже запрись он в комнате, ему бы не посчастливилось. Он провожает родителей и на всех парах летит к Чонгуку, чтобы прямо с порога крикнуть: — Выходи, чертила, дома никого. Чонгук вылезает из своего убежища и стряхивает пыль со спортивок. Из-за высокой концентрации маленьких частиц, забившихся в нос, он несколько раз чихает. — Тэхен, ты превратил мою комнату в свинарник! — Слышь, э, бля, жук, — возмущается Киви на беспочвенные обвинения. — Да я у тебя на хате убирался больше, чем за всю свою жизнь! — То-то оно и видно, — продолжает ворчать Чонгук, плюхаясь на пуфик. Возбуждение спало, к счастью, поэтому дискомфорта он не чувствует. — Пыль тоже нужно протирать, иначе она будет скапливаться. — Сорямба, хули. Неловкая тишина, разбавляемая лишь тиканьем часов, сильно давит. Киви чешет затылок, прекрасно понимая, что им стоит обсудить произошедшее, но как таковой смелости говорить о подобном у него нет. Поцелуй любви не сработал из-за него, скорее всего, потому что внутри сидит вина за собственное прошлое, мешающее принять себя. Все будет казаться неправильным, хотя, по сути, о какой правильности идет речь, когда в эпицентре событий сам Ким Тэхен. На самом деле, он очень ранимый и восприимчивый к критике, поэтому каждый раз, когда Киви сталкивался с представителями другого слоя общества, ему было некомфортно. Мама и сестра очень чуткие и воспитанные, покойные ба и деда были из учительской среды — почему он выбрал путь маргинала, ему так и не удалось осознать. В детстве бабушка осыпала его книгами по английскому языку, дома разговоры велись только на иностранном, чтобы маленький Тэхен хорошо произносил сложные слова. Несмотря на то, что рос он без отца, бабушка и дедушка многое вкладывали в своего внука, пока мать пыталась заработать деньги для его с сестренкой пропитание. Собственно, прозвище Киви впервые дала ему бабуля, когда Тэхена постригли налысо — волосы потом отросли и выглядели в точности, как пушинки фрукта. Он все еще помнит труды близких, но ему дико стыдно за тот образ жизни, который он ведет, потому что не этому его учили. Раньше он читал Шекспира в оригинале, а сейчас его максимум — это сборник упражнений по английскому, который принадлежит Чонгуку. Не случись у них перемена тела, он даже не взял бы в руки книгу — возможно, это своеобразный плюс. В конце концов, ничего в этой жизни не делается просто так. — Моя ба подарила мне в детстве сережки, как у тебя. Пидорская хуйня, но она меня зацепила, когда я впервые их увидел, — внезапно подает голос Тэхен, присаживаясь напротив Чонгука, чтобы держать зрительный контакт. Тот принимает удобную позу и дает знать, что готов слушать, но продолжать Киви не спешит — он и сам не знает, зачем сказал это. — У тебя были проколоты уши? — Зеленым был, всякую дичь творил, — усмехается. — Она не отругала меня, а купила такую цацку, которая у меня дома лежит, кстати. — Она тебе нравится? — Хуйня. — Врешь. Ты бы не прокалывал уши, если бы сам этого не хотел, — заверяет Чонгук. — Просто ты живешь предрассудками: боишься, что пацаны осудят, перестанут воспринимать тебя, как своего человека, но вот что я тебе скажу, — он пододвигается ближе и заглядывает в глаза Тэхена, убеждая его в том, что говорит: — не внешний вид характеризует тебя, как личность. Смотри, — Чонгук встает с пуфика и крутится перед ним, показывая свой наряд, — месяц назад я надевал массивные берцы, рваные джинсы с цепями, а сейчас стою в паленых адидас. Одежда поменялась, соответственно, и мое впечатление об окружающих, но я как был Чонгуком, так им и остался. Тэхену эти слова были необходимы всю жизнь, а именно с тех пор, как он ввязался в компанию уличной шпаны, куда еще и Чимина притащил. В этих кругах довольно суровые правила, хотя по ним и не скажешь, что у них есть какие-то принципы. Для всех они — бандиты, и, наверное, так и есть, но Тэхен с таким суждением не согласен в корне. Да, матерятся они будь здоров, этикет не соблюдают, но… Первое правило дворов: никогда не обижай женщин. Практически у каждого есть мать и сестра, и они слишком уважают их, чтобы посметь вредить другим женщинам. Второе правило: оберегай детей, не учи их плохому. Кто бы что не говорил, Киви даже не матерился при детворе, не говоря уже про алкоголь. Казалось бы, два простых правила, но не стоит забывать, что маргинальное сообщество весьма специфично относится к нормам морали. — Ладно, я пойду, а ты дай мне материалы для черчения — Чонгук плетется в прихожую, дав время на обдумывание своих слов, а Тэхен собирает все необходимое. — За английский я хотя бы спокоен, а чертежи сделаю дома сам. Тебе придется лишь выучить речь. — Справлюсь, не очкуй. Закрыв дверь за гостем, который фактически и является хозяином этого дома, Тэхен возвращается в комнату и пытается сосредоточиться на чертежах. Если его теория о мышечной памяти верна, то Чонгук, будучи в его теле, не успеет к положенному времени. Тут же возникает вторая проблема: Тэхен бы сам успел, если бы понимал принципы построения и их закономерности. Освоить весь материал он не сможет, потому что на нем еще текст, доказательства и решение задач. — Блять, как не вовремя мы махнулись телами, — бубнит себе под нос, открывая книгу по инженерии. — Я нихуя не понимаю, но хули, живем один раз. Всю ночь Тэхен сидит за формулами, углубляясь в законы физики с головой. Он не замечает, как часы стремительно бегут вперед, и отстраняется от книги только тогда, когда родители заходят домой. — Ты еще не спишь? — Нет, пап, у меня экзамен на носу, — вздыхает Тэхен, чувствуя приятное тепло в груди от того, что он назвал Шивоныча отцом. У него эту роль исполнял дедушка, но все равно, где-то в глубине души он хотел так же, как остальные пацаны гонять мяч по двору со своим папой. Шивон подходит и обнимает сына со спины, а Тэхен замирает, чувствуя, как мужчина целует его в макушку. Это чувство, наполняющее его до кончика пальцев ног, невозможно назвать одним словом: ласка растекается по венам и греет внутренности, а на глазах выступают слезинки, норовящие стечь вниз по щекам. — Ты у меня молодец, сын. Я действительно горжусь тобой. Не забудь отдохнуть, трудяга, — он оставляет Тэхена в комнате одного, даже не подозревая о том, что подарил частичку отцовской любви совершенно чужому человеку, при этом сделал его немного счастливее.

***

Утро Чонгука началось с того, что его родной отец вызвал Ким Тэхена, то есть Киви, в участок, а так как Чон является носителем этого тела, ему пришлось плестись туда с Чили и Бутылем. Видеть своего родного человека при исполнении — это одно, но когда под прицелом ты, да еще и под чужим именем — вот это совсем другое. Как выразился бы Тэхен, он пиздецки ссыкует. — Ну, какие новости? — Все пучком, начальник, — отвечает Чили, поправляя свой козырёк. — Че сам как? — Отставить фривольность! — строго говорит Шивон, а Чонгук уже грехи замаливает. Если он что-то сделал не так, и его папа будет злиться — конец всем восстановившимся нервам, над которыми Чонгук так долго работал. — До меня слухи начали доходить, что вы у себя на районе чистку завели, за экологию выступаете. Что происходит? — серьезно спрашивает мужчина при исполнении. — Мы решили взяться за ум и принести пользу обществу. — Бля, братан, давай без умного балаболничества, я себя ебантяем чувствую, — обращается к Чонгуку Чимин, стоя чуть позади. — Тэхен, ты же знаешь, что мне лучше не врать? — Шивоныч, — Чонгук вовремя вспоминает, как Тэхен называл его отца, — я те зуб даю, мы хуйней не страдаем. — Кто вас надоумил? — не верит старший Чон, скептически осматривая парней перед ним. — Да мы сами, базарю, — вклинивается Бутыль. — Хули эти пидорасы на нашем районе свой высер разгоняли? Вот мы и оно самое, ну ты понял. Шивон тяжело выдыхает, решив отпустить парней домой. Скорее всего, они начали работать над собой — так думает он, но прежде просит Киви задержаться и поговорить с ним с глазу на глаз. — Шивоныч, вот те крест — все пучком, — говорит Чонгук, поражаясь тому, как быстро он адаптировался под маргинальную речь. — У тебя самого все хорошо? Этот вопрос застает Чонгука врасплох: ну, как бы тебе сказать, отец, что перед тобой стоит твой младший сын? И как бы тебе сказать, что под твоей крышей живет чуть ли не самый частый гость полицейского участка? — Ага. — И… это все? — А че еще? Шивон чуть усмехается, качая головой, и отпускает Чонгука, а тот выдыхает, словно отец действительно мог понять, что перед ним его родной сын. Бутыль крутит в руках свою четку, пока они втроем вальяжной походкой выходят из участка. Чимин говорит о том, что, цитата: «Сто пудов эти пидорасы накрысили на нас, бля буду!». Чонгук решает отложить этот вопрос на потом, потому что на повестке дня подготовка чертежей, которые очень сложно даются: руки Тэхена не приспособлены к такому виду деятельности, поэтому только одну ночь он потратил на обычную рамку. Что будет с его проектом — абсолютно не понятно, но для начала… — Ебашь. — Ты уверен? — спрашивает мастер, держа пистолет у уха Чонгука. Тот решительно настроен проколоть уши Тэхену, потому что понял многое за тот короткий разговор. Он изменит жизнь Киви, пока тот меняет его. — Говорю же: ебашь. Мастер вздыхает, обрабатывая мочку уха, и ставит прицелы, чтобы проколы были симметричные. Чонгук чувствует секундную боль, но он к ней привык, и с довольным лицом выходит из салона к Чили и Бутылю. Чимин роняет из руки баночку с пивасом, а Кенсу с тихим ужасом присвистывает, созерцая перед собой абсолютно счастливого Киви. Всю дорогу двое парней удивленно таращатся на Чонгука, пытаясь понять, что с ним вдруг случилось. Носитель тела Киви, в свою очередь, уверенно шагает во двор, где его ждут пацаны, вооружённые красками, кистями и перчатками. — Зацените, че замутил! Чонгук показывает красные припухшие мочки, на которых две сережки-гвоздя. Пацаны, мягко говоря, в шоке. — Короче, туда-сюда, оно самое, — Чонгук вжился в ипостась Тэхена максимально натурально, — четкие пацаны живут так, как хотят. Ебашьте краской волосы, делайте татушки, прокалывайте сосочки, если хотите — короче, живите по кайфу. Андерстенд? — Пиздец, потеряли пацана… — Будете хуйню моросить — табло начищу, — предупреждает Чонгук, пресекая на корню всевозможные оскорбления. — А теперь — айда работать.

