Три шага вперед, один назад

01. Спустя три недели после завершения войны к ней прилетел филин, напугав громким стуком в окно. Золотые глаза, кисточки на ушах — он не принадлежал ни одному из ее друзей. В одной лапе он сжимал небольшой пакет, второй балансировал на подоконнике; он настойчиво барабанил клювом по стеклу, не сводя с нее глаз. На мгновение Гермиона замерла, глядя на птицу и пальцами сминая воротник рубашки. Покачав головой, глубоко вздохнула и обругала себя за глупый испуг, открыла окно, протянула угощение и забрала пакет. Несмотря на значительные размеры, филин ел с удивительной изысканностью; глухо ухнув, слетел с подоконника и, преисполненный достоинства, отправился восвояси. На кухонном столе Гермиона развернула пакет и уставилась на его содержимое — у нее перехватило дыхание. К горлышку закупоренного воском флакона с чем-то изумрудного цвета внутри был прикреплен небольшой лист пергамента, подписанный элегантным почерком. Она сразу же узнала его; хотелось бы, чтобы это было не так. Но это невозможно. «Грейнджер. Я не мог ее остановить. Мне бы не позволили. Я не хотел наблюдать и сожалею, что все же наблюдал. Никто не заслуживает подобного. Если тебя все еще преследует боль из-за дела рук моей тетки, зелье должно помочь. Это мой собственный рецепт. Прости. ДЛМ». 02. Булыжники перед «Волшебным зверинцем» были скользкими и мокрыми от дождя, того же дождя, который затемнил камни стен вокруг ее сада, того же дождя, капли которого скапливались вокруг маленького округлого камня у подножия одной из стен, впитываясь в вырезанное имя и покрывая грязью надгробие любимого книззла гораздо лучше, чем любые слезы. Она поскользнулась на булыжниках, зацепилась за дверной косяк, затем вытерла воду со щеки, вошла внутрь и откинула капюшон. Крики и карканье птиц, кваканье жаб, писк летучих мышей и крыс, теплый запах дыхания и завтрака — все это поднималось и окружало, пока она двигалась по проходу, пальцами скользя по прочным тонким прутьям и защелкам. До нее донесся голос владельца магазина: — Я подойду, как только закончу с этим джентльменом. Она молча кивнула, сосредоточив глаза на большой коробке с открытым верхом. Котята пищали и мяукали, царапая стекло крошечными пушистыми лапками, пачкая его маленькими розовыми язычками и носами. Она рукой скользнула в коробку и почесала за ушами и вдоль спинок. Котенок тигровой расцветки толкнулся в ее большой палец, мягкими лапками обхватил запястье. Черно-белый, словно одетый в смокинг, повернулся и прополз по рыжему и белому, крохотные коготки вытянулись и подались к ней. Удар в спину толкнул ее к коробке, из которой сразу же послышался хор недовольного мяуканья. Она оглянулась через плечо, пряди темных волос, которые от дождя завились еще больше, упали на глаза. Гермиона подумала, что это она издала почти беззвучное шипение, увидев серые глаза и заостренное лицо того, кого пыталась забыть, но следом послышалось тихое ворчание филина. — За новым питомцем? Через несколько долгих секунд она кивнула, затем посмотрела и снова запустила руку в небольшой комок меха и хвостов. Пушистый белый котенок с рыжим ухом замурлыкал и лизнул кончики ее пальцев, и она почувствовала, что уголки рта ни на миллиметр не дрогнули в легком призраке улыбки. Малфой сунул руку в коробку, погладил по спинке самого маленького котенка, прежде чем взять его и перевернуть лапами кверху. — Мальчик, — отметил он, затем прижал крошечный комочек черного пуха к груди. Он почти сливался с темной тканью его плаща, золотые глаза были единственными видимыми цветными пятнами в колыбели пальцев, пока зевок не обнажил белые клыки и розовый язычок. Гермиона отвернулась от созерцания длинных пальцев, потирающих пушистый лоб, от почти неслышного урчания, смешанного с гораздо более глубоким шепотом, когда он разговаривал с котенком, которого держал на руках. Она наблюдала, как белый котенок игнорирует ее попытки вернуть себе внимание, наблюдала, как