Бездна

I can feel the energy That changes in my chemistry The atmosphere, the way I breathe

— Меня зовут Алан Уэйк, и я писатель. Тёмная сущность по... — Что ты там бормочешь себе под нос, Ал? — разрезал тишину недовольный голос Барри, и Алан вздрогнул, осоловело моргая глазами. Его друг и по совместительству менеджер сидел рядом и пил кофе, строя глазки официантке Роуз, которая, впрочем, не замечала его попыток и чуть ли не с вожделением в глазах смотрела на Алана. — Мистер Уэйк, желаете что-нибудь ещё? — спросила девушка писклявым голосом, и Алан всё силился понять, действительно ли он такой или же Роуз нарочно придавала ему подобное звучание. — Нет, спасибо, — после секундной задержки ответил Алан и перевёл взгляд на Барри. — Что мы здесь делаем? — Опять в своих фантазиях летаешь и не слушаешь меня, — проворчал друг больше для вида, потому что уже привык к подобному со стороны Уэйка. — Тебе нужно было чутка развеяться, вот мы и пришли к милой Роуз за чашечкой кофе. Уж она-то поможет тебе снова стать собой. Да и праздник скоро, Рождество! Хо-хо-хо! — Да-да, мистер Уэйк! Я на всё готова! Я хочу быть вашей музой! — затараторила официантка и подалась вперёд на барную стойку так, что едва не снесла кофейник, вынудив Алана рефлекторно откинуться назад. — Спасибо, но не стоит... — постарался как можно вежливее ответить писатель, но девушка словно не слышала его и продолжила напирать, бормоча: «Я хочу быть вашей музой!» В какой-то момент её голос изменился и вместо писклявого стал глубоким и хриплым, но всё быстро вернулось на круги своя, стоило только Барри примирительно поднять руку. — Не стоит, Роуз, мистер Уэйк ещё не в себе, не дави на него, — сказал он, и официантка расплылась в блаженной улыбке, вновь возвращаясь в исходное положение. Алан тоже сел ровно, но руки обратно на столешницу класть не торопился, разве что наклонился чуть к Барри и заговорил тихо, стараясь, чтобы отошедшая к полицейскому Роуз не услышала их. — Серьёзно, Барри? Ты привёл меня в кофейню, где работает моя самая неадекватная фанатка? — Воу-воу, тише, Ал, девочка просто обожает твоё творчество и искренне демонстрирует это. Здесь нет ничего предосудительного. — Меня это раздражает, — отрезал Алан и вновь чуть откинулся назад, осматривая кофейню, где они оказались. Друг сказал, что скоро Рождество, но кофейня почему-то совсем не была украшена, что было крайне необычно, ведь такие заведения всегда в числе первых развешивали новогодние украшения и даже ставили небольшие ёлки внутри. Без новогодней мишуры помещение казалось просторным, но посетителей было не так уж и много: видимо, из-за того, что на улице сгущалась беспросветная тьма, но, как ни силился отыскать часы, Алан так и не заметил их, как и не мог вспомнить, который час. — Барри, а который час? — не выдержал писатель, задерживаясь взглядом на двух стариках в одеждах рок-музыкантов, которые о чём-то оживленно беседовали и едва ли не спорили. — Какая разница, Ал? Всё время мира принадлежит нам, и мы будем отрываться как захотим и сколько захотим! — ответил друг и отсалютовал ему кружкой кофе. Алан чуть нахмурился и вновь пристально всмотрелся в окружение. Что-то было не так, помимо отсутствия новогоднего настроения, но он никак не мог понять, что именно. — Барри, зачем мы здесь на самом деле? — Алан мгновенно стал ещё более серьёзным и устремил горящий взгляд в менеджера, который тоже выпрямился и отставил кружку в сторону. — Алан, не надо... — попросил он странным и заискивающим голосом. — Не надо что? — потребовал чуть громче, чем стоило бы, Уэйк, невольно привлекая к себе внимание. — Ты только стал идти на поправку, это твой первый выход в люди. Не надо, Алан, нам же не нужен рецидив, ведь всё было так прекрасно. — Что? Рецидив? На какую поправку? О чём ты говоришь? — Писатель замотал головой и заметил, что все в помещении смотрят на него. — Твоя жена бросила тебя, когда ты перестал писать, и у тебя случился срыв. Ты находишься на лечении в клинике для артистов доктора Хартмана, он поможет тебе справиться с утратой... — Нет! — закричал Алан и вскочил на ноги, едва не опрокидывая барный стул. — Элис ни за что бы не отказалась от меня! Никогда! Ты лжёшь! — Алан, зачем мне врать тебе? Я же твой друг... — продолжил мягко увещевать Барри и тоже медленно поднялся на ноги, но подходить не торопился. Следом за ним встали и остальные посетители, но в отличие от менеджера они не стояли на месте, а вполне уверенно двинулись в сторону Алана, пытаясь взять его в круг. Писатель медленно отступал назад, а после не выдержал и выбежал на улицу, громко хлопнув дверью. Едва оказавшись за пределами кофейни, Алан опёрся руками о колени и наклонился, пытаясь отдышаться, словно он пробежал марафон, а не выскочил из помещения. — Это невозможно... Элис никогда бы не оставила меня... Поток бесконечного бормотания прервал входящий звонок на мобильный. Алан извлёк его из кармана и заметил, что на экране не отображается номер, а есть только клавиши приема и сброса звонка. Поколебавшись долю секунду, он всё же нажал на зелёную кнопку. — Да? — Алан, Алан, ты меня слышишь? — зазвучал из динамиков далёкий мужской голос. — Алан, ты снова выскальзываешь и тонешь во тьме. Я не могу добраться до тебя, ты слишком глубоко... Связь барахлила и грозила прерваться в любую секунду. — Во тьме? — переспросил Алан растерянно и осмотрелся по сторонам, только сейчас замечая, что хоть фонари и горели, но горели они