***

«Почему только Чонгук приходит сюда? Я чо, инвалид?» — с такими мыслями Тэхен надевает чужие вещи, прихватив ночные конспекты, и плетётся в свой родной район. Он знает, что как только кто-то из своих увидит незнакомца, стопроцентно докопаются, поэтому готовится давать отпор сразу же, как зайдет на территорию Интеллектуалов. Как только Тэхен доходит до родного дома, на удивление, не встретив никого на своем пути, на него бросается Чонгук с объятиями: у него искрятся глаза, как будто он сделал что-то невероятное, а энергии так много, что Киви чуть не сносит с ног. — Мы двор покрасили! Тэхен приятно удивлен: вокруг чистота, и чувствуется аккуратный подход к работе, потому что все на своих местах и ничего лишнего. Некоторые элементы по типу клумб из шины вовсе исчезли, а на их место установили каменные ограждения, закреплённые цементом. — Какого хуя? — ошарашенно спрашивает Тэхен, пока Чонгук тянет его в квартиру. — Садись. Сейчас будет шквал эмоций. — Чонгук, я уже очкую… пиздец. Пиздец — это мягко сказано, потому что Чонгук крутит головой, как юла, показывая старые проколы, которые сегодня были обновлены. Тэхен рефлекторно обхватывает его лицо двумя руками, поворачивая то в одну, то в другую сторону, и все еще не может поверить, что Чонгук сделал это. — Ты ебанутый? — Да брось, смотри, как классно! Тэхен толкает Чонгука, и тот, не выдержав резкого давления, падает на спину, ошарашенно наблюдая за разъяренным Киви. Ким садится сверху и хватает Чона за грудки, встряхивая его так, что Чонгук почти получает сотрясение мозга. — Повторяю вопрос, сраный умник: ты ебанутый? Кто дал тебе разрешение так поступать с моим телом? — у Тэхена глаза сверкают от злости, метают молнии, которые нещадно попадают в Чонгука. — Я думал… — Не надо, блять, думать! — Киви припечатывает Чонгука к полу, не рассчитав силу. Тот шипит, хватаясь за затылок, и смотрит загнанно, словно не узнает Тэхена. — Ебучий случай, кто тебя просил, а? Думал, что толкнул заумную речь, так все? Я изменил свое мышление и жизнь? Ты, долбоеба кусок, ничего обо мне не знаешь! Тэхен встает с Чонгука, трясущимися пальцами зажимая волосы на затылке. Он тяжело дышит, стоя спиной к своему телу, и пытается взять под контроль ярость, которая так пагубно на него влияет. Чонгук подходит к нему и смотрит красными от лопнувших капилляров глазами. В них читается немой укор, но язык говорит обратное: — Прошу прощения. Я всего лишь попытался сделать твою жизнь лучше, только это, как оказалось, тебе не нужно. Он снимает новые серёжки, которые нельзя снимать, пока не заживут проколы, и, раскрыв ладонь Тэхена, вручает ему. — Я заклею уши пластырем. Месяц-два — и проколы закроются, не беспокойся. — Чонгук… — А теперь уходи. Не хочу, чтобы ребята задавали лишние вопросы, на которые у меня нет ответа, — Чонгук разворачивается и идет в сторону кухни, но останавливается у прохода: — Да, и еще. Не насилуй свой мозг и не учи то, что тебе не под силу. Завалишь экзамен — я его потом пересдам, как только найду способ вернуть твою жизнь в твои руки. Тэхен чувствует себя последним дерьмом на свете, потому что сорвался на невинном человеке. Тэхен чувствует себя так же отвратительно, как три года назад, когда его жизнь пошла под откос, и временами он ощущает, что та яма все еще засасывает его в пучину депрессии. Он уходит, оставляя Чонгука одного, и не знает, куда податься: ему нужен рядом тот, кто знает его и не осудит за вспышку агрессии. Судьба его сегодня балует, потому что как только Тэхен выходит из подъезда, Чимин удивленно присвистывает, подходя к нему. — Какими судьбами? — Братан… Тэхену плевать, что он не в своем теле — ему необходимо присутствие родного человека рядом. Он кидается с объятиями на Чили, и хотя Пак не любит, когда его трогают, все равно крепко обнимает в ответ. Чимин словно чувствует своего друга, но по-прежнему просто молчит и ждет, когда кому объяснят происходящее. — Нужно перетереть пару слов. Чимин кивает и идет в сторону своего дома — все равно он живет один, а на улице вести разговоры не стоит. Тэхен чуть ли не плачет, когда видит уютную чистую квартиру своего братана: Чили всегда отличался особой любовью к моде и опрятности. — Пивас будешь? — Не, я в завязке. Чимин хмыкает и ставит чайник на плиту, достает свою золотую коллекцию конфеток, показывая, что готов слушать. — С хуя ли я твой братан? С пидрюгами не вожусь. — Бля, вот только не думай, что я пацан с ебанцой, но… — Тэхен сглатывает слюну, смотря на опирающегося на кухонную тумбу Чимина, — это я, Киви. — Внатуре с ебанцой. Хуйню тут мне не мороси! Тэхен тяжело сглатывает, собираясь с мыслями, и начинает залпом вываливать на своего друга факты из своей жизни, которые не то что Чонгук — никто не знает, кроме Чимина. — На твоем дне рождении я случайно ебанул паленой водяры и попал в больницу с приступом в желудке. Тебя не пропускали ко мне, поэтому ты спиздил халат у врача и притворился медбратом, чтобы навестить меня. Чимин выпучивает глаза в шоке, явно не ожидая такого, но все еще слабо верит тому, что перед ним его брат-братан-братюня: в конце концов, он верит своим глазам, а не словам малознакомого парня. — А еще помнишь, как мы ныли с тобой, когда я чуть не сдох от передозировки? Тогда ты заставил слово пацана дать, что я пройду курс реабилитации. — Да ты гонишь… Откуда ты все это знаешь? — Вспомни, как я нажрался в хламину и полез на тебя сосаться. — Ты внатуре Киви, — ошарашенно произносит Чили, роняя кружку из рук, потому что последнее, что сказал этот парень — их страшная тайна с Тэхеном. — Я пиздеть зазря не стану. Чимин выключает плиту и подбегает к своему другу, чтобы рассмотреть его новую внешность, полностью игнорируя осколки на полу. Тэхен видит, что в голове Пака никак происходящее не укладывается, впрочем, ничего удивительного: он и сам до сих пор не понимает механизма трансформации. — Я скажу полную хуйню, но мы с тем пидором Чонгуком махнулись телами. Он в моем, а я в его. Как эту хуйню остановить — мы в душе не ебем. — А я, блять, думал, ты ботаном решил стать! Захожу к тебе на хату — ты хуйню какую-то умную читаешь, — изображая рвотные позывы, говорит Чили. — Еще и материться не мог, я и так, и сяк — а нихуя! Тэхен рассказывает все, что произошло с ним за это время, не утаивая даже факта поцелуя. Чимин слушает, иногда охая и вздыхая, и приходит к решению, что осилить всю вылитую на него информацию без соджу невозможно. — Так ты его мадам чпокнул? — Я говорю ей: «Айда подолбимся у меня на хате, пока пахан не приехал?» — а эта мымра бросила меня. Ну и пошла нахуй. Чонгуку такая не нужна. — Он знает? — Нет. Узнает — мне пизда, поэтому я сижу на очке. — А делать че будете? Тэхен понятия не имеет, как ему поступить: никаких достоверных источников с решением подобного вопроса нет, а уповать на слова шарлотанов — такое себе занятие, только время и деньги пропадут. Чили предлагает ему для начала помириться с Чонгуком и не реагировать так остро на то, что тот пытается помочь ему. — Он нихуя не знает обо мне. — А хули ты яйца мнешь? Расскажи ему все. — Стремно, — бурчит Тэхен. — Бля, Киви, ты внатуре Киви! Че тут стремного, долбоеб? Ты мужик или кто? — Он, бля, весь из себя такой правильный, фу. А я бывший торчок. — Он пацан ровный, хуйни не скажет. Ты посмотри, как он наш район очистил! Ща все пацаны про нас треплются, — гордо выпячивает грудь Чили. — Он Интеллектуалов на ноги поднял, прикинь. Тэхену намного легче. Правду говорят, что когда делишься, лишний груз с плеч спадает, оттого ему дышится легче. Сейчас нужно собраться с мыслями и поговорить с Чонгуком, потому что раз они делят самое сокровенное — тело, — на двоих, то и переживания делить тоже придется. На сегодня у него ресурсов не хватит, да и Чонгук к разговору не готов.

