он поверит

У дяди Бруно очень красивые глаза. Умные, начитанные, обрамленные длинными, пушистыми ресницами. Великолепного, зелёного цвета. А какие выразительные!.. Дядя может одним лишь взглядом дать племяннице понять, что семья напрягает, что еда, которую приготовила тетя Пепа – просто отвратительна, или то, что ему откровенно скучно. За столом, если их рассаживают друг от друга, они разговаривают одними глазами. Когда семья снова что-то празднует, и в доме полно народа, одного взгляда зеленых глаз хватает, чтобы точно понять, как собеседника достали пьяные мужики или не менее пьяные женщины. Когда они находятся поодаль друг от друга, одного взгляда хватает, чтобы точно понять, что рассказ Камило – полный бред, мечтательные взгляды Изабеллы на мимопроходящих парней – ложь, а ворчание абуэлы – не должно Мирабель расстраивать. Бруно одними глазами может заставить племянницу заткнуться или рассмеяться. В них можно смотреть вечно. Именно поэтому Мирабель особенно обожает, когда эти великолепные глаза смотрят на нее с расширенными зрачками. Когда дядя силой воли заставляет себя смотреть на племянницу расфокусированным взглядом. Когда веки не выдерживают, прикрывают карие радужки, а дядя шумно выдыхает и закусывает нижнюю губу. Девушка любит дядю Бруно. Нет, правда! Она его безумно любит, просто обожает. Он весь такой… интересный. Особенный. Мистический. От него пахнет шалфеем и ношеной одеждой, в темных волосах блестят пряди серебра, легкие морщинки лишь очаровывают еще больше. Она так любит, когда он ей что-то читает. Когда он тихо ходит по дому и шепчется с самим собой. Когда он легкими движениями готовит кофе. Когда застенчиво хихикает за столом. Мирабель обожает дядю Бруно. И она обожает, как стремительно он теряет контроль. Дядя совершенно изголодался по тактильному контакту. Проведи по плечу – он вздрогнет. Шепни на ухо – он судорожно выдохнет. Возьми за руку — по всей коже расцветут мурашки. Проведи пальцами по лицу, будто невзначай убирая волосы со лба — он зажмурится, а по худому телу пройдет дрожь. Раздень его и повали на кровать – он будет стонать и со всех сил пытаться не плакать, ведь дядя так, так сильно изголодался по чужим рукам у себя на теле. Дом снова пустеет и семья направляется в общину. Тишина мягким облаком обнимает гнёздышко Мадригаль. Нереальный азарт захлёстывает сознание, когда она подходит сзади к обожаемому родственнику, мягко целует его в шею. Он и не пытается скрыться, нет, если бы он действительно хотел избежать племянницы, он бы вновь исчез в стенах. Там его царство. Там она бы его не нашла. Он хочет этого. – Не надо, Мира, – плаксиво молит ее дядя и зажимает одеяло между пальцев. – Прошу, не надо. Она затыкает его рот поцелуем, пробует его на вкус. Вверх, вниз. Вверх, вниз. Вверх, вниз. Член дядюшки великолепного размера. Не слишком большой, но достаточно толстый. Он заполняет ее до предела, она чувствует каждый миллиметр его раскаленной плоти, когда опускается на всю длину. Он так вкусно стонет, что девушке кажется - их услышит вся вселенная, но ей плевать. С его губ срываются невнятные слова, а её ноготки оставляют борозды у него на плечах и спине – благо дядюшка никогда не раздевается, всегда ходит в рубашке и пончо. – Ты… О, бля, ты такой большой, – рвано стонет Мирабель ему в рот. Она точно знает, как важно дядюшке слышать эти слова. Его ведь никогда не хвалили, не гладили по головке, не трепали по щечкам. Она просто обязана восполнить все те годы тактильного и психологического голода. А дядюшку словно бьет озноб. Он не позволяет рукам отпустить одеяло, но его голова откидывается на подушки и он протяжно стонет. Его бледная, хрупкая шея так и призывает к укусам и засосам. Если бы все было по-другому, Мирабель бы точно оставила клеймо. Он мой, только мой. Если бы… – Ты такой хороший, такой славный… умный, – еле дыша, говорит