Так бывает...

Так бывает… ненавидишь человека долго-долго, так долго, что потом внезапно понимаешь, что привык к нему. Он все ещё раздражает, конечно, но вы почему-то больше не плюетесь друг в друга ядом при встрече, стараясь ранить больнее, а лишь обмениваетесь теперь колкими шуточками, до нелепости похожими на флирт. И вы не представляете уже в этот момент с упоением, как хорошо бы было свернуть ему эту его тощую птичью шею. Он с вами играет, и вам это почему-то нравится. Что-то есть в этом, в том, чтобы соперничать с ним, отвечать на его колкости, поддевая в ответ, и одаривать его довольной ухмылкой, в очередной раз покидая полицейский участок после очередного же ареста. И даже торжествующий блеск в его глазах, когда он ненадолго, но выигрывает, не раздражает вас, как прежде, потому что это тоже часть игры. А потом впервые вы видите в его глазах больше, чем глупую надменность и некую брезгливость. В них разочарование, тревога, обида и много чего ещё. И вы понимаете вдруг, что он устал, устал от вечных несправедливых проигрышей, от продажности начальства, от гнилых шепотков за спиной и упреков директора. И почему-то вам его где-то в глубине души становится жаль. Это странно, но так бывает. Так бывает, что вы столько времени враждуете, а потом жизнь делает зачем-то вас союзниками, вынуждает следовать вместе одной цели, притираясь потихоньку характерами, учась мириться с раздражающими особенностями и недостатками друг друга. И вот уже вы начинаете ему доверять, плачете рядом с ним у могилы и не стыдитесь этого, потому что вы видите, что в его глазах нет сейчас ничего, кроме простого человеческого сочувствия, болезненного понимания и отголосков своего собственного свежего совсем ещё горя. И когда вы узнаете о том, что он ваше доверие предал, это ранит вас сильнее, чем вы могли бы ожидать. Но жизнь непредсказуема. Одному богу известно, как повернется судьба. Вчера вы угрожали превратить его жизнь в ад, если он приблизиться хоть на шаг к вашему району, а сегодня он обнимает вас крепко, чуть покачиваясь, словно баюкая; гладит по спине, и подбирает с трудом слова, пытаясь успокоить. Так бывает, что недавно ещё он обрадовался бы, если бы вы словили от кого-нибудь пулю в лоб, а сегодня он, шатаясь под тяжестью вашего веса и рискуя при этом сорвать спину, тащит вас на вашу же свадьбу, потому что от этого зависит то, будете ли вы живы завтра, или вас закопают где-то на пустыре, как бездомную псину. Так бывает, что вы смотрите на него и понимаете вдруг, что никакие вы с ним не противоположности. Что на самом деле сходств у вас с ним гораздо больше, чем различий. Потому что он так же, как и вы, безмерно одинок, его так же, как и вас, родной отец счёл недостойным своей любви, и он тоже знает о боли и потерях не меньше вашего. Так бывает, что раньше вы были главным спонсором его плохого настроения, а сейчас, благодаря вам, он впервые со дня смерти приемного отца улыбается и даже смеётся действительно искренне. Это кажется чем-то невероятным, но сказав, что перешагнет однажды через вас, в тот же день он доказывает своими поступками обратное. Вам столько раз хотелось его убить, но вот вы видите пятно крови рядом с ним на полу, и внутри вас что-то обрывается с треском и не встаёт на место до тех пор, пока он не отвечает вам растерянным полушепотом, что он в порядке. Вы идете потом вместе с ним домой и разговариваете долго и серьезно, и это удивительно, но он не ругает вас за вашу ошибку, которая могла стать роковой, не злиться на вас, лишь просит быть рассудительнее в следующий раз. Это не самое распространенное в мире явление, когда ваш бывший враг ужинает с вами за одним столом, и вы ещё и подкладываете ему на тарелку побольше мяса, потому что вас вдруг беспокоит его болезненная худоба, но так бывает. Он сидит рядом с вами и внешне выглядит расслабленным, но под столом вы с ним невольно соприкасаетесь бедрами, из-за недостатка свободного места, и чувствуете, что на самом деле он дрожит. И кажется теперь спорным вопросом то, почему же он остался? Потому что привык к вам, тянется к вам, видя в вас друга, или он действительно