здесь только одна корона (и на ней моё имя)

      Брат всегда говорил: «пользуйся властью, что дана тебе в руки. Будет только лучше, если ты приумножишь её, но никогда не опускайся до безумия». Его слова начинают терять смысл, когда он на глазах многих умирает от искажения ци, испепеляемый ненавистью и презрением.       Не Хуайсан готов принять на себя сколько угодно ударов. Хоть сотни. Тысячи. Его тело ломит от предательской боли, на холодную землю стекает кровь от ран — но он, кажется, чувствует лишь предательский мороз сквозь пальцы. Слова Яо ранят физически, каждая его улыбка выжигает в сердце Хуайсана новую дыру. Они, сами того не замечая, разыгрывают прекрасный спектакль. А-Сану больно: на одной стороне у них получилось бы достичь многого, но Цзинь Гуанъяо выбрал свой изощрённый путь.       Не Хуайсан никогда не представлял, что ему нужно будет править. Всё ещё не оправившийся юноша, он пропускает дрожь в руках, тяжело дышит и, кажется, вот-вот упадёт в обморок прямо на церемонии. Когда он восходит к своему престолу, никто не радуется — самые верные пытаются улыбаться, выходит подло и лицемерно — зато все, как один, пророчат, что Цин Хэ Не падёт окончательно.       Маленький, беззащитный, бесконечно пугливый мальчик скончался вместе со своим братом. На самом деле Хуайсан хочет разорвать оковы ненужного спектакля, позволить подавляемым чертам вырваться наружу, вскричать им вслед: «Я могу быть сильным!». Но действия в постановках всегда происходят планомерно.        Он никогда не был полноправным сыном своего ордена: происхождение матери оставалось неизвестным. Отец не обмолвился старейшинам, откуда её привёз, они в своё время отмахнулись — пусть развлекается недавно овдовевший глава. Никто не сомневался, что всеми обожаемый Не Минцзюэ будет править долгие годы. Все почему-то закрывали глаза на родовое проклятие.       А у младшего никогда не возникало проблем с контролем гнева, ци, возможность искажения казалась так же далека, как и скорая смерть Чифэн-цзюня. На него порой подозрительно косились, оглядывались, всё так же равнодушно относились: такой человек не задержится на посту главы ордена.       Не Хуайсан планировал задержаться на долгие годы. Хотели этого старейшины или нет. Пока шла война, он усвоил несколько вещей: от названных братьев Минцзюэ, случайных прохожих, учителей. Одна из них гласила не стесняться наносить удары в спину или прибегать к хитростям.       Он хотел рассмеяться: об этом, чистя меч, со спокойной улыбкой рассказывал тогда ещё Мэн Яо, нагло воспользовавшийся чужим доверием.        Хуайсан, сколько бы не держал на него зла, не мог не согласиться. Настало время обернуть слова против того, кто поделился ими когда-то.       Призвать призрак Старейшины Илина не удавалось беззаветно влюблённому в неё Лань Ванцзи: его история разлеталась по миру заклинателей, и все, кажется, уже давно догадывались о причинах уединения. Однако, Не Хуайсан справился в кратчайшие сроки, чтобы вновь увидеть её лицо — лишённое любых живых черт, трагично-спокойное и даже беспристрастное. Не такой он помнил Вэй Ин, но именно такой и мог принять. Их сближало больше, чем думали люди. Они оказались преданы, разбиты, опустошены, а итогом служила смерть близких людей.       — Это похвально, — она пыталась выжечь эмоции на своём прозрачном лице, крутясь около зеркала и не отражаясь в нём, — как тебе удалось склеить осколки моей души?        Не Хуайсан медлит с ответом — иной раз проверяет, закрыта ли на замок дверь, а то сочтут молодого главу за сумасшедшего — смотрит в прямом смысле сквозь неё, а на губах довольная усмешка, скрытая веером.       — Не такое безумие — магические науки. Мне удалось призвать один осколок твоей души, и он захотел помочь мне. Конечно, ещё далеко до полного контроля и возвращения тебе тела, но, небеса видят, я пытаюсь.       — Хватит формальностей, — Вэй Ин бесцеремонно садится на его кровать, пользуясь своей невидимостью, — скажи сразу, что тебе нужно. Я устала, Не-сюн, тебе даже не снилось, как. Мне нужен покой, вечный сон или хотя бы десяток лет на восстановление.       Не Хуайсан хмыкает и в последний момент одергивает себя от желания предложить ей лечь в один гроб.       — Прости, Вэй-цзэ, что помешал твоему отдыху. Этот ритуал вернёт тебя сразу, когда исполнится моё желание, — он садится на край кровати, впервые жалея, что не коснётся её рук, — я хочу, чтобы ты помогла мне убить Цзинь Гуанъяо.       — Ого, — она смеётся, как в старые времена, — тот самый в тихом омуте, да?       — Ты обернулась тёмным заклинателем, — медленно проговаривает Хуайсан, — когда погибли глава Цзян и мадам Юй. Покорила до того момента не поддающиеся логике и изучению искусства, созвала армию мертвецов, убив Вэней в кровавом танце. Но у тебя не было ордена за плечами. И нет никакой вероятности, что я вернусь живым. Цин Хэ Не нужен правитель.       Вэй Ин с интересом прищуривается, в её серых глазах проблескивает азарт — она и правда заинтересована.       — А мы тебя недооценивали.

