Good Old-Fashioned Lover Boy

Лист любит женщин. Он чувствует благоговение перед прекрасными барышнями, которые вращаются в высших кругах. Лист любит хорошеньких, утянутых в зашнурованный корсет дворянок с их напудренными личиками, игривыми взглядами и присущим — всем до одной — кокетством, платья с лентами и кружевом, полупрозрачные белые перчатки и амбрельки. Любит покрывать поцелуями беленькие аккуратные пальчики и плечи иной красавицы, любит медленно спускать вниз ажурные гольфы, скользить руками по округлым бедрам, слушать мягкие стоны — из них, казалось бы, можно сплести чарующий этюд, — все это так привычно, так сладко. Приторно-сладко, прямо как дорогой парфюм, которым пахнет в его спальне, когда очередная пассия покидает его утром, на прощание страстно целуя в губы. От запаха парфюма ком стоит в горле, и Листу дурно. В девятнадцать лет Лист любил Каролину, свою ученицу, которая смущалась под его взглядом, когда они играли в четыре руки; он любил то, как она падала в его объятья каждый раз, когда они оставались тет-а-тет, когда граф в очередной уезжал на охоту, а графиня принимала гостей в цветущем саду. Лист обещал Каролине, что они сбегут вместе и обручатся в тайне ото всех — они даже обменялись кольцами. Лист любил ее, но папенька узнал о связи между простым музыкантом и наследницей именитого рода, и Каролину выдали замуж. «Господин Лист,»— говорил старый граф, нахмурившись, — «Вы должны понимать, что в нашем роду никогда не было мезальянсов! Мы должны с честью нести наш стяг и наш герб, дарованный нам еще Людовиком Святым!». В двадцать пять Лист любил графиню Мари д’Агу, с ее белокурыми волосами, собранными в прическу, как у Дантовой Беатриче, лазурно-голубыми глазами и кокетливой улыбкой опытной актрисы, которая знает, как заставить юношеское сердце биться в разы быстрее от одного только взгляда. У нее изрядный ум, писательский талант и старый муж, который держит ложу в Опере и породистых лошадей для участия в скачках. Лист покрывал поцелуями ее шею и грудь, Листу было двадцать пять и ему нравилось, что для Мари он был глотком свободы. «Донжуан-парвеню» — так назвала она его в последний раз в порыве ревности, разгоряченная в жаркой ссоре. Она оборвала с Листом все связи после этого. Лист любит жеманных красавиц на приемах, в салонах и будуарах, но еще он любит — и эта любовь имеет очень странную природу, — наблюдать за тем, как Шопен склоняется над фортепиано в его гостиной, и играет часами напролет свои фантазии-экспромты. Лист любит ловить осуждающий взгляд Шопена, когда он в очередной раз ухлёстывает за замужней баронессой. Любит, безумно любит и эту мраморную, восковую бледность, и длинные музыкальные пальцы, и когда Шопен заходится кашлем от единого дуновения ветра, а Лист непременно подает ему — уже давно заготовленный — кружевной платочек, тогда Шопен роняет свои многочисленные извинения и просит закрыть окно. Лист любит надменный взгляд Фридерика, он всегда смотрит на Ференца так укоризненно. Лист любит невозможность коснуться того, кто заставляет его трепетать перед своей музыкой. Шопен всегда рядом — он рядом на музыкальных вечерах у Шумана, рядом, когда они музицируют в гостиной Фридерика в дождливую погоду, рядом, когда Шопен рассказывает о судьбе своего нового ноктюрна, сидя напротив Листа в фаэтоне. Он всегда рядом. Порой от такой «близости» Листу хочется заплакать. — Вы любите меня? Вернувшись в Париж после почти трёхнедельного отъезда в Веймар и попав на очередной раут, Лист первым долгом выискивает в толпе хмельных дворян совсем не баронессу и не графиню. В тот же вечер, в темноте узкого коридора, освещенного лишь светом настенных подсвечников, Лист притягивает к себе Шопена, позабыв обо всем на свете. Фридерик замирает на месте. — Я не жду от вас взаимности. — говорит Лист, отстранившись. В глазах напротив нечто нечитаемое. — Разве вы сделали это не из упований на взаимность? — Шопен, как всегда, чертовски проницателен. Под его взглядом Лист не находит нужных слов. Так что Шопен сам целует опешившего Листа во второй раз. Лист любил и мадмуазель Сент-Крик, и мадам д’Агу, но любовь к Фридерику накрывает его с головой так, что все остальные привязанности сердца забываются в один вечер.