он вместо этого решил перепрыгнуть через коробку и приземлиться всеми четырьмя лапами в миску с водой, плеснув другому котенку в мордашку и заставив того чихнуть. Выражение удивления на его морде было почти таким же комичным, как возмущенный вой теперь уже мокрого котенка, и, к ее собственному удивлению, Малфой рассмеялся и прижал свою руку к ее. Он протянул ей черного котенка, и она взяла его, вопросительно подняв брови. — Возьми этого, — сказал он, касаясь пальцами тыльной стороны ее руки, и отстранился. — Не доверяй белобрысым. Они всегда самые подлые, даже если и не собираются ими быть. Они просто не знают ничего лучшего. Склонив голову, он отступил и отошел в сторону. Его ботинки застучали по полу, зазвенел дверной колокольчик, и, когда владелец магазина поспешил к ней, она подняла глаза, и ее призрачная улыбка полностью расцвела. — Выбрали, мисс? — спросил мужчина, потянувшись за черным котенком. — Да, — ответила она, затем на мгновение заглянула в коробку и схватила белого котенка, остановив его прыжок на спящего брата. — И вот этого. Они могут быть друзьями. 03. Их первый секс случился после того, как во время садовой вечеринки, устроенной одним из сотрудников Министерства, они были представлены и вынуждены приветствовать друг друга. Гермиона работала в том же отделе, что и хозяин вечеринки, Малфой работал с его женой. Он весь вечер потягивал один бокал довольно плохого каберне. Она же влила в себя полбутылки после того, как услышала, как эта самая жена намекнула, что стоит остаться наедине с Малфоем в одном исподнем хотя бы на пять минут, уже завтра утром распрощаешься с ним, валяясь в груде простыней. Она очень медленно закрыла дверь, очень крепко зажмурилась и очень тихо чертыхнулась. Когда Гермиона открыла глаза, он протягивал ей бутылку. Она взяла ее в одну руку, а другой ухватилась за его ослабленный галстук. Пальцами прошлась вверх по шелку, подцепила узел, вытянула из-под воротника и бросила на землю. Он сделал единственное движение — слегка затрепетали светлые ресницы, при этом его глаза оставались сосредоточенными на ней. Она языком подхватила каплю вина с горлышка бутылки, приподнялась на цыпочки и лизнула его нижнюю губу. К тому времени, как они оказались в такси, ее трусики были мокрыми, его рубашка — расстегнута, и Гермиона обнаружила на его шее три засоса. К тому времени, как они добрались до его квартиры, бутылка и ее трусики были позабыты в такси, и она обнаружила четвертый засос на его шее, из-за которого он нахмурился. Он бросил ключи на пол, как только они оказались внутри, намотал на кулак ее волосы, запрокидывая ее голову для поцелуя, и пробормотал проклятие себе под нос, когда она прижала его к двери и провела пальцами вдоль ширинки. Он не носил замызганное белье с изношенной резинкой, которое пришлось бы просить его сменить на случай, если кто-нибудь их застукает. Да, как и говорилось — в груде простыней и темно-каштановых прядей. Он вообще не носил белье. Ни боксеры, ни брифы, ни даже плавки. Когда она расстегнула ремень и просунула пальцы под пояс брюк, обнаружила лишь теплую кожу его бедра, немного волос, почти таких же мягких, как на его голове, — и больше ничего, что помешало бы прижать ладонь к члену. Она выпила достаточно вина, и с этим было уже ничего не поделать, но забавное предложение Малфоя сдержаться и сделать все правильно заставило ее с рычанием впиться ногтями ему в поясницу. Он ответил стоном, прижался лбом к ее плечу; она провела рукой вдоль его позвоночника — он напрягся — и перевернулась, чтобы снова лизнуть его шею, он скатился с нее и, тяжело дыша, откинулся, одной рукой упираясь в край кровати. Она оделась и завязала волосы в хвост, после устроила малоприятную и полную неловкости охоту за правой туфлей в лунном свете. Он затянулся «Sobranie Black», выдохнул тонкую струйку дыма и произнес, обращаясь к потолку: — В следующий раз получишь два. Она осталась до утра. И получила четыре. 