странным жёлтым светом, который не доставал до земли и рассеивался, поглощаемый тьмой. Если присмотреться, то можно увидеть, как завитки тьмы клубились вдоль дороги, сиротливо протягивая свои щупальца к различным вещам, и вокруг точно не было никакого намёка на Рождество. — Алан, это место играет с тобой, оно не хочет отпускать тебя. Тебе нужно идти на свет. — Свет? — рассеянно переспросил в очередной раз Уэйк и увидел вдали маяк, горящий ярко и манящий к себе. — Пока ты тонешь, я не могу добраться до тебя... Тебе н... свет... оружие... — громкие помехи затрещали в динамиках, вынуждая Алана отдёрнуть телефон от уха, и когда он вновь прижал его, то понял, что звонок оборвался. — Тьма... Тьма... — повторил слова незнакомца Алан и едва не ослеп, когда в глаза ударил свет. — Алан оказался один посреди пустынной улицы во тьме. Писатель открыл глаза и с удивлением обнаружил нагромождённую друг на друга кучку телевизоров, где увидел самого себя, лежащего на полу с полубезумным взглядом и вещающим с экрана какие-то странные вещи. — Он совершенно не помнил, как очутился здесь. Он один! Он совершенно один! Вокруг него только тьма! — продолжал истерично говорить Алан с экрана, и в ту же секунду изображение пропало, словно его не было. Уэйк глухо вскрикнул от боли и схватился за голову, медленно оседая на землю. Перед глазами отчётливо возникла картина, где его жена, его Элис, медленно погружается под воду, увлекаемая чем-то тёмным. — Элис! — вскрикнул Алан и вскочил на ноги, готовый тут же прыгнуть следом, но поблизости не было ни одного водоёма, и он стоял посреди пустынной и тёмной улицы. — Элис не бросала меня... Она... она утонула? Нет... Нет... С ней что-то случилось, что-то ужасное... Алан пошатнулся, словно снова перебрал с алкоголем, и услышал странный звук, похожий на шум ветра, но не ощутил ни единого дуновения. Ощущения, вызванные этим звуком или даже, скорее, энергией, были тревожными до такой степени, что Уэйку стало тяжело дышать. Обернувшись, он заметил клубящуюся тьму, которая ползла в его направлении, и писатель бросился бежать без оглядки, однако чем быстрее он пытался бежать, тем быстрее двигалась тьма. Уэйк уже совсем выбился из сил, когда заметил, что один из фонарей горит намного ярче остальных. Ведомый неизвестным ему инстинктом, Алан бросился в его свет, и в ту же секунду всё вокруг стихло. — Что происходит? — хрипло спросил мужчина, насилу отдышавшись после вынужденного забега, силясь хоть что-то рассмотреть. Происходящее казалось ему диким и в то же время очень знакомым, словно он уже не впервые сталкивался с подобным. Взгляд писателя зацепился за красную коробочку, прилаженную к столбу, которую он поспешил открыть, где обнаружил несколько сигнальных шашек. Ни секунды не колеблясь, Алан сгрёб их все и рассовал по карманам пиджака, оставив только одну в руке. «Надо идти, но куда? К озеру, куда упала Элис? Я не помню, где оно... А может, идти на свет, как и сказал тот мужчина?» Алан растерянно топтался на месте, пытаясь принять решение, но ему не хватало информации. Самым логичным было броситься искать Элис, но мысль идти на свет казалась очень странной и в то же время правильной. — Меня зовут Алан Уэйк, и я писатель. Тёмная сущность похитила мою жену... — слова сорвались с губ так, словно это уже происходило не впервые, словно он уже повторял их раньше, как мантру, но, как ни силился Уэйк, продолжение вспомнить так и не смог. — Ладно, пойду на свет, всяко с маяка лучше будет видно, — решил наконец-то Алан и сделал неуверенный шаг за пределы безопасного круга, тут же останавливаясь. Города больше не было; перед ним предстала одна-единственная дорога, которая упиралась в калитку перед огромным домом. Мысль зайти туда казалась отчего-то мерзкой, но другого пути не было. Либо создавалось впечатление, что его нет. — Попробую обойти, — пробормотал Алан и ступил на ровную брусчатку, направляясь в сторону калитки. По мере приближения к ней забор расширялся, уходя во все стороны, однако Уэйк упрямо свернул вбок, пытаясь обойти дом. Он шагал и шагал, но забор всё не кончался, а когда Алан посмотрел на него, то вновь увидел перед собой калитку. — Кто-то хочет, чтобы я вошёл, — заметил Алан. — Ну что ж... Створка ответила противным скрипом на толчок, и писатель оказался во дворе, где повсюду в хаотичном порядке были разбросаны кусты и телевизоры, которые тут же ожили, и Алан вновь увидел себя на экране. — Они идут! Алан мог слышать их! Одержимые приближались, и Уэйку не оставалось ничего, кроме как бежать в лечебницу, спасая свою жалкую жизнь... Экраны погасли, и писатель краем глаза уловил движение: сбоку приближалась фигура, удерживающая в руках топор, и вокруг неё кружили завитки тьмы. Из соседних кустов выпрыгнула фигура чуть поменьше и побыстрее, которая тут же размытым пятном бросилась к Алану. Уэйк успел заметить ещё несколько таких же людей (людей ли?), приближающихся к нему, и сделал то, что сказал он с экрана. Алан бросился внутрь лечебницы, но одна из фигур успела преградить ему дорогу и замахнулась ножом, пытаясь перерезать горло. Уэйк отшатнулся и рефлекторно зажёг шашку, которую держал всё это время в руке. Мужчина вскрикнул и закрыл лицо рукой, отскакивая назад во тьму. — Не охотиться без разрешения, — визгливо сказал другой человек и бросился в атаку, стоило только шашке погаснуть. Алан торопливо извлёк новую из кармана и снова поджёг, бросаясь вместе с ней в распахнутые двери лечебницы.

