sur la dure vie quotidienne

      В начале первого университетского года Миша честно пытался погрузиться в учёбу с головой: ходил на допы, читал много литературы и даже совершенно непонятным ему образом смог попасть в местный КВН. Мамина радость, папина гордость — молодой экономист Бестужев-Рюмин! Как говорится, они пророчили ему успешное будущее, но Титаник затонул, прямо как Мишины приоритеты и амбиции, в середине октября, когда тот окончательно и бесповоротно повесил на себя ярлык распиздяя и забил на универ.       Тащить свою жопу на другой конец города оказалось задачей практически непосильной для студента, чьё осознание себя наступило непростительно поздно. Забирать документы Бестужев также не спешил, ведь на дворе ещё осень, а следовательно — риск попасть под второй призыв был необычайно велик. Мишеля такой расклад, разумеется, не устраивал: чистить картошку и выходить на утреннюю пробежку он в теории мог и дома, без всяких там, видите ли, армий, правильно? И поэтому, взвесив все за и против, выбрал наиболее простой и понятный всем путь: проёбывать пары и забирать подаренные государством деньги, с которыми после следующей сессии ему, к большому сожалению, было суждено расстаться. Так, единственным предметом, ради которого недостудент, пожалуй, всё же готов сделать исключение и пожертвовать своим драгоценным сном, был французский. Он любил язык, искусство и историю этой страны. Любил и преподавательницу, Анну Александровну, которая каждый раз, несмотря ни на что, оставалась с ним после пар, заваривала чай с бергамотом и обсуждала до боли близкие ему идеи французских революционеров. Всё здесь было хорошо: просвещение по самое не хочу.       Остальное же время он предпочтительно отдавал друзьям, ну, и за редким исключением подработке.       — Чёрт, Антон, не еби мне, пожалуйста, мозг, — утомлённо пробормотал Ипполит, подперевшись об руку щекой.       — Любой спирт горит! — с прежним, ничуть не спавшим воодушевлением провозгласил Арбузов.       — А я тебе говорю — нет, — настаивал уже без особого энтузиазма Муравьёв, от скуки заламывая пальцы. — Пиво, вот, не горит, хотя там тоже спирт.       — Проценты, всё измеряется в процентах, — бескопромиссно талдычил Тоша. — Простая химия.       — Мы можем это проверить, — пошли в ход подначки. — Эту твою химию.       — Боюсь, ты опоздал на несколько столетий, любез…       — Так, остановите свой мыслительный процесс, псевдохимики. Не в моём доме, не в мою смену, — Миша вывернул из-за угла кухни, чем вызвал у Арбузова разочарованный вздох, обусловленный не закрепившейся единогласно за ним победой. — Ипполит прав, всё зависит от процентов.       Тут Тоша раздосадованно запричитал полушёпотом, а Поля позволил себе лёгкую, недолгоиграющую улыбку.       — Меньше спирта — меньше реакция, — резюмировал он наконец, хотя выражение лица его по-прежнему соответствовало произношению какой-нибудь высокопарной откровенной херни. — Но, молодые люди, это не тот вопрос, который вас должен волновать.       — Это ты так тонко подводишь к субботе? — Арбузов, не желавший больше возвращаться к своему уничижительному и вместе с тем совершенно незначительному проигрышу, с давно припрятанным в глазах азартом улыбнулся.       — Именно. Ну, что с машиной? — Миша плюхнулся на диван рядом с Муравьёвым и совершенно беспардонно закинул ноги на стол.       Ей-Богу, какой негодник!       — Завтра из ремонта заберу — к указанному времени вроде успеваем, — безалаберно сообщил Тоха, всегда делавший всё, как говорится, впритык.       — Отлично. Одна проблема решена, — подведя итоги, Мишель, привычно добавив голосу мягкости, обратился к Муравьёву: — Поль, а с тобой что? Отпустят тебя, как думаешь?       Пацан, когда вопрос был, как им всем показалось, давненько решён, неожиданно замялся — Миша почуял неладное и подбадривающе толкнул плечом.       — Этот вопрос ещё решается, — в конце концов выдавил он.       — Долго вы, — будто бы невзначай произнёс Мишель.       — Знаю. Возникли временные, непредвиденные трудности, — оправдание вышло слабым, и все это понимали. — Я постараюсь всё уладить, — с неопределённой, едва ли обнадёживающей интонацией было им закончено.       — Хах, мелкий, надеюсь, похищать тебя не придётся? — пришлось натянуто пошутить.       — Если что можешь, я не против. Оставлю окно открытым спешел фо ю.

***

      Солнце едва замелькало на горизонте, а Миша уже подходил к станции метро Рыбацкое. На часах — 5:50, на термометре +3 (по ощущениям всё в минус). Неутешительно.       То ли осенняя хандра виновата, то ли Бестужев уже настолько сильно привык просыпаться во второй половине дня, но сейчас он чувствовал себя куском стухшего мяса, которое несколько раз пропустили через мясорубку. Миша с обидой смотрел на закрытую кофейню и обещал, что обязательно поощрит свои старания стаканчиком американо на обратном пути.       До корпуса добрался минут за 20-30, без происшествий. Кабинет оказался открыт, что неудивительно. Анна Александровна часто приходила на час или два раньше, чтобы встретиться с такими, как Миша (а ребята у неё собирались отнюдь не редко), и допроверять работы. «Наверное, в деканате, скоро подойдёт», — успокоил себя Бестужев и по-хозяйски расположился на самой дальней парте.       В тёплом помещении вновь накатил приступ усталости. Тело обмякло, веки тяжелели. Видимо, Морфей действительно очень хотел забрать его к себе — и Миша повёлся. Закрыл глаза и моментально заснул.