04. Он пригласил ее на свидание через служебную записку. «Тема: Ужин. Пятница. 20:00. Надень красное платье, в котором ты была на рождественской вечеринке, и я за весь вечер не скажу ни слова об Уизли. Надень его без трусиков, и я не скажу ни слова о Поттере». Внизу была приписка от его секретарши: «Дайте нам знать, если откажетесь. Здесь целая толпа желающих, и я следующая на очереди». Трусики она не надела. 05. Во вторник она стояла перед кафе в ожидании их обычного обеда, попеременно задаваясь вопросом, как и когда это стало «обычным», и, постукивая носком ботинка, поглядывала на часы. Она подумала, что, возможно, ей следовало спросить, следовало убедиться, что он не будет занят, но она предполагала, что он просто придет. Он всегда приходил. Продрогнув до кончиков пальцев и почувствовав холод в груди, она вошла внутрь, чтобы подождать и согреться. Гермиона допила чай и съела семь печений, прежде чем кто-то присел за ее столик, и она с улыбкой оторвалась от книги, которая тут же исчезла: — О, это ты. — Отличное приветствие. — Гарри снял очки и вытер стекла о рубашку. — Я ждала Дра… кое-кого. — Она сосредоточилась на книге, одной рукой удерживая страницы, а другую сжав в кулак на коленях под столом. Некоторое время Гарри барабанил пальцами по столу, затем схватил печенье и заговорил, выплевывая крошки. Мальчик-Который-Жил-Без-Знания-Этикета-За-Столом. — Да, Малфоя. Я в курсе. Мы все в курсе. Все чертово Министерство в курсе. — Он сглотнул, вздохнул, поерзал на стуле. — Он не придет. Она еще больше склонилась над книгой, волосы упали на лицо и закрыли глаза. Несмотря на теплый чай, который она выпила, в груди все еще ощущался холод. Она рассмеялась, не обращая внимания на густой и липкий привкус в горле, и перевернула страницу. — Только не говори, что он послал именно тебя, чтобы не рвать со мной самому. Гарри фыркнул. — Если бы. — Он поднял руку, прежде чем она успела возразить, и снова вздохнул: — Я вызвался добровольцем. Он не придет, потому что попал в больницу. Ввязался в драку. Впечатляет, правда, он тощий мелкий засранец, но мы втроем еле оттащили его от Забини. Не думал, что он способен на подобное без прикрывающего спину Гойла. Она вскинула голову при слове «больница», ахнула при слове «драка» и тупо уставилась на «Забини». Тряхнув головой, отчего волосы рассыпались по плечам, она схватила книгу и сумочку, со скрежетом отодвинув стул. — Что, что, что случилось? — пробормотала она, направляясь к камину. — Блейз — его лучший друг, почему они поссорились, почему он в больнице, что случилось? Гарри! — Гарри подтолкнул ее в камин, ступил следом, и с тошнотворным вращением и рывком они перенеслись в Мунго. Малфой шел навстречу. Рука в гипсе и на перевязи, разбитая губа, синяк под глазом. Он неловко потянулся за сигаретами, и она шлепнула его по руке. — Это же больница! — Ударила ладонью ему в грудь. — О чем ты только думал? — Еще один удар, на этот раз книгой. — Ты что, идиот? Он щелкнул двумя пальцами в сторону Гарри, которого, казалось, что-то истерически забавляло, затем так пристально посмотрел на нее, что она замерла и замолчала. — Я в порядке, спасибо. Хотя хорошо, что дали мне много зелий. — Он пристально посмотрел на нее. — Пригодятся, чтобы избавиться от боли в заднице. — Даже раненый, он сумел высокомерно выйти за дверь, и она резко развернулась, чтобы пронзить Гарри взглядом. — Ну? Он выпрямился и бросил третий свирепый взгляд за две минуты. — Он ввязался в драку. С Забини. Из-за тебя. Чертовски удивил почти всех в офисе, и вот ты здесь. — Указав на дверь, он пожал плечами: — Ради бога, иди за ним. Если он готов убить своего лучшего друга за то, что тот назвал тебя грязнокровкой, в нем явно есть какие-то человеческие эмоции. Догони его, пока он снова их не потерял. Гермиона стояла с ошеломленно разинутым ртом, но спустя мгновение побежала быстрее, чем когда-либо в жизни, и к тому времени, когда закончила целовать Малфоя, их губы были покрыты кровью из раны на его губе. Обезболивающие очень пригодились на следующее утро. Для них обоих. 