"Там, где есть они, не будет вас..."

…Ты забудешь свой родной язык, У чужого имени в плену, Ты забудешь все, к чему привык, Даже пол, гражданство и страну, Кто тебе отец и кто твой бог? Опадает вереск в синий мох… … Кровь течет меж пальцами в траву — Человечна, смертна и красна. Покидает в сердце клеть свою, Чтобы им наелась Их весна. Их сиянье гибельно для глаз. Там, где есть Они — не будет вас. У причалов плещется вода, Зов ее властителен, но тих — Не вернется память никогда, Потому что ты — один из Них, Кто отмечен не был в должный час, Тот добыча каждого из Нас. Мы растопчем твой унылый мозг, То, что было камень, станет — воск… «Они» (Лора Провансаль)

У нас почти не осталось топлива. Что ж, ядерное — тоже не бесконечное. В системе корабля предусматривался отсек с запаской, но командир решил оставить его на крайний случай. А сейчас вызвал из ближайшей галактики дозаправщик с несколькими урановыми колбами и отдал приказ садиться на одну из местных планет с более-менее нормальной атмосферой. Летели мы в заброшенном и ненаселенном секторе, но девушка-юпитерка с дозаправщика шустро разобралась с нашим местоположением и приняла заказ. Приятно иметь дело с соседями по галактике, ещё и из одной системы, к тому же так далеко от дома. В общем, приземлились мы на какой-то безымянный астероид с почти кислородной атмосферой из системы Рубина-5. Наш земной навигатор планету даже не показывал (недаром у нас навигаторы с Цирцеи ценятся выше). И повезло нам, надо думать, крупно, потому что кислород, а значит, и остатки топлива, мы сэкономим. Астероид летал далеко от своей звезды, притворяясь планетой, соседей не имел, был довольно холодным и относительно заснеженным. Что-то около минус 5-10’ по Цельсию: океаны не замерзали, под поверхностью песчаной промёрзшей почвы копошилась жизнь, изредка и ненавязчиво вылезая на поверхность. В основном это было что-то кольчатое, беспозвоночное и не опасное, оно мирно передвигалось, не замечая корабль и не реагируя на кусок искусственного синтетического мяса, выброшенный за борт для проверки. Кто-то до сих пор удивляется этому методу, но наш капитан считает его самым надёжным и не затратным. В ожидании дозаправщика мы выбрались на планету размяться. Полюбовались незамерзающим морем на закате Рубина, поговорили за жизнь с бортмехаником, когда остальные уже ушли спать. Только мы решили, что хватит с нас на сегодня спирта, как накрыла нас «белочка». Началось с того, что выключилось внешнее освещение корабля. Механик выругался и собрался идти на ощупь выяснять, что там не так. Я проводил его дыхание в темноту, а сам развернулся к морю, доселе спокойному в неясном свете звезды… И подумал, что меня шатает. А когда ощутимо приложился лицом о льдину, понял, что море закипело! Соображал я уже плохо, вид бурлящей воды вызывал у меня тошноту. Я попытался позвать механика, чтоб он помог мне хотя бы встать… Но, видимо, отключился совсем, потому как вижу: выныривает из кипящей воды милая детская головка. Глаза на пол-лица, ушки смешные, торчат над мокрой макушкой, носик пуговкой. А потом эта прелестница начала выбираться ко мне на лёд… Фигурка женская, да по человеческим меркам такая, что у меня аж челюсть свело. Плечи, грудь, руки, талия… Всё миниатюрное, точёное, элегантное, с грацией юности она оперлась на ледяной берег, подтянулась и распластала рядом со мной мокрый рыбий хвост. В ночной тьме он казался зелёным с золотыми всполохами. Она не улыбалась, но казалась очень приветливой и милой. За её спиной море продолжало шевелиться. Она странным образом выгнулась, посмотрела на воду, вслепую схватила меня за руку и сильным движением смахнула в ледяную мокрую темноту. Я не успел опомниться, принялся барахтаться, но существо водопадом спустилось ко мне, зажало рот перепончатой ладошкой и уволокло под воду. Последнее, что я увидел, было включившееся внешнее освещение корабля. Я приготовился ощутить ледяной огонь воды в лёгких и гладкое тело русалки. Но не обнаружил рядом ничего. То ли «белочка» накрыла окончательно, то ли помер… Первый раз я очнулся от света, как будто прожектором в лицо. Во второй раз меня разбудили голоса: тонкие, звенящие, сказочные… и с бодуна очень противные. Голова начала раскалываться, я замычал, потом почувствовал в носу и на лице какую-то сладкую пыль, чихнул и снова выключился от боли и дурмана этой пыльцы.