После тура

      Разбирать концертные барабаны Макс закончил к вечеру. Даже не заметил, как прошло это время, а когда разогнулся из позы раба на плантациях, понял, что студия пуста, а за окном по-зимнему темно, лишь иногда пригоршни снега со свистом влетают в хлипкие рамы. Сидевший где-то в углу со своей расстроившейся гитарой Сережа незаметно растворился в своей излюбленной манере, прихватив с собой младшенькую часть коллектива.       А начальство ведь до сих пор ебалось где-то в аэропорту, выбивая обратно две просранных гитары Холста и часть багажа.       От мысли, что Виталик с Володей до сих пор мерзнут где-то в залах Шереметьево, стало не по себе. Нет, конечно, вряд ли они мерзнут, но парочке антропофагов было не позавидовать. Миша, вон, уже как полчаса дома, с любимой Анюткой, а может и Попов подцепил его в гости, пропустить по стаканчику. Да и единственный человек в этом зубастом коллективе уже собирался домой.       Мобильник привычно мелькнул экраном блокировки с Венерой Боттичелли, и Холсту полетело сообщение.       Еще долго?       Ответ пришел не сразу, Утконос успел собрать небольшую сумку с вещами, часть из которых он честно бросил на студии. Потом заберет, все равно, что в сейф положить. Соваться сюда ворам было смерти подобно - все так и кричало, что зубастые хозяева не оставят от наглеца даже костей. Иногда дверь в студию оставалась открытой неделями, и ничего, все цело. Судя по всему, Холста жестко прессовала дотошная администрация, потому что на сообщения Макса Володя обычно отвечал моментально, а сейчас телефон высветил ответ лишь через десять минут.       Ещё час.       Всего два слова, а сердце сжалось от понимания, что им с Виталиком там куковать весь вечер. Прикинув что-то в уме, Макс скинул последнее сообщение и сунул телефон в карман.       Как освободишься, бери Виталю и едь ко мне.       Дверь студии громко хлопнула за сбегающим по скользким ступенькам ударником, а через несколько минут во дворе зарычала машина, расшвыривая колесами ледяную крошку.       - Как же я ненавижу зиму, как я ненавижу этот ебучий снег, как я всё это ненавижу! - Ввалившийся в дверь Дуб выглядел отличной иллюстрацией к своим словам - даже волосы у него покрылись коркой инея, не говоря про тонкую курточку без малейшего намека на хотя бы синтепон. Макс понимающе хмыкнул и посторонился, чтобы не быть сметенным этим смерчем - Виталик потащил дорогущие гитары в гостиную, отогреваться от грозившего похерить звук мороза. Холст выглядел не в пример лучше, но ему хотя бы не хотелось прописать пиздюлей. Из них двоих он один додумался проявить признаки интеллекта и надеть шапку. Где-то в комнате Виталик взвыл, уронив один из чехлов. Заплакали, словно ребенок, струны. Шереметьево ещё его не отпустило. - Да когда же это всё закончится, я просто хочу расслабиться наконец! Сколько можно!       - Единственное, чего я сейчас хочу, это в душ, жрать и спать. Я устал, как собака. - С пальто посыпался снег, и Володя сердито зашипел, когда снежная крошка упала за шиворот. Благо, Макс быстро сориентировался, отбирая у гитариста одежду, чтобы тот не наслякотил на пол и себя еще сильнее. И так от массивных ботинок на полу остались грязные лужи. Володя не психовал, и за это ему выражалась отдельная благодарность. Рядом с истерящим руководятлом возникало стойкое желание закончить с земным и насущным посредством повешения себя на кабеле от гитары.       - Настолько низменные желания? - Беззлобно подъебнуть Холста барабанщик все же не преминул, чуть подняв у антропофага настроение и вызвав улыбку самой кромкой острых клыков.       - Ой, вот как будто тебе после тура этого не хочется. - Откуда-то с гостиной отозвался Дуб, и его башка высунулась в дверной проем, проверяя, как там проходит процесс раздевания любимого. Макс как раз пытался стащить с того закапавшие пол ботинки, ибо согнуться Володя не мог окончательно - спина решила превратиться в сплошной кусок боли. Неодобрительно цокнув языком, успокоившийся Виталик посочувствовал гитаристу. Ему было знакомо это чувство, когда на людях хватало терпения держать маску и себя в рамках. Но в домашней обстановке все границы падали, и боль прорывалась наружу с новой силой.       - Я займу ванну? - Холст поморщился, пытаясь сделать хоть пару шагов. Каждый из них ощущался танцем на ножах, словно в старой сказке про Русалочку. Никто не посмел возразить, и руководятел доковылял в ванную, проклиная чёртову спину, чёртовы штифты в позвоночнике, чёртов мороз, аэропорт и что-то там еще.       Виталик с Максом молча переглянулись, читая в глазах друг друга смесь жалости и заботы об этой пародии на Железного Дровосека. От вида страдающего Володи что-то перехватывало в горле, раздирая горьким комком из невыплаканных слез. Хотя, Максу пришлось один раз видеть эти слёзы. В ночь, когда Володю забрали в Израиль на операцию, он был с Виталиком. Рыдал Дуб так, что было впору удавиться от отчаяния. Этот маленький секрет Утконос не рассказал даже самому Вове. Только вот картинка захлебывающегося слезами антропофага до сих пор снилась в кошмарах, настолько это казалось неправильным. Когда они только познакомились, Максу было лет двадцать. Годом больше, годом меньше. Ребенок, по сути. И Виталика, что имел куда больший жизненный опыт, Утконос в начале воспринимал как эдакое непререкаемое божество, выше которого был только Холст. Даже Векштейн не стоял рядом с авторитетностью этих двоих. И как-то так повелось думать, что руководители не умеют плакать. А потом собственный уход, огромный перерыв в общении... Разве что те несколько месяцев, когда Маня был в больнице, позволили немного приблизиться к обросшим статусом легенды, как сорняком, ХолстоДубам. И за это время Макс окончательно утвердился в этом образе железных людей, простите, антропофагов.       А потом развал. И слёзы Володи. Злые, колючие, полные неразрешенной обиды, но все-таки слёзы. Наверное, тогда и появился страх видеть Холста в истерике. И дрогнувший голос у Дуба, что даже не предлагал, нет, умолял вернуться. Уже тогда образ дал трещину. А эти кошмарные пять лет назад разлетелся на осколки, когда подвывающий от страха и острого чувства одиночества Виталик нашел утешение в объятиях драммера.       - У тебя там ничего не горит? - Внезапный вопрос вывел из транса, в который провалился застывший посреди прихожей Максим. Человек с людоедом переглянулись и с матами ломанули на кухню.       Борщ был признан спасенным, разве что нижний слой из картохи немного прижарился к днищу. Вспоминая пельмени в чайнике, это было еще терпимо, и кастрюлю кое-как переставили на стол в гостиной. Виталик хотел было спросить, как Утконосу вообще удалось запереть эту бадью на плиту, ибо объемом она была как хорошая бочка, и занимала все конфорки сразу. Но, судя по выступившим от тяжести венам на руках барабанщика, ответ тот мог сказать только матерно. Зато в голове осталась заметка лучше следить за этим непутевым, чтоб не таскал тяжести.       - Ебать. - Зубы антропофага щелкнули над ухом, Виталик выдохнул, потирая обожженную о горячий металл ладонь и с завистью покосился на едва вписавшуюся на стол кастрюлю. - Если решишь еще столько готовить, лучше меня зови, а то у нас будет два инвалида.       - Не дай бог. - Макс упал на диван, на секунду перевести дух. Впрочем, спокойно посидеть ему не дали, и бедная раскладушка прогнулась под тяжестью. Интересно, и как скоро диван по пизде пойдет? Это ведь не модель, рассчитанная на людоедов, которые сейчас вытесняли с магазинов остальные. Хотя, чего он. Не маленькие, как сломают, так и на новый скидываться будут. Зато выдалась возможность на секунду опереться на сильное плечо и перевести дух. Если закрыть глаза, можно представить, что они снова в автобусе, и тур ещё не закончился. Кто-то на задних рядах колдует над заварным супом в пластиковом стаканчике, пахнущим на весь салон. А Виталик дремлет рядом, позволяя использовать себя в качестве опоры.       