06. Пульт от телевизора очаровал его. Он минут десять нажимал на кнопки, переключал каналы, играл с настройками и всегда, всегда оставлял громкость высокой, чтобы при последующем включении телевизора Гермиона подпрыгивала от неожиданности. Неважно, как часто она ругала его, неважно, сколько раз топала ногой и угрожала продать телевизор только для того, чтобы он перестал возиться с настройками гребаного контраста, ведь с ним и так все было в порядке, и больше не прикасался к нему! Но он все равно это делал. И она просто снова ругала его. Она не могла избавиться от ТВ. Драко игрался с ним, как с любимой игрушкой каждый раз, когда приходил в гости. Однажды днем она наблюдала за Малфоем из кухни, смотрела, как он сидит на краю дивана, переключая канал за каналом, и сдерживала улыбку, пока не поняла, что каждое нажатие на пульт сопровождается характерным взмахом кисти. Она так сильно засмеялась, что выплюнула чай на блузку, а он был настолько занят тем, чтобы «помочь» ей снять и лифчик, что даже не спросил о причине ее веселья. 07. Его квартира была чистой и аккуратной, почти до одержимости стерильной. Его рубашки были развешаны по цвету, каждая пара ботинок хранилась в прозрачной коробке с этикеткой. Каждая фотография на стене висела абсолютно прямо, каждая книга на полке стояла вровень с краем. Когда он не смотрел, она отодвигала одну книгу на расстояние кончика пальца. Ему никогда не требовалось больше трех минут, чтобы заметить это — она засекала время, — и он снова подходил к полке, тщательно выравнивая корешки. Он разложил чаи по алфавиту. Каждая ручка на каждой кружке указывала в одном направлении, каждая бутылка с зельем была расставлена по размеру и форме. Он застилал постель, как только они вставали, и каждый волос, который она оставляла на его подушках, диване или ковре, он рассматривал как нападение на справедливость, чистоту и порядочность. На четвертое свидание они остались дома, и он готовил, игнорируя ее колкие замечания о том, что он знает, как пользоваться духовкой, и ее восхищение тем, как мужественно он натирал цедру лимона. Она оставила все до последней крошки на своей тарелке и поправила фотографию по дороге в туалет. Когда она присоединилась к нему на кухне, чтобы помыть посуду, ее волосы были заплетены в тугую косу, и ни одна прядь не упала в воду. Он добрался до последнего блюда, затем швырнул губку через всю кухню, толкнул Гермиону на стол и трахал до тех пор, пока ее коса не расплелась, пуговица с его рубашки не закатилась под холодильник, и они оба перепачкали скатерть. После того вечера она передвинула все книги, наклонила фотографии и с маниакальным старанием перевесила все рубашки. Он оставил все так, как она изменила, потому что это заставило ее смеяться. Чаи расположились в алфавитном порядке. По букве «Ч». 08. Ее сон был ровным и спокойным, ей снился дом, созданный из книг, с занавешенными страницами окнами и содержанием-лестницей, ведущей ко второй главе. Ее разбудил крик, и она резко села, прижав одну руку к груди, а другую опустила ему на бедро. Мышцы под ее ладонью были напряжены, и она думала, что звук разбудил и Драко, но его глаза были закрыты. Закрыты крепко, закрыты слишком крепко, и как только она наклонилась, чтобы рассмотреть его лицо, он запрокинул голову и снова закричал — долгим и протяжным криком, который зазвенел в ушах и заставил сердце бешено колотиться. Она позвала его по имени, обхватила лицо ладонями, похлопала по щекам в отчаянной попытке разбудить, и его глаза распахнулись, но он не видел ее. Он увидел что-то еще, он увидел что-то, что заставило его закричать еще раз, затем его рука взметнулась и обхватила ее горло. Гермиона задохнулась, обеими руками схватила его за запястье и потянула, но он был таким же нерушимым, как бледный мрамор, его кожа напоминала лунный свет, а глаза выглядели