настолько устал и проголодался, что готов принять даже ваше предложение, позабыв о гордости. Кто знает, когда последний раз он ел нормально и спал ли вообще этой ночью? Он слишком погружен в свою работу, и эта работа его убивает. А потом тетушку Нериман ставит на стол бутылку крепкого домашнего вина, и у него просто не остаётся выбора, кроме как выпить хотя бы половину стакана. Получается по итогу куда больше, и для вас то, что он шатается и засыпает на ходу, — это отличный предлог для того, чтобы уговорить его остаться на ночевку. И он остаётся, и даже не пытается сбежать куда-нибудь на диван, а спокойно падает без сил на противоположном краю королевских размеров кровати. Когда, часов в пять, вы просыпаетесь от какого-то случайного шума на улице, в комнате уже светло, и вы видите, что вы оба ночью сдвинулись со своих краев ближе к центру и лежите теперь совсем рядом. Его всегда напряженное лицо выглядит сейчас более юным и мягким, острое плечо торчит трогательно из-под одеяла, и длинные волосы разметались по подушке. Это, наверное, должно быть странно — просыпаться в одной постели с другим полуобнаженным мужчиной и не чувствовать ничего неправильного во всем этом. Хотя что в этом может быть странного, если ещё подростком вы заметили за собой, что засматриваетесь порой не только на девчонок, но и на симпатичных мальчиков. Внешне он как раз ваш типаж: худой, утонченный, длинноволосый, с красивым, женственным даже каким-то лицом, непривычно чувственными для мужчины пухлыми губами и потрясающими огромными черными глазами. Вот только как человек он такой, что если бы не эти странные игры судьбы, вы бы никогда с ним и не подумали сближаться. Да только так бывает, что ещё недавно вас раздражал до тошноты один только его образ, а сейчас вы смотрите завороженно на него, как на восьмое чудо света, и засыпаете в итоге вновь под мерный звук его дыхания. И утром, проснувшись второй раз, понимаете, что ваши ноги переплелись, предательские руки обнимают чужое тело за тонкую по-девичьи талию, а голову он доверчиво пристроил у вас на плече. И вам совсем не хочется что-то менять, а когда вы всё-таки перекладываете его осторожно на соседнюю подушку, а сами, одевшись торопливо, выходите из комнаты, словно сбегаете, то чувствуете себя злым и несчастным. Так бывает, когда вы понимаете, что, кажется, влюбились в кого-то, с кем не сможете никак быть вместе. А ещё бывает такое, что «никак» просто исчезает вдруг из этой аксиомы, потому что когда вы во дворе пьёте вдвоем чай, слушая как дождь барабанит по крыше, в какой-то момент ваши руки сталкиваются над блюдцем с печеньем, и он почему-то не пытается отстраниться, когда ваша ладонь слишком надолго, для такой ситуации, задерживается поверх его ладони. Он ничего не говорит, ничего не пытается предпринять, только поднимает голову и смотрит на вас своими невозможными глазами. У него изящные аристократические руки с длинными тонкими пальцами, и синим кружевом вен, проглядывающим из-под белой, словно прозрачной кожи. Они холодные, как лед, всегда холодные, и сейчас это кажется вам достаточным обоснованием для того, чтобы перехватить молча и вторую руку, лежащую безвольно на столе и, поднеся замёрзшие ладони к своим губам, начать отогревать их горячим дыханием. Он опять дрожит, но не так, как бывает это иногда с Лейлой, когда ей страшно, в книгах обычно описывают такое состояние словом «трепещет». Вроде бы одно и тоже, но если вдуматься, то вообще разные вещи. Во взгляде у него слишком много чувств сразу, чтобы выбрать что-то одно, он заинтересован, но в то же время ему неловко, потому что с тактильностью у него все очень печально, так вот он воспитан. Но раз уж у него сложности с этим, то вы готовы рискнуть первым. Нужна всего минута, чтобы собраться с мыслями, а потом, подвинувшись ближе, накрыть вдруг губами его губы. Достаточно мягко, чтобы он мог легко отстраниться, если не захочет этого, но уже слишком откровенно, чтобы можно было в случае чего списать этот жест на проявление дружеской привязанности. А он отвечает вдруг, вместо того, чтобы оттолкнуть. Отвечает жадно и отчаянно, и