***

       Цзинь Гуанъяо любил охотиться в одиночку, но на свете осталось два человека, с которыми он мог разделить свой отдых: Лань Сичэнь и младший брат Не Минцзюэ. Иными словами, Хуайсану везло входить в список доверенных лиц. Прискорбно, что эта охота обернётся для главы Цзинь смертью.       Ляньфан-цзюнь не мог отказать младшему брату, на которого только что навалились все тяжести и невзгоды (опуская тот факт, что он сам обрёк своего драгоценного А-Сана на это), ответ на посланное письмо пришёл быстро. Не Хуайсан всегда интересовался, спал ли Цзинь Гуанъяо с кинжалом под подушкой, носил ли запасные ножи под слоями длинных одежд, ждал ли подлого удара в спину. Ему предстояло проверить это. И сдержать предвкушение было не так уж и просто.       — Ты когда-нибудь интересовалась, умер бы кто-то ради тебя? — он с боязнью доставал саблю (носить её — обязанность главы ордена. Хуайсан больше предпочитал смертоносные веера, но сделать ничего не мог), аккуратно очищая от пыли.       Вэй Ин выглядела сонной и скучающей. Ему казалось, или её облик стал ещё прозрачнее?       — Моя шицзе отдала за меня жизнь, — склонив голову, ответила она, — а я не воспользовалась её даром и на взводе приказала своим мертвецам растерзать своё тело в клочья.       — А все считают, что тебя убил Цзян Чэн, — Хуайсан задумчиво бросил на неё взгляд. Что ж, его друзья никогда не сходились во мнениях.       — Если ему так легче, — Вэй Ин пожала плечами, — честно, про меня говорили столько мерзости, что уже безразлично, кто что думает насчёт моей смерти.       — Извини, — он тщетно пытался убежать от мыслей о ней, но растерялся настолько, что сделал неровное движение рукой. Остриё сабли немедленно прошлось по коже, и алая кровь расползлась по руке. Прямо как в тот день. В день убийства Минцзюэ.        Практикуя слабое воздействие на внешний мир, она смогла влиять на него немного другим путём, пусть... Не совсем правильным. Неощутимо сжимая ладони Хуайсана, Вэй Ин впервые опробовала магию крови на человеке — результат выдался утешительным.       — Я уважала Цзинь Гуанъяо. Он родился так низко и поднялся так высоко. Но, знаешь, предательство — самый страшный, непростительный грех. Мадам Юй говорила: «убийство ничего не значит. Из дня в день мы убиваем на ночных охотах, на войне лишаем жизни врагов, у которых тоже есть семьи. Предательство — вот чего следует опасаться, его могут ножом в спину нанести даже близкие», — процитировала Вэй Ин. Некоторые слова Пурпурной Паучихи до сих пор хранились в её сердце, служили верными проводниками в мире, ими она руководствовалась в спорной ситуации. Юй Цзыюань гордилась бы.       — Я ведь тоже предам его доверие, — возражает Хуайсан, — и не прошу, чтобы ты обеляла меня.       — Каждый уважающий себя брат поступил бы так же. Ну же, где твоя решительность? — Вэй Ин попыталась поддеть его плечом. Год назад этот толчок он смог бы ощутить — сейчас её плечо прошло сквозь его, столкнувшись с пустотой. Пожалуй, невозможность влиять физически и впрямь невыносима.       Не Хуайсан свободен в своих мыслях, в его руках — власть, а корона Верховного заклинателя скоро слетит с головы недостойного носить её. Он жаждет справедливости в глазах народа и отомщения — в своём сердце.