дикими и темными. Он сжал руку, выдавливая воздух из ее горла, и она вцепилась в его пальцы, открыв рот в беззвучном крике. Он сел, толкнул на кровать и навис над ней, его лицо исказилось от ненависти, а голос сорвался с губ низким, напевным рокотом: — Я убью тебя, ненавижу тебя, ненавижу то, что ты сделал со мной, ты сделал это, ублюдок, ты разрушил мою жизнь, ты разрушил мою семью, и я убью тебя, я хочу убить тебя, я хочу, чтобы твоя кровь была на моих руках, я хочу плавать в ней, утонуть в ней, я хочу, чтобы ты заплатил, и я проклял тебя за то, что позволил Поттеру добраться до тебя первым. Она замерла. Она подняла на него глаза, посмотрела на насмешливую гримасу на лице возлюбленного и увидела шестнадцатилетнего мальчика, отправленного на смерть за ошибки своего отца, отправленного пытать и убивать в надежде спасти семью, ведомого страхом. Он сжал пальцы плотнее, все еще проживая кошмар, литанию для своего Лорда. Ее зрение размывалось по краям, становилось таким же серым, как его глаза, и она медленно протянула руку, погладила костяшками пальцев его щеку и пальцами собрала слезы. — Прости, — пробормотала она и, когда его голова наклонилась в краткий миг замешательства, использовала последний воздух и последние силы, чтобы приподнять одно колено. Он рухнул, кашляя и задыхаясь, и она толкнула его, отстранила от себя, вскочила с кровати и схватилась за палочку, развернувшись, чтобы ударить его, уже прыгающего с кровати, оглушающим заклинанием. Он снова рухнул, распластавшись на полу у ее ног, вытянув одну руку, и его лицо, наконец, успокоилось. Она уронила палочку, упала на колени, и разрыдалась от боли в травмированном горле и его разрушенной юности. Притянув Драко к себе, она прижала его к груди и покачивала, нежно покачивала, роняя слезы в его волосы, пока не взошло солнце. 09. Они встречались уже шесть месяцев, когда он, наконец, признал, что она была полной и абсолютной бездарью в минете и он предпочел бы, чтобы она вообще его не делала, если и дальше будет так плохо справляться. После того, как выгнала его из своего дома и целый день дулась, она сделала то, что в любой ситуации было единственно правильным, и стоящим, и лучшим решением. Взяла книгу. Вообще-то, четыре книги. Она читала, изучала, подчеркивала абзацы и делала пометки на полях, а когда наконец впустила Драко обратно на порог и в свою постель, заставила его ахнуть, рычать и умолять. Облизывала толстую вену под стволом, порхала поцелуями по головке. Она опустила челюсть и втянула щеки, и единственный раз, когда воспользовалась зубами, — сделала это намеренно. К тому времени, когда он запустил руки в ее волосы и с криком кончил, выгнув спину дугой, оторвав бедра от матраса, она решила, что даже не возражает проглотить. Будет меньше беспорядка. Он хватал ртом воздух и задыхался, его грудь поднималась и опускалась так быстро, что она даже не могла положить на него голову, он бормотал похвалы и благоговейно ругался. Она приподнялась, чтобы ухмыльнуться, и постучала пальцем по кончику его носа. — Превосходно. Скажи это. — Трахни меня, женщина, и сдашь Ж.А.Б.А. за орал. Оценка «Превосходно» плюс награды и чертова голубая ленточка. — Хороший мальчик. 10. Процесс был постепенным, достаточно медленным, чтобы она едва заметила. Рубашку оставили на одну ночь, папки из офиса — на другую. Она держала на кухне коробку фруктовых колечек и хлопьев с зефиром, которые он любил больше всего, покупала бутылку бренди в дополнение к своему пиву. Презервативы хранились в ящиках прикроватных тумб по обе стороны кровати. У него была своя сторона кровати. У него был ключ. У него была своя зубная паста, потому что она оставляла свою открытой и всегда выдавливала тюбик посередине. Он превратил чулан в дополнительный кабинет и избавился от всего хлама, чему она втайне радовалась, потому что ей не пришлось самой этого делать (она даже не пыталась), и забавлялась, потому что он сделал это без единого