девушка между неустанными движениями вверх, вниз, вверх, вниз… – Господи, Мирабель… Дядюшка дергается бедрами вверх, отчего проникает в нее еще глубже. Девушка охает. Перед глазами разбиваются звезды, она словно слепнет и прозревает одновременно. – Ооо, чёрт… – Прости, прости, – быстро бормочет дядюшка и пытается подняться на локтях, однако племянница останавливает его легким толчком в худую грудь. Девушка наклоняется и лениво накрывает дрожащие губы дяди своими. Так же лениво покусывает нижнюю губу, лижет влажный язык родственника, пока тот не стонет во весь голос. Отстраняется и заглядывает в ошалелые, карие глаза. – Ты такой красивый, дядюшка. Бруно зажмуривается, и его член дергается глубоко у нее в теле. – Пожалуйста, не называй меня так, – заикаясь, лепечет мужчина, очаровательно-смущенно смотрит куда-то в сторону. Краснеет. А племянница лишь хитро сужает глазки, останавливает любые движения и наклоняет голову в бок. Она еще молода. Да, ей не хватает опыта, но она выносливее его. Она-то не жила десять лет без любого тактильного контакта в стенах. – Как «так»? – Она с наигранным любопытством заглядывает дяде в глаза. Тот дрожит, еле сдерживает слезы, лоб весь покрыт испариной. Ей самой безумно хочется двинуться, снова почувствовать, как его член то покидает – то вновь наполняет ее горячее тело до предела. Бруно прикусывает губу, моляще вглядывается родственнице в глаза, слегка трясет головой. Мирабель сама понимает, что доводит бедного мужчину до грани, но – Боже! Чувство контроля сводит с ума. Хочется сломать эту великолепную игрушку, а потом склеить, починить, любить еще сильнее. Пальцы находят плоскую мужскую грудь, рисуют узоры, царапают и без того уже твердые соски. Она слегка движет бедрами, наблюдает за тем, как дядюшка охает, как закатывает глаза и пытается не дёргаться. Очаровательное создание… Чувствительное-чувственное, несуразно-великолепное. Она от него без ума. – Ты мне не ответил… – она проводит языком по дрожащей нижней губе родственника и хитро улыбается. – Дядюшка. – Мирабель- Дядя слегка выгибается, густые локоны рассыпаются по подушке. Он такой красивый и такой… покорный. Девушка чувствует, как жар в теле зашкаливает, она чувствует, как течет по его раскаленной плоти. – Прошу- – Тшшш, не двигайся, – она говорит ласково, но строго. И дядя так старается. Сжимает кулаки, рвано стонет, хнычет, но заставляет себя замереть. – Вот так… Молодец. По его щекам бегут слезы. Он стыдливо пытается прикрыть руками лицо, но она перехватывает хрупкие запястья, вжимает в матрас. – Будь хорошим мальчиком, – сладко шепчет племянница, и расфокусированные глаза дяди расширяются. Мирабель медленно движет бедрами. Реакция Бруно бесподобна. Он выгибает спину, слабо пытается вырвать руки из цепкой хватки племянницы и хрипло стонет. Она улавливает бешеный стук его сердца. Позвоночник пробивает электричеством, когда дядя исступлённо шепчет ее имя, когда он молит ее глазами. Она припадает губами к хрупкой шее и лижет вверх по коже. – Мой любимый дядюшка… – Девушка целует мокрые щеки мужчины, коротко смеется. Ей безумно весело. Тело горит, пальцы дрожат, а живот сводит от желания. Господи, как же она обожает дядюшку. Как же ей хочется привязать эти хрупкие, нежные запястья к кровати. Как же ей хочется исцеловать каждый миллиметр его кожи, а затем часами расчесывать длинные кудри. Как же ей хочется целовать его, пока он не задохнется, пока не посмотрит на нее любимыми, карими глазами и не улыбнется. И как же ей хочется шептать ему на ушко правду. Ты великолепен. Такой умный, смелый, добрый, юморной, красивый. Ты самый, самый лучший, самый, самый талантливый. Ты приносишь только счастье, ты приносишь только добро, зеленое солнце и свет. Ты и сам не понимаешь, насколько ты прекрасен. И ты мне не веришь, потому что еще задолго до моего рождения тебя убедили в