***
Близился обеденный перерыв, когда Гермиона уловила повышенные голоса на некотором расстоянии. Она повернула голову в сторону шума, несмотря на то что обзор через распахнутую дверь был ограничен. Поняв, что голоса слишком приглушённые, чтобы можно было разобрать хоть слово, она пожала плечами и вернулась к работе. Отчётливый грохочущий звук, однако, вынудил её резко поднять голову. Мимо её двери промчалась фигура. — Сьюзен? — окликнула Гермиона, и через мгновение девушка снова показалась в дверном проёме, привалившись к раме. — Гарри и Малфой устроили дуэль в Атриуме! — возбуждённо доложила Сьюзен Боунс. А затем умчалась, оставив Гермиону с разинутым ртом смотреть на пустое место, где та стояла ещё секунду назад. Очередной грохот заставил её наконец пошевелиться. Она выскочила из-за стола и, крепко сжимая в руке палочку, поспешила вслед за Сьюзен. Когда двери лифта раскрылись на нижнем уровне, Гермиона смогла разглядеть лишь светловолосую макушку Малфоя, возвышающуюся над обступившими их кольцом наблюдателями. Она протолкнулась сквозь толпу и с облегчением обнаружила, что Гарри и Малфой, судя по всему, решили воздержаться от дуэли в пользу того, чтобы орать друг другу в лицо. — Привет, Гермиона! Оглянувшись, она увидела ярко улыбающуюся и приветственно машущую ей Луну. В свободной руке девушка держала палочки обоих парней. — Протокол?! — взревел Гарри, чем привлёк внимание Гермионы. Он схватил Малфоя за грудки и рванул на себя. — Твой протокол — самый идиотский… Малфой оттолкнул его как раз в тот момент, когда из толпы вышел Блейз Забини. Гарри и Малфой сперва едва обратили на парня внимание, а затем одновременно обернулись, указывая на него пальцем. — Ты… — сказали они в унисон. Гермиона ринулась вперёд, когда они набросились на новенького участника потасовки. Она с трудом разбирала слова, пока все трое кричали друг на друга. — … абсолютный блядский кошмар… — … исправь свои ошибки… — … да ты, должно быть, шутишь… Она схватила Гарри за мантию на спине как раз в тот момент, когда он уже тянулся к горлу Забини. — Довольно! — раздался в пространстве новый голос, заставивший всех умолкнуть. Гермиона отпустила Гарри и оглянулась. Пэнси Паркинсон взмахом руки заставила толпу расступиться. Цоканье её туфель на шпильках резко стихло, когда она вышла к ним в центр. — Ну? — рявкнула она на зевак. — Шоу окончено! Возвращайтесь к работе! Зрители начали разбредаться, шаркая ногами и что-то бормоча друг другу. Пэнси проводила их прищуренным взглядом, пока последние развевающиеся мантии не скрылись в лифте. Она развернулась к трём волшебникам, и Гермиона сделала шаг в сторону, словно пытаясь от них дистанцироваться. — Вы совсем чокнулись? — грубым тоном спросила Пэнси. — Мне не с чем работать, Паркинсон! — начал было Малфой. — И каким образом это стало моей ошибкой? — бросил в ответ Забини. — Что толку иметь итальянские связи, если ты не… — Гарри безумно всплеснул руками, подыскивая слово, — … связываешься? — Возможности Международного Магического Сотрудничества ограничены! Если бы вы, авроры, хоть немного изучали дипломатию… — В последний раз говорю, — перебил Гарри, сжав кулаки, — у нас нет полномочий на чужой территории. Итальянское министерство… — Ты пришла, потому что вмешался Кабинет министра? — спросила Гермиона у Пэнси, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. — В смысле, неужели это правда необходимо? Пэнси сурово приподняла бровь. — Можно и так сказать, Грейнджер. То проваленное задание кошмарно отразилось на связях с общественностью, — она бросила испепеляющий взгляд на волшебников. — И я должна добавить, что эта стычка нисколько не улучшила положение дел. Гарри потёр рукой заднюю часть шеи. — Малфой начал… — Заткнись, — оборвала его Пэнси. Она слегка цокнула языком, рассматривая их, и покачала головой, словно никогда в жизни не видела ничего столь разочаровывающего. — Так, ладно, — сказала она наконец. — Я забронирую конференц-зал, и мы во всём разберёмся конфиденциально, как и полагается профессионалам. Встретимся на первом уровне в десять часов. — Оу, м-м, у меня… — начала Гермиона. — Отмени, — отрезала Пэнси, уже разворачиваясь в сторону лифтов. Гермиона моргнула, глядя на её удаляющуюся спину. Затем смиренно кивнула и последовала её примеру.***
Спустя несколько часов напряжённой дискуссии они, в конце концов, смогли сойтись в одном: бумсланговое дело было целиком и полностью запорото. Разумеется, переступая порог, они уже знали об этом. Тем не менее обсуждение дало свои плоды в виде некоторых интересных дополнительных выводов. Выяснилось, что никто из них не принимал непосредственного участия в сборе первичных улик. Последствия ошибок на первых этапах расследования передавались от человека к человеку до тех пор, пока, в конце концов, не свалились на них, как на младших сотрудников каждого из вовлечённых департаментов, никому не нужной головной болью. Шесть человек сидели за столом конференц-зала, представляя пять различных ветвей Министерства. А Луна… Честно говоря, Гермиона не знала, в каком департаменте числилась Луна. Но именно она первая выдвинула предположение, что распитие огневиски во время обсуждения любой темы, исключая работу, может быть полезным командообразующим мероприятием. И хоть Гермиона не горела желанием проводить со слизеринцами, умышленно усложнявшими ей жизнь в школе, больше времени, чем было действительно необходимо, она понимала, что если у них появился шанс развить свои профессиональные отношения, то они должны им воспользоваться. Вероятно, они будут работать над этим делом несколько месяцев, так что вряд ли всё может стать ещё хуже. По крайней мере, она так думала.***