***

Чонгуку нужно отвлечься, потому что обида с каждым часом разрастается в душе все сильнее. Прошло уже два дня с тех пор, как между ним и Тэхеном произошла стычка, но вестей или хотя бы сухих извинений все еще нет. Чонгук придумывает гениальный план: поехать всей толпой на Чеджу, и ради этого он готов взять отцовские деньги с карточки, которую оставил при себе на случай экстренных ситуаций, а ситуация более чем экстренная — понятия не имея, что же такого его задело, Чонгук накручивает себя и доводит до изнеможения. «Было бы ради кого» — фырчит. «Есть, ради кого» — спорит сам с собой же, но мысль не озвучивает. Чонгук решил, что сережки снимать на улице не будет, потому что гордость не позволит: сначала он ведет великие ораторские речи, а потом дает заднюю? Не в его случае, поэтому надев спортивки и взяв с собой походную сумку, Чонгук застегивает новые гвóздики на свежем проколе, не забывая про асептику. За все время пребывания в чужом теле Чонгук многого добился: он нормализовал не только свой рацион, но и всей шпаны, которые питались одними семечками и пивом. Он направил их неугомонную энергию в нужное русло, и теперь каждое утро соседи наблюдают за ротой тренирующихся парней: Чонгук и свое тело привел в порядок, хотя это далеко не предел. С каждым днем его вера на возврат тела угасает, потому что никаких продвижений в этом направлении нет. Чонгук уже смирился, что его жизнь теперь принадлежит другому, но не отчаялся окончательно — он строит новую, но очень привычную душе. Естественно, забывать своих родителей он не будет, и велика вероятность, что через полгода, если за это время тело так и не вернет — Чонгук расскажет обо всем родителям. Пусть они подумают, что их сын сошел с ума — это всяко лучше, чем молчание. Выйдя во двор, Чонгук подтягивает походную сумку, пока парни потихоньку приходят в назначенное место встречи. Чимин удивительно тихий сегодня: он наблюдает за каждым его движением, а когда ловит взгляд Чонгука — сразу же щурится, словно рядом с ним нечисть. — Братва, у нас два дня каникул. Я оплачиваю хавчик, но без бухла, помните? — Бля, Киви, какой отдых без самогона? — возмущается Коготь, завязывая свои шнурки выцветших кроссовок. — Мы тут столько ебашили, дай нам отдохнуть, е-мае! — Так мы и отдохнем, — отвечает Чонгук и начинает вести пересчет, словно утка, которая ведет за собой утят. Все на месте, поэтому он дает команду, чтобы те шли к автобусной остановке. Чонгук заранее купил всем билеты на поезд и паром: их ждет немалый путь, да и позволить себе отдых не каждый может. Он забил на чертежи, которые не сумел осилить: их слишком много, а руки к такому не привыкли. Тем более, даже если бы Чонгук чудесным образом начертил семь схем, Тэхен не смог бы защитить проект, так что это того не стоит. Чимин не отходит от него ни на шаг и словно обрабатывает все его слова; такое поведение немного напрягает, потому что Чонгук чувствует себя вором, которого поймали с поличным. — Я с Сокджином перетереть хочу, — и эти слова для Чона как снег посреди лета. Он нервно смеется и сводит все в шутку, но Чили от своего не отступает. — Ты хули угараешь? Он пацан ровный, с ним и корешами быть не стыдно. — А че ты его вспомнил вообще? — А че, нельзя? — хитро щурится Чимин, а у Чонгука мурашки по телу. — Можно. Давай после отдыха? — Я сейчас хочу. — Ну и пиздуй, хули ты ко мне приебался? — огрызается Чонгук, не сдерживая эмоций. Обычно для него такое не свойственно, но где Сокджин, там и Тэхен, а его видеть он пока не хочет. — Воу, братишка, полегче. После отдыха, так после отдыха, — Чили приподнимает руки в примирительном жесте, и, хмыкнув, проходит мимо. Уже стоя у автобусной остановки, Чонгук спокойно выдыхает. Вóды Чеджу пойдут ему на пользу: за пять дней в его теле накопилось слишком много стресса, оттого он и рычит на всех. Непонятно, как будет складываться его жизнь, и как вообще такие изменения скажутся на организме: в конце концов, такие явления не описаны в науке, и эта безысходность сильно давит. Пацаны строем занимают почти весь салон, и их голосистые басы начинают нервировать пожилых пассажиров: ребята, переполненные эмоциями, говорят слишком громко и так же смеются. Чонгук просит их быть немного потише, и в автобусе становится комфортно для всех. Путь их ждет долгий.

***

Тэхен с головой уходит в учебу — действенный метод скрыться от внутреннего голоса, который травит сознание картинками того, как он сорвался. Чонгук столько всего сделал для него, так что успешная защита проекта — это меньшее, что Киви может сделать для него. С самого детства Тэхен отличался хорошей памятью, а еще дедушка, который был учителем экономики, научил его такой вещи, как тайм-менеджмент. Ее суть была проста: разделяешь задачу на несколько маленьких, расчитываешь примерное время на их выполнение и разбавляешь промежутки отдыхом. Тэхен понял, что материал перед ним огромный, и освоить все даже при правильном распределении своего графика он не сможет, поэтому решил включить смекалку. Киви отыскал в интернете фрилансеров, которые за день должны были подготовить ему чертежи по тем материалам, которые оставил ему Чонгук, пусть и заплатил немалую сумму за работу, но, справедливости ради, выглядело все аккуратно и качественно. Второй день он посвятил заучиванию формул, так как ему приходилось дополнительно заучивать значение каждого знаменателя, чтобы понимать, что тут происходит. До экзамена осталось четыре дня, и их Тэхен решил разделить следующим образом: два дня на заучивание самого текста, а оставшиеся — на решение задач, чтобы набить руку. Предварительно распечатав двенадцать листов материала, Киви готовит полюбившийся какао и садится за уроки. На телефон поступает сообщение, но Тэхен его игнорирует, решив, что ответит тогда, когда закончит с первыми тремя листочками. Потратив на них два часа, Киви берет себе рест-тайм, и, пока нарезает бутерброд, открывает свой мессенджер. «Этот пидор увозит нас в ебеня. Го с нами, я вас приструнькаю, че кого» — читает вслух слова Чимина и впервые не понимает своего братана. «Нихуя не понял, вы где?» — пишет в ответ и сразу же получает фотографию автобуса, переполненного его пацанами. Снизу Чимин пишет о том, что они на два дня едут в Чеджу, и Чонгук, цитата: «Ебанулся в край, отвечаю! Хули он на меня бычится? Ща я его на очко посажу!». Тэхен ничего не отвечает и решает не зацикливаться на этом, потому что сбивается с концентрации. К вечеру он добивает первый пункт своего плана: этот текст он будет повторять каждый день, чтобы рассказать все без малейшей запинки. Если бы это была его сфера, он бы смог выкрутиться из ситуации в случае, если бы вдруг что-то забыл, но профессия Чонгука для него — это лес тьмущий, который состоит из непонятных букв и цифр, поэтому на что-то большее, чем ступор, он не будет расчитывать. Старшие приходят только по вечерам и не трогают Тэхена, за что он им сильно благодарен: у него нет времени на пустые разговоры, он должен всеми силами вложиться в предстоящую защиту проекта. Чонгук столько сделал для него, что он не может пустить на самотек жизнь, которую вверила ему сама судьба. Есть в этом какой-то символизм. Так невовремя всплывает момент, где он так по-собственнически целовал Чонгука, словно его могли отобрать и отдать кому-то другому. Сейчас Тэхен понимает, что как бы они не обманывали себя, — это был самый настоящий поцелуй, и воспоминания никуда не денутся, а тела они друг другу вернут в любом случае (он верит в это с самого начала). Этот поцелуй будет считаться самоудовлетворяющим лишь в том случае, если они застрянут в чужом сосуде души навсегда. Ему крайне сложно думать о том, что таких чувств от простого прикосновения губами он не испытывал ни с кем, даже с Хвасой. — Завали ебасосину, — рычит Тэхен на себя и бьется головой об стол, чтобы лишние мысли покинули его светлую умную голову. — Пусть Чонгук греет жопу на солнце, а я поучусь! Киви никогда бы так не сказал, но не он диктует условия. Тут только поддаться и вклиниться в систему, чтобы шестеренки начали безупречно работать — все происходящее не может быть чистой случайностью, а на расследования у него сейчас нет времени. Пятнадцатиминутный перерыв ощущается как глоток свежего воздуха в душной комнате: Тэхен потягивается на диване и перемещается к полюбившейся кровати, которая так вкусно пахнет парфюмом Чонгука. Ему нужно лишь немного передохнуть, чтобы мозги снова начали функционировать: пусть тело Чонгука и привыкло к такому режиму, душа Тэхена же все еще считает, что совершает подвиг. Просыпается Тэхен на утро с воплем: он хотел передохнуть лишь четверть часа, но аромат чужого постельного белья так убаюкал его, что все планы канули в воду. Киви бежит в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок и сразу же приступить к заучиванию остального материала, потому что оставшиеся три дня теперь дышат ему в затылок, как бабули в автобусе, которые постоянно от него чего-то хотят. Он имел удивительную способность притягивать к себе представителей старого поколения, а совесть не позволяла грубить — так однажды он доехал до конца города, чтобы дотащить тяжелую сумку бабушки, спутавшей его со своим внуком. Спутавшей или же нагло воспользовавшейся его добротой — это уже не на его совести. Сделав стандартные водные процедуры, он возвращается в свою комнату и снова приступает к заучиванию текста: Тэхен посмотрел несколько видеороликов о публичном выступлении и очень грамотно перенял как артикуляцию, так и жестикуляцию ораторов. Он стоит перед зеркалом и воображает себя у доски перед преподавателями — Тэхен старается ходить не так много, регулирует свою интонацию и прикладывает все усилия, чтобы четко произносить все сложные для него термины. Не только Чонгук должен работать, чтобы избавить их от этого проклятия. Проклятие, точно! Тэхен так воодушевляется, что забывает о неловкости и набирает Чонгука. Тот сразу же берет трубку, словно ждал, что он позвонит. — Братан, ты где есть? — сразу же выпаливает Тэхен, нервно шагая по комнате. — И тебе привет. Я на Чеджу, что случилось? Точно, они приедут только завтра, как Тэхен мог забыть об этом? Он уже надеялся, что сейчас Чонгук придет домой, и они обсудят дальнейший план действий. — Короче, я докумекал, че за поебота с нами происходит. Нас прокляли. — Кто? — резонно спрашивает Чонгук, напрягаясь. — А я ебу? Мы должны найти этого мудозвона и начистить ему ебало, а потом заставить вернуть наши тела. Ну че, я умный, ебать? — Слишком. Перезвоню позже. Чонгук отключает телефон, а Тэхен стоит в недоумении и пялится на айфон в руке. Он смачно показывает средний палец экрану, словно абонент с того конца увидит его шквал эмоций, но телефон все также молчит. Решив, что он не будет тратить свое драгоценное время на какого-то упертого идиота, Тэхен возвращается к репетиции своего выступления. Он должен сделать так, чтобы Чонгук, мягко говоря, охуел.