домового эльфа. Прежде чем она даже осознала это, ящики комода оказались точно разделены по центру, дополнительная книжная полка появилась в спальне и была набита текстами по зельям и руководствами по стратегии квиддича. На каминной полке между Гарри, дико размахивающим пером гиппогрифа, и Роном, пытающимся поймать камеру с Фредомиджорджем, светловолосая пара смотрела на светловолосого мальчика, который подпрыгивал в воздух, ловил снитч и выпускал его, снова, и снова, и снова. Она взяла фотографию, и мальчик и женщина улыбнулись ей. Через несколько мгновений даже Люциус улыбнулся и кивнул головой в коротком жесте приветствия, прежде чем повернуться к сыну и положить руку на его плечо. 11. У нее был долгий рабочий день; у матери нашли опухоль, от которой та лишь отмахнулась: «Ничего страшного, дорогая, не волнуйся»; Малфой оставил газету там, где до нее могли добраться коты, и к тому времени, когда она вернулась домой, единственными читаемыми фрагментами остались котировки акций от MKS до Tractor Supply Company. Она назвала это ребячеством чистокровного придурка, он назвал ее аллитеративной сукой, после чего без пальто выскочил, хлопнув дверью достаточно сильно, чтобы со стены упала их фотография и стекло в рамке разбилось. Он не был тем, из-за кого стоило бы плакать, сказала она себе, в седьмой раз отталкивая Змея и Гриффа от совка с битым стеклом. Никогда им не был. Он был тем, кем был, и не было смысла плакать, и причиной, по которой к ночи она израсходовала коробку салфеток, была начинающаяся аллергия, не более того, и она не скучала по нему и не будет скучать. Два дня и еще одну упаковку салфеток спустя она открыла окно, чтобы накричать на соседей, которые слишком громко врубили музыку, и с отвисшей челюстью уставилась на Малфоя, стоящего на тротуаре перед машиной со всеми четырьмя широко открытыми дверями. — Не смог найти стереосистему! — крикнул он, — так что, надеюсь, это подойдет! «Without a noise, without my pride, I reach out from the inside». Уже стоя босыми ногами на холодном тротуаре с непричесанными волосами, она взвизгнула: — Что, во имя всего святого, ты творишь? — Она широко раскинула руки в жесте, который заключал в себе безумие устраивать зрелище, когда Джемма Хокинс по соседству и Фаиза Шривастава через дорогу могли наблюдать, пялиться и начинать обзванивать всех остальных женщин в цепочке сплетен. Он моргнул три раза подряд, глядя на нее, затем сделал шаг назад, прислонился к машине и склонил голову. — Я не смог найти подходящую стереосистему! — повторил он громким голосом, чтобы перекричать песню: «I look to the time with you to keep me awake and alive». — Не знаю, где ее купить! Заняло много времени, чтобы найти эту песню! — Его щеки раздувались на выдохе, и он внимательно изучал свои ногти, прежде чем провести ладонью по легкой щетине на подбородке. — Я думал, это твое любимое движение! Ты заставила меня посмотреть его всего шесть дюжин раз! — Фильм. Да. Так и есть. — Она смотрела на него почти целую минуту, затем потерла лоб и вздохнула. Он действительно пытался. Действительно пытался, иногда. — Выключи и заходи внутрь. Придурок. Он не побрился, на нем были все те же брюки, что и тогда, когда он уходил, и он все еще не надел пальто. Этот человек замерзнет до смерти, и да поможет ему бог, если ему когда-нибудь придется стирать в одиночку. Ей пришлось принять его обратно после этого маленького представления. Он нуждался в ней. И явно не мог выжить в дикой природе. Абсолютно не потому, что она тоже нуждалась в нем. 12. Она не сообщила ему о недельной задержке. Не сообщила и о двухнедельной. На третьей ей уже и не нужно было ничего говорить. Ей следовало это понять. Он был пунктуален, организован, почти строго придерживался графиков. За два дня до начала цикла он приносил домой шоколад и новый роман. В первый день, даже летом, ее самая потрепанная и любимая фланелевая пижама, которую он ненавидел так сильно, что по крайней