обратном, но поверь мне, любовь моя… Ты великолепен. Бруно поднимает на нее молящие глаза. Его губы влажно блестят, нижняя чуть опухла – ласка племянницы порой бывает достаточно грубой. Но Мирабель нисколько не стыдно. – Прошу, – слабо шепчет дядюшка, его словно бьет озноб, худое тело дрожит под ее руками. – Прошу, Мирабель, девочка моя… И девушка сжаливается. Отпускает его запястья, распрямляется. Бедра дрожат от напряжения, но ей все равно. Дядюшке достаточно ровно нескольких движений. Ее мозг отключается, когда она чувствует, как его член пульсирует глубоко у нее в теле, а вязкая, горячая сперма наполняет ее до краев. Она прокусывает губу до крови, ей сносит башню. Бедра дрожат, нет сил даже сидеть, поэтому она падает вперед, утыкается лбом в ложбинку между плечом и шеей. Стонет заветное имя, повторяет нежные слова и еле замечает, как дядя мягко всхлипывает от переизбытка чувств. По его щекам вновь текут слезы. Она успешно сломала любимую игрушку. Осталось лишь починить. Пару мгновений она не движется, затем Мирабель медленно поднимается на локте, любяще оглядывает лицо родственника. Убирает волосы со лба, ибо мужчина не в состоянии двинуть и пальцем. Нежно целует дядюшку в губы. – Ты такой красивый, – тихо шепчет Мирабель, прежде чем осторожно слезть с бедер мужчины и лечь рядом. Дядя не двигается, не поворачивает голову, почти не дышит. На щеках играет остаточный румянец, темные кудри спутались, глаза прикрыты, а пушистые ресницы покоятся на щеках. Мирабель мысленно отмечает, как он прекрасен. Руки сами собой тянутся к худому телу, она садится, опирается о спинку кровати, притягивает дядюшку к груди. А тот словно только этого и ждет. Обвивает ее тело руками, утыкается лицом в ключицы. Ему так важен тактильный контакт, а Мирабель так любит дядюшку, как ему отказать? Девушка нежно гладит худую спину, считает ребра. Его дыхание постепенно выравнивается, сердце успокаивается, и он притягивает ее как можно ближе к себе. С его губ срывается звук абсолютного счастья. – Все в порядке, счастье мое? – мягко спрашивает девушка, пока распутывает темные кудри. Бруно лишь лениво кивает, выдыхает ей в грудь. Ей так безумно приятно видеть его таким. Расслабленным, изнеженным лаской, утопающим в любви. Дядюшка заслуживает только самого лучшего. – Ты прекрасен, ты знаешь это? Он молчит. Словно ждет подвоха, но подвоха нет. Она лишь нежно расчесывает непослушные кудри пальцами, даже и не ждет ответа. – Спасибо тебе, – тихо шепчет мужчина и поднимает на племянницу лицо. Он устало улыбается, разглядывает Мирабель. В его глазах все те же нотки сомнения, грусти, потери. Дядюшка еще не совсем верит ее словам. Слова бабушки, семьи и общины пустили слишком глубокие корни, застряли глубокой занозой в его прекрасном сердце. И ей так бы хотелось вернуться во времени, взять молодого и напуганного Бруно за руку, показать ему, что все хорошо, что он не приносит несчастья. Но увы! Время не повернуть вспять. Мирабель откидывается на подушки и притягивает дядю поближе, чувствует как он медленно засыпает, как его тело тяжелеет. Он такой хрупкий, такой ранимый, но одновременно такой сильный. Умный. Смелый. За окном глубокий вечер, звезды сияют на небосводе. Прохладный, ночной ветерок целует ее плечики, но сил потянуться за одеялом нет. Ей не хочется будить спящее счастье у нее в руках, ведь он и так не часто спит. Мирабель смотрит из окна и позволяет мыслям лениво перетекать из стороны в сторону. Она уверена, что сможет убедить дядюшку в том, что он великолепен. В том, что лучше него мужчины на свете нет, и она готова повторять ему эти слова каждый день до самой смерти. И она точно сумеет, точно достучится до него, ведь если не она – то кто? Глаза оглаживают спящее лицо у нее на груди. Нежность стягивает горло, словно веревка. Он поверит. Может, не сегодня. Не завтра. Но скоро. Всему свое время.