Это не дружба. Было бы гораздо проще, если бы это была она. То, что происходит в течение следующих нескольких месяцев, больше похоже на хрупкий союз. Рядом с другом ей было бы комфортно. Это звание предполагает определенные ожидания и границы. Оно бросает платоническую тень на все потенциально сложные чувства, которые можно начать испытывать к тому, с кем проводишь много времени. А Гермиона проводила с Малфоем много времени. Несмотря на радость от того, что у них получилось установить тёплые отношения, отсутствие их официального наименования оставило в её сознании много пустых мест относительно его личности. Мест, которые её мозг начал заполнять бесполезными эпизодами: например, как она отчётливо осознала, насколько тесно на ней сидит одежда, пока стояла рядом с ним в лифте. Или то, как перекатывались мускулы на его предплечье под закатанным рукавом, пока он делал записи пером. Или как её сердце чуть не воспламенилось, когда он впервые назвал одну из её идей блестящей. И поскольку она не считала его своим другом, то была почти уверена, что он тоже не считал её своим. А значит, у неё не было готового объяснения тому, как он иногда на неё смотрел. Кроме очевидного и весьма неловкого. Однако, со временем способность Гермионы рационализировать растущее между ними напряжение начала давать сбои. Пока однажды не была полностью уничтожена. В день, когда ей впервые показалось, что он собирается её поцеловать. Это был последний день судебного слушания по их первому делу, и никто из наблюдателей не был допущен к финальным прениям. Гермиона подняла голову, перестав расхаживать взад-вперёд, когда услышала отчётливый звук упавшего молотка. Шум был приглушён тяжёлыми деревянными дверьми, но она могла слышать бормотание голосов, громкость которых нарастала по мере приближения присутствовавших в зале суда. Когда двери распахнулись, она бегло просмотрела лица выходящих из зала людей в поисках признаков, какое решение в итоге было принято. Большинство лиц выглядели равнодушно. Гермиона зависела от результата больше, чем подавляющее большинство тех, кто находился внутри. Неожиданно из зала вышел Малфой. Она задержала дыхание, наблюдая, как его глаза ищут и находят её. Он широко улыбнулся. — Ты выиграл? — выдохнула она, поднося руки ко рту. — Мы выиграли, — ответил он, подходя к ней и подхватывая её на руки. Когда её стопы оторвались от пола, она схватилась за его плечи, крепко обнимая, будучи невероятно взволнованной успешным завершением напряжённой работы, длившейся несколько месяцев. — Это замечательно! — воскликнула Гермиона, когда он опустил её на пол и отстранился. — В смысле, я и не сомневалась, что у тебя получится, но… — Без тебя бы я не справился, — перебил он. — Что ж, безусловно так и есть, — поддразнила она, улыбаясь. — Ты бы… Её голос затих, а улыбка испарилась, когда она поняла, что его руки всё ещё лежали у неё на талии, а её — у него на груди. Он нахмурился, когда она не продолжила. — Э-э… — Она попыталась сделать вдох, но лёгкие её не слушались. Его улыбка тоже исчезла. Вопросительный взгляд сменился абсолютной решимостью. Она смотрела широко распахнутыми глазами и сопротивлялась желанию облизать губы, когда он наклонился ближе. Её пальцы слегка стиснули лацканы его мантии, но за мгновение до того, как её веки закрылись, кто-то толкнул её сзади. Она резко втянула носом воздух и отстранилась от Драко, поражённо осознавая, что они стоят в переполненном коридоре Министерства. — Что ж, э-э, хорошая работа, — сказала она нетвёрдым голосом, разглаживая руками края своей мантии. — Верно. Спасибо, — сказал он, прозвучав неестественно. — Ну, м-м, увидимся позже? Он коротко кивнул. — Да. Позже. Улыбнувшись ему, как она надеялась, умеренно панической улыбкой, она поспешила спастись бегством. Он не улыбнулся в ответ, но она не могла избавиться от ощущения, что в его глазах мелькнул намёк на веселье при виде её отступления.***
Во второй раз ей показалось, что он собирается её поцеловать, в канун Рождества. Гарри притащил её на министерский бал, под конец которого она обнаружила, что рука Малфоя расположилась опасно низко на её пояснице, а его губы касаются её уха. — Счастливого Рождества, Грейнджер, — произнёс он низким голосом. — Спасибо, — пропищала она, как полная идиотка. — В смысле, тебе тоже счастливого Рождества. Она почувствовала, как его скула слегка коснулась её чуть приподнявшейся в улыбке щеки, а когда он отстранился, на его лице было то же решительное выражение, что и в глазах. Она снова стояла там, ощущая его руку на своей талии, пока он снова наклонился лишь для того, чтобы замереть на расстоянии едва ли больше выдоха. Она не смогла сдержать дрожь в руках, когда он огляделся вокруг, а затем сделал шаг назад. Она проследила за его взглядом поверх шумной толпы и проглотила разочарование. В конечном итоге, им пришлось провести остаток вечера где-то поодиночке.***