***

My automatic action is To close my eyes and wander in And wait until the madness ends

Ощущения от пробуждения были не самыми приятными, скорее даже крайне мерзкими, словно он наглотался воды и только-только сделал первый, самый болезненный, вдох. — Тише, Алан, всё позади, — проговорил мужчина с пластырем на носу, и Алан вскрикнул вновь от пронзительной вспышки головной боли, сразу же после которой отчётливо вспомнил, как яростно набросился с кулаками на этого мужчину, ломая ему нос. — Хартман, — выдохнул Уэйк, вспомнив и имя. — Это всё в твоей голове. Ты всё это выдумал, — сказал врач и показал на пространство вокруг себя. — Нет! — Алан вскочил с кровати и отшатнулся от мужчины, который протянул к нему руку. — Довольно, Уэйк. Ты опять заблудился в своих фантазиях. — Убирайся! — вскрикнул писатель и выбежал из комнаты, оказываясь в коридоре, погружённом в полумрак, и даже скудный свет от ламп казался каким-то неправильным и болотно-зелёным, словно его смешали с тьмой. — Свет, мне нужен свет! — пробормотал Алан и принялся торопливо шарить по карманам, где у него должны были остаться ещё несколько шашек, но их там не оказалось. Писатель стиснул зубы, сдерживаясь от ругательств, и бросился в конец коридора, где был выход на широкую площадку второго этажа, а там находился и большой прожектор, который можно было зажечь. Уэйк выбежал за двери и едва не влетел в скопление телевизоров, которое преградило ему дорогу. — Уэйк оказался загнан в угол. Он плохо помнил, что происходило с ним, но поскольку находился тут уже давно, то интуитивно знал, что делать. Это место не хотело отпускать его. Тёмная реальность вцепилась в него и утаскивала всё глубже в свои дебри, заставляя забыть всех и всё, — вновь истеричным голосом вещал Алан с экрана. Уэйк схватился за дверной косяк, вновь оказавшись не готовым к адской головной боли, которая принесла за собой новое воспоминание: мужчина в скафандре, похожий на астронавта, с ослепительным светом, исходящим изнутри, собирает какие-то листочки, лежащие рядом с печатной машинкой, пока Алан, пошатываясь и едва держась на ногах, выбегает из комнаты. — Зейн! — Стоило воспоминанию осесть в голове, как Алан вспомнил имя астронавта, если его таковым можно было назвать. — Меня зовут Алан Уэйк, и я писатель. Тёмная сущность похитила мою жену и вынудила меня писать роман ужасов, в котором она бы обрела абсолютную свободу и поглотила всё. К счастью, мне удалось ненадолго прийти в себя и сбежать с помощью Томаса Зейна. Я вернулся в наш мир, но Элис осталась в плену тьмы... — вновь сорвались (не)знакомые слова с языка, и писатель выдохнул, понимая, что потихоньку начинает вспоминать. За всем этим Алан едва не забыл, зачем вообще выбежал в коридор, и повернулся в сторону прожектора, который стоял, погружённый во тьму. Дорогу к нему преграждали телевизоры, но между ними и стеной было небольшое расстояние, поэтому было вполне возможным протиснуться, что Уэйк и стал делать, отчего-то стараясь даже лишний раз не дышать. Вскоре полоса препятствий оказалась позади, и Алан склонился над генератором и попытался завести его. Примерно с третьей попытки ему это удалось, и яркий свет хлынул из прожектора вниз, заливая гостиную. Шипящий звук наполнил пространство, куда падал свет, и предметы стали расплываться, постепенно исчезая, и вскоре раздался громкий звук падения чего-то на пол. Алан вышел из-за прожектора и свесился вниз через перила, пытаясь рассмотреть, что именно это было. На это не ушло много времени, потому что прямо по центру комнаты на чудом уцелевшем ковре лежал длинный чёрный фонарик. — Свет, — кивнул самому себе Алан и развернулся, чтобы идти обратно, но тут же отступил, потому что телевизоры ожили и поднялись в воздух, слегка подрагивая. Писатель отошёл, попадая в зону света, когда заметил, как один из них полетел прямо в него. Уэйк едва успел пригнуться, но стоило только телевизору попасть на свет, как тот тут же растворился, как и предметы мебели до этого внизу. Алан быстро нырнул за проектор и развернул его, направляя свет на оставшиеся телевизоры, которые начали биться ещё сильнее в агонии, покуда не испарились. Генератор надрывно захрипел и заискрил, после чего прожектор мгновенно погас. — Плохо дело, — пробормотал Уэйк и побежал в сторону лестницы, подгоняемый страхом и ощущением, что за ним следят. Практически кубарем скатившись на первый этаж, Алан бросился туда, где он видел фонарик. Спасительный лучик света заметался по стенам, и писатель ощутил себя намного лучше, крепче сжимая в руках своё импровизированное оружие. В ту же секунду, словно в ответ на его слабенький свет, с улицы хлынул поток более мощного света, который быстро переместился в соседнее окно. — Зейн! Зейн, подожди меня! — Алан выскочил в противоположную дверь, через которую попал в это здание. Свет продолжал смещаться в сторону и спускаться ниже, покуда на деревянный бортик, обрамляющий смотровую площадку, не опустился одинокий листик бумаги, из которого и исходил свет, однако стоило писателю увидеть его, как весь свет исчез, словно поглощённый самой бумагой. Алан подбежал и схватил страницу рукописи, припоминая, что это послание от Томаса Зейна: когда тот не мог связаться с ним, то наполнял светом страницы рукописи Алана и посылал к нему в качестве помощи и подсказки. Уэйк поднёс страничку к свету фонарика, и слова заплясали перед глазами. Что-то было не так. В этот раз текст был несвязным, а состоял из обрывков слов, словно кто-то нарочно исказил текст, и только одна фраза: «Слова имеют в этом месте особую силу» выбивалась из общего содержания. Алан продолжил читать слова, и стоило ему только сделать это, как слово появлялось в воздухе, горящее и слегка подрагивающее. Вокруг него уже образовался круг из таких слов, как «термос», «птица», «фонарь», «столб», «револьвер»... Последнее слово привлекло внимание писателя, и он направил подрагивающий лучик фонаря на «револьвер». Слово задымилось и зашипело, а после взорвалось искорками, и на