Приходи ко мне лечиться

Не смотря на относительно сопливый возраст, Саша Раковских был довольно признанным специалистом в стоматологических кругах. Хотя мог бы заделаться и прекрасным ветеринаром. С чёткой уверенностью: вхождение в профессию не потребует опыта, потому что многие из тех, кто записывался к парню на приём, напоминали людей разве что отдалённо. И гармонично смотрелись бы на ветвистых деревьях, украшавших парковую зону клиники. Лёша Квашонкин особо отличился, хотя напоминал скорее не кроманьонца, а приблудного рыжего кота-вояку, отчаянно пытавшегося сделаться домашним. После заморозки, конечно, пытался говорить на наречии каменного века, а так был весьма инициативным собеседником, иногда не в меру. Такого кота лакомством за молчание не поощришь, конечно. Можно запустить адский механизм, и тогда он быстро смекнёт, что за болтовню штрафуют конфетами или что он там любит. А Саше такого не надо, денег, конечно, привалит из-за обострившегося кариеса, но ему бы кого поспокойнее в пациенты. С котами у стоматолога связь особая – прикармливает тут одного, такого же обладателя волосяного покрова цвета меди, как Лёша. И приласкивает иногда тоже. Зверёныш отвечает взаимностью, оставляя на докторском халате шерсть, а в сердце – что-то не менее тёплое и мягкое. Пациента своей мечты Раковских однажды дожидается. Костя Пушкин, обладатель внешности серебряного века и фамилии золотого века, в какой-то момент отбрасывает стереотип о брекетах. Раньше говорил, мол, ради чего два года выглядеть так, как будто ты питаешься микросхемами? Но дабы не создавать пира во время чумы из всего этого великолепия, решается для начала на гигиеническую чистку. Немногословный Костя дышит особенно тихо, когда доктор ненароком задевает его локтем или, наклоняясь, разворачивает пушкинскую голову так, чтобы удобнее было работать. Интересно, а есть конфеты, утоляющие тактильный голод? Если есть и от них зубы не портятся, Пушкин тогда при помощи рта что-то другое будет делать, чтобы чаще с этой мечтой фламандца видеться – ну, орехи там колоть или бутылки открывать. - Такой взрослый, а боится, - бормочет Раковских, односложно трактуя тихий стон. Но мужчине правда непривычно, а тут ещё полный комфорт, за который он не доплачивал – длинноволосый эскулап ему кресло поправляет, чтобы верхней части тела было удобнее. Записи на сегодня больше нет – так что Косте предоставляется возможность подремать после процедур – и залеченный рот в какой-то момент расплывается в блаженной улыбке, а он сам превращается в кота – домашнего и обожающего погреться на солнце. В следующий раз понежиться не удаётся – Пушкину снится, как Саша держит его за руку и гладит по голове, и нежно-пастельный образ расплывается: реальный Раковских мягко нависает над ним: - Константин, просыпайтесь. В дверь ломится Квашонкин, стуча копытом. В какой момент он стал кентавром? Ладно. Нет ничего более постоянного, чем кошачья шерсть на светлой одежде. Как-то между делом самый спокойный пациент в мире подмечает: - А у вас, я смотрю, кот есть. Пушкин как-то так строит всю свою речь, что с ним невозможно не согласиться. Обезоруживающая убедительность. - А…Да это друга, это его кот. Да. Я к нему чай захожу пить. Костя думает, что там за друг такой, с которым чаёвничают в халате. Медработники, конечно, безумцы, иначе бы не оказались здесь. Но что-то нечисто. Не то, чтобы Амур (или кто там кроме Тиндера ещё сводит людей) оказался мертвецки пьян, но Пушкина определённо кольнуло в сердце. Неслабо так. И после одного из зубных сеансов начались «вертолёты». - Я могу вас проводить, - Саша осторожно берёт пациента под локоть, - до такси или…вы один живёте? Костя необыкновенно твёрдо кивает. Сверхчеловек, не иначе. Ну, людям с такой фамилией положено быть гениями. План таков – заварить доктору чай, а самому доползти до кровати и водрузить на себя Аристарха. Аричку, если коротко, четвероногое безумие черепахового окраса. Но где-то на второй минуте заваривания чая кот, сохраняя надменный вид, прыгает с короба батареи и Сашина нога оказывается в зоне обильной усатости – Аричка трётся об неё носом и лбом и с чувством, что делает огромное одолжение присутствующим, издаёт тихое урчание. Костя улыбается сквозь ноющую боль. - Если что, я рядом, - маленькая ладонь ложится на крупную кисть мужчины. Аристарх смотрит на них с осознанием себя как новоизбранного бога любви. Не произнося ни звука.