Мономаньяк

      Сегодня та самая ночь, которая определённо будет не скучной. Всё уже готово, я просто выжидаю момент, даже уже немного устал, но внутри всё по-прежнему трепещет в сладком предвкушении. Жертва, что крепко примотана скотчем к моему столу, пока ещё находится в блаженном царстве снов. Наверняка последнее, что она видела, это подкравшуюся сзади, неизвестную фигуру в зелёном пальто и странным бумажным пакетом на голове. Сейчас моя жертва чувствует себя также как и я. Абсолютная пустота, где нет ничего. Хотя адреналин уже точно отплясывает в моей крови, и от предвкушения у меня уже начинают течь слюнки, хотя это и вовсе не яблочный пирог и не тортик со сладким кремом, готовый встретить на себе счастливый детский взгляд. Я словно собака, которую разыграли палкой, но ещё не бросили её в сторону. Я мог бы сделать это раньше, но существует ритуал, от которого я не могу отступиться.                     Возможно, где-то в глубине души, я испытываю к ним жалость, но не больше, чем "ботаник" испытывает жалость к школьным хулиганам, коими они все и являются. Он уже далеко не первый. Кажется, пятый, если память меня не подводит, а может, их было больше. Одному из них я размозжил черепушку тем молотком, которым вырубил, другому отрезал язык за обзывательства и прочие делишки, из-за которых пострадал мой друг, третий всегда улыбался, когда делал мне больно, а потом вдруг стал какой-то грустный, поэтому я заставил его улыбаться. Теперь мне кажется, что я тогда увлёкся, но как же это было приятно. Ничто в этом мире не заставляет меня чувствовать себя поистине живым так, как это делает убийство тех, кто заслужил. Это опиум, проникающий в кровь. Симфония их криков так ласкает уши. Разве что, правда, только мне, поэтому я не могу дать им сильно много кричать. Я должен быть осторожен. Осторожность всегда была главным правилом для выживания, таких, как я.                     Думаю, обычного человека бы несколько раз стошнило, если бы он увидел, чем я тут занимаюсь ночами напролёт. И я его прекрасно понимаю, но, увы, не сочувствую. Мне поначалу тоже было тяжело и, всё-таки, мне кажется, что я к этому просто привык. Если бы я только мог перестать, этим заниматься… Я тоже хотел бы быть обычным человеком, чувствовать, как все, любить, как все, в конце концов, жить, как все. Но только я всего этого лишён. Что-то со мной не так. Правда, об этом знаю только я и мой отец.                     В отличие от многих других, он понимает меня. Он мог бы запереть меня в психушке, бояться, ненавидеть, но он понимает как мне тяжело, понимает, что этот мир для меня и вполовину не так прекрасен, как для многих других людей. Он понимает, что я никому не сочувствую и не чувствую почти ничего, кроме этой вечной пустоты. Мне не быть поэтом, не быть художником, просто, потому что я не смогу это передать. Зато у меня всегда найдутся тысячи слов, чтобы описать кровь, наверное… Уж теперь я сильно к ней привязан.                     Именно поэтому, мой отец – тот, от кого я в первую очередь буду скрывать своё маленькое хобби. Не только потому, что он мой отец, но и потому что он полицейский. Ведь если он узнает кто я, ему придётся жертвовать своими принципами, его сердце будет разбито в пух и прах. Ни один полицейский, даже самый порядочный, не сохранит свои принципы, когда речь идёт о его семье. Возможно, он даже уволится с работы, окончательно уничтожив всё дело своей жизни, из-за меня. Если это произойдёт, я не буду себя винить. Но и прощать себе это не собираюсь. Его работа благородна и не должна уходить в затмение.                     И, конечно, моё дело – это тайна за семью печатями. Я всегда был один на этой тёмной тропе, ведь никто меня просто не поймёт. Общество никогда не сможет принять меня таким, какой я есть, хотя то, что я делаю, возможно, не так уж и плохо. Все они на люди, а скот, заслуживающий такого конца. Я не чувствую себя каким-то героем, вершителем справедливости. Нет. Какой я герой? Обыкновенный убийца, ничем не лучше их, может даже и хуже, ведь они никого не убивали. Но кто-то же должен делать всю грязную работу, очищая общество от этой плесени. И вряд ли кто-то ещё способен на это. Людей, способных, можно пересчитать по пальцам, и даже не в нашем маленьком прогнившем городке, а во всём мире. Я не герой – я просто обычный человек со своим маленьким хобби.                     