землю упал небольшой револьвер, который Алан поспешил подобрать. Тяжесть оружия в руке казалась сейчас ему самой правильной вещью в мире. Уэйк проверил барабан и обнаружил там шесть патронов. Мало, но всё же лучше, чем совсем ничего. Алан вновь огляделся и заметил отдельно от других слов слово «тропинка», которое зависло над деревянной оградой. Мужчина направил на него свет фонарика, и следом за яркой вспышкой перед ним возникла узкая тропинка, представляющая из себя перекинутые три доски над пропастью, на конце которых вновь горело слово «тропинка». Уэйк знал, что это дико и абсурдно, но тем не менее поставил ногу на импровизированную дорожку, проверяя на прочность. Доски казались прочнее камня и даже не скрипнули, когда Алан перенёс весь вес на них. Осторожно балансируя, Уэйк приблизился к слову и выжег его фонариком, и на его месте тут же появилась железная кровать. С трудом перебравшись на неё, Алан увидел слово «лодка», и вскоре перед ним предстала небольшая лодочка, в которую он забрался, и та сразу же двинулась по воздуху к противоположному берегу. От него до маяка было значительно ближе, но расстояние всё равно оставалось приличным. Без приключений добравшись до места высадки, Алан покинул своё средство передвижения и пошёл по тропинке, петляющей между деревьями и уходящей куда-то в лес. Какое-то время было тихо настолько, что это можно было описать только такими словами, как мёртвая тишина, которая только нагнетала обстановку. Где-то за деревьями блеснул свет, так похожий на свет Томаса Зейна, и Алан перешёл на бег, пытаясь догнать его, но оказался только на поляне с редкими, искривлёнными и изуродованными деревьями. Таинственное место больше не пыталось казаться нормальным и уродовало реальность так, как было угодно невидимому кукловоду. Апофеозом этой насмешки был стол, на котором сгрудилось множество телевизоров, которые вновь загорелись, стоило только Алану взглянуть на них. — Они наблюдали, Уэйк ощущал на себе их взгляды. Одержимые приближались, чтобы уволочь его во тьму. Их было слишком много. Уэйку никогда не справиться! Ему не добраться до маяка! Он обречён вечно скитаться во тьме, бегая по кругу, как крыса. Экраны погасли, и Алан закрыл глаза, даже не зажмурившись в этот раз от боли, и чётко увидел самого себя, стоящего на краю обрыва и сжимающего в руках «Щелкунчик» от лампы, который ему подарила мама и который он много лет спустя отдал Элис, чтобы ослабить её страх темноты. Сделав глубокий вдох, писатель шагнул с обрыва. Алан открыл глаза в ту же секунду и услышал хриплое дыхание одержимых тьмой людей. Как и говорила его телевизионная версия, они приближались, но было в ней что-то неправильное, словно это говорил не он, а кто-то, приняв его облик, метался в отчаянном безумии, потеряв всякую надежду на спасение. Двойник твердил, что Алану не спастись, и чем чаще писатель прокручивал эти слова в голове, тем сильнее возникало желание верить в них, но Уэйк не был готов так просто сдаться. Крепче сжав в руке револьвер, Алан побежал без оглядки через всё поле. — Время собирать урожай! — прохрипел один из одержимых, и в спину Уэйку прилетала палка. Алан вскрикнул больше от неожиданности и напряжения, чем от боли. Свист рассекаемого оружием воздуха нельзя было ни с чем перепутать, и писатель резко вильнул в сторону, уходя с траектории полёта. На конце поля призывно мигал свет, нормальный свет фонаря, и Алан что есть сил побежал к нему. Однако не приспособленный к столь быстрому бегу организм вскоре начал сдавать, и шаги становились всё медленнее. Сбоку мелькнула тень одержимого, и Алан едва успел направить на него фонарик, отгоняя от себя, а после и выстрелил для верности. Кратковременная передышка, увы, не способствовала восстановлению сил, зато он смог увидеть, что противников было много, слишком много. Слова двойника о том, что ему не справиться, вновь зазвучали в голове, и Алан ощутил, как безумие грозится вот-вот захватить и его. Стиснув зубы и отрезвляюще помотав головой, Уэйк развернулся полностью лицом к противникам, продолжая пятиться назад и при этом светом отгоняя особо шустрых врагов. Те, впрочем, тоже сразу же сменили тактику и начали закидывать Алана с безопасного расстояния вилами, топорами и другим оружием. Более-менее отдышавшись, Уэйк вновь развернулся и изо всех сил устремился к фонарю. Уже практически у самой спасительной кромки света на него набросился крупный одержимый, догнав слишком быстро для его габаритов, и Алан выпустил в него все патроны, лишь слегка замедлив, но этих нескольких секунд хватило, чтобы нырнуть в спасительный свет. Завидев, что жертва скрылась в недоступном для них месте, одержимые растаяли в воздухе, и тьма немного отступила. Сердце как бешеное колотилось в груди, пока Алан пытался отдышаться. Он мог погибнуть, его могли убить. Опасность была осязаемой и реальной настолько, что желание остаться в кругу света и никогда больше из него не выходить было слишком соблазнительным. — Нет... Нет-нет-нет... — пробормотал Уэйк и схватился за фонарный столб. Как бы ни было велико это желание, Алан в то же время понимал, что невозможно всегда оставаться на одном месте, иначе он рискует закончить так же, как и его безумный двойник с экрана, который кричал про то, что выхода нет. Алан не мог сдаться, ведь где-то там его ждала Элис. Писатель закрыл глаза и медленно выдохнул, ожидая, когда безумие отступит. И он вспомнил, он начал вспоминать... Меня зовут Алан Уэйк, и я писатель. Тёмная сущность похитила мою жену и вынудила писать меня роман ужасов, в котором она бы обрела абсолютную свободу и поглотила всё. К счастью, мне удалось ненадолго прийти в себя и сбежать с помощью Томаса Зейна. Я вернулся в наш мир, но Элис осталась в плену тьмы. Я долго сражался с ней, пока не понял, как именно победить: нужно соблюдать баланс — закон, который нарушил Томас, когда вписал свою возлюбленную в наш мир и тем самым впустил Тьму. Я исправил его ошибку и спас Элис, но сам остался в этом перевёрнутом мире.