В третий раз я проснулся от прикосновения холодных мокрых рук, но раз мог дышать, решил, что не под водой нахожусь, и успокоено уснул снова. Вконец измотанный таким режимом бодрствования, я решил проснуться окончательно и выяснить, где я. Конечно, надеялся, что на своём корабле и уже проспался или даже «прокапался»; рядом коммандер отчитывает механика и грозится выдавать ему спирт под роспись… Но видения не собирались меня отпускать. Надо мной появилось милое личико, с такими же огромными глазищами и острыми ушами, как у русалки. Только волосы оказались сухими, взлохмаченными, нежно-салатового цвета. — Он проснулся! — возопило существо и обратилось ко мне, — Вы меня понимаете? Высокий писклявый голос уже не казался противным, но и симпатий не вызывал. Головной боли, впрочем, тоже. — Да, понимаю, — прохрипел я, ворочая непослушным сухим языком. Глазастая мордашка не выразила эмоций. Я попробовал сесть и оглядеться. Я находился на мягкой кровати, устланной пуховым легчайшим одеялом пастельно-салатового цвета. Чуть примятые подушки со следами моего пота были ярче, напоминая о весенней траве. Просторная светлая комната отделана камнем, а гибкие лианы растут прямо из щелей кладки, тянутся по стенам. Вид из окон останавливает дыхание: на склоне горы раскинулся город, утопающий в зелени, слившийся с природой, гармоничный, древний, мощный, богатый и прекрасный… В следующий миг я понял, что стёкол в окнах нет, и цветочный аромат доносится ко мне с лёгким ветром. Назойливая мысль пробилась через восторг: — Мы не под водой? — пожалуй, это был глупейший вопрос из возможных. — Не совсем, — ответило существо, — посмотри на небо. Видимая мне полоска синевы бликовала живыми изменчивыми узорами, как поверхность бассейна при взгляде с глубины. Так, ага, я понял тогда, мы под стеклянным куполом… И тут же изменил своё решение: малюсенькое существо, такое же, как моя сиделка, поднималось от зданий города к «куполу» на паре прозрачных больших крыльев. Летело-летело, думаю, врежется сейчас. Или дверь откроет. А существо вынырнуло «в небо», крылья сложились, облепили спину, ноги, образовав хвост. Наверх плыла самая, что ни на есть, русалка, а купола над городом не было. Мне тут же показалось, что весь массив воды сейчас обрушится на город, и я предпочёл вновь улечься, накрывшись одеялом. Я рассматривал существо, преспокойно сидящее у моих ног. — Это ты меня утащила от корабля? — обратился я к девушке. — Да. Ты показался мне больным. Сначала вы сидели, всё было хорошо, потом пили что-то, потом ты заболел. Я решила тебя полечить, — она шевельнула острыми ушками. — Вернёшь меня обратно? — Когда тебе станет лучше. — А у тебя есть крылья? — Да, — с гордостью сказала она и развернула огромную плёночную конструкцию на полкомнаты. Вблизи они оказались гигантскими по сравнению с телом. Существо даже покачалось вправо-влево, чтобы лучше их продемонстрировать. С плохо скрываемой детской гордостью произнесло: — Я только недавно доросла! Я теперь взрослая и могу подниматься на поверхность! — О… Поздравляю, — вполне искренне улыбнулся я. Но девочка оставила каменное лицо. Умеет ли она вообще улыбаться?.. Своё имя она написала мне красивой арабской вязью. Оно должно было читаться как А-Пэ-Шесть-Ку-Пять. Я представился, но она, кажется, не запомнила. Накормила она меня кашей из жёлтой вкусной крупы, похожей на пшёнку. Я шутить пытался, заигрывать, но она меня не понимала. Только я заметил, всё время рассеянно вертела на пальчике тонкое колечко цвета стали или алюминия. И когда ей казалось, что я чересчур близко, она тут же за него хваталась. Я решил, что это оружие, и больше не лез. Когда она решила, что я достаточно окреп, она повела меня гулять по окрестностям. Хотя, признаюсь, я бы с большей радостью вернулся на корабль к пьяному бортмеханику. Но проклятая вежливость не велела отказывать девушке, желающей моего «выздоровления». Мы вышли на горную тропинку, и вот тут я с удивлением обнаружил, что за средневековой красотой зданий скрываются технические навороты: двери открывались только для хозяев, каким-то непонятным