The first Christmas

      Уильям никогда не был избалованным ребенком, как считали многие люди. Смешно даже думать, сын самого Натана Веснински, богатейшего человека в Балтиморе, не был избалован.       Как бы это грустно не звучало, но люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. Юный Веснински понял это давно, не стоит показывать людям всей правды. Его сумасшедшая семья идеальна (и плевать, что нет в мире абсолютно идеальных семей), так мальчишка говорил всем, приветливо улыбаясь на публику и ожидая одобрения от отца.       Как и все идеальные семьи, они ведь должны были праздновать Рождество, не так ли?       Вовсе нет. Балтиморский мясник ненавидел праздники. Когда Натан что-то ненавидел — он был зол. Когда он был зол, то страдали люди, в первую очередь два его сына. И нет, он не избивал их, как вы могли подумать. Обычно в такие времена Натаниэль вел себя предельно тихо, отсиживаясь в своей комнате, Уильяму же доставалось гораздо больше. Веснински-старший ужесточал тренировки своего старшего сына, отчего тот получал в два раза больше ранений, чем мог бы получить.       Именно поэтому в их семье никогда не праздновали Рождество.       Крис, мягко говоря, был удивлен тому, что его пригласили на зимние каникулы в Германию, отпраздновать Рождество. Как выразился Ники: «Тебя никто не спрашивает, один ты в Пальметто не останешься». И неважно, что с ним были еще Ваймак и Эбби, как это было на День благодарения. И не важно, что Эванс знает про этот праздник лишь на словах, которые он говорил всем слишком любопытным, чтобы отвести подозрения о ненормальности его семейки. И даже абсолютно неважно, что блондин ощущает себя лишним.       С Ники Хэммиком спорить себе дороже, поэтому Кристофер и находится сейчас в Германии, под руководством Эрика вешая слишком яркую гирлянду на пушистую ель.       Шатен даже не поверил, что на двадцатом году жизни Эванс практически ничего не знает об этом празднике, а после очень сильно расстроился, услышав о том, что его семья редко что праздновала, в связи с тяжелой болезнью матери и занятостью отца. Очередная ложь, которую парень, скрепя зубами, выпускал наружу. Лгать друзьям не хотелось.       Крис настолько отвлекся на рождественскую елку, что даже не заметил возвращение близнецов, что уже были переодеты в костюмы эльфов, а в руках держали пакеты, которые Клозе сразу же забрал. Зрачки Эванса в удивлении сузились, а сам мозг старался переварить увиденное. И как же у «Радужного» кузена получилось убедить блондинов надеть костюмы. Это останется загадкой.       Пока Кристофер пытался перебороть свое удивление, пялясь на Миньярдов (хоть он уже получил раздраженное «Пялишься» от Эндрю и недовольное мычание от Аарона), кто-то к нему сзади подошел и что-то одел на голову. Эванс осторожно дотронулся до головного убора, оборачиваясь на Ники.       — Рожки!       — Что прости? — Крис вскинул бровь, осматривая шатена с ног до головы. Тот солнечно улыбался и был уже переодет в зеленый приталенный костюм с имитацией еловых веточек.       — Оленьи рожки. Будешь у нас Рудольфом. Да брось, у нас семейная традиция такая, правда, всего второй год, но это не важно! — после слов Хэммика, Эрик вышел с фотоаппаратом и в костюме Санты, так же мило улыбаясь.       — Я даже не буду спрашивать, как вы убедили Аарона и Эндрю в этом участвовать. — удивленно спросил «Рудольф», но одну вещь он упустил явно. — Ты сказал семейный?       — Слух у тебя вроде хороший, или ты удивляешься? Так еще не понял, Эванс? Не считай кто-то из нас так, ты бы точно не торчал здесь. Лучше не стой, как придурок, и надень тот уродливый свитер, что мы купили.