Верность куклы

***

      Тарталья, сгорая от показного предвкушения, заглянул в тёмный коридор. Он, ступая на цыпочках, приближался к двери, спрятанной во мраке. Свечи здесь затухли: воск застыл светлыми каплями, едва заметными во тьме, на подсвечнике, а фитили покрылись чёрным пеплом. Свет проникал лишь через щёлку между тяжёлыми шторами и окном.       Бледно-жёлтая луна, что в эту ночь казалась мирной и чарующей, замерла на звёздном небе.       Шаг за шагом, словно вор, крадущийся в сокровищницу, Тарталья брёл к двери. Медленно дёрнув ручку и почти не дыша, он скользнул в полумрак кровавого зала.       Бордовые шторы наглухо закрывали тусклые лучи света, льющиеся из окон, а кровать с балдахином прятала создание, обладающее восхитительным обликом. Тарталья, ведомый молчаливой просьбой-приказом, промелькнувшей в мыслях, отодвинул края навеса и заглянул внутрь.       Жёлтые глаза загорелись во тьме потусторонней силой и заставили его встать на колени и с лживым восторгом прикрыть веки.       С нечеловеческой статью поднявшись с места, Люмин пропустила рыжие пряди сквозь пальцы, массируя голову, и довольно прищурилась, рассматривая его с интересом. Мягко вздёрнув подбородок Тартальи таким образом, чтобы он поднял на неё взгляд, она добродушно усмехнулась: так, словно действительно к нему испытывала хоть что-то, похожее на влечение.       Госпожа Царица говорила, что Люмин врала.       Тарталье было не сложно притвориться, что он не знал об этой маленькой лжи — всё равно скоро он будет свободен.       Затем Люмин, распахивая глаза шире, словно подсознательно чувствуя подвох, прошептала:       — Царица хочет помешать моим планам. Ты ведь поможешь мне её переубедить?       Тарталья мрачно свёл брови на переносице, делая вид, что разрывался между Люмин и госпожой Царицей. Если бы не госпожа Царица, которой он служил верой и правдой на протяжение многих лет, Тарталья так и остался бы несчастным, жалким мальчишкой, упавшим в Бездну.       Если бы не лесть по отношению к Люмин, семья Тартальи сейчас бы погибла под обломками собственного дома: госпожа Царица спасла его близких в самый последний момент, когда Люмин растерянно бездействовала.       — Что она сказала? — вежливо спросил Тарталья, едва-едва чувствуя в груди тлеющий огонёк силы. Гидро Глаз бога неохотно мерцал и отказывался подчиняться, но Тарталья продолжал ждать того момента, когда он окончательно пробудится.       Ему было нечего противопоставить силе существа, пришедшего из уничтоженного мира в этот, без Глаза бога.       — Она предполагает, что я хочу её свергнуть, — с несчастной гримасой на лице воскликнула Люмин, дрожащая от праведного гнева. Воздушные потоки вокруг неё закручивались в вихри и грозились сделать из этого красивого зала развалины. — Но это ведь неправда! Совершенно нет смысла занимать её место!       — Нет смысла, — покорно согласился Тарталья, чувствуя, как обжигающий холод сковал позвоночник слоем льда. Вместе с подушечками пальцев Люмин по скулам пополз иней. Словно тысячи тонких игл, он прошил кожу насквозь и погрузил Тарталью в лёгкое подобие наслаждения и бреда. — Госпожа Царица ошибается.       Люмин метила намного выше места госпожи Царицы.       Тарталья не смеялся и не улыбался. Словно послушная марионетка в руках кукловода, он подставлялся под губы, что шептали ему о лжи госпожи Царицы и что касались его шеи в ласковом поцелуе, прогоняющем прочь все разумные мысли. Изморозь покрывала его ключицы и грудь, словно пряча от всего мира его несчастное сердце, способное предавать и лгать, и Тарталья с сожалением вспоминал: госпожа Царица не способна противостоять вторженцам из другого мира, хоть и всеми силами пыталась это сделать.       Она их боялась, как и богини с Селестии. Не зря.       Контроль разума лишал воли. Частично или нет — ты становился обречён, как ни старайся выбраться из паутины.       Люмин нежно растрепала его волосы, и Тарталья вновь почувствовал, как в горле образовался ком.       Обладающие невероятной силой, Люмин и Эфир, выступавший на стороне жителей Тейвата, были лишены некоторых человеческих качеств. Например, сострадания.       Сестрой двигала злость, а братом — желание докопаться до правды.       Госпожа Царица выяснила это намного раньше того момента, как Люмин захватила часть Снежной. Единственное, в чём они сходились: уничтожение Селестии, способной помешать истощению этого мира во благо другого, а также следящей за каждым шагом людей и богов Тейвата.       Люмин считала себя выше людской осторожности. Тарталья, частично взятый под контроль, мог лишь добывать для Царицы информацию и ждать своего часа. Эту жестокую игру между высшими существами следовало прекратить, вероломно напав на одного из участников конфликта.       Сразу было ясно, на кого именно нужно напасть.       Тарталья всегда был нетерпелив, но страдал от этого мало — он разрушал окружающий мир, а не себя. Магия госпожи Царицы значительно облегчала его участь, а также ослабляла контроль Люмин.       Пока жёлтые глаза смотрели на него с нежностью, наверняка таящей в себе острую, как сталь, злость, Тарталья хладнокровно взывал к силе Глаза бога.       Капли воды постепенно формировались в оружие, способное сокрушить даже существо, озлобленное на богов Селестии.       Гидро клинок вошёл в тело Люмин легко, как нож — в масло. Оружие подпитывалось за счёт её крови и проходило глубже, прорываясь через внутренние органы насквозь. Люмин покачнулась и всхлипнула от боли, не позволяя себе кричать во весь голос.       Её твёрдая убеждённость в неприкосновенности сыграла с ней злую шутку, как и говорила госпожа Царица.       — Ты мне лгал, — захрипела Люмин, бросая растерянный и печальный взгляд на Тарталью. Словно не было контроля разума, не было угроз в адрес госпожи Царицы. — Я тебе верила.       Она вела себя так, словно её чувства не были обманом. По позвоночнику пробежали мурашки.       — Тарталья всегда был верен только одной колдунье — госпоже Царице, — холодно ответил Тарталья и вынул Гидро клинок, побагровевший от крови, из тела. Люмин жадно втянула воздух ртом и задрожала, пытаясь побороть боль.       Было странно видеть слёзы существа, не способного к состраданию. Плотно сжатые губы превращали пронзительный крик жестокой Люмин в скулёж преданного всеми ребёнка.       — Отлично, Тарталья, — послышалось позади. Госпожа Царица, радостно блестя голубыми глазами, осматривала поверженную Люмин, и Тарталья приободрился, стараясь поймать этот счастливый взгляд больше, чем на секунду. — Ты проделал кропотливую работу, я горжусь тобой.       Тарталью ослепило от похвалы госпожи Царицы. Грязно или нет — это была победа над вторгнувшимся из другого мира существом необычайной силы.       Изморозь скользнула по рукам и ногам Люмин, не давая ей шелохнуться и предпринять хоть какие-то действия. Жизнь медленно покидала её тело, и только жёлтые глаза смотрели на госпожу Царицу с ненавистью: яркой, обжигающей, как адское пламя.       — Ты думала, что я позволю его забрать? — жёстко и мрачно произнесла госпожа Царица. — Напрасно. Фатуи — это мои люди, мои куклы. Их верность принадлежит лишь мне.       Тарталья кивнул. Кукла ледяной колдуньи была обречена на верность госпоже Царице с тех пор, как упала в Бездну.