Именно поэтому, когда подобное случается в третий раз — в пустом коридоре, где их никто не смог бы увидеть, — терпение Гермионы наконец лопается. — Ох, да ладно вам, — говорит Блейз, ставя бутылку обратно на стол. — С каких пор друзьям непозволительно обсудить парочку кинков? Лицо Гермионы вспыхивает, и она мгновенно жалеет о последних порциях выпитого виски. Правило Луны, заключавшееся в запрете на обсуждение работы, строго соблюдалось, когда они собирались вместе, что привело к затрагиванию некоторых весьма интересных тем. Но Гермиона не вполне уверена, как они умудрились перейти к этой теме. Тем более, что они не друзья. — Ты бы назвал нас друзьями? — вмешивается Гарри, и Гермиона как никогда ему благодарна. Потому что это слово действительно не подходит. Совершенно. Но Блейз лишь усмехается. — Конечно, Поттер. Бывшие враги превратились в друзей, а затем и… в любовников — в некоторых случаях. Глаза Гермионы шокировано расширяются, когда лицо Гарри внезапно затапливает румянец, способный посоперничать с её собственным. — Может быть, ты хотел бы рассказать нам что-нибудь о Паркинсон? — подсказывает Блейз. Пока Гарри некоторое время медлит, обдумывая ответ, Гермиона цепляется за хрупкую надежду, что он всё-таки положит этому конец. Но когда тот посылает Пэнси лукавую улыбку, Гермиона понимает, что с ней покончено ещё до того, как он начинает говорить. — Игры с дыханием, — будничным тоном говорит Гарри. Гермиона сглатывает. Все взгляды обращаются к Пэнси, которая изгибает бровь, прежде чем сказать: — Поттер любит боль. Сердце Гермионы колотится в груди, потому что, по всей видимости, они действительно обсуждают это, и она не может отступить сейчас. И несмотря на то, что она ни разу не оглянулась с тех пор, как Блейз произнёс роковое слово кинк, она почти уверена, что пара серых глаз всё это время прожигала в ней дыру. — Обездвиживание, — абсолютно невозмутимо заявляет Луна. Гермиона открывает рот, чтобы заговорить — и поскорее покончить с этим, — но голос, словно шёлк, прозвучавший по левую сторону от неё, убивает слово на её языке. — Доминирование. Её желудок беспомощно сжимается, и она практически задыхается, потому что теперь совершенно невозможно произнести то, что она собиралась — подчинение. Все смотрят на неё, и она почти уверена, что Малфой может прочитать всё по её лицу, пока она лихорадочно подбирает наилучшую альтернативу. — Похвала, — бормочет она, опуская глаза. А потом: — Прошу прощения. Грейнджер мчится через паб в уборную, прежде чем Блейз успевает поделиться своим предпочтением. Рассматривая своё отражение в зеркале над раковиной, она задаётся вопросом, как хорошие вести могут быть так сильно похожи на плохие. Когда она выходит, её путь преграждает человек, ожидающий в тускло освещённом коридоре. Он делает шаг вперёд, и она прижимается спиной к стене. Шаг за шагом он приближается, пока не нависает над ней. Жар разливается внизу её живота, когда она узнаёт этот решительный взгляд, и её охватывает инстинктивное желание съёжиться перед ним. Потому что теперь она знает, что ему бы это понравилось, и она почти уверена, что и он знает, что ей бы это тоже понравилось. Но он не даёт ей такой возможности. Малфой медленно поднимает руку и заправляет локон ей за ухо, а затем наклоняется, чтобы сказать: — Ты прекрасно выглядишь сегодня вечером, Грейнджер. Она практически плавится, сдавленный всхлип срывается с её губ. На одну необузданную секунду она думает, что он мог бы захватить их своими — мог бы наконец-то поцеловать её после всех этих месяцев, — но он этого не делает. Малфой выпрямляется и оставляет её там, прислонившуюся к стене и едва держащуюся на ногах. Но три раза это уже слишком, и поэтому когда он почти достигает выхода из коридора, она обретает дар речи. — Это был какой-то тест? — огрызается она. Снова повернувшись к ней лицом, он ухмыляется. — Не волнуйся, ты прошла, — беспечно отвечает он. Она усмехается. — И что это должно значить? — Что ж, — начинает он, непринуждённо прислоняясь плечом к стене. — Совершенно очевидно, что ты озвучила не первый вариант, который пришёл тебе на ум. Я хотел убедиться, что ты не назвала нечто случайное. Её глаза сузились от его чертовской дерзости. — Какое тебе дело, если я солгала о своих кинках? На секунду его брови приподнимаются. — Ты бы хотела, чтобы твои кинки были моим делом, Грейнджер? Её рот непроизвольно открывается, но из него не издаётся ни звука. Он подловил её. Он облизывает губы, снова окидывая её взглядом с ног до головы, а затем разворачивается и уходит, не дожидаясь ответа. Гермиона ударяется затылком о стену, сопротивляясь желанию крикнуть ему вдогонку, что раз он так интересуется её кинками, то обязан знать, что контроль оргазма не входит в их число.***
