Саморазрушительное турне.

      Эта мысль для Куроо была привычна как рис на обеденном столе, ну или как ощущение Глока в жилистой покоцаной ладони. Мысль, которая пугала до чёртиков и казалась почти осязаемой.       Бокуто умрёт.       Куроо, скрипя зубами, старался всегда загонять эту мысль поглубже, в уголок «для тревоги перед сном». Обманывал себя эфемерностью спокойствия, мол, всё под контролем и всё будет хорошо. Обманывал, потому что «хорошо» уже не было очень давно, и он это знал.       После долбаной, мать её, Ирландии ничего не было хорошо. После Ирландии хотелось скулить по-за углами и никогда, НИ-КО-Г-ДА не приближаться к изнанке этого мира. Да пусть всё идёт к чёрту, с Куроо уже достаточно.       Ирландского вампиреныша они вдвоем решили пристрелить ещё на второй день после того, как Бокуто смог немного оклематься от своей «влюблённости» и снова начал мыслить рационально и конструктивно. Куроо видел, что в совиной светлой головушке что-то щёлкнуло, какой-то маленький тумблер, но он не смог понять, за что тот был в ответе. Да и Бокуто вёл себя вполне ожидаемо. Да, поныл, да, побесил Куроо немного своей кислой миной, но потом ведь всё нормально было. Потом он выглядел вполне удовлетворительно для всех тех событий, по коим протащила их Киуфанада.       Бокуто и правда вёл себя более чем достойно для охотника, который оказался под воздействием нечисти. Его самоконтролю Куроо мог бы позавидовать, потому что сам, блять, слишком близко к сердцу всё принимал. 1:0 в пользу Бокуто.       Он сам вызвался пристрелить парнишку. Ну, Куроо тоже мог бы, но решил не переубеждать друга. Если хочет сам со всем разобраться, то Куроо не станет мешать, он всё понимает.       И то, как он уверенно кивнул на слова Куроо что его леннан-боя придётся ликвидировать сразу же, как подтвердится его причастность/не причастность к делу, заставило Куроо поверить, что с его мальчиком всё будет в порядке. — Всё пучком, связь же ещё не прочная, — говорит он, пригубив Дэниелса, когда они с Куроо остаются вдвоём посреди мрачного палаточного лагеря. — Я ничего такого не ощущаю, ну, знаешь, только типа бабочки в животе, когда смотрю на него.       Если бы Куроо тогда знал, что бабочки эти могут быть настолько смертоносными, переловил бы всех голыми руками. Если бы хоть на минуту отвлёкся от волнами накрывающей при каждой попытке говорить боли в разбитой части лица и пригляделся внимательно. Уже тогда он мог бы заметить, что глаза Бокуто больше не бликовали от костра, глаза Бокуто были утоплены в тоске.       Коноха, дурак, слишком уж заботился о мальчишке. Куроо же видел сложившуюся картину иначе. Вампиреныш был опасен по всём фронтам. Может, он и не был замешан во всей инфернальной киуфанадной херне, но у Куроо тот мог отнять самое ценное. Отнял самое ценное.       Когда всё закончилось, облегченно выдохнуть не получилось. Они всё у себя под кожей ощущали остатки густой туманной взвеси. Киуфанада наложила на каждого свой тяжёлый отпечаток. Спасибо, что хоть живые остались.       Не все, правда.       Убивают леннан-боя не сразу как планировали. Вообще с парнишкой всё пошло не по плану, и беднягу тоже знатно протащило по ирландскому смертельному аттракциону. Им особо было не до семейных разборок, поэтому Куроо решил пока закрыть на это глаза. До поры до времени.       В Керсивин они возвращаются все вместе. Никто не задаёт лишних вопросов, лишь редкие прохожие бросают на них тяжёлые взгляды и изредка обращаются к мальчишке на ирландском. Бокуто хмуро смотрит на того, и Акааши что-то отвечает знакомым, но паники никто не поднимает, лишь сочувственно провожают взглядами.       «Послушный мальчик», думает Куроо.       «Всё правильно», думает Куроо.       «Тебе просто не повезло», думает Куроо.       А дальше всё было, до чего же иронично, как в блядском тумане.       Дорога из Керсивина, пустынная остановка на кольце Керри, до жути драматичное молчание, которое действовало на нервы. У Куроо было очень много поводов для беспокойства, и он не хотел добавлять к ним ещё и мысли о мальчишке.       Внезапно Куроо ощутил себя не охотником, а палачом. И чувство это ярко-красной пылью застелило глаза его профессиональной гордости.       