Хорошо. Было хорошо, как может быть только в редкие моменты жизни артиста. Ещё несколько минут можно не вставать и никуда не бежать, спокойно оставшись сидеть и наслаждаться тишиной. Разве что чуть слышный плеск воды в ванной да простуженное сопение Дуба портят картину, но на этот случай есть надежное лекарство - где-то в кухонном шкафу есть бутылочка отличного Егермейстера и чекушка прозрачной, как слеза, водочки. А лучше этого от простуды ещё ничего не придумали. По крайней мере для Виталика.       - Пошли, надо остальное принести. - Но ничто не длится вечно, и Максим все же заставил себя отлипнуть от теплого плеча. Чтобы хорошо отдохнуть, надо хорошо подготовиться. Стоило зашевелиться, как сопение прервалось, и Виталя недовольно потянулся вслед за ударником ножа и поварешки. На лице его так и читалось желание сидеть так вечно, но смотреть, как Утконос вкалывает ради них, было совестно.       Впрочем, ему бы жаловаться. Макс был готов дать голову на отсечение, что людоед сглатывал голодные слюнки от запахов с кухни, и лишь желание посидеть вместе разделяло басиста с борщом. Но кроме борща у Макса еще были козыри в рукаве.       Второй раз за вечер издавать удивленное "ебать" Виталик не стал - оценил, что после такого ужина воплотить это в действие будет проблематично. Разве что карий цвет глаз перетек на секунду в красные огоньки от вида подернутых жирком ломтей свинины. Доверять сырое мясо ему Макс не рискнул - слишком уж выразительный был взгляд у Дуба, и свинина рисковала не дожить.       - А человечины у тебя случаем в морозильнике не припрятано? - На подкол Утконос многозначительно усмехнулся и покосился на холодильник. Шутки шутками, но в этом темном омуте водились такие демоны, что впору обносить колючей проволокой. И это нравилось. Виталик уже и забыл, что кто-то может настолько подходить, как утерянная деталь от паззла. Пусть Макс уже как лет двадцать снова был частью Арии, Витале казалось, что он приехал только что.       Максим был контрастом противоположностей. На памяти Дуба таким был разве что Маврик, но то была территория Валеры, что никогда Арии не принадлежала. Бес словно появился лишь ради знакомства с капризным полукровкой, чтобы их тандем взбудоражил спокойный коллектив, родил уйму скандалов и ожидаемо откололся окончательно. А Утконос был свой, родной и удобный, при этом умудряющийся выкидывать такие фортеля, что кроме как матом охарактеризовать не удавалось. В Маврике не было этого чувства своего, да и не сказать, что он старался.       За годы без Макса по нему вышло натосковаться лет на тридцать вперед. Казалось, даже, если он исчезнет из жизни хоть на мгновение, это чувство накопленной грусти захлестнет с головой. Нет, конечно, Володя всегда был рядом, но он был другим. Он не был человеком, а присутствие понимающего представителя людской расы было... Было необходимо, как глоток воздуха. Как подтверждение собственной вменяемости, ибо в компании одних лишь антропофагов слишком быстро ехала крыша. Коллективное безумие, не иначе. Теря, Маврик, Маня - они все имели в себе лишь принадлежность к человеческому виду, и даже в самые расслабленные моменты в них чувствовалась готовность сорваться прочь, как от опасности. Словно взведеная пружина, только и ждущая момента, чтобы распрямиться. Наверное, поэтому Валера так легко их увел. Они чувствовали в нем своего, пусть только наполовину. Кипелова было невозможно опасаться, он умудрялся делать самые жестокие гадости с честными глазами и ангельским лицом. Причем, искренне веря в свою правоту.       