Несмотря на утверждение Блейза, они не друзья. Друзья не стоят в тёмных коридорах, мимоходом раскрывая друг другу свою сексуальную совместимость, а затем не делают вид, словно ничего не изменилось. Гермиона не понимает, кем надо быть, чтобы заниматься подобным. Социопатом, наверное. Ей было бы легче простить Малфоя, если бы она действительно верила, что у него какое-то расстройство личности, но на самом деле она почти уверена, что он просто играет с ней. Может быть, подчинить её своей власти и заставить ждать от него реальных шагов является частью его желания доминировать. Когда им обоим поручают новое дело и режим почти неразлучного сосуществования возобновляется, благодаря чему они проводят долгие часы и поздние вечера вместе, она не может не замечать, что это работает. Несмотря на чувство разочарования, что ею таким образом манипулируют, она совершенно бессильна перед тем, как её тело теперь реагирует на его присутствие. Как волосы на её затылке встают дыбом, когда он начинает говорить повелительным тоном. Как она не может отвести глаз от линии его плеч, когда он стоит, опёршись руками о стол. Как пересыхает у неё во рту, когда он, задумавшись, проводит пальцем по нижней губе. Как она представляет эти губы… — Грейнджер? Она часто моргает несколько раз подряд, осознавая, что он всё это время разговаривал с ней. — Да? — Последний контейнер с лукотрусами? — подсказывает он. — Верно, — говорит она, слегка кивая. Некоторое время он просто смотрит на неё, а затем уголок его рта приподнимается. — У тебя есть дело? — спрашивает он чуть мягче. — О да, конечно, — говорит она, поднимаясь с дивана, на котором они просидели уже не один час, и направляясь к своему столу. Она перебирает стопку документов, пока не находит папку, о которой идёт речь. Когда она оборачивается, то с удивлением обнаруживает, что он проследовал за ней. Она протягивает ему дело и, прислонившись к деревянной столешнице, наблюдает, как он бегло просматривает страницы. В какой-то момент он сосредоточенно хмурится, а затем произносит: — Передай мне также дело Гластонбери. Она слегка усмехается, прежде чем сказать: — Да, Господин. Он застывает. Она застывает. Она смотрит на его руку, застывшую в процессе переворачивания страницы, а затем на его лицо. Его глаза прикованы к её. Он наверняка услышал в её голосе сарказм. Привычка использовать эту фразу появилась во время охоты на крестражи, когда Гарри и Рон становились чересчур самодовольными, отдавая ей приказы. Обычно это произносилось с целью заставить их добавлять «не могла бы ты» или «пожалуйста». Но ни один из них никогда не реагировал так. Глаза Малфоя темнеют, когда он пронзительно смотрит на неё, и она внезапно очень чётко ощущает сердцебиение в местах, расположенных очень далеко от сердца. Он медленно закрывает папку, делая шаг в её пространство, а затем бросает документы на стол позади неё. Она смотрит на его руки, не решаясь поднять взгляд. — Что ты только что сказала? — спрашивает он низким голосом. Она прочищает горло, когда он подходит к ней вплотную лицом к лицу. — Я лишь… — Отвечай. По её спине пробегают мурашки. — Господин, — шепчет она. Довольное мычание раздаётся из его груди, и её дыхание становится поверхностным, когда он поддевает указательным пальцем её подбородок и поднимает голову. Она наблюдает, как его взгляд мечется между её глазами, прежде чем он заговаривает. — В следующий раз, когда ты так назовёшь меня, ты именно это и будешь иметь в виду. Её пальцы стискивают край стола по бокам, пока коленки норовят подогнуться. Она хочет этого. Хочет иметь это в виду. И она уверена, что он это знает. Его губы приоткрываются, а рука на её подбородке скользит назад и зарывается в волосы. Предвкушение в её груди нарастает, когда он наклоняется ближе. А потом он останавливается. Что-то внутри неё щёлкает. Прежде чем он успевает отстраниться, Гермиона хватает его за край мантии. — Не смей, — шипит она, не в силах вынести это. Только не снова. Её глаза сужаются, когда она видит его усмешку. — Зачем ты это делаешь? — она практически хнычет, стуча кулаками ему в грудь. Он проводит языком по губам, увлажняя их, а большим пальцем мягко очерчивает круг чуть ниже её уха. — Потому что я планирую поцеловать тебя тысячу раз, Грейнджер, но первый поцелуй случается лишь единожды. От этих слов у неё перехватывает дыхание, и он сокращает расстояние между ними. Наконец-то. Его губы прижимаются к её губам. Наконец-то. Она шумно выдыхает через нос, когда возбуждение и облегчение разносятся по её венам. Она крепче хватается за его мантию, притягивая его к себе. Его пальцы сжимают её затылок, когда его рот скользит по её губам. Это ощущается невероятно хорошо. Словно она заранее знала, что так и будет. Она открывается ему снова и снова, наслаждаясь ощущениями спустя столько времени. Его язык скользит по её, и она кладёт руки на его поясницу. Она тянет его на себя, прижимаясь к нему бёдрами, когда её опаляет желание. Его свободная рука обхватывает её лицо, и она снова опускает руки на его грудь, позволяя ему задавать темп поцелуя. Она растворяется в нём, когда он кладёт её спиной на стол, и теряется в этом моменте. Реальность пробивается к ней, только когда он отстраняется, и она понимает, что он держит её руки в своих. Она расстегнула пуговицы на его рубашке, и её пальцы блуждают по его груди. Она вопросительно смотрит на него, и её сердце замирает, когда он качает головой. — Не сейчас. Она пылко кивает головой. — Да. Да, именно сейчас. Он отводит подбородок вверх, рассматривая её, и она задерживает дыхание, как ей кажется, на несколько минут. — Ты уверена? Она позволяет