Однако я далеко не сразу стал таким. Даже, быть может, если бы общество изначально было благосклонно ко мне, я бы был обычным человеком. Люди с моим диагнозом спокойно живут в обществе, не многие из них становятся преступниками. Но кроме боли, я не испытал ничего. Хоть это и не значит, что я совсем закрытый от людей человек. Нет, я всегда был добр ко всем. Всегда, даже если терпел от них только боль. Если кто-то был добр ко мне, то я отвечал тем же вдвойне. Но с кем бы я ни знакомился, наша дружба длилась крайне недолго. Всё ломалось об моё неумение сочувствовать. Я не могу разделить с человеком горе, или радость. За все эти годы, я научился только лицемерно подыгрывать людям, но они чувствуют, что я не настоящий, что улыбка натянута, что я совсем не думаю то, о чём говорю. И они просто думают, что я лицемер, уходят, предают. В результате, за все школьные годы, у меня лишь один друг. Его зовут Данте, но я в шутку зову его «Беглец», за его манер вечно убегать от проблем. Он такой же изгой, как я, только причины другие. Но он хотя бы настоящий друг, в отличие от других, с которыми я четно пытался сдружиться.                     История нашего знакомства никогда не выйдет у меня из головы. Меня просто избивали школьные хулиганы. Разбили нос, бровь, несколько раз пнули в живот – было очень больно. Велели мне не вставать, а я всё равно поднимался и снова падал. И всё это до тех пор, пока я не потерял возможность встать. Мне просто было больно от любого движения, да и не только от движения. Даже дышать было тяжело и в глазах темнело. Я думал, что там и сдохну, в грязи и крови, но откуда-то появился Данте и помог мне. С тех пор мы лучшие друзья. Он тогда сказал мне, что я сам виноват, что довёл до такого состояния, не нужно было их провоцировать. И он ведь прав, и голос разума без устали тогда твердил мне не вставать, но я, тем не менее, как ненормальный вставал и получал новую порцию побоев, только из-за тех принципов, что мне вложил в голову отец. Разве я заслуживал этого? Возможно, Данте тогда просто стало жалко меня, и он решил меня спасти. И каждый раз он, наверное, так сжимался, видя, как я встаю, шипел под нос: «Не вставай!», но вмешаться не решался. И правильно делал, иначе его ждала та же учесть.                     Эх. А ведь тогда я ещё был обычным ребёнком, простым подростком, пусть и немного странным, но я ничего такого не делал, у меня и в мыслях не было убить кого-то. И в какой-то момент я взял молоток, выследил одного из своих обидчиков, когда тот был в менее людном месте, я просто подкрался со спины и ударил ему в затылок этим молотком. Ну, а дальше было самое интересное.                     Рядом находилась заброшка, я там уже бывал раньше, там очень хороший подвал. Темно, холодно и грязно, но так тихо и одиноко – всё как я люблю. У меня тогда с собой был только маток скотча, молоток и канцелярский нож, но мне этого хватило. Я связал его руки с разбитыми о моё лицо костяшками, чтобы тварь не могла сопротивляться, дождался, когда в себя придёт, и начал бить его этим молотком по голове, до потери лица. И я увлёкся, мне это понравилось хоть руки и тряслись так сильно, это было настигшее его возмездие со сладким привкусом крови. Не думал никогда, что во мне накопилось столько злобы и что порой её так приятно выпускать. Мне казалось, что за это чувство, можно душу дьяволу продать. Правда, длилось всё это недолго. В какой-то момент я понял: что моя одежда, лицо, стены, руки, всё, что было вокруг – в мелких капельках крови, молоток и пол, вообще, и говорить нечего; а ещё у меня на руках труп, который я понятия не имею куда девать – да, он быстро умер. Тогда мне стало страшно. Мне казалось, что всё это неправда, сон, но, сколько не бил себя по щекам, не могу проснуться. Тогда я просто спрятал труп и молился, что его никто не найдёт. Руки всё не переставали дрожать, а кошмарный привкус всего того, что я сделал в этот день, не исчезал ни на миг. Мне казалось, что моя жизнь закончилась – я не справился, сгорел как свечка.                     