мне образом признавая их; существа передвигались не только пешком и на крыльях, но и на антигравах, похожих на наши, но встроенных в сандалии. Металлические украшения из белого металла были в изобилии, а одежды — по минимуму, и не всегда она закрывала то, что должна. Но это никого не смущало. Существа эти были прекрасны… Сразу я это не оценил, но при виде каждого нового прохожего исполнялся едва ли не благоговейного трепета: красивые, изысканные, статные, лучистыми мудрыми глазами они заглядывали прямо в душу. Как не проникнуться доверием и уважением к таким совершенным созданиям, построившим замечательный город на горе, на дне моря, разбившим цветники, живущим в гармонии с планетой… Они богаты, они уважают друг друга, смотрят с любезностью даже на меня, пришлого чужака. Но не улыбаются. Что ж, инопланетяне, всё-таки… В тот миг я последний раз вспомнил про существование своего корабля! Они очаровали и заворожили меня! Что сказать, я влюбился в этот народ! Это были эльфы и, вместе с тем, русалки, благородные и статные, ценящие свою культуру и братьев-соседей. Я уверился, что А-Пэ-Шесть-Ку-Пять перенесла меня сюда с искренними намерениями помочь и привести в чувство. Она познакомила меня с друзьями: девушки были ещё более красивы, чем она, а юноши выглядели статными доблестными рыцарями. На Земле таких богов уже давно не рождалось… Все они с завистью посматривали на мою спутницу и старались уделить мне как можно больше внимания. Они водили меня по своему городу, снимали на видео миниатюрными камерами, а потом проецировали голограммы с обратной перемоткой или сразу монтируя нелепые смешные сюжеты. Но сами не смеялись. Ночей у них не было. Я спал, когда хотел, ел всё ту же странную, сладкую и питательную кашу, смотрел голографические объёмные изображения себя с теми ребятами, других эльфов в иных местах. Моя соседка рассказывала мне об их мире. Двенадцать больших городов, включая наш, управлялись советами старейшин, несколько маленьких деревень были подвластны городам. Жители выращивали большие цветы и питались их пыльцой. Животных в этом мире не водилось. Дома и улицы освещались и защищались с помощью вполне человеческой электроэнергии. А-Пэ-Шесть-Ку-Пять писала музыку. Утверждала, что никто больше в их безымянном городе не умеет этого делать. Она пела, подражая ударным и струнным инструментам, а специальный прибор записывал её голос и выдавал маленькие продолговатые наушники-жучки, которые играли эту музыку прямо в ухо хозяину. Чтобы имитировать ночь, на окна надвигались тёмные стёкла, и краска тонировки на них могла сгущаться по велению рук: парой движений пальцами можно было создать ночной пейзаж. Я понимал, что этот мир и его хозяева всё больше занимают моё внимание, вытесняя воспоминания и эмоции прошлой жизни. Но я желал этого, принимал заботу эльфов, их доброту и изысканность. Я хотел стать частью их мира. Милая соседка всегда угадывала мои желания и ненавязчиво предлагала то, чего я ещё только хотел захотеть. Иногда мне казалось, что я и не желал чего-то сейчас, но оно материализовывалось, и желание появлялось. Она выглядела очень счастливой, влюблённой, не покидала меня, щебетала, смотрела огромными преданными глазами. В водах фонтанов мы выглядели красивой парой. Правда, я иногда замечал, что неестественно бледен. Но уже искренне желал, чтобы у меня тоже выросли крылья, превращающиеся в хвост. Мне казалось, я уже должен бы прекрасно ориентироваться в городе, однако, он играл со мной в салочки: фонтаны исчезали, через пару часов на их месте были новые дома, а то и возникали старые, знакомые мне. Жителям такие перестановки не досаждали, а вот я не отходил от своей спутницы ни на шаг. На мои вопросы она лишь пожимала плечами и отвечала, что просто знает дорогу. Я безмерно восхищался этими эльфами! И любовался панорамой города из нашего с эльфийкой укромного местечка. Мы подолгу сидели на краю глубокой впадины (мы же были на дне моря), откуда открывался вид на строения и природу, созданную и поддерживаемую стараниями этого народа. Думаю, когда-то здесь жили такие же создания, что обитают в Земных водных глубинах. Так, однажды мы засиделись там, и моя спутница, каким-то образом узнав время, велела мне никуда не