***

По возвращение в Сеул со своими уже полюбившимися пацанами, Чонгук оценивает весь проделанный труд. За неделю он смог очистить двор, приручить к порядку местных, приобщить к челленджу другие группировки, но, что самое главное, — он поговорил с каждым из парней и понял, чего те хотят. Он знает, что не в его силах помочь каждому, но дать совет, как поступить в том или ином случае ему не сложно. Например, Знахарь хотел бы отучиться на педиатра, хотя его очень смущает название профессии (он слезно умолял никому не рассказывать, чтобы его не называли педиком). Бутыль очень хорошо рисует и большинство граффити на гаражах сделал именно он — стоит отметить, что они в самом деле выглядят как творение человека искусства. Чили грезит о том, чтобы когда-то сняться для журнала Vogue Korea, и с его внешними данными это вполне себе возможно. Чонгук сделает все, что в его силах, а остальное уже на совести тех, кто хочет реализовать свою мечту: для Знахаря он притащил учебники сестры по биологии и химии; для Бутыля он нашел бесплатные курсы по рисованию и создал ему ютуб-канал, где предложил вести свою рубрику с граффити; а Чили он тащит к себе домой, поняв, что тот в курсе, что перед ним не его друг. — Слухай, ты меня кокнуть собираешься? — спрашивает Чимин, потягивая пиво. Это его утренняя рутина, между прочим. — Если хочешь стать моделью, бросай это дерьмо. Так ты никогда не сможешь накачать тело, а для представителей высокой моды это важно. Усек? — добавляет для уверенности. — Усек я, усек. Если бы не тело моего братухи… — Я и сам не рад быть его носителем, — бурчит Чонгук, заходя в родной подъезд. Он немного волнуется, не зная, как вести себя с Тэхеном после того, как тот проявил агрессию по отношению к нему, но это, в конце концов, его дом, и он имеет право не считаться с мнением парня с прозвищем Киви. Чонгук открывает дверь своим ключом и пропускает Чимина внутрь. — Заходи. В доме чисто и тихо, доносятся лишь бормотания со стороны его комнаты. Чон открывает дверь и смотрит на застывшего Тэхена в своем теле (это все еще кажется чем-то жутким). — Вы че здесь забыли? — Это мой дом, если ты не забыл. Чимин, в душ, — обращается он к парню, который рассматривает убранства дома. — Гостевые принадлежности есть в шкафу, сам разберешься. — Ты припер меня сюда, чтобы я жопу помыл? Так она у меня чистая, ебать, — гогочет Чили и идет в сторону Тэхена, чтобы крепко обнять своего братишку. Чонгук сюсюкаться не намерен, поэтому он хватает Чимина за шкирку и тащит в ванную комнату, попросив убрать и щетину. Он возвращается в комнату и садится на пуфик, при этом физически ощущая, как Тэхен его разглядывает. — Что по поводу проклятия? — Че? Ах, проклятие, — чешет затылок. — У меня есть идея по этому поводу. Возможно, косяк был совершен нашими предками, а расплачиваемся мы, ну или наши родаки, за что, опять же, говно хавает Ким Тэхен и Чон Чонгук. — Твоя речь изменилась, — замечает Чон, опираясь на руки позади себя. До комнаты доносится шум течения воды в ванной. — Ты меньше материшься, говоришь не так, как раньше. До этого я едва понимал тебя, — чуть смеется. — Я постоянно фильтрую свой базар перед твоим батей, че ты ожидал? — вздыхает Тэхен. — И это, сорян. — Что? — Чонгук прекрасно понимает, за что тот извиняется, но делает вид, что до него не доходит посыл Киви. — Сорян, говорю! Как мудак повел себя, ну и эт самое… — Поэтому я назло тебе не снял сережки, — улыбается Чонгук, показывая ухо. — Кстати, где те сережки, о которых ты говорил? — Ты хочешь носить подарок моей ба? — хмыкает Тэхен и садится около Чонгука. Их плечи соприкасаются, а тишина, изредка разбавляемая все тем же шумом из ванной, приятно успокаивает напряженные нервы. — Обещаешь, что будешь молчком? — Обещаю. — Я употреблял наркотики и чуть не потянул вниз свою семью. Я до сих пор считаю себя ублюдком, который не заслуживает всех людей в своем окружении, потому что от меня никто не отвернулся. Они меня вытащили из этой помойной ямы, иначе я подох бы где-то в подворотне, — Тэхен опускает голову и смотрит на свои скрещенные руки. — Мне было четырнадцать, когда я за год схоронил двух своих близких людей, которые были моими вторыми родителями, и мой друг, главарь Водовозов, дал таблетку, сказав, что я забуду обо всем плохом. Я действительно забыл, но вместе с тем и обрел зависимость: каждый раз, когда я не справлялся с дерьмом в своей жизни, доза становилась все больше, и в какой-то момент, чтобы осилить цену, я продал драгоценности бабушки. До сих пор виню себя, — горько смеется Тэхен, а в голосе его не слышно ни намека на радость. Его смех полон боли, и эта боль прошибает Чонгука насквозь. — Матушка работала, не покладая рук, чтобы прокормить меня и сестренку, а я, падаль, спускал эти деньги на то, что чуть не отняло у нее ребенка. Плевать на себя, лучше бы я правда сдох, но она бы не справилась с этим, — его голос становится едва различимым, и Чонгук притягивает его к себе и обнимает так крепко, как может, чтобы Тэхен не чувствовал себя одиноким. — Однажды я перебрал, и меня госпитализировали. Я упал на глазах Чимина, поэтому все пацаны с нашего района так трясутся надо мной: они боятся, что я снова начну юзать то дерьмо, но я обещал матушке и своим братьям. Моя семья еле справилась с этим, но я прошел курс реабилитации и теперь чист. А те сережки — это единственный подарок от бабули, который остался. В наказание себе я перестал носить то, что мне нравилось, и по этой причине начал агрессивно вести себя, когда увидел, что ты сделал. — Мой отец знал о твоей ситуации? — Да. Это прямая обязанность Шивоныча. Я и друга своего сдал, после этого Водолазы пошли на нас войной, — Тэхен сам не замечает, как головой лежит на груди Чонгука. Их умиротворение и единение невозможно разрушить, и этот комфорт, обволакивающих двух парней, ощущается как самый дорогой сеанс психотерапии. — Извини за проколы. Я не подумал, что не в праве делать такие изменения с твоим телом. — Оно твое. Делай с ним, что хочешь. — Братва, вы меня третьим в свою гомосекскую тусу позвали? — морщится Чимин, заходя в комнату. На нем белый банный халат для гостей и полотенце, свисающее на шее. — Че за мыльная опера, я не понял? — Он теперь знает, что я был торчком. Чимин сразу же меняется в лице, смотря на Чонгука, как на врага. Тэхен спешит его успокоить, что Чон не стал осуждать, а поддержал, после чего Чили немного расслабляется. Теперь Чонгук понимает, как сильно они дорожат друг другом. — Я почему сюда пришел-то, — прочищает горло Чонгук и встает с пуфика. — Сегодня мы будем делать резюме для модельных агенств, а ты, — он обращается к Тэхену, — звони контакту по имени Джисон. Он мой университетский друг, ему нужны кейсы для портфолио, а Чимину пусть и не совсем профессиональная, но качественная фотосъемка. — Нихуя не понял, — говорит Чимин, следуя за Чонгуком, который открывает свой шкаф и достает оттуда старые вещи. — Ты че удумал, эу? — Не кипишуй, он шарит, — говорит Тэхен, широко улыбаясь, и ищет нужный контакт. Чонгук из всех вещей выбирает то, что смотрится довольно необычно: некоторые вещи он подрезает, другие соединяет друг с другом, правильно комбинируя цвета. Он вспоминает, что нужно сделать укладку и макияж, но абсолютно без понятия, как уговорить консервативного Чимина на такие кардинальные изменения. — Ты сейчас без лишних слов садишься и не рыпаешься, понял? — в голосе Чонгука слышится угроза, когда он достает свой фен, которым укладывал непослушные кудри. — Ко мне, сейчас же. Тэхен договаривается с другом (которого даже не видел) о съемке, пока Чонгук готовит его так, как позволяют его навыки. Макияж он не умеет делать в принципе, а брать мамины принадлежности ему не особо хочется. — Давай позвоним Джихе, чтобы она пришла и помогла с этим? — вдруг вспоминает о своей девушке Чонгук. Ему стыдно, что за неделю ему не довелось и краем сознания подумать о таком прекрасном человеке, ведь все, что его волновало — это он и Тэхен. — Тут такое дело… — мнется Киви, — она тебя бросила. То есть меня, но фактически тебя. — Что? Почему? — недоумевает Чонгук. — Хотя да, я не писал ей неделю, чего еще можно было ожидать. — Э-э, да. Она сказала, что не хочет парня, которому на нее наплевать, — нагло врет Тэхен и замечает, что Чонгук не особо-то расстроился, словно ожидал такого исхода. — В любом случае, мы можем сами попробовать! — Эй, бля, лицо мое своими паклями не лапать, — фырчит Чимин. — И шпаклевка мне не нужна. Вы видели эту кожу? — проводит рукой по скулам. — Есть прекрасная вещь, как ретушь, но даже она мне нахуй не всралась. Чонгук тихонько смеется и поражается самоуверенности Чимина, хотя именно эта черта ему так импонирует. Он обещал — он сделает. Они забирают все вещи, которые только откопали, и едут в студию, располагающуюся прямо дома у студента. Это удобно и лаконично: здесь он фотографирует, а в другой комнате редактирует фотографии. Чимин выкладывается на полную: его зажатость уходит, и он спокойно реагирует, когда Джисон предлагает добавить блестки на лицо. Он выглядит так, словно всю жизнь позировал фотографу, и Тэхен говорит, что Чили действительно разбирается в том, к чему горел всю жизнь. — Пацаны узнают — и вы трупы, я за базар отвечаю, — тихо угрожает Чимин по прошествии часа. Джисон говорит, что эти работы по праву у него лучшие, и что готовые фотографии он отправит через два дня. Парни покидают дом-студию, и Тэхен, наконец, подает голос. — Ну, я пошел. — Куда? — спрашивает за Чонгука Чимин. — А по пивасу? — Если ты снова будешь пить, я всем скажу, что ты в рот берешь. И какая разница, что я про бутылку, — хмыкает Чонгук, а Чимин багровеет на глазах. — Киви, я внатуре так на зону отправлюсь за братоубийство. Возвращайся уже скорее. — Постараюсь, — говорит Тэхен и покидает их. Они с Чимином стоят посреди улицы, и тот начинает разговор, который оставляет в душе Чонгука неприятный осадок.