На следующий день я пошёл туда сразу после школы, ради этого даже пришлось сказать Данте, что я плохо себя чувствую, и прогулку придётся отложить. Сердце так трепетно стучало, когда спускался по холодным мокрым ступеням, когда тихо крался по пустому коридору, и воображение зловеще играло с тенями от фонарика. Но мне повезло, тело никто не нашёл. Ближайшие несколько часов я возился с ним в одиноком свете ручного фонарика. В этот раз я уже лучше подготовился. У меня было несколько ножей для мяса, пила, полиэтилен, мешки для мусора. Себе я тогда взял одноразовый дождевик, перчатки, резиновые сапоги. Весь день до седьмого пота пришлось работать, сверкая отблеском фонаря в уставших глазах. Работа была отвратнейшей как будто бесконечной, пару раз меня чуть не вырвало и приходилось отвлекаться, чтобы подышать воздухом, но каждый раз я успокаивал себя мыслью, что не хочу, чтобы об этом кто-то узнал, что хочу ещё пожить хоть денёк как обычный человек. Зато я избавился от трупа, пусть и не без усилий.                     А на другой день снова туда пришёл – теперь уже подчищать старые следы. Из всяких детективных сериалов я знал, что кровь со стен не просто отмыть бесследно, поэтому я схитрил и просто отбил всю штукатурку со стен молотком, а вместе с ней и кровь. Штукатурка была старой и легко слетала с одного удара молотка. А вот пол в этом подвале был какой-то песчаный, поэтому пришлось долго выискивать там зубы, как собака. Зато весь пропитанный кровью песок, я с лёгкостью собрал в пакет, вместе со штукатуркой, и дело было сделано.                     Уже на следующий день я с ума сходил. Снова разыгралась сильная паранойя. Мне казалось, что за мной следят. Я дал себе слово, что больше никогда не буду этим заниматься. Но как же я был удивлён, когда понял, что меня никто не ищет. Я думал, город мобилизует армию полицейских и быстро меня поймают, а оказалось, что после обращения в полицию, там решили, что хулиган просто сбежал из дома и даже не искали его. Лишь потом поняли, что что-то здесь нечисто, когда нашли на улице его телефон.                     Сейчас же, город кишит слухами о маньяке, что похищает «детей». Учителя нам говорят, чтобы мы не гуляли поздно одни, а по пути в школу, я вижу на столбах объявления с фотографиями тех, кого я убил. И, кажется, я вошёл во вкус. Мне стала нравиться такая жизнь, хоть я бы и многое отдал, чтобы перестать это делать. Как ни крути, но теперь моя жизнь – это постоянный адреналин и игра со смертью. К этому не просто приспособиться. Но зато я стал намного спокойнее – у меня появился способ выпускать злость, ещё у меня есть Данте и папа. Думаю, что я их очень люблю. Хотя бы потому, что они всегда со мной. Я уверен, что они думают обо мне также.                     Жертва начинает стонать и в панике крутить головой, пытаясь понять, где находится и что случилось. Конечно же, ответы на все эти вопросы она получит, скоро. Долго же мне пришлось его ждать. Почти целый час тут философствовал – вспоминал как пришёл к жизни такой. С другой стороны, награда окупает всё это ожидание. Мягкой, нежной, как поцелуй, походкой я подхожу к столу. Вот он, тот самый момент. Теряя счёт времени, на это можно смотреть вечно. Когда-то он оставил меня лежать на холодной земле с окровавленным лицом, а теперь он лежит на моём столе. Я молчу. Лишь хочу прочувствовать это. Вот он, истинный страх.                     –М-Моно?! Какого хрена?! – ошеломлённо пикнул он.                     Ну, как всегда, всё начинается со стадии шока. Пока всё по моему сценарию. Так оно и будет.                     –Ну, привет. Как себя чувствуешь? – спокойно спрашиваю я, ведь мне всегда это было интересно.       –Придурок, отпусти меня, а не то я тебе мозги вышибу! – ну, вот он уже начал угрожать мне, столь быстро перейдя к стадии гнева.       –Должно быть так же, как я вышиб мозги твоему корешу. Он так искренне просил меня этого не делать, плакал, умолял простить, выл, как девчонка. Хех. А я превратил его милое заплаканное личико в отборную отбивную.       –Что? Что ты несёшь? Э-этого не может быть! – в ужасе проскулил он, что, конечно, ожидаемая реакция.       –Ещё как может. Тот самый маньяк, о котором говорят в городе – это я. И все, кто пропал за последние два года – моих рук дело. И скоро ты присоединишься к своим друзьям. Это всё так странно говорить, но это так, – сказал я, натягивая на руки резиновые перчатки.       –Н-но ты же тихоня. Ты и мухи не обидишь. Это всё неправда. Это всё какой-то розыгрыш, да? Эй, выходите, я вас раскусил! – крикнул он с какой-то придурковатой улыбкой.       –Нет. Это не розыгрыш, не шутка, не прикол и не ради смеха. Это всё ради моего удовольствия. Люблю резать таких тварей, как ты, смотреть, как они истекают кровью.       –Да, ты просто чёртов псих!!! Отпусти меня, скотина!!!       –Не а. Можешь кричать сколько влезет. Нас всё равно никто не услышит. Кстати, знаешь, где мы? Ты, должно быть, сразу не узнал это место, ведь я тут немножко прибрался и подготовил всё для работы, но, тем не менее, это школьный сарайчик. Ещё в прошлом месяце, когда я только планировал это, я стащил у охранника ключ, и пока была физкультура, сделал себе дубликат, а старый незаметно вернул. Дальше оставалось только всё здесь подготовить, узнать, как часто сюда ходят, проверить слышимость. Здесь, конечно, тесновато, но для дела сойдёт, – спокойно хвастался я. – А помнишь, как вы с друзьями подвесили меня за ногу на дерево, так что у меня все деньги и телефон из кармана посыпались? Потом ещё и раскачивали, чтобы я бился головой о дерево, а после так и оставили висеть там. Как вы только до такого додумались. Я кое-как тогда освободиться. Приходилось прятать синяки от отца, потому что тогда бы он наверняка зачитал мне лекцию о том, как важно постоять за себя. Как же я всё это ненавижу! От его советов всегда становилось только хуже, поэтому лучше было бы вообще избегать их. Но знаешь… Потом я купил в садовом магазине цепь, сказал, что для собаки, почти что даже и не соврал. Подвесил на неё твоего друга и точно также раскачивал. Правда, там было не дерево, а острая арматура. Так что много крови было. Я просто поклоняюсь тому гению в моей голове, который подкидывает такие идеи. Это так просто – сделать кому-то больно. Хотя, возможно, я просто увлёкся, как и всегда. Но с удовольствием бы повторил ещё раз.                     Мне порой так хочется перед ними похвастаться, хотя они и не заслуживают. Но моя жизнь скучная. Отец хочет, чтобы я хвастался хорошими оценками и успехами в школе, но там скучно. Никакого простора для творчества. Тут же я чувствую себя злым гением, или просто самим собой. Поэтому, как самый клишейный злодей, рассказываю своим жертвам о том, как я усердно работал, чтобы всё вышло именно так, как я хочу. Что ж поделать?.. Мне некому больше излить душу, которой у меня, возможно, нет.                     –П-п-прости. П-прости меня. Это было давно. Я был идиотом. П-пожалуйста отпусти меня. Я никому ничего не скажу. Даже близко к тебе не подойду, – пискляво так молит хулиган с таким жалобным лицом. Но он ведь не конфету у мамы выпрашивает.                     Ну, наконец-то гримаса ужаса. Какого чёрта я только мечтал об этом? Я внимательно присматриваюсь. Смотрю, с чем придётся работать. Мышцы, кости, сухожилия, вены. Скоро я всё это поделю на мелкие части, но пока всё целое выглядит… Красиво, что уж тут сказать? Хотя в крови будет ещё прекрасней, подобно свежеиспечённому блюду. Провожу рукой по его груди и плечам.                     –А у тебя красивое тело. Эх. Я тоже хотел бы себе такое. Но… Какой смысл во всей этой красоте, если всё это не уберегло тебя от такого исхода, и я тебя разделаю, как свинью? А мой отец сейчас на дежурстве, поэтому у нас с тобой целая ночь впереди, – игриво сказал я, постепенно замечая слёзы. – Ну, чего ты ноешь, я же даже ещё не начал тебя резать? Вот все вы такие. Там, в школе делаете вид, что вы все такие брутальные, крутые, несокрушимые силачи, но все вы одинаково визжите, когда оказываетесь на моём столе. И не было ещё ни одного, кто бы не расплакался и тысячу раз не попросил бы у меня прощения перед смертью. Вот видишь, человек такое хрупкое существо, лишь чуть-чуть надавить и оно сломается. Но я всех простил. Ни на кого зла не держу, вы просто красиво умрёте и всё. Без всякой ненависти.                     