***

      Миша сразу почуял, что что-то шло не так, когда вместо черноволосой женщины средних лет у доски увидел молодого парня, яро рассказывающего о нашествии татаро-монгльского ига на русские земли. После нескольких попыток уловить суть монолога студента или педагога (Миша ещё не до конца разобрался) он сдался. Фрагменты рассказа никак не могли сложиться в единую картину. Ситуация не самая приятная, конечно.       Бестужев огляделся. На лицах одногруппников не было замечано удивления. Отлично, теперь понятно — он проебланился с расписанием, других вариантов нет. Чтобы точно быть уверенным в своём умозаключении, Миша без стеснения потряс впереди сидящую одногруппницу.       — Это кто? — суетливо пробормотал студент, придвигаясь ближе.       — Преподаватель.       — Кто?       — Блять, Мишель, историк.       — А хули он у нас делает, если мы экономисты?       Девушка демонстративно закатила глаза, всем своим видом показывая, насколько же глуп был заданный вопрос, и отвернулась.       Охуенно. Так держать. Окей, у всего этого балагана определённо были плюсы: во-первых, он отоспался, во-вторых, узнал, что расписание со временем может меняться, в-третьих, теперь в среду ему не нужно ебашить к первой паре. Французского сегодня не будет, а следовательно вместе с ним и не будет ноги Миши в этом универе.       Быстро и без зазрения совести он вместе с группой вышел в коридор, где уже шумно и душно. ПИЗДЕЦ. Пробираясь сквозь толпу и попутно извиняясь за отдавленные на ногах пальцы, Миша думал, как же ещё можно сократить свой путь. На третьем этаже была пожарная лестница, через которую вместе с одногруппниками они выходили в курилку. Охуенно. Осталось скрестить пальцы и молиться, чтобы та была открыта.       Несколько поворотов — и цель найдена. Буквально через минуту он оказался во дворе учебного корпуса. Денег на ремонт у администрации не хватило, контраст между лицевой частью института и «запасным выходом» виден невооружённым взглядом.       это не моё дело.       Вдоль пошарпанной стены уже кучковались студенты. Здесь все: юристы, экономисты, историки. Бестужев салютовал знакомым лицам, пряча сегодняшнее разочарование за добродушной улыбкой.       Телефон Миша достал только в той самой кофейне, проверил почту, новости, пытаясь скоротать время ожидания заказа. Помещение, насквозь пропитанное терпким, горьким ароматом, —сейчас буквально его спасательный круг.       — Ваш заказ, — юноша в чёрном фартуке приветливо улыбнулся, поставил напиток на стол и пожелал хорошего дня.       какое, блять, наслаждение.       — Большое спасибо, — благодарно кивнул Бестужев, когда парень отошёл чуть поодаль. Казалось, что тёплый маленький латте грел теперь не только тело, но и душу, которую за день изрядно потрепали.       Чуть позже он отписался Поле. Мишель Рено Ипполит Иванович, буду ждать вас у ворот:) муравьенок. заканчиваю через час. до встречи.

***

      Миша поймал на себе недовольный взгляд родителей, когда всматривался в толпу идущих школьников и сосредоточенно пытался обнаружить в толпе младшего Муравьёва. И вот наконец на горизонте появилась знакомая муравьёвская рожа. Бестужев избавился от окурка (второй, между прочим, сигареты) и пошёл навстречу.       — Ты какой-то хмурый. Что-то случилось? — он с беспокойством осмотрел вышедшего подростка.       — Не, просто устал. Несколько контрольных, дедлайны по проекту горят.       Миша заботливо потрепал его по волосам, Ипполит на этот жест ответил лёгкой улыбкой.       — Так-то лучше, пиздюк. Пошли, Антон нас уже заждался.       Корзина полна больше, чем наполовину. Спустя час страданий Миша с уверенностью мог заявить — они справились. Тоха выворачивал из отдела с алкашкой — в руках у него ящики балтики 9 и заказанное Бестужевым шампанское.       — Ах, как радостно в душе, — парировал подошедший и скинул всё в тележку. — Ну что, господа, я считаю, что моя задача выполнена, а вы тут как?       — Мы тоже почти закончили, — из-за спины вынырнул Ипполит ака Муравьенок и перетянул всё внимание на себя.       — Антон, захвати, пожалуйста, пирожное, там у кассы отдел с выпечкой, — парень по-детски надул губы и сдвинул брови к переносице. «Негодник и манипулятор», — подумал про себя Арбузов, когда высматривал на прилавке продукты, которые его попросили взять.       — Так, смотри, я не особо разбираюсь в мясе, но тот кусок выглядит неплохо, — на стеклянной дверце холодильника отстался Мишин отпечаток, который он даже (хах) не пытался затереть.       — Может, сразу возьмём в маринаде? Ну, типа, это же легче, Миш.       — Но не так вкусно.       — Враньё. Матвей в мае жарил. Это очень даже сносно, — Миша пожал плечами.       — Я не Матвей, поэтому, будьте добры, — Бестужев под тихое ворчание Ипполита обратился к продавщице, — свешайте вот этот кусок.