мере раз в неделю угрожал сжечь, появлялась на кровати, а чайник не успевал остыть. Массаж спины, теплое полотенце и целых два часа, когда разрешалось говорить только мистеру Дарси. Он знал. И всегда был рядом, каждый день. Ей не нужно было говорить ему. Он пришел домой, поцеловал ее в лоб и исчез в своем кабинете. Пятнадцать минут спустя вышел с запахом бренди в дыхании и поднятым воротником пальто. Она вошла, а в мусорном ведре лежал скомканный, наполовину заполненный бланк из отдела кадров. Графа «холост» была вычеркнута. Как и графа «женат». В графе «имя бенефициара» значилось: «спросите меня через шесть месяцев» — его дрожащий почерк оставил чернильные пятна на бланке. Она молча вернула его в мусорное ведро, подошла к дивану и села, обхватив голову руками, а Змей и Грифф легли у ее лодыжек. Он вернулся через час с наполовину съеденным карри и небольшим пакетом из «Boots». Она помочилась на тест, съела карри и прислонила голову к его груди — положительный результат. Они согласились молчать, согласились подождать, и он бросил курить. Так прошло два месяца. Пока в одну из пятниц она не проснулась с головной болью и не пошла на работу с болью в животе, а в воскресенье вернулась домой с болью в сердце. Кроватка уже была разобрана, книги с именами — выброшены. Драко ничего не сказал, просто подхватил ее пальто, затем взял за руки, отвел в спальню и сел у изголовья кровати, чтобы гладить ее по волосам в течение часа, пока она плакала у него на бедре. Она заснула посреди рыданий, ее рука так крепко сжала его руку, что ногти впились в ладонь. Он подождал, все еще гладя ее по волосам, подождал, пока ее дыхание не выровнялось до спокойного — даже храпа, — прежде чем поднял руку, ущипнул себя за переносицу и приложил столько усилий, чтобы молчать, что к утру его горло стало таким же красным и опухшим, как и его глаза. Аллергия, объяснил он на вопросы в офисе, чертовы коты. 13. Она знала его утренний распорядок дня лучше, чем свой собственный. Он просыпался, потягивался, хватал палочку. Подходил к зеркалу и наносил на лицо маскирующие чары, скрывая маленькие побелевшие шрамы на коже. Сначала тот, что над левой бровью, потом вертикальный на щеке. Третий — что рассекал его губы пополам, а четвертый находился под подбородком. Последний, самый большой, рассекал его туловище почти по диагонали. Одна отметина — это все, что он когда-либо оставлял нескрытым, и в то утро она спросила его почему. После минутного молчания, пока он смотрел в зеркало, его безупречное лицо в отражении слегка повернулось к ней, он облизнул губы и пожал плечами: — Этот, — сказал он, проводя пальцами по левому предплечью, прослеживая почти невидимые змею и череп так легко, как если бы они все еще были черными и явно вырисовывались на его коже. — Об этом и так все знают, знают, что нужно искать. И все действительно смотрят. Нет смысла скрывать ее. — Он коснулся своего лица, поглаживая скрытые отметины. Затем его рука потянулась к груди, чтобы провести по линии, которую он еще не скрыл, провел вниз от ключицы, по бледно-розовому соску, обвивая изгиб ребер. — Эти беспокоят людей. Когда кто-то разговаривает со мной, я вижу, как они пялятся на шрамы. Они не видят меня, они просто видят какое-то уродство. Лучше избегать этого, раз уж есть такая возможность. Затем она улыбнулась и шагнула ему за спину. Обеими руками скользнула вокруг его талии, погладила живот и прижала к груди. Она могла без проблем заглянуть ему через плечо из этого положения, ее волосы были зажаты между его спиной и ее грудью. Она наблюдала за собой, как одна рука легла ему на сердце, другая поднялась к ключице. Медленно кончиком ногтя она провела по шраму, осторожно прикрывая каждый его дюйм по мере продвижения. Ее глаза метнулись к его отражению в зеркале, и она увидела, что они закрыты так же плотно, как и губы. Под ее ладонью его сердце забилось сильнее, и она почувствовала, как он глубоко вздохнул. — Расслабься, — пробормотала