***

      Цзинь Гуанъяо падает на землю, невидимые судороги ломают его тело; кровь огромными каплями стекает из приоткрытого рта. Внутренности разрываются сами по себе, заставляют немой крик увянуть где-то в горле. Сердце бьётся с перебоями — ещё недолго — и в перерывах между его ударами Ляньфан-цзюнь молит о пощаде, тянется к Хуайсану, просит остановить это.       — Дагэ, — негромко начинает он, — наверняка просил тебя помочь. Помнишь ли ты, что сделал с его доверием?       — Я не... Ты веришь... А-Сан, мне... Жаль... Я не знал, что.... Будет... — хрипит Гуанъяо, от вида его боли становится невыносимо даже Хуайсану. Но он не отворачивается. Не закрывает глаза, — хочешь, я сделаю всё, что... Угодно... Тебе... Я...       — Вэй Ин, — произносит глава Не, и в его голосе ни капли сочувствия, боли потери или страха, — отпусти его.       Вэй Ин послушно подавляет магию, бросая главу Цзинь истекать кровью, отплевываться, рефлекторно дёргаться. Хуайсан встаёт плечом к плечу с ней, пусть не чувствует её присутствия.       Наблюдая за тем, с каким хладнокровием он взирает на ужасно израненного магией крови врага, Усянь становилось самую малость не по себе. Но Хуайсан на её стороне. Пока.       — Я подумал, что ему много чести умереть от твоих рук. Ты не должна пачкать их о него. Он не вспомнит о произошедшем — это часть ритуала, я сам забуду любую вещь, связанную с тобой, вероятно — подумает, что потерял сознание. Вэй Ин, отдохни. Дальше я сам, — его пальцы рисуют в воздухе талисман.       Ей определённо симпатизировал Хуайсан. А сейчас, увидев, как с его лица спала улыбчивая маска, Вэй Ин почувствовала нечто большее — человека, способного идти вровень с ней, по её кривому путю. Вероятно, он ощущал подобное, потому что ритуал не действовал.       — Замешательство тебе не к лицу, — она встала за ним, невесомо коснувшись пальцами его подбородка, — Не-сюн, тут сказано, что я исчезну — из жизни, из твоих воспоминаний — когда исполню твоё желание. Но ты не хотел убивать Цзинь Гуанъяо. Ты желал изощрённой мести и понял это, когда приказал мне не убивать его. Тебе хочется уничтожить своими руками, да? И всё получится. Но со мной было связано другое желание.       Не Хуайсан принимал себя таким, каким оказался теперь. Он осознавал, откуда пошло желание расправиться с убийцей брата собственными руками. На рефлексию ему потребовалось чуть больше времени, чем было рассчитано.       — На самом деле, Вэй-цзэ, я с момента обучения в Гу Су хотел поцеловать тебя.       Она не ответила, хищным блеском в глазах пробежал азарт новой игры. Вэй Ин вовлекла его в поцелуй — и забавно, что будучи призраком. Хуайсан чувствовал мягкость её губ, не ощущая даже своего тела. Ему хотелось увековечить эти минуты (пожалуй, часть его души хотела оставить их с Вэй Ин статуями, слившимися в одном поцелуе навечно).        Любовь — это игра, в которую они изначально проиграли. Просто один из них всё ещё был жив. Просто обстоятельства. Просто... Разлука длиной в один мир.       — Я сочту за честь когда-либо наблюдать за падением Цзинь Гуанъяо. Особенно — если оно произойдёт от твоих рук, — растворяясь в утренней дымке, шепчет ему Вэй Ин. Он бежит за ней несколько шагов, пытается ухватиться за силуэт, а потом — обречённо наблюдает за тем, как тот осколками растворяется в холодном воздухе.       Цзинь Гуанъяо наверняка не вспомнит о ранах, а кровь растворится с росой. Не Хуайсан улыбнётся, раскрыв веер, чтобы наплести сказки о влиянии некоего вещества и потери сознания. (И ни единая живая душа не узнает, что этой ночью Верховный заклинатель мог не проснуться)        И неважно, какие карты окажутся в рукаве — существует только одна корона с выгравированным на ней именем Не Хуайсана. Глупо лезть за ней с недоработанным планом мести.       Однажды она станет его, как и окончательно развеется по ветру тоска о погибшей возлюбленной.