***

Lost communication with the world outside I fall into my own, into the abyss Lost inside my head, I open up the door Step right off the ledge, into the abyss

Алан вышел из-под света фонаря, намереваясь продолжить свой путь к маяку, но стоило ему покинуть безопасную зону, как мир вокруг затрясся и закружился, вынуждая зажмуриться, а когда писатель открыл глаза, то увидел, что находится посреди улицы Брайт Фоллс, из кофейни на которой он сбежал с самого начала. — Я что, вернулся назад? — недоумённо спросил Алан больше у самого себя, чем ожидая непосредственного ответа. — Это с какой стороны посмотреть, — раздался голос, и Уэйк обернулся, заметив, что на крыше соседнего дома стоит Барри, обмотанный гирляндой и с фонарём во лбу, — совсем как в их последнюю встречу там, в их мире; вот только налобный фонарь у этого Барри не горел. — Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Алан. — Нельзя вернуться туда, откуда ты и не уходил, но даже если ты немного отошёл, то всё равно всегда возвращаешься назад. — Я ничего не понимаю, — честно сказал Уэйк. — Значит, ты вспомнил, где ты, — кисло произнёс Барри, резко сменив тему, и Алан понял, что бесполезно пытаться добиться от него ответа. — А ты этому явно не рад, — парировал писатель. — Хэй, ты придумал меня — я не могу быть чему-то рад или не рад, — с ноткой обиды проговорил Уилер. — Раз я придумал тебя, то я же могу и вычеркнуть тебя. Прощай, — отрезал Алан и пошёл по дороге. Он уже однажды попался в ловушку такого же «Барри». Второй раз на этот трюк он не поведётся. Однако, как и его предшественник, этот Барри оказался не менее упрямым и вскоре очутился на крыше другого дома, молча следуя за писателем. Уэйк стиснул зубы и решил полностью игнорировать присутствие плода фантазии, разве что неизвестно чьей — его или этого места. Перестав думать о настырном Барри, Алан заметил, что улицы выглядят иначе, чем в начале его путешествия: они были украшены рождественскими украшениями, гирляндами, и, кажется, вдали, на площади, где должен был проводиться фестиваль оленя, стояла ёлка. — Какого?.. — Алан от удивления аж притормозил; невольно в голове всплыли слова Барри про Рождество, но тогда в противовес им на улице ничего подобного не было. — Разве сейчас не фестиваль оленя? — попытался уцепиться за более знакомую тему писатель. — Фестиваль оленя? — тут же подал голос Барри, уцепившись за возможность поболтать. — Так он уже давно прошёл. Уэйк прикусил язык, страшась и желая спросить, сколько времени уже прошло, и при этом не был уверен, что время течёт здесь так же, как и там, снаружи. — Значит, сейчас в Брайт Фоллс другой фестиваль? — осторожно уточнил он и получил в ответ закатывание глаз. — Сейчас Рождество, Ал! Я же уже говорил тебе об этом, да и по мне не видно, что ли? — недовольно проговорил Барри и указал на гирлянду, в которую был обмотан. — Знаешь ли, в нашу последнюю встречу до Рождества было долго, но ты уже ходил в гирлянде, — ответил Алан, зачем-то припоминая встречу с другом в настоящем мире, а не посиделки в кафе с местным Барри. — Справедливо, — согласилась фантазия и замолчала, видимо, ожидая, что Уэйк заговорит, но тот только молча пошёл вперёд. — Ты всегда праздновал его с Элис. — Спасибо за напоминание, — огрызнулся писатель и невольно задумался о жене. Как она там? Это её первое Рождество без него или уже нет? Как давно он торчит в этом месте, запертый вдали от любимой? Она помнит, что произошло? Мысли Алана вновь закружились вокруг жены. Не то чтобы он не хотел думать о ней, но те приносили одновременно и облегчение, и боль. С одной стороны, она в безопасности и, скорее всего, уже дома, и чем дольше он помнит об Элис, тем меньше шансов, что он погрузится в безумие этого места. С другой стороны, думать о жене сейчас было всё равно что резать едва зажившую рану, ведь каждое воспоминание о ней отдавало привкусом горечи и осознанием, что он застрял здесь навсегда и больше никогда её не увидит, больше не будет посиделок на диване со свечами, не будет Рождества, на которое они порой приглашали Барри, а тот хоть и бахвалился для вида, но всегда был искренне рад быть с ними в эту ночь и ощущать себя частью семьи. — Вот видишь, Ал, сам уже понимаешь, что тебе никогда не вернуться, — крайне невовремя подал голос фальшивый Барри. — Эй, не лезь в мою голову! — возмущённо прошипел Алан, на что Уилер примирительно поднял руки. — Я и не лез, у тебя всё на лице написано. По лицу Алана было видно, что он ему особо не поверил, поэтому думать об Элис перестал. Сейчас важнее было отыскать Зейна, а тот уж подскажет и поможет, как делал всегда. — Эх, люди уже, должно быть, готовят праздничный ужин, — не терял надежду вывести на разговор писателя «Барри». — Здесь нет людей, — отрезал Алан и чуть ускорил