себе напряжённо выдохнуть, приподнимается на носочках и прижимается своим лбом к его. — Я уверена, что если ты заставишь меня ждать ещё хоть один день, я тебя убью. Она чувствует улыбку на его губах, когда снова встречает их. Теперь его поцелуй другой, более голодный, и он вызывает резкий прилив желания в её промежности. Она обхватывает его плечи, когда он забирается ей под юбку и хватает за ягодицы, прижимая к себе. Она стонет ему в рот, ощущая его твёрдость, прижимающуюся к её влажным трусикам. Он медленно пересекает комнату, неистово целуя её, прежде чем рухнуть обратно на диван. Её колени на его бёдрах. Она проводит пальцами по слою ткани между ними, пока, наконец, не добирается до кожи. Она наклоняется вперёд и целует раскрытыми губами верхнюю часть его груди, пока он тяжело дышит ей в шею. Его руки всё ещё крепко сжимают её задницу, притягивая к себе, и она не может думать о чём-либо, кроме его внутри себя. Она откидывается назад, чтобы начать расстёгивать пуговицы на блузке, но его рука снова останавливает её. — Ты уверена? — повторяет он. Она смотрит на него. Неужели она не выглядит уверенной? — Да, чёрт бы тебя побрал. Да, я уверена. И в следующую секунду она понимает. Потому что он делает взмах рукой, и вся их одежда исчезает. Полностью. Гермиона задыхается от внезапной прохлады и его обнажённого образа перед ней. Её глаза жадно блуждают по его фигуре, и она безмолвно молится, чтобы иметь в будущем множество возможностей полностью оценить безупречные линии его торса, размер бёдер, на которых она сидит, и тот факт, что она никогда в своей жизни не видела более совершенный… — Блять, ты невероятная. Звук его голоса возвращает её в настоящее. То, в котором она вспоминает, что тоже сидит голая перед ним. Инстинкт прикрыться, тем не менее, улетучивается при виде выражения его лица. Она наблюдает, как его глаза бесстыдно очерчивают каждый дюйм её обнажённой кожи. А потом она чувствует, как за взглядом следуют кончики его пальцев. Ощущения его рук, ласкающих её обнажённое тело, почти достаточно, чтобы заставить её закрыть глаза. Но наблюдать, как он вот так на неё смотрит, намного лучше. Между её ног собирается такое количество влаги, что, когда она наклоняется вперёд и скользит вдоль его члена, он в неверии стонет. Она приближает свой раскрытый рот к его, но поцеловать его выходит с трудом. Она лишь часто и глубоко дышит, её нижняя губа скользит по его зубам, когда он устраивается у её входа. Дрожащий стон вырывается из её горла, когда она плавно опускается на него, её глаза зажмуриваются от напряжения. Его тёплые и сильные руки оглаживают её бёдра, поднимаясь вверх к спине и крепко обнимая. Она откидывается назад в его хватке, когда он толкается глубже, и его стон опаляет её грудь. — О боже, — выдыхает она, садясь на него полностью. Его руки напрягаются, когда он слегка приподнимает её, медленно насаживая на свой член. — Блять, в тебе так хорошо, — выдавливает он. — Так чертовски тесно. Её пальцы впиваются ему в спину, а голова падает на его плечо. Она не уверена, действительно ли она такая узкая или просто он большой, но это не имеет значения, потому что она настолько мокрая, что он скользит в ней, словно был создан, чтобы быть внутри неё. Она никогда не испытывала ничего подобного. Его рука поднимается, чтобы ласково дотронуться до её щеки, и она снова вздрагивает, когда он выдыхает ей на ухо приказ. — Расскажи мне, что тебе нравится. — М-м… Мне… — Она сбивается с мысли, когда её колени упираются в диванные подушки по обе стороны от него, пока она медленно раскачивается на нём. Всё, о чём она способна думать — это то, как идеально он её заполняет. — Мне нравится вот так, — вздыхает она. Его низкий смешок отдаётся в её груди. — Это хорошо. Но что ещё? Она стонет, когда он сильнее толкается бёдрами ей навстречу. — Что ты имеешь в виду? Он откидывается назад, чтобы взглянуть на неё, и она замечает, как его взгляд на мгновение опускается туда, где они соединяются. — Не хочется отвлекать тебя, Грейнджер, — растягивает он, — но теперь твои кинки — официально моё дело. Прежде чем она успевает ответить, он притягивает её к себе и проводит кончиком языка по её нижней губе. — Я уже знаю, что тебе нравится похвала, — говорит он, нежно прикусывая мягкую плоть. — Ещё я знаю, что тебе нравится слышать команды, — её веки трепещут, когда его язык на секунду находит её. — Что ещё? — Я… э-м… я не знаю, — она снова запинается, пытаясь думать. Она знает, что есть и другие вещи. Но сейчас он посасывает её губу, и в данный момент это кажется самым важным. — Не знаю, — признаётся она, безуспешно пытаясь поймать его губы. Он слегка цокает языком, отстраняясь. — Вы не в лучшей форме, мисс Грейнджер. Она почти надувает губки, но он улыбается прежде, чем она успевает это сделать. — Как насчёт викторины? Её сердце взволновано ёкает от этой идеи. Но она не подготовлена, а он очень отвлекает. Последнее, что ей сейчас нужно, так это завалить экзамен. Разумеется, он знает её достаточно хорошо, чтобы догадаться, что это убило бы её настроение. Она так погружена в эту мысль, что не замечает, как его рука подкрадывается к её кудрям. — Нравится, когда тебя дёргают за волосы? Она моргает, глядя на него, а затем его