Антропофаг смотрел в спину колдующего с пакетиком специй Утконоса, и чувствовал, как внутри поднимается волна тепла. Хотелось сказать спасибо за то, что он просто такой есть. А еще - прижать к себе поближе и не отпускать никуда. Никогда. Пока Ария будет жить. Потому что без этого маленького незаметного винтика все развалится к чертям, и они с Холстом в первую очередь.       - Макс, знаешь... Я соскучился. - И Виталий не выдержал. Не вынес затопившей тоски и нежности от вида вздрагивающих при движении кудряшек. Барабанщик только и успел, что охнуть, когда оказался зажат между столом и тяжелым басистом, прижавшимся носом к смоляным волосам. Где-то вдалеке было слышно, как перестала плескаться вода, но беспокоиться о возможной ревности не было смысла.       Утконос открыл было рот, собираясь сказать что-то про то, что они не расставались достаточно для того, чтобы соскучиться. Но не стал. Вместо этого лишь сильнее вжался в теплую тушу людоеда, жалея, что руки грязные - не выйдет прикоснуться. А хотелось. Будь Дуб человеком, они бы были почти одного роста, и целовать его в полоборота было бы невероятно удобно.       - Не отвлекаю? - По косяку вежливо постучали, и Макс с сожалением остался один - Дуб резко ретировался при виде Володи, смутившись от ситуации, в которой тот их застал. Обычно басиста за нежностями замечали редко, хотелось держать марку. Холст не рискнул просочиться на кухню - с одним антропофагом и так было тесно, а уж с двумя... Лишь намекнул, что больная спина освобождает его от необходимости помогать, так что он будет ждать их в гостиной. Если, конечно, Виталик соизволит прекратить зажимать бедного и бледного барабанщика в каждый угол.       "Бедный" был не против еще раз оказаться зажатым, тем более, на кухне было прохладно, а Дуб годился на роль грелки. Но раз начальство приказывать изволит. Да и правда, Вовка сегодня потратил столько нервов и сил, что напрягать его ожиданием было некрасиво. Виталику было рекомендовано порыться и вытащить с полки жидкости для сугреву. В процессе названные полки были едва не сметены башкой басиста и услышали о себе много нового. Потому, справедливо рассудив, что для таскания тяжестей этот концентрированный апокалипсис сгодится больше, Максим забрал алкоголь себе, отправив людоеда с мясом, аки посла на делегацию.       Жест доброй воли был оценен принимающей стороной, и Холст подвинулся, освобождая Максу место посередине, меж двух хищных туш.       Ну, хлеб на столе был, теперь наступало время зрелищ.       - Дрогнем? - Хлопнув по крышке Егермейстера, предложил Виталик. И они дрогнули.       Макс скорее пригубил за компанию - спиртное он позволял себе очень редко, поэтому налегать на него было не рекомендовано. Скорее так, для аппетиту. Зато в глотках антропофагов исчезла большая часть бутылки, и глаза приобрели задорные искры. Нет, конечно, чтобы набраться, это надо было продублировать еще с десятком таких бутылок. Но с голодухи придать немного задора душам горячительное могло.       - Хорошо пошла. - Облизнув губы и позволив травяному вкусу впитаться в нёбо, оценил Холст. Но бутылочку отставил - на потом. Виталик, кажется, оценил чуть меньше, судя по недовольному оскалу. Как-то в своей жизни он ликеры встречал редко, и странная приторная сладость сбивала вкусовые рецепторы, ожидающие совсем другого. Глядя на его скукурузившуюся морду, Макс с Володей едва подавили смех.       - Что-то как-то... На любителя. - Закинув в пасть остренького мяса, Виталик притянул к себе поближе еду. И правда, остальное было лучше отложить на потом - водка брала сильнее ликера, и её на голодный желудок хлестать не стоило.       - Стареете, сударь. - Единственная на столе нормальная тарелка принадлежала Утконосу, но он скромно плеснул в нее борщ - больше горячительного не хотелось, а от мяса он отказался давно. И так теплый бок сидящего рядом Володи был лучше любой грелки. Ну а тот не выдержал - подзудил.       - А лет двадцать назад ты пил все, что горит. - И то верно. В памяти остались их попойки, после которых голова болела даже у Маврика, что мог бухать почти наравне с антропофагами.       - О, помню как-то даже... - Холст высвободил длинный язык из пасти и обернул вокруг куска свинины, с хлюпаньем утянув за частокол крупных клыков. - Году так в 86-м мы с Валерой случайно перепутали этиловый спирт с метиловым. И выпили по стаканчику, хорошо, додумались развести посильнее, Кип тогда еще чистый спирт пить боялся. Потом уже и не пил - с Мавриком-то он к джину с мартини привык. Не знаю, как не сдохли, хотя Валерка после этого еще неделю от толчка далеко не отходил - блевал дальше, чем видел.       Сбоку звякнуло - Виталик пытался налить в стоящую рядом кастрюлю поменьше себе борща. Но замер на полпути, скрючившись от тихого смеха, не в силах ни расцепить руку, ни вернуть на место. Кастрюлю Утконос у него отобрал и налил сам. Во избежание. От представленной картины басист словил немалую смешинку и сдавленно просипел сквозь сдерживаемый гогот: - Блять... Это именно те истории, которые хочется слышать за столом.       Отсмеявшись, он смог выдохнуть и сложил из пальцев одобрительный знак. - Никогда Копылова не жалел, но это жестоко даже для такого мудака, как он. - Хехекнул антропофаг над старой шуткой про переделанную фамилию и открыл пасть, в пару глотков осушая импровизированную "тарелку". Выдающийся кадык дернулся несколько раз, отправляя полтора литра домашней кухни внутрь. Судя по довольно прищурившимся глазам - уже это мужчина оценил. Как бы Виталик не пиздел, что умеет готовить, лучше Макса это в группе не мог никто.       - Виталь, давай без этого. Еще настроение себе портить. - Неизвестно, что именно Вова имел в виду под "этим": упоминания Валеры со связкой второго развала Арии или же оскорбления в сторону бывшего вокалиста. Скорее всего, первое, ибо злость на Валерку он так и не смог отпустить спустя все эти годы. Дуб послушно заткнулся. Хуже злого Холста был только Холст, злой на Кипелова. Пожалуй, никто в группе не переживал до сих пор столько эмоций по поводу распада, сколько он. Шутки Виталика были скорее добрыми, а у Макса, не заставшего развал во всем его проявлении, пожалуй и не было причины злиться.       Повисшая тишина стала скорее избавлением, чем тягостью. Что-то поклевав в тарелке, Утконос отодвинул ее Виталику и свернулся клубком между насыщающимися антропофагами. Заставлять доесть не стали, уже давно усвоили, что бесполезно, хоть и худел драммер с годами всё сильнее. Долго полежать не удалось - спина, изрядно сегодня настрадавшаяся, отозвалась болью, и пришлось разогнуться. Блядские барабанные установки, пока разбирал, всю спину свело, вот теперь и болит.       Заметив возню ударника, Володя перекинул когтистую ладонь и почти силой уложил на колени, не дав возразить. Стало чуть лучше. Холст, хоть и одолел меньше, чем изголодавшийся Виталик, чувствовался горячим, словно печка, и с приятно выкатившимся животом, на который вышло удобно опереться. Где-то вверху смачно сглатывала и чавкала пасть, в которую голова Максима поместилась бы целиком. И ещё место бы осталось. По идее, это должно было пугать, но так Утконос чувствовал себя спрятанным от всего мира. Он смог обо всех позаботиться, и теперь пришло время получать дивиденды. Этот обмен теплом и заботой был самой приятной частью отношений с ХолстоДубами. Можно было быть уверенным, что ты не останешься один, без поддержки, когда тебе будет слишком пусто одному.       На глаза невольно навернулись слезы от какой-то невысказанной нежности, что рвалась наружу все это время. Но выплеснуть получилось лишь так. Впрочем, это было частое явление. Иногда слёзы были только на пользу. Теплая ладонь легла поперек, прижимая к себе. Володя не видел, но чувствовал эмоциональное состояние, и от этого было еще теплее на сердце.       - Хочешь, будем завершать и спать ложиться? - А еще он очень хорошо знал, что именно сон помогает в такие моменты эмоциональной встряски. Неудивительно, что после тяжелого тура нервы решили сдать, когда появилась возможность расслабиться. Виталик, вон, орал, когда с гитарами ввалился. Холст успел выплеснуть накопившее во время битвы за инструменты в аэропорту, так что его уже полностью отпустило. Вот и остался только взведенный барабанщик, чьё напряжение сейчас выливалось через слёзы.       - Ну Макс, ну ты чего расклеился... - Дуб не слишком умел реагировать на чужие эмоции, да и Егермейстер с обильной едой хорошо били по мозгам. Но злого зырка от Володи хватило для понимания, и он тут же сменил пластинку. - Не, если тебе так легче, то поплачь. Просто скажи, что сделать, чтобы тебе лучше стало.       Дождавшись кивка от Холста, подтверждающего, что теперь Виталик делает все правильно, антропофаг пересел поближе и осторожно обнял мелко вздрагивающее от слез тельце. Утконос с такой силой вцепился в окружившие руки, что невольно вспомнились утопающие, от страха топящие того, кто бросился их спасать. Но вместо того, чтобы отстраниться, Дуб просто позволил Максу сидеть так, пока сжатые руки не выпустили намокшую от слез футболку. И это помогало. Сзади, придерживая рукой за талию, о чуть сальные локоны Утконоса потерся щекой Холст, и это было последним, что было нужно уставшей нервной системе, чтобы вернуться в норму. Слёзы медленно высыхали, а Максим, если и дышал тяжелее, так лишь потому что прижавшие с двух сторон туши антропофагов весили куда больше него.       - В душ будешь? - Не дождавшись кивка, начальство сочло это отказом и скомандовало: - Виталь, неси.       Таскать что-то тяжелее леспола Холст бы не стал при всем желании - помощь помощью, но спина дороже. Зато можно было проконтролировать, как свернувшегося в клубок барабанщика водворяют на подходящее по времени место - на кровать. Мысль выпнуть в душ хотя бы Дуба, ибо голову тот не мыл уже дней шесть точно, не нашла своего исполнения. Начальство тоже умеет уставать. Макс свернулся где-то под боком, мурлыча слова благодарности и осторожно потирая наполненный живот людоеда.       Это уже было получше. Не сопротивляясь стягивающим казалось вросшие джинсы рукам, Холст помог разоблачить и Утконоса, а потом с ухмылкой проследил, как Виталий с матами пытается снять собственные кожаные штаны. Лететь пришлось сразу после концерта, чтобы успеть домой не так поздно. Так что времени снять концертное, пропахшее потом и усталостью, просто не было. А кожа такой материал, что раз прилип, снять получится только вместе с собственной.       - Бля, а посуда? - На стон упавшего на кровать любимого Володя только отмахнулся и поближе притянул сонного после эмоционального всплеска Макса. А то придавит еще, придурошный. На лицо невольно наползла улыбка, и Вова накинул на всё кодло одеяло. Как хорошо, что в своё время они скинулись на эту кровать - словно знали, что будут собираться в квартире Удалова чаще всего. Ночевать на раскладном диване было бы сущей пыткой, а позволить кому-то там спать чувствовалось предательством.       - Завтра. - Скрутившись в какой-то клубок вокруг человека, антропофаг тихо замурлыкал и сквозь подступающий сон проворчал: - Всё завтра.       Да и к черту эту посуду. Даже забытая чекушка горькой не тянула к себе. От мысли, что пришлось бы покинуть тепло одеяла и родных рук, в сердце болезненно ёкало. Сейчас, рядом друг с другом, каждый чувствовал себя необходимым элементом этой странной конструкции. А даже без одной детали такие сложные механизмы, как Ария, работать не будут.       Благо, у них как раз был один барабанщик, что отлично разбирался во всяких замудренных конструкциях. Лишь бы только не забывать помогать ему разобраться с самим собой.