для первого поцелуя в том, что вы делаете сейчас, слишком много страсти и чувств, не зарождающихся едва, а уже созревших и осмысленных, чувств, которые слишком долго приходилось скрывать и отрицать даже перед собой. Но потом слышатся голоса, хлопает дверь, и вы отталкиваете его излишне грубо для человека, которого только что целовали. Он смотрит с досадой и непониманием лишь пару мгновений, а потом его растерянное, искаженное болью обиды лицо вновь становится маской фальшивого спокойствия. Он приветствует легко пришедших Рушена и Шесу и ведёт себя так, словно ничего и не было, пока вы пытаетесь справиться с ураганом чувств внутри вас. Вы завидуете ему и жалеете его одновременно за то, что он слишком хорошо осознаёт, что именно так: с притворством, сомнениями, стыдом и неуверенностью, необходимостью прятаться от родных и друзей, все и бывает, когда вы влюбляетесь в тех людей, в которых, по укоренившемуся мнению общества, вам влюбляться не стоит, если вы не хотите чтобы вас метафорически, а может даже и вполне реально забросали камнями. Так бывает, что когда вы любите кого-то, то причиняя боль ему, вы делаете больно и себе. Поэтому когда любимый человек кричит на вас, клянясь, что не простит вас никогда, если узнает, что вы ему солгали, вас его слова ранят вдвойне. Вы боитесь, что так все и будет, потому что знаете, что виновны перед ним, а ещё вам больно потому, что недавно вы были тем, кто помог ему собрать себя по осколкам, а теперь вы же разбили его сердце вдребезги, и это из-за вас его глаза блестят сейчас от слез. Вы сожалеете, бесконечно сожалеете о том, что сделали, но так бывает, что жизнь ставит вас перед выбором, на самом деле не предоставляя вам этого выбора. Так бывает, что иногда вы просто не можете поступить иначе. А за этим решением идут другие, и все рушится, как карточный домик, мосты сгорают сами собой, без бензина и пороха, бабочка взмахом крыльев вызывает ураган, и вот все заканчивается тем, что вы сидите на холодном грязном асфальте и прижимаете к себе безвольное и бездыханное тело. И бесполезно теперь рыдать, молиться, торговаться хоть с богом, хоть с дьяволом, обещая отдать все что угодно, лишь бы вернуть того, кого уже не вернёшь, и нет никакого смысла трясти его за плечи, и, наплевав, что это могут увидеть, целовать в побелевшие неподвижные губы, и звать криком по имени глупо — зови, не зови — не ответит, не заставите вы бесчисленными, но пустыми теперь обещаниями пробудиться в груди дыхание, которое навсегда оборвалось. Бывает так, что человек говорит «не прощу никогда», а в итоге прощает, и для того, чтобы простить, ему не нужно говорить много, достаточно один раз позвать вас едва слышно по имени и, улыбнувшись печально и бесконечно нежно окровавленными губами, провести кончиками обжигающих холодом, как могильные плиты, пальцев по щеке, потому что ни на что другое уже не осталось сил. Так бывает, что с тихим вымученным дыханием, оборвавшимся резко, как выстрел, мир вокруг вас вдруг немеет и глохнет, и все, что казалось смертельно важным, внезапно становятся такими незначительным, таким ничтожным, и неразрешимые проблемы, что были преградой на пути ваших отношений, предстают теперь не стоящими внимания досадными мелочами, и неприятие семьи и друзей уже не пугает. Единственное, что ценно и важно больше всего на свете, отныне вам не принадлежит, а все остальное не имеет смысла. Потому что зачем было, пройдя через все эти испытания, остаться в живых, если ваша жизнь куплена была ценой его жизни? Зачем открывать утром глаза день за днём до самой смерти, если этим глазам не суждено больше никогда увидеть его улыбку? Зачем нужно было добиваться справедливости, если жизнь решила, что справедливо будет наказать вас смертью любимого человека за вашу ошибку? Он мертв. Лежит холодный и безмолвный в ваших объятиях, глаза его, пустые, стеклянные, они все ещё распахнуты широко, и никаких сил закрыть их нет, потому что в душе вы умерли вместе с ним, и уже ничем и никак нельзя это исправить. Так бывает, когда судьба ставит вас перед главным выбором в вашей жизни, и выбор вы делаете неправильный…