Вот уже слышны всхлипы, и слёзы начинают стекать по лицу, полному отчаяния. Кажется, что его губы сейчас дрожат также, как и он сам. Наконец-то, он перешёл к отчаянию. Почему в такие моменты они все меня так боятся? Неужели, я уже кто-то другой, а не тот над кем они с такой лёгкостью издевались? Мне даже их немного жаль становится, но я не должен их жалеть.                     Уже совсем скоро, ждать осталось недолго. Нервно поправляю рукав дождевика, обходя стол по кругу. Затем медленно подхожу к полкам с инструментами и беру свой любимый канцелярский нож. Мой некогда обидчик всё ещё рыдает, как девчонка, как каждый, кому страшно и не у кого попросить помощи. Такой жалкий. Надеется меня разжалобить? Мне всех их жалко, но они все мои враги. Шурша полиэтиленом под ногами, подхожу к столу, чтобы снова увидеть это мокрое лицо в поту и слезах.                     –Но знаешь, ты не виноват, что так получилось, вы лишь меня спровоцировали. Играли с гранатой и получили закономерный результат. Я таким родился. Просто не умел сочувствовать людям. Мама видела, что со мной что-то не так и всеми силами пыталась сделать из меня обычного человека. У неё это даже получалось. Но в один из дней отца не было дома, и мама мне вдруг сказала спрятаться под кроватью. Мне тогда было лет шесть. Потом в комнату кто-то вошёл, долго были слышны крики, как будто её избивали на кровати. Потом всё стихло, и с кровати вниз стала стекать кровь, образуя лужу. Я тихо плакал, закрыв рот руками, мне было страшно. Квартира опустела, воцарилась мёртвая тишина. Матрас надо мной стал красным, а кровь капала сверху мне прямо в лицо, но я боялся пошевелиться. Так я и пролежал там до конца дня, дыша воздухом пропитанным запахом крови, до тех пор, пока меня отец не нашёл и не достал оттуда. Я был весь в крови и совсем ничего уже не воспринимал. Он дал мне слово, что накажет тех, кто это сделал, но толку от этих слов никакого. Их так и не нашли. А все попытки после этого сделать меня человеком провалились, хотя никто и не пытался. Просто этот мир меня ненавидит. Кроме пустоты я ничего не чувствую внутри, а убийство даёт мне временное облегчение, – рассказывал я, потерявшись во тьме своих мыслей. – И я хочу, чтобы ты знал: я тихоня не потому, что боюсь вас и не могу за себя постоять, а потому что мне тяжело себя контролировать, а вы меня постоянно провоцировали на убийство. Я мог бы прийти в школу с ножом и разом вас всех прикончить, устроив кровавое месиво. Но я не такой отмороженный, хотя меня вдохновляют люди, что так делают. Их выдержка, терпение, способность годами вынашивать план и, в конце концов, добиться своей цели. Я же едва ли хочу мстить вам. Просто, моя жажда крови требует убить кого-то, и я не хочу, чтобы под нож попали те, кто поистине этого не заслуживает. Например, Данте, он не станет помогать мне в таком деле и, наверное, даже дружить со мной перестанет, узнав, что я маньяк, но я не хочу, чтобы он из-за меня пострадал. Я никогда не сделаю ему больно. Он не заслужил. Поэтому вы будете козлами отпущения. Невинными жертвами жестокого и злого маньяка Моно. Хех. Мономаньяка. Вот и получается, что в школе я обычный тихоня – Мономилаш, а ночью, в тени спящего города – Мономаньяк, очищающий город от такой гнили, как ты.                     Наконец, вырвавшись из всех этих мыслей, я пришёл в себя. Зачем я ему всё это рассказываю, он же скоро сдохнет? Может, просто выговориться охота. Я ненадолго, как будто почувствовал себя ребёнком, тем самым маленьким кареглазым мальчишкой, что боится вылезти из-под кровати, лёжа в луже такой родной крови. Ненавижу всё это. За что мир так со мной поступил? Ответов, конечно же, у меня нет. Я бы тоже сейчас поплакал, вот только совсем не хочется. Это, наверное, приятно, просто закрыться в комнате, упасть на кровать и излиться слезами, обнимая подушку. Сразу выходит вся дурь, и на душе становится легче. Но я просто не могу. Мне кажется, я вообще последний раз плакал именно тогда, в шесть лет.                     