кулак сжимается. — О… — она тихо стонет, когда трепет удовольствия распространяется по её коже. Затем он делает резкий рывок, отдёргивая её голову назад. — Да! — кричит она, пока её влагалище сжимается вокруг него. — Да, мне это нравится. — Хорошо. Она делает поверхностный вдох, когда его нос касается её открытого горла. — Что насчёт укусов? По её руке пробегают мурашки, когда он опускает зубы на связки на её шее. — Да, — шепчет она, и он смыкает их. — О боже, — она не может ничего поделать, и её бёдра вздрагивают над ним в ответ. Он мычит в её кожу, когда зубы находят плечо и ключицу, двигаясь ниже. Ладонь опускается на её горло. — Удушение? Некоторое время она молчит. Она не фанат, но ей не хочется ошибиться. Если это то, что ему нравится... Его пальцы чуть сжимаются. — Нет, — твёрдо произносит она. Рука тут же скользит назад, опускаясь на щёку, и он притягивает её, чтобы обжигающе поцеловать. — Хорошая девочка, — шепчет он ей в губы. — Это было идеально, — другая его рука опускается на её бедро, и он толкается в неё. Её кожа поёт, когда она прижимается к нему, купаясь в своей награде. В следующее мгновение он кладёт руки на её плечи, проводит вниз по рукам и берёт ладони в свои. Она наблюдает за его лицом, когда он заводит их ей за спину. — Ограничения? — спрашивает он, и она чувствует, как вокруг её запястий обвивается мягкая полоска шёлка. Она резко втягивает воздух и уверена, что он может почувствовать, как она запульсировала от этой мысли. Ей нравится идея быть связанной им, быть в его власти. Но… доверие, которое необходимо для этого… Не успев ответить, она чувствует, как шёлк соскальзывает с её рук, и он снова её целует. — Я приму это как «да», но не сейчас. Её грудь переполняют эмоции от того, как точно он может прочесть её, но затем вместо рук мягкая ткань накрывает её глаза. — Сенсорная депривация? Он перестаёт двигаться, и она делает то же самое. Она сидит в ожидании, что он прикоснётся к ней, но ничего не происходит. Она знает, что он рядом — его член внутри неё, ради Мерлина, — но с каждой секундой её пульс учащается. Томительное ожидание вызывает трепет в области позвоночника, и когда желание начать двигать бёдрами становится слишком сильным, чтобы его игнорировать, она говорит: — Да. Его язык щёлкает по её соску. — О боже, — стонет она, потому что от этого действия её влагалище пронзает болезненное желание. — Нравятся игры с сосками? — А кому-то не нравятся? — бездумно отвечает она. Он ещё раз резко дёргает её за волосы, и её голова откидывается назад. — Ох, блять, — выкрикивает она. Он продолжает ласкать сосок, и она понимает, что чувствует приближение оргазма. — Я позволю тебе попытаться ещё раз без дерзости. Его дыхание опаляет её грудь при каждом слове, и с повязкой на глазах эти ощущения сводят с ума. Её запястья до сих пор сцеплены за спиной одной из его рук, что заставляет её грудь выпятиться перед ним. Он оставляет целомудренный поцелуй на другом соске, и она скулит. — Игры с сосками? — снова спрашивает он. — Да, да, мне это нравится. — Оу, тебе это нравится? — она слышит в его голосе ухмылку, но ей всё равно, потому что как только он перестаёт говорить, он начинает лизать и сосать её соски так, что она становится несдержанной. — Да… Боже… Да, мне это нравится. Он задумчиво мычит. — Насколько сильно тебе это нравится? — спрашивает он, переключаясь на другую грудь, слегка сжимая сосок губами. Трепет охватывает всю нижнюю часть её тела, когда возбуждение опаляет её промежность. — Ох, я... Блять, мне нравится. Очень сильно нравится. Я могу кончить от этого. — Неужели? — его язык вращается вокруг острого кончика. — Да. Я… О, чёрт, я так близко. — А что, если я тебе не позволю? Её накрывает паника. — Я не люблю контроль оргазма, — выдыхает она. Повязка, ограничивающая зрение, исчезает, раскрывая перед ней холодные серые глаза. Она смотрит в них, пока её грудь вздымается. — Тогда я искренне надеюсь, что тебе понравится умолять, — произносит он зловещим тоном, кладя руки ей на бёдра. Её рот распахивается, когда он раскачивает её вперёд и назад на своём члене. — Потому что тебе придётся меня убедить. Он проводит языком по её груди, и она почти кричит. Она прижимает его голову к своей груди, пока он повторяет это движение снова и снова. Из неё вырывается долгий низкий стон, когда она понимает, что он делает всё, чтобы заставить её кончить. И если это произойдёт до того, как она достаточно хорошо попросит и заслужит разрешение, она чувствует, что ей придётся за это поплатиться. Он слегка прикусывает её кожу, и это заставляет её действовать. — О боже, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне кончить. Прошу, я хочу быть хорошей для тебя. Пожалуйста, позволь мне быть хорошей. Она чувствует вибрацию стона на груди и знает, что она на правильном пути. Напряжение скручивается в животе, пока его член плотно скользит по её передней стенке, а беспрерывное порхание его языка доводит её до отчаяния. — О, блять, мне так хорошо. Пожалуйста, я хочу кончить. Мне нужно кончить. Я сделаю всё, что угодно. Всё, что захочешь. Пожалуйста, позволь мне. Я буду такой хорошей. Её голос практически переходит в рыдание, в то время как внутри неё нарастает давление. Теперь это неотвратимо, и