***

Тэхен надел черную рубашку и классические серые штаны — такой стиль ему крайне непривычен, он только до третьего класса носил костюмы в школу, но ради хорошего впечатления ему не жаль побыть в дискомфортной одежде. Он стоит перед жюри, рядом его полюбившийся робот Peepie 9010, который ждет своего золотого часа. Вобрав как можно больше воздуха в легкие, Тэхен начинает свою речь. — Главная задача технического инженера — создать модель, которая будет служить для комфортной жизни потребителя. У нас есть несколько критерий, под которые полностью подходит представленная перед вами техника: мобильность, качество, гарантия службы, польза. Peepie 9010 имеет компактные размеры, а его детали сделаны из сверхпрочных материалов, не поддающихся эрозии. Жюри внимательно слушают Тэхена, который выступает под именем Чон Чонгука, и делают для себя пометки. Тэхен не волнуется, потому что знает, что вложил в эту демонстрацию все свои силы — он не из тех, кто жалеет о том, что не в его компетенции. Сам факт того, что человек без высшего образования говорит без единой запинки академическим языком — уже подвиг. Его выступление длится без малого полчаса, где он объясняет принцип работы устройства, показывает, по каким формулам составлял чертежи, и в ответ он получает восторженные аплодисменты. Момент, когда он думает, что все закончено, один их членов жюри задает вопрос, на который он не знает ответа. — Чем вы вдохновились, дав роботу такое имя? — Я ел пирог, и он мне очень понравилась, а цифры — моя дата рождения. «Я в душе не ебу, когда Чонгук родился, бля!» — глаза Тэхена бегают по залу, пока внутри орет маленький Киви, что нужно было придумать что-то пооригинальнее или заранее уточнить у Чонгука. — Хорошее креативное мышление, — по-доброму смеются жюри и озвучивают его баллы. — Вы прекрасно выступили, Чон Чонгук, поэтому мы попросим вас оставить свою работу для дальнейшей связи с комиссией. После с вами свяжутся, и вы будете выступать на симпозиуме. Ваш проект принят. Эти слова набатом звучат в его голове, и Тэхен в самом деле не верит, что смог осилить защиту проекта. Он выходит из конференц-зала, трясущимися руками набирает Чонгука, который думал, что Киви не пойдет на защиту, и когда слышит сонный голос в конце провода, не знает, что сказать. — Может скажешь уже, зачем звонил? — бормочет Чонгук, а Тэхен от этого начинает хохотать. — Я сдал! Я, блять, сдал! Ты представляешь, они охуели всей толпой, и… — Стой. Что именно ты сдал? — голос становится бодрее. — Проект твой защитил, идиот! Чонгук очень долго молчит, но спустя минуту так сильно кричит, что у Тэхена закладывает в ушах. Носитель его тела явно счастлив, и среди огромного потока слов благодарности он слышит, как Чонгук говорит: «Ты мой спаситель, Тэхен-а!». Киви смеется и говорит, что теперь ему должны вкусный и сытный ужин, поэтому вечером он ждет его дома с фастфудом — в конце концов, должен же он насладится временным отсутствием гастрита? Через два часа он провожает отца в недельную командировку, куда они едут семейной парой, поэтому теперь Чонгук может остаться даже с ночевкой: сейчас, когда проект позади, и остался только английский язык, Тэхен будет уделять время поиску источника их проблемы. Домой он направляется с чувством гордости за себя и за Чонгука — он проделал колоссальную работу, и Тэхен искренне считает его гением, которого нужно продвигать в научной сфере. Он не такой, как Киви: не тратит время впустую, делает то, что принесет пользу обществу, и это действительно достойно похвалы. Зайдя в квартиру, он слышит приглушенные голоса родителей из гостиной, поэтому кричит прямо с порога: — Мам, пап, я защитил проект! Когда Тэхен заходит в комнату, его обнимают ласковые руки матери, и он видит гордость в глазах отца. Пусть они ему чужие люди, Тэхен хочет прочувствовать этот момент: ему всегда не хватало внимания со стороны мамы, потому что та работала на износ, пока за ним и сестрой присматривали бабушка и дедушка. Он не винит ее, потому что она дала им все то, на что была способна, да и Тэхен не отличался достижениями в учебе, чтобы с воплями бежать к ней и показывать очередной диплом. — Мы не сомневались в тебе, сын, — говорит Шивоныч, а Тэхен думает, что если бы тот знал, кто на самом деле защищал проект его сына — так просто он бы тут не стоял. Мужик испытал бы шок, как минимум. — По этому поводу мы привезем тебе подарок, когда вернемся. К полудню Тэхен провожает родителей до такси, а сам возвращается домой, чтобы принять душ и немного освежиться. К приходу Чонгука нужно будет убрать комнату, иначе он снова будет ворчать, что Тэхен засрал его логово. Пора бы навести чистоту и в мыслях.

***

Чонгук заказывает много еды: он не знает, что именно нравится Тэхену, поэтому покупает все то, что съел бы сам. Чтобы не испортить диету, которую он соблюдает почти десять дней, Чонгук отмечает и несколько салатов, которыми с удовольствием полакомится. Часы показывают семь вечера, но на улице все еще светло: он любит лето за короткие ночи, но ненавидит из-за жары и духоты. Сегодня ему не хочется приглашать ни Сокджина, ни Чимина — на удивление, ему намного комфортнее, когда они с Тэхеном наедине, нежели когда в окружении есть другие люди, пусть даже самые близкие. Он оповещает Тэхена, что прибудет через полчаса, и неспеша забирает заказы. Дорога занимает чуть меньше времени, чем он рассчитал, поэтому через пятнадцать минут он открывает двери ключом (Тэхен предупредил, что один дома) и застает картину, в которую не поверил бы ни за какие деньги: Киви, гроза района, надел фартук, в руках его пипидастр, которой он тщательно водит по полкам коридора, стоя спиной к двери. В ушах его наушники — музыка разносится едва ли не по всей комнате, — поэтому шаловливому Чону ничего не остается, кроме как напугать старательного Тэхена. Он резко кладет руку на чужие плечи, но Тэхен не теряется и рефлекторно выворачивает ему руки, тут же прижимая лицо к полу. — Какого хуя! Я чуть не испортил свое красивое табло, — Тэхен обхватывает временное лицо Чонгука и осматривает на наличие повреждений. — Ты еблан, Чонгук. — Нормальные люди пугаются, а не отправляют на тот свет с одного удара, — фырчит Чонгук, вставая. — Ты чего убираешься? — Ну ебать, убираюсь — хуйня, не убираюсь — тоже. Ты определись уже! Чонгук смеется, отправляясь на кухню, чтобы вытащить всю еду из коробок. Он хочет спокойно поесть, поискать информацию о переселениях душ и возможных проклятиях, способствующих этому, немного поговорить по душам с Тэхеном — у них неплохо получается делиться сокровенным, — и немного поспать в родном доме, по которому он очень соскучился. — Ты столько всего купил, это как сожрать ваще? — спрашивает Тэхен, отламывая кусок пиццы. Чонгук шикает, что сначала нужно накрыть, а уже потом есть, но Киви придумывает идею намного лучше: он тащит все в логово Чонгука, которое пока что его, и присаживается на пол, опираясь спиной на пуфик. — Айда, мистер чистюля. Я жду похвалу в свой адрес, — нахально улыбается. — Обойдешься. Моя похвала — это еда, — дразнит его Чонгук, присаживаясь рядом, но взяв салат «Цезарь» в руки, он все же не может промолчать. — На самом деле, ты огромный молодец. Я бы, наверное, не смог с нуля освоить материал, далекий от моей профессии, и при этом так идеально выступить. Ты герой, Тэхен-а. — Истину глаголишь, братишка. — Ты неисправим. Они много едят, болтают, не прекращая: Тэхен в деталях рассказывает, как готовился к защите, как выкрутился перед жюри, сказав про пирог и день рождения, как ему между булок неудобно вклинились трусы, но он терпел ради имиджа Чонгука. Тот громко хохочет, назвав это подвигом, достойным похвалы. — Кстати, про день рождения ты угадал. Но в тот день родился не только я, но и идея моего робота, поэтому я включил зеркальную версию 01.09 в его название. — Они еще постебались, мол, как креативно, но я считаю, что в этом есть свой синвализм. — Символизм. — Не умничай, иначе всеку так, что не встанешь. Когда в желудке не остается места для еды, они убирают оставшиеся кусочки в холодильник, а сами приступают к созданию плана по возвращению своего тела. — Нам нужно рассказать о нашей жизни все, чтобы найти зацепку. Нас явно что-то связывает, но мы упускаем это нечто из виду, — говорит Чонгук. Его озаряет одна идея: он достает из шкафа все детские альбомы и передает Тэхену. — Возможно, в нашем окружении был человек, которого знаем мы оба. Три альбома не дают никакого результата, пока Чонгук просматривает четвертый. Он останавливается на фотографии в единственном экземпляре: этот человек не мелькает больше нигде, поэтому Чонгук решает рассказать о женщине, так аккуратно обнимающей малышей. — Это мой репетитор по английскому, с которой я занимался в детстве, — он протягивает фотографию Тэхену, а тот замирает с непонятным выражением лица, но Чонгук этого не замечает и продолжает. — Если честно, я не помню, почему перестал у нее заниматься, и кто этот пацан рядом со мной, но, может быть, ты ее знаешь? — Это моя бабушка, Чонгук. А тот мальчик рядом с тобой — я.