шаг, направляясь к ёлке. — А я говорил не про это место, — весело отозвался Уилер и с любопытством посмотрел на Уэйка. Провокация сработала, и писатель резко остановился. — Погоди, ты знаешь, что происходит снаружи? — Порой между мирами устанавливается связь. Зейн уже говорил тебе об этом, забыл? Да, кажется, Томас действительно упоминал что-то подобное, но Алан так и не понял, как именно работает эта связь. — Ты что же, подглядываешь через брешь или что-то в этом духе? — продолжил давить писатель, желая услышать хоть что-то внятное, но «Барри» уже растворился в воздухе. — Козёл, — бросил ему на прощание Уэйк и продолжил свой путь. Город казался мирным и тихим, словно действительно готовился праздновать Рождество, но атмосферы праздника не ощущалось. Было ли дело в отсутствии снега, или же в неверном свете гирлянд, или же вообще в том, что это место искажало абсолютно всё, что оказывалось здесь, — Алан не мог сказать наверняка. Ёлка впереди горела призывными огнями, переливаясь всеми цветами, слишком яркими для этого мира, и Уэйк мог поклясться, что если доберётся туда, то путь до маяка будет уже не таким сложным и далёким. По мере приближения к главному украшению города тьма зашевелилась в закоулках города и стала медленно подбираться ближе. Воздух снова напряжённо затрещал, разгоняя любые зачатки рождественского настроения, если таковое вообще можно было ощутить здесь. Подгоняемый напряжением и собственными натянутыми нервами, Алан сорвался на бег и проигнорировал ближайший загоревшийся телевизор, хаотично вписанный в окружающий мир. Кажется, его двойник кричал что-то про огонь или горящее нечто, но времени останавливаться и прислушиваться не было. Алан влетел в неправдоподобно яркие огни рождественской ёлки и поднял голову, чтобы лучше рассмотреть лесную красавицу. Действительно, часть гирлянд была заменена обычными лампочками, которые давали яркий, но такой спасительный в этом месте свет. Под несколькими нижними ветками умостился большой ящик, доверху забитый патронами, батарейками и сигнальными шашками, заботливо оставленными здесь кем-то. Алан одновременно и обрадовался, и разочаровался. Припасы — всегда хорошо, но в таком количестве они могли значить только одно: надвигается большое количество одержимых, которых придётся сдерживать, потому что, покуда они все не будут истреблены, дальше ему пройти не дадут. Уэйк торопливо перезарядил револьвер и принялся набивать карманы припасами, когда тьма вокруг стала ещё агрессивнее; ёлка покачнулась, а гирлянда замигала и вскоре погасла. — Да ладно... — пробормотал впрочем не удивлённый Алан. — Упс, — внёс свою лепту вновь объявившийся «Барри», восседая на какой-то скамейке. — Кажется, идут гости. Ты слышишь их приближение, Ал? Уэйку было не до издевательских комментариев Барри, потому что он был занят тем, что пытался отыскать способ вновь зажечь ёлку. Где-то должен быть, как всегда, генератор, осталось только найти его и заставить работать. Сарай в углу площади плохо гармонировал с окружением, но вполне мог оказаться нужным, поэтому Алан побежал к нему и едва успел отскочить, когда сбоку выехала снегоуборочная машина, но вместо отсутствующего снега явно намеревалась задавить писателя. — Просто класс, — прокомментировал Алан и зажёг сигнальную шашку, пытаясь отогнать одержимую технику, но та продолжала упрямо напирать, явно намереваясь исполнить установленную перед ней задачу, даже если при этом испепелится сама. Уэйк кидался из стороны в сторону, зажигая шашки одну за другой, и едва не проморгал момент, когда сзади кто-то шевельнулся. Пришлось бросить шашку на землю и развернуться к нападавшему, чтобы направить на него свет фонарика и расстрелять в упор. Едва отбившись, Алан зажёг следующую шашку и целенаправленно побежал в сторону сарая. Бросив на пороге сигнальный огонь и ещё один для верности, писатель забежал внутрь, где обнаружил генератор. Руки дрожали, когда он пытался завести его, но когда тот всё-таки заработал, то снаружи хлынул свет от ёлки, и Алан выглянул из своего убежища. Снегоуборочная машина рассыпалась искрами, а вот одержимые были наглее в этот раз и не торопились исчезать, разве что тьма больше их не защищала, поэтому можно было не тратить время на выжигание, а сразу их отстреливать. Уже привычно разряжая в противников барабан за барабаном, Алан пробивался обратно к ёлке, под защиту огней. Однако долго безопасностью наслаждаться ему было не суждено: генератор явно снова вышел из строя, и главное украшение Рождества погрузилось во тьму. Уэйк чертыхнулся и, едва успев пополнить запасы из ящика, рванул обратно к сараю, вот только стоило ему оказаться внутри, как он увидел торчащий из генератора топор — какому-то одержимому хватило остатков мозгов, чтобы вывести устройство из строя. Алан