Трагедия на берегу морского городишки.

      — За тобой хоть на дно океана, — глядя на собеседницу, слегка дрожащим голосом проникновенно шептала юная девушка, чьи слегка вьющиеся волосы цвета летней пшеницы мерцали под лучами тёплого июньского солнца. А сотни, нет, миллионы звёзд, отражённые в её глазах зелёной печали вперемешку со сверкающим чувством влюблённости, очаровывали без остатка. — Если ты будешь моим концом, я готова умереть. Ведь ты моё проклятие, моя болезнь, от которой меня не вылечит даже самый искусный лекарь, но и ты же моё спасение. Моё спасение от одиночества, от тоски. Так прошу же! Умоляю, возьми меня за руку, — почти захлёбываясь словами, она всё так же отчаянно продолжала шептать. — Переплети же наши руки в замок, если я тебе так же дорога, как и ты мне. Разве ты не видишь, как я истекаю кровью без тебя, как ломаются мои крылья, если ты не рядом?!       Но, несмотря на отчаянные, молящие восклицания Анны, девушка, сидевшая напротив неё, продолжала молчать. И это молчание тянуло на дно сильнее любого камня на шее. В карих глазах собеседницы теплилась едва заметная зарождающаяся печаль вместо привычного ей ранее веселья, и взгляд был направлен куда-то сквозь землю, в глубины ада, ну или чего-то более неизведанного. Спина её была сгорблена, будто под грузом тяжких размышлений, в то время как руки нервно теребили подол белого, как снег, накрывавший вершины гор, платья.       Проходили до невозможности долгие минуты, и молчание невыносимо затягивалось. Анна чувствовала, как струна, натянутая внутри неё, грозилась порваться в любой момент с оглушительным резким звоном. И вот, казалось бы, спустя бесконечность к её руке робко прикоснулись пальцы подруги. Слишком горячие, будто бы состоящие из чистого пламени, такого же, что сейчас пылало в груди Анны. И раздался голос, но едва слышимый, его можно было бы с лёгкостью перепутать с шелестом ветра, гуляющего рядом.       — Если вдруг моя жизнь оборвётся, то знай, что моя частичка всегда будет с тобою, ведь ты мне так же дорога, как свобода, а свобода — это единственное, чем я точно сейчас обладаю, — и это признание, эти громкие и смелые слова, сказанные такой хрупкой, стеснительной девушкой, вонзились в сердце глубже, чем горящие стрелы, чем пули, выпущенные самым метким стрелком.       — Лили… — неверяще прошептала Анна. Так тихо, одними губами, но подруга или уже, возможно, что-то большее, нежели подруга, услышала её. Затаив дыхание и не смея шевельнуться, девушка вглядывалась в глаза Лили, не веря в сказанное. А затем в отчаянно-радостном порыве прильнула губами к её устам, мягко и нежно, словно боясь спугнуть, обвивая шею хрупкими, холодными руками. Этого невинного поцелуя было достаточно, чтобы разжечь в девушках пылающее пламя. Хотя зачем врать, им достаточно было даже одного мимолётного взгляда или же лёгкого касания. В их грудных клетках разрасталось что-то неизвестное им ранее, мягко-волнующее, оплетающее сердце лианами чувство. Хотелось задержать этот момент навсегда.       — Я люблю тебя, — прошептала девушка, с трудом оторвавшись от мягких губ Лили, но при этом продолжая крепко обнимать её за талию с прочным желанием никогда более не отпускать. — Для меня ты лучше всего в этом чёртовом мире, даже звёздное небо проиграет в сравнении с тобой! Солнце не согреет таким теплом, которое даришь мне ты! Я не переживу, если не буду видеть тебя слишком долго, — ласково глядя в тёмно-медовые глаза, Анна наклонилась ближе и горячими губами коснулась уголка её уст.       Поцелуй — сначала нежный, едва ощутимый, весьма стремительно превратился в безумно требовательный, жадный, сотворив пламенный танец языков. Одной рукой аккуратно убрав волосы с шеи, Анна ласково прикоснулась к ней губами, а второй забралась под платье, проводя нежными пальцами вдоль позвоночника. Шумно выдохнув, Лили прикрыла глаза, чтобы в полной мере ощутить прикосновения, оставляющие на её коже невидимые глазу ожоги, ощущая нарастающую волну наслаждения.       …Резко отодвинулась и, слабо оттолкнув девушку руками, прошептала:       — Нет, это неправильно! Нам нельзя… — тоскливо вздохнув, она отвернулась от Анны и, смотря куда-то вдаль, прямо на солнце, расположившееся на горизонте, грустно продолжила: — Ты мне очень дорога, но, если кто-то узнает, нам несдобровать, а мне не хочется, чтобы ты пострадала, чтобы ты испытала хоть каплю боли. Прошу, пойми меня правильно, ты… Ты мне нравишься! Очень! Но ты знаешь законы, — струящийся свет падал прямо на бледное, мрачно нахмуренное лицо девушки, оставляя отблески на её угольно-чёрных волосах. Если присмотреться, было видно, как в глазах то и дело мелькали грустные искорки, а руки вновь нервно цеплялись за подол.       — К чёрту их законы! К чёрту это глупое стадо! Им никогда не понять, что у любви нет рамок. Забудь о них, прошу! — гневно воскликнула Анна, непроизвольно сжав руки в кулаки. — Они не более чем глупые манекены без своего мнения, ведь каждое слово правительства они ловят с открытыми ртами. Преданные собачонки, — девушка выдавила из себя кривую ухмылку, — но преданность не всегда хорошее качество. Скажи мне, что произойдёт, если мы будем вместе? Почему это вообще под запретом? Может быть, вулканы начнут массово извергаться или планета вдруг решит расколоться напополам? Нет, ты ведь знаешь, ничего из этого не произойдёт. Так почему же верхушка не разрешает людям просто любить друг друга? Сколько ещё прекрасных людей должно погибнуть из-за этих жестоких репрессий власти?!       Каждое слово девушки сопровождалось неукротимой яростью, смотря ей в глаза, Лили видела лишь злость с гневом, а также страх вперемешку с отчаянием. Вдруг Анна неожиданно умолкла, кусая алые, пухлые губы и морща курносый нос, и, пожалуй, впервые Лили удалось наблюдать за тем, как человека заживо съедали такие противоречивые эмоции. Было видно, что все эти обострённые чувства были бременем для неё, слишком много правил и запретов для её свободолюбивого характера. И Лили больше не могла смотреть на мучения своей возлюбленной, ей было невыносимо тяжело осознавать, сколько всего таилось в этой хрупкой на вид девушке. Стремительно наклонившись, она сжала её в крепких объятиях и, уткнувшись носом в шею, уверяющее прошептала:       — Всё наладится, пусть не скоро, но я верю, когда-то люди смогут вырваться из этого жестокого места и жить вне этих рамок, навязанных верховенством. И верь ты, ведь даже до этого момента я всегда буду с тобой, обещаю!       День близился к закату, и солнце плавно опускалось за горизонт, освещая и окрашивая маковое поле последними ярко-алыми лучами, создавая впечатление, что кто-то просто-напросто накрыл мир красным колпаком. Ну а две девушки посреди него всё так же лежали в обнимку с пылающей в сердце запретной любовью. Пока белые эфирные облака, больше похожие на огромные хлопья ваты, мерно проплывали над их головами, а ветер ласково обволакивал, слегка трепля взлохмаченные волосы. Вокруг них на много километров вокруг не было ни одной живой души, поэтому они могли не скрывать своих чувств, сжигающих изнутри.