***

— Снова этот английский! — восклицает маленький Чонгук, возвращаясь со школы домой. Сегодня его забирает отец, который терпеливо выслушивает жалобы восьмилетнего сына. — Пап, не понимаю я эту грамматику, что мне ещё сделать? — Мужчины не плачут, ты забыл, сын? — по-доброму треплет его макушку Шивон и открывает двери машины. Чонгук послушно садится назад и сразу пристегивается, соблюдая правила дорожной безопасности. — Я знаю одну учительницу, она в свое время преподавала мне. Давай я договорюсь с ней, и она позанимается с тобой? Если понравится, будешь ходить к ней регулярно. Чонгуку, которому крайне сложно даётся грамматика иностранного языка, не за чем отказываться. Это первая репетиторша, на которую он возлагает много надежд. По приезду домой отец набирает свою бывшую преподавательницу и очень долго обсуждает с ней жизнь, детей и суть вопроса, по которому он к ней обратился. — Если можно сделать пробное занятие, я бы хотел, чтобы мой сын пришёл к Вам и оценил кухню изнутри, так сказать, — смеется отец и через несколько минут прощается с женщиной. Чонгук морально готовится к тому, что теперь отлынивать от английского не получится — на следующий день он стоит у двери квартиры, которая в глазах ребёнка является чем-то наподобие преисподней. Дома пахнет выпечкой и корицей, и эта домашняя атмосфера приятно располагает к себе. Отец прощается, оставляя Чонгука одного, и он проходит в зал, где в углу сидит мальчик, увлеченно читающий книгу. — Это мой внук, Чонгук-а. Он не будет мешать, ты не против? Чонгук робко улыбается и подходит к мальчику, который немного выше него. Он протягивает руку, и внук Сохель-щи, преподавателя, улыбается ему квадратной улыбкой и звонко говорит: — Я Тэхен, но бабуля называет меня Киви. А ты? — Я Чонгук, можно Гуки, — смущается, объятый вниманием мальчишки. — Сколько тебе лет? — Скоро будет девять, — гордо выпячивает грудь Тэхен, пока бабушка готовит рабочий стол. Она протягивает булочки малышам, и те радостно соглашаются: оказывается, у них столько общего! Тэхен старше его на восемь месяцев, но ходит он в другую школу; узнав, что Чонгук теперь будет частым гостем в доме его бабушки, он сильно радуется, обещая, что теперь они будут дружить до конца жизни. Сохель-щи оказывается действительно прекрасным преподавателем: она объясняет самые сложные темы доступным языком, а Тэхен молча слушает их, не мешая занятию. Иногда, когда бабушка отлучается, он говорит с Чонгуком на английском, обещая, что тот будет говорить лучше, чем он. Когда время занятия приходит к концу, Чонгук расстраивается, что ему нужно уходить, но Тэхен его заверяет — теперь они будут часто видеться, а своих друзей он не бросает. Всю дорогу домой Чонгук рассказывает про Тэхена, какой тот крутой, и что он скоро будет говорить на английском также, как его новый друг. Отец только рад тому, что у его сына будет хороший репетитор, потому что Чонгук довольно капризный ребёнок: он ранимый, и если на него повысить голос — сразу обижается и не разговаривает с обидчиком несколько дней. Проходят дни и недели, сменяющие друг друга месяцами: в канун нового года у Тэхена день рождения, и он приглашает Чонгука, с которым он уже неразлучен. Второй посещал занятия даже будучи с температурой, только бы поиграть с Тэхеном и поговорить с ним на английском. Ко дню рождения Чонгук готовится заранее: он покупает аметистовые бусы и делает для них парный браслет чёрного цвета. Так их связь будет крепче. На самом дне рождения не так много людей: мама и сестра Тэхена, его бабушка с дедушкой и мальчик по имени Чимин. Чонгука колет игла ревности, когда он думает, что этот мальчик дружит с его другом намного дольше, чем он, а значит и времени они проводили больше. Комфортная Чонгуку компания не замечает, как он утаскивает Тэхена за собой, чтобы вручить ему свой подарок; чтобы шум не мешал, Киви заводит его в комнату бабушки и дедушки. Смущенный Чонгук достает из подарочного пакета два браслета, один из которых протягивает Тэхену. — Это будет символ нашей дружбы. Я сплел ее из крепких нитей, которые не рвутся, — тот браслет, что в его руках, он надевает на левую руку Тэхена. — Они порвутся только тогда, когда мы прекратим общение. — Не прекратим, — хмурится Тэхен и надевает на Чонгука второй браслет, аккурат на ту же руку, что и у него. — Будем носить их вечно. Квадратная улыбка Тэхена так красиво выглядит, что Чонгук не сдерживается и щипает его за нежные щеки. Тэхен визжит, но позволяет творить с его лицом все, что младшему вздумается. — Эй, не наглей! Я же не делаю то, что тебе может не понравится, — бурчит Тэхен, когда Чонгук сжимает пальцами его аккуратный нос. — А ты попробуй, все равно не сможешь! — злорадствует маленький бес, но в эту же секунду выпячивает глаза: губы Тэхена, такие мягкие и нежные, касаются его. Он не двигается, потому что боится спугнуть Тэхена своей реакцией, но сердце в его маленькой грудной клетке так отчаянно бьется, словно хочет выйти из душащего пространства. — Ты поцеловал меня? — спрашивает шёпотом Чонгук, касаясь своих губ, и видит румянец на щеках Тэхена. — Мама говорит, что если нам кто-то нравится, мы показываем это вниманием, объятиями и поцелуем. Чонгук стоит, не двигаясь, потому что ему ещё никто не нравился, и он не знает, что это за чувство, но сам факт того, что он в эту минуту не знает, как дышать… Чонгук делает шаг вперёд и коротко чмокает Тэхена в щеку, зажмурив глаза, — не решается на такой же подвиг, как его друг, но показывает, что тот тоже ему дорог. Он выбегает из комнаты, смущенный своим поступком, и наскоро прощается с домашними, солгав о том, что за ним заехал отец. Выйдя на улицу, Чонгук трогает свое алое горящее лицо и слышит не менее пылающее сердце в груди, которое никак не успокоится. Собрав волю в кулак, он звонит папе, чтобы тот забрал его, и Шивон просит немного подождать, пока он не решит один вопрос на работе. Через двадцать минут отец отвозит его домой, и Чонгук решается на то, что становится его отправной точкой. — Пап, а правда, что когда тебе кто-то нравится, нужно дарить ему много внимания, обнимать и целовать? — Для поцелуев тебе рано, но да, — смеется отец, пока они ходят по магазину и собирают корзину продуктов. — Тебе какая-то девочка из школы понравилась? Как ее зовут? — Тэхен, — вываливает Чонгук прежде, чем думает. Он смотрит на отца, который застыл с хлопьями в руках, и его пугает та мрачная аура, которая концентрируется вокруг его папы. — Тэхен? Необычное имя для девочки. — А разве можно любить только девочек? — тихо спрашивает Чонгук, когда слышит хруст пачки, которая под давлением взрывается, и содержимое сыпется по всему магазину. — Тебе да, сынок. Тебе, твоему брату, мне, вашим будущим сыновьям, — говорит Шивон, сдерживая себя и свою реакцию, чтобы не пугать ребёнка. — Если любить человека своего пола, то есть девочка девочку, а мальчик мальчика, то этот мир превратится в хаос, — глаза Чонгука наполняются слезами, когда он думает о том, что стал причиной зла, с которым так борется его отец. Два года назад Шивона сильно ранили, и чтобы успокоить Чонгука, тот раскрыл ему свою тайну: есть люди, которые творят зло, а есть те, кто за ними прибирает и возвращает миру стабильность. Его отец был героем для Чонгука, а теперь в мире стало на одно зло больше — и что он за сын такой, который вместо того, чтобы облегчить ношу, только усложняет? На следующее занятие он не идет, потому что папа говорит, что найдет другого учителя. Чонгуку никто другой не нужен, потому что там не будет его друга Тэхена, которым он так дорожит, поэтому он отказывается от услуг репетитора. Чонгук понимает, что тот разговор стал неким толчком, отдалившим отца и сына друг от друга, но такой исход его не устраивает: он делает все, чтобы заслужить доверие отца и забыть как о Тэхене, так и о том, что его первый поцелуй забрал мальчик. Он так сильно старается забыть, что его память играет с ним злую шутку: теперь английский отвергается его мозгами, словно кричит о том, что цепочка воспоминаний приведет к боли, стыду и самобичеванию; теперь, когда он упоминает мадам Сохель, в его груди не ноет, а имя Тэхен ему ни о чем не говорит. Травма для ребенка играет важную роль, потому что она способна видоизменять как мышление, так и восприятие ребенка, не говоря об амнезии, вызванной травмирующим опытом. Теперь Чонгук сторонится тех, кто хоть как-то упоминает о чувствах к своему полу, и однажды признается отцу, что будучи подростком, который мог дать отпор, он не остановил тех, кто занимается травлей мальчика из-за его ориентации. Отец ничего не говорит, лишь просит быть осторожным, приводя в пример неизвестного ему Тэхена, который постоянно лезет на рожон и доставляет ему уйму проблем. — Может, мне с этим парнем поговорить? — Нет, — голос отца звучит резким, но он быстро берет себя в руки. — Ты ведь все равно его не знаешь, с чего ему тебя слушаться? — Тут ты прав, — тихонько смеется Чонгук, раздумывая над словами папы. — Ну, я пойду к себе тогда, если ты не против? Чонгук на самом деле не понимает, почему его отец так остро реагирует на это имя, когда его с таким человеком ничего не связывает, но с годами его память становится настолько размытой, что он едва может вспомнить, что же было на занятиях Сохиль-щи. Он помнит убранство квартиры, запах выпечки, старые книги по-английскому, но никак не может вспомнить, кто же этот мальчик на той единственной фотографии, оставшейся ему на память.