мольба только усугубляет ситуацию. Каждое слово заставляет её течь для него. — Продолжай. Она задыхается от всхлипывания, когда он резко замедляется и целует взасос. Ей так хорошо, что хочется ощутить его губы на клиторе. — Слишком хорошо, — говорит она на одном дыхании, разрываясь между желанием отстраниться от его губ и сильнее прижаться к ним. — Пожалуйста, я больше не могу. Пожалуйста, позволь мне кончить для тебя. Я кончу для тебя так сильно. — Да, именно так, — хриплым голосом отвечает он, поднимая глаза к её лицу. Она чувствует, как её глаза расширяются от надежды, когда его язык высовывается, чтобы подразнить её в последний раз. — Кончай. И она кончает. Её крики наполняют комнату, когда удовольствие накрывает её, как взрывная волна. Его руки крепко сжимают её бёдра, принуждая выдержать это. Каждый импульс выкачивает силу из её ног, и она удерживается над ним только благодаря его рукам. Её лоб упирается в его челюсть, а плечи сжимаются от силы сокращений. Его губы находят её висок, и он оставляет нежный поцелуй на влажных от пота прядях. — О боже, — выдыхает она ему в шею, когда снова обретает способность дышать. — Это было… — её голос обрывается на вздохе, когда он шевелится под ней. Она чувствует, как свидетельство её освобождения намочило его колени. — Унижение? — М-м? — вопросительно мычит она сквозь пелену в голове. Зубы царапают её ухо, и он говорит: — Ты маленькая грязная шлюха, так блядски отвратительно испачкавшая мой член? Её глаза распахиваются, и из груди вырывается гортанный стон, когда её снова пронизывает наслаждение. Он отстраняется, чтобы взглянуть на неё, и она способна вымолвить лишь: — Это… ново. Его губы искривляются в усмешке, и он отталкивает её бёдра назад в сторону своих колен. Выскользнув из лона, член шлёпает его по животу. — Только посмотри, что натворила твоя маленькая грязная пизда, — рычит он. Она всхлипывает, глядя вниз на блеск жидкости, покрывающей член по всей длине и жёсткие волоски, окружающие его основание. Но всё, что она действительно замечает, — это то, как его член сочится для неё. Затем он наклоняется вперёд и проводит ладонью по её складкам, собирая влагу. Она стонет от недолгого прикосновения, но, прежде чем она понимает, что происходит, он поднимает руку и размазывает это по её лицу. — Тебе должно быть стыдно за себя. Она вскрикивает, когда терпкий запах собственного возбуждения наполняет её нос и покрывает губы. Её щёки липкие и влажные, его пальцы грубо скользят по ним. Её живот напрягается под его второй рукой, и её накрывает новый спазм. — Даже смотреть на тебя не могу, — выплёвывает он в её адрес, хватая за руки и толкая грудью на диван. Вожделение взрывается в её мозгу при одной мысли об этом. Возможно, ей должно быть стыдно, но это не так. Потому что она может быть грязной маленькой шлюхой — чем-то настолько отвратительным, что он не может больше смотреть на неё, — но его пальцы всё ещё впиваются в её бёдра, пока он ставит её на колени. Его дыхание всё ещё сбивается, когда он трётся своим членом о её вход. Он всё ещё хочет использовать её. Он всё ещё нуждается в ней. Её ногти впиваются в обивку, когда он издаёт отчётливый звук, полный отвращения. — Взгляни на себя. Совершенно мокрая от мысли быть грязной девочкой, не так ли? — Да! — вопит она, когда он резко входит в неё одним толчком. Потому что если она позволила себе опуститься так низко, то терять больше нечего. Она может получать от него удовольствие любым необходимым ей способом. И она никогда прежде не чувствовала себя такой свободной. — Да — что? — резким тоном спрашивает он, снова врезаясь в неё бёдрами. — Да, Господин, — кричит она, пока её влагалище сжимается вокруг него. В этот момент он обладает ею. — Верно, — мягко протягивает он, проводя рукой по её спине, и медленно выходит из неё, почти до конца, а затем снова толкается, прижимая её лицо к дивану. — Тебе нравится медленно и глубоко, так чтобы ты могла почувствовать, как твоя маленькая тугая пизда принимает каждый сантиметр моего члена? — Да. Да, Господин. Его пальцы стискивают её тазовые косточки, и она вскрикивает, когда он снова и снова быстро насаживает её на себя. — Или тебе нравится грубо и быстро, — выдавливает он между толчками, хрипя от напряжения, — так, чтобы из твоей головы вытрахали весь здравый смысл? — Да… Боже… Да, — всхлипывает она, пока он вколачивается в неё. Давление в её животе снова нарастает, и из глаз почему-то начинают течь слёзы. Она даже не догадывалась, какими потрясающими могут быть эти ощущения. Позволить мыслям, правилам и тревогам, беспрестанно наполняющим её разум, быть отброшенными его первобытной потребностью. Неважно, правильно это или нет. Это просто хорошо. Он заводит руку между её бёдер, и она издает судорожный стон, когда его пальцы надавливают на клитор. Её ноги неконтролируемо дрожат, пока он выводит круги, с каждым движением натягивая пружину сильнее и сильнее. Он прислоняется к её спине, так чтобы прошипеть на ухо. — Или ты такая отчаявшаяся маленькая блядь, что хочешь мой член любым способом, каким удастся заполучить его? Глаза закатываются, когда раскалённый добела экстаз пронзает её. Она содрогается под ним, бессвязно крича. — Д-да, Господин. Его лоб опускается ей на