уходить, а сама убежала к подругам. Обещала ненадолго. Это был, пожалуй, единственный раз, когда она оставила меня в одиночестве. Я смотрел на меняющийся город отсюда, на его прекрасных далёких жителей. Они, проходя или пролетая мимо, непременно одаривали меня взглядами, кивками, приветственными жестами. Я совершенно привык, что они не умеют улыбаться. Старался не делать этого сам. Лишь повторял заученный жест приветствия. Я понятия не имел, почему они так добры со мной, так милы и внимательны. Я в очередной раз погрузился в размышления на эту тему, когда «набережная» опустела, а из глубины впадины уставились два огромных глаза. Я не заметил, как это новое существо появилось рядом, а потом тихо вползло по стене и село бок о бок со мной. Это была такая же девушка, как и моя спутница, большие глаза на пол-лица лучились добротой, белокурые волосы струились по плечам. А ещё она улыбалась! Наивно, по-детски, радушно, будто мы дружили с детства и встретились после разлуки; и теперь сидим и молча улыбаемся, не зная, что сказать. Существо огляделось, заметило вдалеке кого-то и испугалось. — Пойдёшь со мной? — мне показалось, она даже не открывала рта. — Куда? — спросил я, зная ответ — вниз, конечно. Она перехватила мой взгляд в глубину впадины. — Ты совсем обескровлен. Они уже почти извели тебя. Тебя надо вылечить… — Где-то я это уже слышал. Спасибо, меня уже лечат. Я не жалуюсь. Я никуда не пойду. Она с возрастающим опасением оглядывалась на приближающуюся фигуру. Хмурилась и съёживалась, почти сползая в темноту. — Ты отказываешься, значит, уже зависим от них. Они подчинили тебя. Ты уже даже не помнишь, кто ты и как сюда попал… Я напрягся. И действительно не смог вспомнить. Даже имени! Изменившимся взглядом я посмотрел на свои руки. Абсолютно белые, с прозрачной кожей и высушенными тонкими костями. Странно, на изображениях я видел себя вполне обычным, а зеркал тут не было, лишь фонтаны… Почему я раньше не видел свои руки?.. Девушка нервничала всё сильнее, уже почти стекла на отвесную стену обрыва, каким-то чудом держась на ней, наконец, произнесла, всё так же не шевеля губами: — Если решишь жить — просто прыгай вниз, мы поймаем, — и исчезла в темноте. До меня донеслась последняя её мысль: «Боюсь, ты уже жертва, тебя заставят забыть обо мне», и голос стих. А-Пэ-Шесть-Ку-Пять легко приблизилась ко мне. Заметила моё беспокойство, стала спрашивать. Я ответил, что испугался одиночества, поскольку привык быть рядом с ней всё время. Она бросила подозрительный взгляд в глубину впадины и увела меня со словами: — Больше мы сюда не придём. Вот именно эта фраза разбудила во мне что-то, давно забытое, человеческое. Любопытство! — Почему? — она уставилась на меня с ещё большим подозрением и, мне показалось, с недовольством. — Я же очень люблю сидеть здесь. — Я не пугала тебя раньше, но сейчас, мне кажется, самое время сказать. Здесь обитают наши враги. Они могут воздействовать на наше сознание, вызывать галлюцинации. Ты ведь видел кого-то, да? Наверное, это существо было похоже на меня? Повторяло мои слова и жесты? Вижу, что да. Эх, знал бы ты, как эти чудовища выглядят на самом деле… Успокойся, ты весь дрожишь. Тебе холодно? — она взяла мои совершенно обычные руки в свои ладошки. — Нет, не холодно. Но почему оно меня не съело? — Оно питается эмоциями: смятением, страхом, ненавистью. Всем тем, чего нет у нас здесь. Я уже верил своей спутнице безоговорочно, но слова вырывались сами собой: — Но она улыбалась! — Что она делала? — нахмурилась моя девушка… Разум медленно, но неотвратимо заволакивало пеленой. Не всё ли равно, что там было, если рядом — любящее существо, прекрасная девушка, с которой хочется провести всю оставшуюся жизнь… А внизу, под городом, в катакомбах почти без света, безымянное существо заламывало хрупкие ручки и смотрело снизу вверх на воронку на дне впадины. Туда никто не падал. От отчаяния оно не находило себе места. Этой эльфийке снова не удалось спасти инопланетянина. Он зачарован, его совсем одурманили. Он уже забыл себя. Она лишь надеялась, что он один, а остальных эти твари не сцапали. Ведь инопланетяне никогда не прилетают в одиночку. Эльфийка снова заплакала. В который раз за этот год. Она родилась здесь, под