Я пустым взглядом смотрю на жертву, всё те же всхлипы, бешено колотится сердце, часто дышит, с ужасом глазеет на моё, покрытое тенью лицо. Одним лёгким движением большого пальца с характерным хрустом лезвие канцелярского ножа выходит на свет электрической лампы, пока жертва начинает противно скулить. Ещё один шаг ближе. Лёгкой рукой делаю свой первый мазок на холсте. Красивый, ровный, прекрасный, словно хирургический порез образуется на щеке. Вот уже кровь сочится и медленно стекает по заплаканному личику. Я опускаю голову ниже, делаю глубокий вдох носом. Чувствуется запах крови, смешавшейся с потом. Теперь мне чертовски захотелось её попробовать. Тёплый язык проскальзывает вдоль линии пореза и приятный солоноватый вкус, отдающий металлом, расползается во рту.                     –Мне показалось, она у тебя чуть-чуть сладковата. Должно быть, у тебя высокий уровень глюкозы в крови. Хотя, если ты забираешь деньги у младших, то наверняка тратишь их себе на сладости, так что закономерно. Ладно, шучу, конечно. Но больше ты этого не сделаешь, – холодно сказал я. – А сейчас, пожалуйста, не дёргайся.                     Я последний раз смотрю на то, как он дышит, плавно провожу пальцем от груди к горлу – намечаю следующее движение. Если бы только кто-то видел эту мою милую улыбку, словно улыбка ребёнка, играющего в любимую игрушку. Улыбка блаженной радости. Такой чистой, детской, невинной, словно всё, что я сейчас делаю и не преступление вовсе, а что-то милое и приятное. Жаль, что это так временно. Я хватаю его скользкий лоб и прижимаю к столу, чтобы лишний раз не дёргался. В этом деле мне важна красота и порядок, ибо я небывалый перфекционист.                     Лезвие глубоко входит в мясо и ползёт поперёк мягкой шеи, словно конькобежец на льду под музыку Шопена, что звучит сейчас в моей голове. Но я не тороплюсь. Спокойствие и сладкое умиротворение. Одним плавным, нежным, медленным движением довожу до края, оставляя глубокий, симметричный порез. С сияющими от счастья глазами, смотрю на то, как кровь расплывается по столу. Стонов больше не слышно, только глухие хрипы. Жертва захлёбывается в крови, что постепенно заполняет лёгкие, и пока стол подрагивает от предсмертных судорог, с него стекает эта багровая краска смерти. У меня вышло даже круче, чем я ожидал. Кажется, я опять увлёкся. Жизнь постепенно покидает его тело, и вот на меня уже смотрят пустые мёртвые глаза, застывшие в ужасе и отчаянии. Быстро… Зато красиво и приятно. И даже рука уже не дрожит, порезал, как масло. Что ж, я доволен. По крайней мере, пока.                     Теперь же мне предстоит, хоть и более скучная, зато не менее педантичная часть моей работы. Мне нужно изменить тело жертвы так, чтобы оно поместилось в два плотных мусорных пакета. Что ж, прощай красота и привет бессонная ночь. Надеюсь, справлюсь с этим быстрее.              

***

      

      Мрак. Густой утренний туман расплывается по холодной речной глади. Моя маленькая, старая, деревянная лодка подплывает к середине реки. Лодку я стащил у местного охотника и спрятал в камышах. Она была немного дырявой, поэтому пришлось приложить немалые усилия, чтобы починить её. Зато теперь я спокойно могу продолжать свою работу. Свет моей маленькой керосиновой лампы томно отражается в чёрной воде. Прохладно. Выдыхаю небольшое облако пара. Чёрные мусорные пакеты один за другим бултыхнулись в воду. Взглядом, ещё более холодным, чем эта вода, смотрю на то, как эти пакеты растворяются во тьме речной глади, пока я тихо мычу себе под нос какую-то мелодию. Я словно сейчас битый фарфор утопил. Отправляйся к остальным, таким же «фарфоровым» гадам. Там их никогда не найдут. Никогда…                     Моя работа сделана, пора возвращаться домой, а то мне ещё в школу с утра топать. Если потороплюсь, то к пяти утра успею вернуться домой. Как же я устал? Первое, что я сделаю по приходу, это упаду на кровать и до свидания. Главное только, чтобы это не случилось раньше времени. Моё маленькое хобби не должно отразиться на состоянии здоровья, или успеваемости. Ни у кого не должно возникнуть поводов для подозрений. Я же всё ещё тот самый тихоня с задней парты.