плечо, когда волна за волной прокатываются по ней. — Боги… Блять, моя идеальная… маленькая шлюха. Она слышит, как самообладание ускользает из его голоса, и никогда прежде она не чувствовала такого отчаянного желания быть хорошей. Она сделает всё, чтобы почувствовать это снова. Её слёзы пропитывают подушку, когда она выдыхает: — Спасибо, Г-господин. — Блять, Гермиона, — его ритм сбивается, и он громко стонет ей в шею, следуя за ней через край. Она удовлетворённо вздыхает, и её сердце переполнено чувствами. Его бёдра постепенно замедляются, и она узнаёт ошеломлённый стон того, кто только что невероятно сильно кончил. На мгновение его вес обрушивается на её спину, когда он обнимает её, а затем она чувствует, как мягкие губы медленно оставляют поцелуи на её плече. Эта внезапная нежность вызывает сильный отклик внутри неё, и она сотрясается от плохо сдерживаемых рыданий. Затем он выскальзывает из неё, ладони нежно гладят её спину и руки. Она поддаётся его прикосновениям, позволяя ему медленно перевернуть её и помочь ей устроиться у него на коленях. Она дарит ему слабую улыбку. Его пальцы нежно касаются её подбородка, и он наклоняется, чтобы поцеловать её. — Это было невероятно, — шепчет он ей в губы. — Ты так хорошо справилась. Её кожа гудит. — Спасибо, — шепчет она в ответ. Он слегка проводит большим пальцем под её глазом, и она осознаёт, какой заплаканной должна сейчас выглядеть. Она освобождается из его объятий и быстро проводит тыльной стороной ладони под носом. — Я в порядке, — говорит она, всхлипнув. — Не нужно обо мне заботиться. Она поднимает руки, чтобы вытереть слёзы, но он останавливает их своими. — К счастью, — говорит он с улыбкой, — эта часть не обсуждается. Он запускает пальцы в её волосы и притягивает её лицо к своему. Однако на этот раз он оставляет поцелуй в уголке её глаза. Он слизывает соль со своих губ, а затем повторяет то же самое с другой стороны. — Я серьёзно, — тихо бормочет она, пока он целует её. — Мне не… Ох. — Она замолкает, гортанно застонав, когда пальцы начинают массировать кожу её головы. Её глаза закрываются, в то время как он ласкает её кожу, всё ещё чувствительную после таскания за волосы. — Кто сказал, что это для тебя? — тихо спрашивает он. Ощущения слишком приятные, чтобы спорить. Её голова расслабленно откинута, и облегчение распространяется вниз по телу. — Я унижал тебя всё это время, — продолжает он низким голосом. — Не думаешь, что мне бы хотелось иметь возможность сказать тебе, как ты прекрасна? Она издает тихое мычание, и её губы приподнимаются в улыбке. Он продолжает целовать её скулы, уделяя повышенное внимание области, которая, как ему показалось, особенно сильно натёрлась о ткань подушки. — Сказать, что ты была такой идеальной для меня. Ей хочется открыть глаза, хочется взглянуть на него, но веки кажутся свинцовыми благодаря его уходу за ней. Она замечает, что он больше не прикасается к волосам, только когда чувствует мягкое прикосновение тёплой влажной ткани к лицу. — Что я никогда не чувствовал чего-то столь же хорошего. Он покрывает долгим поцелуем каждое место, которое очищает. Вдоль подбородка, над бровью, на кончике носа. Она тает как воск в его руках. Должно быть, он закончил омывать её лицо, потому что затем он осторожно помогает ей лечь на диван. — Что я так горжусь тобой. Она протягивает руки, обвивает его шею, и её сердце щемит от эмоций. Он позволяет ей притянуть себя ближе. Его свободная рука медленно блуждает по её телу, массируя места, с которыми он так грубо обошёлся. Плечи, запястья, след от укуса на шее. Вес её груди заполняет его ладонь. Прикосновения слишком тягучие, чтобы возбудить, и от уютности этих нежных поглаживаний её начинает клонить в сон. Её голова покоится на его тёплой груди, и она уже начинает засыпать, как вдруг дверь распахивается. Гермиона потрясённо подскакивает. Скорее всего, уже около полуночи, поэтому она даже не подумала о запирающих чарах. Последнее, чего она ожидала, — что кто-то будет искать её посреди ночи. Что ж, вероятно, всё-таки предпоследнее. Потому что на самом деле последнее, чего она ожидает, так это того, что вломившийся человек просто будет, сияя, стоять в дверях, несмотря на то что перед ним на диване лежат два абсолютно голых человека. — Луна! — ахает Гермиона. — В чём дело? — Они готовы принять документы по бумсланговому делу в архив в любое время, когда тебе будет удобно, — непринуждённо отвечает Луна, словно это совершенно стандартная ситуация для сообщения таких новостей. Гермиона бросает взгляд на кучу коробок с делами позади её стола. — Э-м, да, ладно. На каком уровне ты работаешь? Я могу занести их в понедельник. — О, а я здесь не работаю! — говорит Луна, всё ещё широко улыбаясь. Её взгляд бесстыдно блуждает по ним обоим, что было бы абсолютно неприемлемо для любого другого человека. Она наклоняет голову набок и мягко произносит: — Мне просто нравится наблюдать, как все ладят между собой. Гермиона возмущённо фыркает и смотрит на Драко. Его брови практически достигают линии роста волос, но он смотрит на неё в ответ, пока дверные петли издают протяжный скрип. — Доброй ночи! — восклицает Луна, прежде чем закрыть створку. Гермиона чувствует улыбку Драко на своих губах. — Да уж, ночь добрая.