ощутил поднимающуюся волну паники, но оперативно покинул сарай и даже с какой-то злостью расстрелял ближайшего противника с лопатой. — Время чистить снег! — прохрипел здоровяк с другой стороны, тоже замахиваясь лопатой. — Вот сейчас и почищу, — ответил Алан, выжигая из него тьму одновременно шашкой и фонариком, после чего тоже упокоил его. Генератор был испорчен, поэтому оставаться на месте было бесполезно, и Алан рванул в другой конец площади, где заметил ещё один сарай. Кое-как сумев добраться до него, писатель обнаружил внутри ещё один генератор, видимо запасной, который поспешил завести, чтобы вновь озарить площадь огнями. В этот раз Уэйк решил остаться рядом, чтобы исключить возможность порчи столь ценного оборудования, но припасы были не бесконечными, а вот враги всё прибывали и прибывали, и хоть они и не были защищены тьмой, но всё равно щекотали нервишки своим присутствием. Алан вновь побежал к ёлке и нырнул под её спасительный свет, перезаряжая револьвер и закладывая боеприпасы в карманы. Как по заказу, вскоре гирлянда мигнула и погасла, оставляя писателя с одним только источником света в виде фонарика. Уэйк даже уже не стал чертыхаться, а целенаправленно побежал к сараю, отстреливая одержимых. К счастью, генератор в этот раз не был уничтожен, а значит, его можно было снова завести. Оставив на пороге пару шашек для защиты, Алан вновь принялся колдовать над агрегатом. Генератор в этот раз упрямился, но с третьей попытки всё же заработал, вот только стоило Уэйку отойти, как тот заискрил, и писатель выскочил из сарая, едва успев зажечь новый сигнальный огонь, чтобы не налететь на одержимого. Проводка над площадью заискрила и вспыхнула, а вместе с ней вспыхнул и сарай, а потом и ёлка — слишком неестественно, но при этом спасительно, потому что стоило только начаться пожару, как одержимые исчезли. Тьма отступила. — Мда, Ал, ты не только лажаешь с людьми, но и с техникой тоже, — подытожил «Барри», глядя на горящую ёлку и стоя на единственном непострадавшем сарае. — Да пошёл ты! — огрызнулся Уэйк и направился с площади. — Нет, правда! Мало того что Элис одна Рождество встречает, так ты и наше местное испортил! Только посмотри! — укоризненно продолжил говорить «Барри», указывая рукой на ель, которая пылала теперь не хуже маяка впереди. Алан не стал его слушать и молча пошёл с площади вперёд. Стоило бы пополнить боеприпасы, но возвращаться к ящику под горящей ёлкой — плохая идея. Уэйк не успел далеко уйти, как дорога резко оборвалась, заканчиваясь обрывом с каскадом шумящих волн где-то далеко внизу, которые, как ни пытался он рассмотреть, так и не увидел. — Тупик, — констатировал очевидный факт «Барри». — Идём назад, в город? Время разрезать индейку и... — Чего ты пытаешься добиться? — потерял терпение Алан и развернулся к мнимому другу, который дёргал рождественский венок на двери ближайшего чудом уцелевшего дома. — Просто показываю тебе всё как есть. Бесполезно пытаться убежать, ведь ты всё равно будешь всегда возвращаться назад. — Хочешь сказать, что я уже был здесь до этого? — И да, и нет, — вновь увильнул от ответа Уилер. — Ты издеваешься? — повысил голос Алан, уже готовый расстрелять эту пародию на Барри, но всё ещё сдерживающий себя (и понимающий, что не факт, что это сработает. В прошлый раз он уже расстрелял его, но вот Барри снова здесь как ни в чём не бывало). — В прошлый раз Рождества не было. Видимо, ты скучаешь по нему и Элис, вот это место и решило подстроиться так, — равнодушно заметил «Барри». — Не важно, меняются ли декорации и актёры, но место остаётся прежним. Оно играет с твоими воспоминаниями и мыслями, так что оставь уже свои бесплодные попытки. Ты навсегда останешься здесь, и ты знал это, когда садился писать финал «Ухода». Прекрати тешить себя надеждой. Её здесь нет. «Барри» закончил холодно, и его голос преломился, став грубым, хриплым и низким. В конце своей тирады он поднял руку и указал на маяк. Спасительный свет мгновенно погас. — Нет! — Алан рефлекторно подался вперёд и едва не упал с обрыва. — Мы уже с тобой это проходили, так что завязывай, — прохрипел «Барри», и Алан потерял терпение и бросил в его сторону сигнальный огонь, вынуждая мираж растаять. Маяк погас, и идти было больше некуда, но вернуться назад в город было равносильно добровольной сдаче противнику. Алан выхватил сохранившуюся у него страничку рукописи и пробежал глазами набор слов. «Щелкунчик», — мелькнуло перед глазами и воплотилось буквами в воздухе. Уэйк выжег слово фонариком и поймал его, не позволив упасть в пропасть. «Хоть маяк и погас, но я должен идти к нему, как и говорил мне Зейн». Ещё раз окинув пространство взглядом и убедившись, что до противоположного берега с маяком никак не добраться, крепче сжал в руке щелкунчик и шагнул прямо в бездну.