***

Чонгук смотрит на Тэхена в недоумении: как так получилось, что он занимался у его бабушки и резко прекратил? Сейчас, думая о причине, которой, по сути, нет, у него болит голова, а реакция Тэхена заставляет нервничать еще больше. — То есть Чонгук-и из моего детства — это и есть ты? — тон Тэхена не сулит ничего хорошего, а его взгляд направлен на старую фотографию пятнадцатилетней давности, на которой он стоит в обнимку с самим Чонгуком, а позади них его бабушка, прижимающая детей к себе. — То есть из всех людей мира, я поменялся телами с тем, кого… — он замолкает, зло смотря на Чонгука, словно в нем таится душащая обида. — Ты хоть знаешь, сколько я плакал, когда бабушка сказала, что ты больше не придешь? — Тэхен встает на ноги и нависает над Чонгуком, чтобы потянуть того за ворот и заставить смотреть глаза в глаза. Он весь бурлит агрессией, и Чону на самом деле страшно, хоть он и может постоять за себя. — Неужели было так сложно попрощаться со мной, а не сбегать, как трус? Его речь чистая, без примесей жаргона, словно перед ним совсем другой человек. Чонгук понятия не имеет, о чем тот говорит, поэтому предпочитает просто молчать, пока Тэхен выскажет все, что его тревожит. Даже если они были знакомы в детстве, это не повод устраивать такую драму — все люди приходят и уходят, особенно в юности, и Тэхен не единственный, кто остался для него лишь воспоминанием. — Ты мог бы просто не разговаривать со мной, но приходить к бабуле и заниматься, — я бы просто молча наблюдал за своим другом, — он толкает Чонгука к стене и закрывает ему путь рукой, ударяя кулаком по поверхности. Теперь Чон паникует по-настоящему. — Я даже не помню тебя и то, как мы дружили, почему ты так злишься на меня? Тэхен застывает на секунду, но смотрит с таким упреком и немым укором, что Чонгуку физически сложно дышать. — Ты совсем меня не помнишь? — Тэхен, я правда не виноват в том, что… — Отвечай на вопрос. Кто я? — Носитель моего тела, — неловко отвечает Чонгук и ежится под убийственным взгядом. — Я не только носитель твоего тела, но и тот, кто забрал твой первый поцелуй и взамен отдал свой. Я не только Ким Тэхен, живущий жизнью Чон Чонгука, но и парень, который с девяти лет ненавидел в себе возможную тягу к мужскому полу, поэтому нацеплял маску токсичной маскулинности, презирающей ЛГБТ, ведь в его окружении за такое могут и убить. Но самое ублюдочное то, что кроме тебя меня ни к кому и не влечет, поэтому я уже и сам не знаю, кто я. Чонгук слушает, но его аналитический центр никак не реагирует на монолог Тэхена. Все, что он понимает — так это то, что он должен обнять и утешить, а еще извиниться: за слезы и страдания, за многолетнюю внутреннюю гомофобию и за то, что не был рядом. Он тянет Тэхена на себя и крепко прижимает к своей груди, пока тот сопротивляется, но Чонгук не соглашается так быстро проиграть этот бой. Он проводит рукой по спине тела, которое фактически его, но сейчас его интересует душа, заключенная в его сосуд. — Я правда не знаю, почему я забыл тебя. Я не хотел, Тэхен. Возможно, причина в моем отце, если то, что ты сказал про поцелуй, правда. Я был очень открытым ребенком, который делился всем, что происходит в моей жизни, и восьмилетний ребенок навряд ли думал о том, что поцелуй с парнем — это плохо. У меня лишь смутные воспоминания о твоей бабушке, не более, поэтому я не знаю, что случилось между мной и папой, но одно я знаю точно: ради того, чтобы он не видел во мне свое разочарование, я мог забыть даже свое имя. — Звони отцу. Чонгук вздыхает, но коротко произносит: «Нет». Тэхен сейчас на грани, да и этот разговор не для телефона — обо всем нужно поговорить с глазу на глаз, желательно, чтобы все трое в одном помещении. Придется рассказать отцу все, что происходит, иначе это грозит вылиться во что-то большее, чем просто обмен телами на несколько дней. — Ты правда поцеловал меня, потому что я тебе нравился? — спрашивает Чонгук, стыдясь смотреть на Тэхена. — Да. И я бы поцеловал тебя еще множество раз, только бы ты был рядом. — Почему ты так легко говоришь мне о том, что тебя ко мне влекло? — не понимает Чонгук. — Потому что ты такой же, как я. Мне нет смысла притворяться. Вспомни наш недавний поцелуй, который мы искусно завернули в фантик «Это лишь попытка вернуть свое тело». Не ври, что ничего не чувствовал, реакция твоего тела выдала тебя с головой. Тэхен все еще в его объятиях, и их носы едва не соприкасаются, пока они разговаривают. Их голоса понизились до интимного шепота, и эта атмосфера заставляет сердце Чонгука подозрительно сильно выкачивать кровь. — И я не жалею о том, что сделал. Как не буду жалеть и о том, что сделаю сейчас. Он тянет Тэхена на себя и впивается в его губы таким страстным и глубоким поцелуем, что Ким стонет в его рот, пуская вибрации по всему лицу. Чонгук целует так, словно он странник, блуждающий по пустыне, а Тэхен — оазис спасения, водой из которого невозможно напиться. Его не хочется отпускать, лишь изучать сантиметр за сантиметром и позволять себе быть изученным им, потому что к черту все предрассудки — они созданы друг для друга, их души — это связь частиц Вселенной, произошедшей от большого взрыва. Этот «Бум!» сейчас происходит и в сознании Чонгука, когда он понимает, что Ким Тэхен — его первая и единственная любовь за всю жизнь. Он начал встречаться с Джихе, потому что сам себе навязал эти чувства: она была хорошей девушкой, которую отец точно бы одобрил, и их увлечения были одинаковыми — Чонгук думал, что это и есть любовь. Но любить — это заботиться о его состоянии после пьянки, чтобы голова впредь не болела; изучать медицинскую карту, искать тонну информации про гастрит, чтобы составить план питания; доводить себя до седьмого пота, работая над выносливостью тела, чтобы оно было крепче. Любить — это не искать удобного человека для одобрения родителя, а целовать его со всей страстью и нежностью, зная, что это тело принадлежит тебе. Потому что любят не тело, а душу. — Скажи мне остановиться, если тебе неприятно, — шепчет Чонгук, кусая губы Тэхена: и пусть он видит свое отражение, ему известно, что чувствует все именно внутренняя оболочка. Он сам застрял в чужом теле, но эта энергия захлестывает так, что Чонгук падает на колени перед всем, что сейчас происходит. — Скажи, Тэхен. — Завались. Тэхен толкает его к кровати и садится на него сверху, сам обхватывает временное лицо Чонгука, с болью кусает губы, опухшие от поцелуя, и все глубже проникает языком, как будто вымещает на нем всю злость за годы без Чонгука. Тот держит его за поясницу, чтобы Тэхен не свалился, ведет руками вдоль позвоночника, слегка царапая кожу, и ни на миг не прекращает наслаждаться таким чувственным поцелуем. — Не оставляй меня. Этот едва слышный шепот уничтожает в Чонгуке всю стойкость: его глаза наполняются слезами, потому что он чувствует, насколько Тэхену одиноко, и сильно жалеет, что не смог постоять за свою любовь в детстве. Чонгук смотрит в глаза Тэхена, нежно поглаживая бархатную кожу, и аккуратно целует его в кончик носа. — Если ты захочешь, я буду рядом, Тэхен. — Что мы будем делать с Шивонычем? Я не уверен, что он не застрелит нас на месте, — Тэхен смеётся, когда Чонгук сцеловывает покатившиеся по лицу слезинки. — Не думал, что ты такой неженка. — Кто бы говорил. В тебе любви столько, что на весь мир хватит, а ты держал все под маской гопника, которого волнует лишь пиво и семечки. — Ты че, ебать, думаешь, я тут хухры-мухры…? Чонгук обрывает его тираду, чмокая его в губы. — Дай закончить базар, е-мае. Так вот, я четкий пацан, так-то. — Я не спорю. Но десять минут назад ты чуть не убил меня и при этом говорил лучше, чем я — красиво, чётко и без эрративов. — Когда я злюсь, я так базарю, — бурчит Тэхен и опирается лбом в плечо Чонгука. — В душе не ебу, кто я и что из себя представляю. — Ты котенок, который запутался в клубочке, служившим лишь игрой. Пора выпутываться. Они ложатся на кровать, немного тесную для двоих, но если обняться, то вполне сгодится. Впервые Чонгук чувствует покой и умиротворение, которое отныне не посмеет потерять.