она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы прижаться губами к основанию его шеи. Она услышала его следующий глубокий вдох, вместе с вдохом двигалась ​вся его грудь, и он накрыл ее руку на своем сердце. Она перевернула руку ладонью вверх и обхватила его пальцы своими, поглаживая подушечкой большого пальца его кожу. От ее прикосновения сухожилия напряглись, когда он обнял ее и открыл глаза, чтобы встретиться с ее отражением в зеркале. — Грейнджер, — пробормотал он мягким голосом, и она покачала головой, успокаивая его дыханием, от которого зашевелились кончики его волос. Опустившись на пятки, она высвободила руки, развернула Драко, настойчиво обхватив за талию, и ответила. Посмотрев ему в глаза, она одарила его еще одной улыбкой, от которой его голова склонилась к ее, а губы прижались к губам, как будто одно движение ее рта могло вырвать у него поцелуй. Когда она притянула его обратно к кровати, то опустилась на колени между его бедер, и ее губы проследовали по пути, который проделала ее рука, задерживаясь на каждом дюйме шероховатой серебристой линии вниз по его груди. В конце, у его ребер, Гермиона широко раскрыла губы и нежно пососала кожу, оставив красную отметину на кончике шрама. Она повернула голову, прижалась губами к его предплечью, провела кончиком языка по другому нескрытому шраму, обрисовывая череп и змею горячими поцелуями, и улыбнулась, когда услышала, как у него перехватило дыхание. Драко слегка сдвинулся, и его грудь поднялась под ее рукой, а между ее грудей восстала эрекция. Он наклонился и притянул Гермиону к себе, поднимая ее выше. Она провела пальцами по его щекам и скрытым отметинам на лице, шепча его имя, когда он скользнул в нее, его пальцы сомкнулись на ее бедрах. — Ничто из этого меня не беспокоит, я уже говорила об этом, — пробормотала она, облизывая его подбородок. — Они — часть тебя. Я вижу тебя, а не их, и мое мнение — единственное, что имеет значение. На следующее утро он проснулся, потянулся и схватил палочку. Она села и посмотрела, как он подвинулся к краю кровати, простыня упала ей на колени. Его плечи на мгновение напряглись, а голова склонилась, как будто он смотрел на свою грудь. Прошло несколько секунд молчания, прежде чем он повернулся, взял ее руку и прижал ее пальцы к шраму на своей щеке, затем бросил палочку ей на колени и пошел в душ. 14. Когда она вернулась домой после выходных с родителями, на которых водила мать по магазинам Ноттинг-Хилла и слушала, как отец разглагольствовал о своих трудностях и о том, как Билл Келли отказался использовать что-либо, кроме клюшки для гольфа Айрон-9, даже когда было ясно, что здесь подходит Вуд-4, она повесила пальто на крючок на двери, положила руку на толстый материал его плаща, затем наклонила голову и глубоко вздохнула. Корица и немного ванили. От его одеколона пахло чем-то сладким, и когда она спросила его об этом, он по-мальчишески ухмыльнулся и сказал: — Тебе хочется лизнуть меня, верно? О боже, как же заманчиво это звучало. 15. Он бросил коробочку с кольцом на ее книгу и протянул ей пальто. — Надень это, и давай пойдем. Мы опаздываем на ужин. Она показала ему язык и открыла коробку. Рубины и изумруды окружали бриллиант в кольце, которое на вид было из серебра, но, зная Малфоя, Гермиона могла сказать, что из чистой платины. Она протянула ему коробочку обратно. — Во-первых, разве это предложение, а во-вторых, неужели ты не помнишь, как я отношусь к бриллиантам? Он встряхнул ее пальто. — Этому кольцу двести лет, мой прапрадедушка подобрал этот бриллиант во время отпуска в Африке. Ни один соплеменник, шахтер, ребенок или домашний эльф не был привлечен и не пролил свою кровь, чтобы добыть его, и на внутренней части кольца выгравировано: «Ты выйдешь за меня замуж?» А теперь надень его и перестань жаловаться. Ведь ты не планировала сказать «нет». — Он внезапно отшатнулся, широко раскрыв глаза: — Не планировала, да? Она не планировала.