***

Looking through distorted eyes A mirror that I can't recognize No way out, no exit signs I try to make myself believe I'm only in a lucid dream It's like another world exists

Алан открыл глаза и зашёлся в приступе кашля, словно нахлебался воды, хотя таковой вокруг не было. Он лежал посреди широкой дороги, которая вела прямо к погасшему маяку, а в правой руке у него был щелкунчик. Уэйк поднялся на ноги, и свет от фонарика нервно запрыгал, вырывая из темноты куски венков, покорёженные ёлки и обрывки украшений. Стараясь не фокусироваться на том, как тёмное место искорёжило атрибуты Рождества, пожалуй самого светлого и приятного праздника для Алана, писатель направился к маяку. Опасаясь, что за ним могут в любой момент погнаться одержимые, Уэйк перешёл на бег, когда лежащие в конце дороги телевизоры, практически свисавшие над обрывом, ожили и явили другого Алана. — Алан вбежал внутрь погасшего маяка, потому что идти больше было некуда. Питая иллюзорную надежду, что если он поднимется на вершину, то свет, как по волшебству, загорится, Уэйк начал подниматься по лестнице. Что же он увидел, когда оказался на вершине? Нет, невозможно. Разум вновь подводит его, а зрение обманывает. Он не может вот так взять и исчезнуть, перестать существовать. Надо что-то сделать... Уэйк должен исправить всё. Вновь переписать историю... Писатель перевёл взгляд с погасших экранов на вершину маяка, где, если верить словам его двойника, что-то ждало его. Впрочем, экранный Алан вновь был прав, ведь идти ему оставалось только вперёд. Был, конечно же, вариант вновь прыгнуть в бездну, однако очнуться он мог абсолютно где угодно, поэтому лишний раз такой трюк делать не стоит. Опасаясь, что на него в любой момент могут наброситься одержимые, Алан побежал к маяку, дверь которого была широко распахнута — символ пустоты и одиночества, символ, что его больше никто не охраняет и тьма сломила и победила. Уэйк с грохотом захлопнул за собой дверь и пошёл вверх по винтовой лестнице, постепенно поднимаясь всё выше. Он не знал, что именно увидит там, но хрупкая надежда трепетала в душе. Видимо, упомянутое «Барри» Рождество всё-таки вселило в Алана веру на чудо, пусть это место и пыталось надругаться над праздником и извратить его. Винтовая лестница кончилась, и перед писателем предстала вертикальная лестница, уходящая вверх и упирающаяся в люк. Не теряя ни секунды, Алан поднялся по ней и распахнул люк, оказываясь на смотровой площадке. Прямо перед ним проплыл водолазный костюм Томаса Зейна. Всегда исходившего изнутри света больше не было. — Зейн! — громко позвал Алан, подбегая к краю площадки, но ответом была тишина. — Ой, кажется, твой друг больше не может помогать тебе, — ехидно прокомментировал вновь возникший «Барри», восседая на каменной кладке погасшего маяка, и его голос уже был более-менее похожим на голос оригинала. — Какая жалость. Алан Уэйк снова всё испортил. — Нет, это не так... — Алан метался по мизерному пространству в отчаянной попытке найти способ всё исправить. Он направил свет фонарика на костюм Зейна, туда, где должно было находиться лицо, излучающее свет, но под маской клубилась беспросветная тьма. — Сам посуди: сперва Элис мучилась с тобой всю жизнь, ты едва не сгубил её, теперь и Зейна подвёл, а ведь он так долго выживал в этом месте в одиночестве, пока не появился ты, — гнул свою позицию Уилер. — Это всё нереально, это место играет со мной, если бы Зейн был здесь, то я бы ощутил его, — упрямо твердил Алан. — А как можно ощутить того, кого больше нет? — полюбопытствовал «Барри». — Выхода нет, признай уже это наконец-то. Алан постарался абстрагироваться от болтовни двойника друга и достал листок рукописи, вновь просматривая его на предмет чего-то полезного, но слова, написанные там, были пусты и глупы, не неся никакой пользы. «Нужно всё исправить... Надо вписать Зейна в историю, вернуть его», — подумал Алан и стал хлопать себя по карманам, но ручки не нашлось, поэтому ничего написать он не мог. Уэйк отчаянно взглянул на Томаса и стиснул кулаки, только сейчас заметив, что до сих пор сжимает щелкунчика. Простой переключатель от лампы, ласково названный «щелкунчиком», уже не раз спасал его и Элис. Может, и для Томаса найдётся немного света? — Сегодня Рождество, — проговорил Алан, глядя на переключатель в руке. — Ну и? — кисло поинтересовался двойник Барри, не впечатлённый высказыванием Уэйка. — Это время чудес, — добавил Алан, поднял руку, вновь крепко сжимая щелкунчика, и зажмурился, пытаясь вызвать в душе тёплое чувство праздника и воссоздать его атмосферу, а ещё веру — веру, что сейчас маяк вновь вспыхнет, стоит ему только щёлкнуть переключателем, и свет выжжет воцарившуюся тьму, возвращая Томаса обратно. Алан щёлкнул переключателем.

***

So much devastation in my world I hide I fall into my own, into the abyss Lost inside my head, cracks across the floor Step right off the ledge Into the abyss Nothing that I know, I can't hear what you say Am I already dead, into the abyss?

Первым звуком, который услышал Алан, было дыхание — дыхание погрузившегося на дно ныряльщика. — Зейн! — закричал Уэйк и поднялся. Он лежал на полу в хижине Томаса, а на столе стояла печатная машинка с листом в ней. Часть бумаги уже была исписана и лежала пачкой на столе. — Ты молодец и хорошо справился, — ответил приветливый голос, и за окном мелькнул костюм с исходящим изнутри ярким белым светом. — Тьма крепко вцепилась в тебя и пыталась заставить остаться, стерев воспоминания, но я смог добраться до тебя и направить. Ты дошёл до света, но дальше будет ещё труднее. — Я знаю, — ответил Алан, поднимаясь на ноги и подходя к окну, чтобы лучше видеть Зейна. — Ты в порядке? — Обо мне не волнуйся, но спасибо, что помог мне. Сам бы я уже вряд ли выбрался. — Мне не выжить здесь так, как выживаешь ты, Зейн. Я уже не в первый раз так соскальзываю во тьму, слишком легко здесь потерять себя, а ты не можешь спасать меня раз за разом, — проговорил Алан и поджал губы. — Ты не нашел за столько лет выход, но это не значит, что его нет. Я... я просто не могу сдаться, иначе сойду с ума, понимаешь? — Да, я помогу тебе так, как смогу. Ты уже исправил мою глупую ошибку с Барбарой, может, и в этом преуспеешь? — отозвался Томас, и в его голосе явно проскользнула нотка иронии. Алан усмехнулся и посмотрел на верхний лист рукописи, которая называлась «Возвращение» — сиквел к роману «Уход», написанному в этом месте. — Пусть я бегаю по кругу, но это всё же лучше, чем сидеть сложа руки, — добавил писатель и подошёл к печатной машинке, усаживаясь за стул, чтобы писать дальше. — Алан? — позвал через некоторое время Томас, освещая своим светом тёмную комнату, в которой писал Уэйк. — М? — С Рождеством, Алан. — С Рождеством, Зейн. Меня зовут Алан Уэйк, и я писатель. Тёмная сущность похитила мою жену и вынудила писать меня роман ужасов, в котором она бы обрела абсолютную свободу и поглотила всё. К счастью, мне удалось ненадолго прийти в себя и сбежать с помощью Томаса Зейна. Я вернулся в наш мир, но Элис осталась в плену тьмы. Я долго сражался с ней, пока не понял, как именно победить: нужно соблюдать баланс — закон, который нарушил Томас, когда вписал свою возлюбленную в наш мир и тем самым впустил Тьму. Я исправил его ошибку и спас Элис, но сам остался в этом перевёрнутом мире. Я думал, что умер, но всё оказалось намного хуже. Я застрял в тёмном измерении, которое играет с моими мыслями, воспоминаниями и разумом раз за разом. Мне не выжить здесь, а покинуть это место будет сложно, вероятно, что даже невозможно. Я не знаю, сколько у меня времени, прежде чем я вновь провалюсь в собственную бездну, но до этого момента я продолжу писать сиквел к «Уходу», я продолжу писать свой новый роман и создавать своё новое будущее — «Возвращение». Пусть сейчас нас разделяют миры, моя любимая Элис, но я сделаю всё возможное, чтобы вернуться к тебе, и наше следующее Рождество мы встретим вместе.

***

Алан, проснись!