***

Всю неделю они узнают друг друга с той стороны, которая скрыта от чужих глаз. Привычки, предпочтения в еде, увлечения, — все это было интересно для них обоих, поэтому Чонгук с Тэхеном разговаривали до рассвета, а после вместе засыпали. Всю неделю Чонгук жил у себя дома, потому что мама Тэхена и его сестра все еще находились за городом, и за это время он не прикоснулся к Тэхену, как и тот к нему — им незачем было спешить, поэтому они ограничивались лишь тёплыми объятиями и переплетенными пальцами (это интимнее, чем поцелуй). Сегодня утром родители позвонили, оповестив, что прибыли в аэропорт, поэтому в течение часа парни привели дом в порядок, приняли душ, чтобы освежиться, и приготовились к самому тяжёлому разговору. — Не ссы, я тебя в обиду не дам, — говорит Тэхен, хотя у самого пальцы дрожат. — У него нет выбора, кроме как помочь нам. Когда Чонгук видит на пороге своих родителей, его сердце бешено стучит: он так соскучился по ним, что еле сдерживает себя от порыва подойти и обнять их. Отец смотрит с вопросом на Тэхена, который временно их сын, а мама вежливо здоровается. Чонгук кланяется, но смотреть на папу сил не находит. — Мам, пап, есть разговор. Они вчетвером проходят на кухню, и Чонгук впервые чувствует себя не в своей тарелке: грозный взгляд отца не сулит приятной беседы. — Какими судьбами, Тэхен? Чонгуку страшно отвечать, он чувствует, что вот-вот расплачется, хотя отец всегда порицал его излишнюю эмоциональность. — Он в своем доме, — отвечает за него Тэхен и садится рядом. Мама спрашивает, что происходит, и Тэхен решает, что достаточно этого молчания — пора выяснить все. — Я не ваш сын. — Что ты несешь? — не выдерживает Шивон, хмуря брови. — Ты Чон Чонгук, сын Чон Шивона и Чон Шису. — Это я ваш сын, папа, — подает голос Чонгук и, наконец, решает взглянуть на своих родителей. — В теле Ким Тэхена нахожусь я, а он — в моем. — Ребятишки, вы выпили что ли? Это розыгрыш? — по-доброму смеется мама, а Чонгук мотает головой. Тэхен сжимает его колено под столом и берет ситуацию в свои руки. — Две с половиной недели назад, когда Чонгук возвращался домой, я с другом перекрыл ему дорогу. Нам было скучно, а он как раз был весь из себя такой правильный — Шивоныч, ты же знаешь, что таких на районе не жалуют? — хмыкает он, кидая пронзительный взгляд на мужчину. Он до сих пор зол на то, что отец Чонгука их разъединил. — У нас случилась перепалка, но я понял, что он твой сын, потому что видел старшего рядом с тобой. Перепутал Чонгука с его братцем, поэтому трогать не стал. На следующее утро я проснулся у вас дома, а он — среди пьяной толпы в гараже. — Такое бывает только в фильмах, я по-вашему идиот? — рыкает мужчина, но Тэхена это не пугает. — Правда? Почему тогда в первый день моего пребывания у вас дома ты сказал, что я говорю, как Тэхен? — бросает ему вызов. — Почему первые несколько дней я прятался у себя в комнате, боясь выдать себя с головой? — Ты, — обращается он к Чонгуку, находящемуся в теле Тэхена. — Какой сюрприз мы подготовили на день рождения мамы, когда вы с братом были маленькие? — Мы целый день убирали дом, чтобы встретить ее с букетом и тортиком, но оставили утюг включенным и спалили дом. Ее день рождения мы праздновали в машине пожарных. — Где у невесты твоего брата есть шрам, который мы называем подарком любви? — На мизинце. Когда брат хотел сделать ей предложение, она запнулась и упала так, что дворники его машины разорвали ей кожу. — Не может быть, — потрясенно говорит мужчина, пока мама молчит. — Я специально спрашивал о том, что Чонгук бы тебе точно не рассказал. Я не понимаю… — Шивон, закрой уши. Властный голос мамы пугает Чонгука больше, чем отцовский. Шивон послушно закрывает уши наушниками и включает музыку на всю громкость, чтобы жена была уверена, что он не подслушивает. — Какой секрет ты сказал мне в детстве и попросил дать совет, чтобы папа не злился? — Что я начал забывать кого-то важного, кого не хочу забывать, и мне нужно было спрятать то единственное украшение, которое от него осталось. Глаза мамы наполняются слезами, и она притягивает сына в свои объятия. Чонгук, почувствовав родное тепло, плачет вместе с ней, потому что мама знала о том, что ее маленький ангелочек полюбил мальчика, она сама помогла ему с браслетом, но попросила не говорить папе о том, что он чувствует. Возможно, послушай Чонгук ее тогда, он бы не потерял Тэхена. Шивон, наблюдая за происходящим, снимает наушники и тяжело вздыхает. — Я не понимаю, как это вообще возможно. — Ты прекрасно знаешь, что мы с ним связаны, — подает голос молчавший Тэхен. — Из-за тебя, Шивоныч, Чонгук забыл меня напрочь, но ты знаешь, что от судьбы не убежать. Сколько бы ты не прятал его от меня, мы все равно нашли путь друг к другу, но вот с таким побочным эффектом. — Как ты смеешь, сидя у меня дома, говорить о чувствах к моему сыну? — отец Чонгука встает на ноги, и его грозный вид оставляет пугающую тень на лице Тэхена. — Даже если вы поменялись местами, вы все равно не будете вместе. — Это ты причина того, что мы застряли в телах друг друга, — взрывается Тэхен, вставая напротив Шивона. Он будет биться до конца. — Мы знали, что это проклятие, но не догадывались, что родной отец может быть этому причиной. Шивон белеет на глазах и переводит взгляд на свою жену, которая, видимо, понимает причину его беспокойства. Мужчина резко садится на стул и обхватывает голову руками, а Чонгук в страхе смотрит на отца, боясь за его состояние. — Пап.? — Я знаю, что совершил много ошибок за свою жизнь, но никогда бы не подумал, что именно эта станет причиной ваших страданий. Шивон поднимает свой взгляд и рассказывает то, о чем знал только он и Шису.

***

Когда Чонгук был подростком, в его школе случился инцидент, оставивший на всех неприятный след. Четырнадцатилетний парень признался другу в своей нетрадиционной ориентации, и эта новость разлетелась по всей школе за считанные часы. Дети бывают жестокими, особенно по отношению к тем, кто отличается от них, поэтому этот мальчик стал объектом всеобщей травли: на нем вымещали злость, обиду, использовали, как грушу для битья. Об этом Шивону рассказал сам Чонгук, когда они говорили по душам, и сын признался, что не защитил, когда того в последний раз сильно избили. Шивон видел, что Чонгук мечется между двумя огнями: гомофобией, которую навязал ему родной отец, и тем, кем он являлся на самом деле. Спустя три дня их участок взорвался звонками со школы, где случился суицид ребенка. Шивону доставили много проблем, и в те дни работы было немерено, но он совершил ошибку, которая стала для него фатальной. Мать того парня обратилась в их участок, чтобы они завели уголовное дело на всех участников травли. Если бы это был один или два человека, Шивон бы знал, что они смогут что-то сделать, но, к сожалению, участниками буллинга были практически все дети средней школы. Шивон объясняет матери, что невозможно усадить всех за решетку, но она из раза в раз приходит к ним и закатывает скандал, требуя возмездия за смерть своего сына. Не выдержав такого давления, Шивон рявкает, что незачем было орать на каждом углу о своих предпочтениях, тогда и травли бы не было. Женщина, объятая горем, спокойно встаёт из-за стола и говорит: — Я молю Бога о том, чтобы он наказал тебя за эти слова. Ты познаешь, что значит быть отцом такого парня, и я искренне желаю тебе столкнуться с этим непростым принятием. Ты будешь страдать до тех пор, пока не дашь своему сыну быть тем, кем он является. Шивон, который уже сталкивался с подобным, решает, что этому никогда не бывать.

***

В комнате воцаряется гробовая тишина. Каждый думает о своем, но все понимают, что слова этой женщины могут быть тем самым проклятием, о котором они говорят: нет ничего хуже, чем слова, озвученные человеком с разбитым сердцем. Шивон говорит, что адрес отправят в течение часа, и как только он собирается оставить их, Тэхен говорит о главном: — Если ты не примешь Чонгука таким, какой он есть, то даже не мечтай вернуть своего сына. — Вы просто молодежь, которая думает, что знает о том, как нужно любить. Это наваждение пройдет. — Не пройдет, отец, — наконец-то решается Чонгук и подходит к своему отцу. — Я забыл, кто такой Тэхен, но за эти годы я не смог завести отношения с кем-либо. Это тебе говорит о чем-то? — Чонгук. — Нет, послушай, папа. Все, что я делал в этой жизни — делал для вас с мамой. Лучшие оценки в школе, первые места в спорте, проекты в университете — все лишь для того, чтобы вы были довольны мной. Теперь я буду жить для себя. Отказываешься от меня? Чонгук так боится услышать положительный ответ. Его сердце не выдержит, если он лишится своих родителей, но он заслуживает быть счастливым. Ему надоело быть удобным, теперь Чонгук хочет быть любим тем самым парнем, который сейчас наблюдает за их разговором. — Отец, ты отказываешься от меня? — повторяет свой вопрос Чонгук и замечает блестящие от слез глаза отца. — Ты мой сын. Этого ответа достаточно, чтобы Чонгук обнял своего папу так крепко, что тот почти перестает дышать. Он знает, что отцу, воспитанному в консервативной семье, крайне сложно даются эти слова, но он идет на жертвы ради сына точно та же, как это делал Чонгук всю свою жизнь. Шивон уходит, оставив их на кухне. Чонгуку стыдно смотреть на маму, но та светится счастьем и облегчением. Она подходит к парням и целует каждого в лоб, а после оставляет их наедине. — Мы смогли? — Мы смогли, — выдыхает Тэхен, откидываясь на спинку стула. — Осталось вернуть наши тела, и после этого тебе от меня некуда деться. — Я и не собираюсь. Не сейчас, когда чувствую себя самым счастливым человеком на свете. На телефон приходит смс-ка от папы о том, что завтра они навестят ту женщину.

***

Чонгук потягивается в своей кровати и поворачивается на живот, проталкивая руку под подушку. Вчера вечером он вернулся домой, чтобы проверить, все ли в порядке, хотя родители настаивали, чтобы тот остался. Чонгуку было стыдно запираться в одной комнате с Тэхеном, даже если они не собирались делать что-то неприличное, поэтому вернулся в тэхенов дом. Будильник звонит, а значит — десять часов утра. Чонгук разлепляет глаза и резко вскакивает с кровати: он в своей комнате. Запинаясь о всевозможные углы, он подбегает к зеркалу и кричит. Он вернул свое тело. Чонгук быстро натягивает одежду и выбегает из комнаты, чтобы добежать до дома Тэхена и разбудить его. Если бы родители были дома, он бы кричал от радости, что теперь все на своих местах. Когда Чонгук открывает дверь, перед ним стоит Тэхен, который тяжело дышит из-за бега. — Это не сон? — спрашивает Чонгук, утягивая Тэхена в дом, и первое, что он делает — это целует желанные губы, которые теперь ощущаются, как самая вкусная сладость в мире. Тэхен отвечает пылко, показывает, насколько Чонгук для него желанный, но быстро берет себя в руки и отстраняется. — Просто… как? Мы ведь не ходили к той женщине, я не понимаю, — растерянно произносит, пока Чонгук его крепко обнимает. — Отец. Все из-за того, что он не отказался от меня. Она ведь сказала, что он будет страдать до тех пор, пока не примет сына таким, какой он есть. — Черт, это настолько невероятно, насколько и сумасшедше. Чонгук действительно обнимает парня, которого в детстве признал своим дорогим человеком. Он обрёл намного большее, чем просто любимого человека — он обрёл душу, так идеально подходящую ему. — Тэхен, ты будешь моим? — Если обещаешь, что больше не забудешь меня. — Не забуду. Не смогу, потому что больше не хочу. Ты и я — это настолько же правильно, как семки сочетаются с пивасом. The end.