землёй. Она навсегда останется здесь. Она родит малыша, если очень повезёт, и этот ребёнок тоже будет обречён: выращивать в этих катакомбах пыльцу, поддерживать воздушную прослойку над городом, взламывать сервера пролетающих инопланетных кораблей (показывать неполадки, заставлять остановиться, выводить данные, что планета необитаема и пригодна именно для этой расы), подгружать в память эльфов-горожан языки гостей, менять местами дома в городе и также загружать новые карты в мозг сородичей — чтобы гости плутали и не могли сбежать… А когда ребёнок спросит, почему должен делать всё это, она ответит, что им, нищим, очень хочется жить. Не будешь работать — они, богатые горожане, убьют тебя. Потому что им нужны рабы, пыльца для еды и инопланетяне для поддержания своей жизни и процветания. Они пьют из них жизнь. Это деликатес. Каждый из нас — паразит. Каждый пьёт жизнь чужого. И каждый умеет защищаться, но это требует огромных сил… Свет в воронке померк, но криков ужаса слышно не было. Эльфийка в надежде заспешила к упавшему. Это был инопланетянин, затормозивший на плохоньком антиграве… Но не тот, с кем она разговаривала раньше. Мужчина был весь перемазанный, с лицом, заросшим волосами, прижимал к груди что-то булькающее. — Оба-на! Вы и тут есть, тудыть вас в медотсек! — выпалил он и скатился с антиграва на твёрдую землю. Стал прищуриваться, пытаясь различить собеседницу Потом обречённо вздохнул, достал бутыль, отхлебнул, отдышался и разочарованно констатировал: — Ты не русалка… Девушка в возмущении распростёрла крылья: — Сейчас нет, но я могу… — Я вот тоже, знаешь, смог бы. Только она упираться начала. Несговорчивая… — он отпил ещё. — А потом ка-ак со злости меня швырнёт, я лечу через воздух, потом сюда, хотя, вроде, под водой плыли. Чего она так раскочегарилась?.. Пока он говорил, в глазах эльфийки загорался хищный огонь. Какой замечательный подарок свалился ей на голову! Она может и сама питаться его жизнью, а не воевать за энергию с подобными себе! Подобные умеют ставить барьеры от неё, а пробиваться сквозь них — значит, тратить свою же жизнь. А тут — безбарьерный инопланетянин! Надо только не показывать его никому. Надо создать у него как можно больше красивых для него иллюзий, как богатые сделали с тем, первым. Тогда он сам не захочет уходить. Мозг будет потихоньку разрушаться, он забудет себя, откуда прилетел, всё забудет… Мужчина ещё возмущался, цедя что-то из бутылки, а эльфийка мягко приближалась, нащупывая брешь в сознании инопланетянина… И начинала злиться: разум его не впускал чужака, защищённый твёрдой стеной… Как и у богатых, тех, кто живёт наверху! Вот почему они тоже рассердились и сбросили его сюда! Она распалялась всё больше, почти рычала от бессильной ярости от рухнувших надежд. Как это в стиле горожан: покрутить желанным и отобрать. — У тебя есть что-то из адаманта! — прошипела она, приближаясь к нему маленькой гибкой кошкой. Тот замолк на секунду, потом нервно произнёс: — Левая берцовая у меня из сплава… Там и адамант тоже… Эльфийка хищно улыбнулась: — А «левая берцовая» — это где? Мужчина непонимающе моргнул и указал пальцем на свою ногу. Существо взвизгнуло и набросилось на добычу… Ходить по верхнему городу с такой железякой не удобно. Но у неё есть крупицы адаманта, а значит, пропуск в верхний мир. Этот металл блокирует внешнее ментальное вмешательство, не даёт другим тянуть из тебя жизнь, рисовать тебе галлюцинации. У всех наверху есть кольца, броши, серьги, заколки, — поэтому они и наверху. Ни у кого внизу адаманта нет. И не будет. Поэтому много сил они тратят на сохранение своей жизни, чтобы другие не растерзали. Такова их природа. Им бы по планетам расселиться, а они друг друга жрут… И сейчас, пока инопланетный корабль будет стоять, ждать и искать пропавших навигатора и пилота, существа по одному утянут их к себе и будут с жадностью пить их жизни, а корабль разберут на части и примутся осваивать новые для себя технологии. А если корабль улетит сейчас — команда останется жить. Это планета паразитов, но столь осторожных, что о них ещё даже не поползли слухи. Они аккуратны и едят пока сами себя. Но может прийти день, когда они разлетятся по галактикам, существа, похожие на эльфов и русалок.