Место Акааши выбрал сам. Как оказалось, он был тем ещё романтиком-одиночкой и обзавёлся любимым уголком на своей неприветливой родине. Куроо не хотел отпускать их туда вдвоём, но Бокуто настоял на том, что он справится и всё будет нормально.       Конечно, он справится, в вампиреныше на его 180 с копейками и 50 килограммов живого веса не наберётся. Ткнешь пальцем и рассыплется. Куроо качает головой, думает около минуты и кивает, отпуская друга, он хорошо понимает что это - личное. Пусть так.       Выстрел слышали все. Стояли молча. Коноха украдкой вытер глаза, вот чудак мягкотелый. Бокуто в поле зрения появился через добрых полтора часа. Хоронил.       Куроо лишь положил руку ему на плечо и ощутимо сжал, почувствовав то самое — Бокуто был чертовски напряжён.       Через 5 дней после возвращения они сдали рапорт в конторе, отчитались на общем собрании, и все ушли в отпуск. Яку смог выделить им всего неделю на восстановление, но и этого должно было хватить. Обычно хватало.       И после того, как двое суток подряд Куроо очень красноречиво игнорировали, он подумал, что так, блятьнахер, не пойдёт и стал искать некогда оставленные ему ключи от совиной квартиры.       Через час с небольшим он стоял на пороге этой самой квартиры с чётким ощущением того, что ему сейчас придётся сражаться с тем, что он увидит. Ключ в замочной скважине с тихими щелчками поворачивается 2 раза против часовой стрелки.       Бокуто спал. Спал тревожно, хмуря свои большие брови. Куроо не стал его будить, этим самым допуская очередную ошибку.       В квартире Куроо ничего необычного не заметил. Всё как всегда. Несколько чашек в раковине, смятые подушки на диване и полное отсутствие какой-либо снеди в холодильнике. Бокуто редко готовил, предпочитая доставки, потому что быстро и вкусно.       Будучи хорошим другом, Куроо прихватил с собой продуктов из ближайшего супермаркета для карри. Бокуто обожал карри, а Куроо умел его восхитительно готовить. Такой вот тандем.       Куроо почти закончил с мясом, когда услышал невнятную болтовню из комнаты, где спал Бокуто. Проснулся и разговаривает по телефону? Тогда почему не выходит? Пахнет же едой на всю квартиру.       Куроо хмурится и убирает мясо с огня. Потом доготовит. Идёт обычным шагом, не на цыпочках, потому что если Бокуто правда не спит, не хочется его пугать. Но Бокуто всё ещё спал.       Голос достаточно громкий, немного встревоженный. Но потом тревожно становится Куроо, потому что он слышит чёткое зовущее «Акааши», и земля уходит у него из-под ног. — Во сне он как будто и не умирал, — говорит ему Бокуто, когда через полчаса просыпается сам и застаёт Куроо за накрытым столом с низко опущенной головой. — Мы разговариваем, словно он тут в курсе всего, что происходило с нами после… ну…       Он замолкает и смотрит на свои руки. «Я знаю о чем ты думаешь», Куроо не озвучивает мысль в слух. — Знаешь, Тецу, мне кажется, даже если бы я убил его в ту же минуту, когда впервые увидел, — Бокуто замолкает, подбирает слова. — ничего бы не… — Прекрати, — не выдерживает Куроо и резко поднимается со стула.       Он знает, что тот хочет сказать. Знает, что ничего бы не изменилось, а они допустили огромную блядскую ошибку, последствия которой догнали их слишком быстро.       Отдача у того выстрела была колоссальной.       Бокуто сидит смурной и задумчивый, медленно и редко моргает, словно подвисает. На шее и руках вздулись вены, да и в целом он выглядит как человек, который не спал трое суток, хотя только выполз из кровати.       В тот момент Куроо смотрел на друга и мысленно проклинал себя. Бокуто в смерти Акааши он не винил, нет, только себя. Коноха с Дайшо до последнего не знали об их решении на счёт мальчика, а когда узнали… Ну, Коноха был категорически против, утверждая, что не знает ничего о природе связи леннан-ши с жертвой и что это может быть опасно, да и Акааши ему было очень жалко, не заслужил бедный вампиреныш всего этого. А Дайшо... Он лишь покачал головой и пожал плечами, мол, ну как знаете, я предлагал альтернативу.       А всё потому, что Куроо эгоист. Куроо развязал руки умирающему Акааши, когда чуть не сдурел в лесу от страха, не хотел больше в одиночестве гулять, но ревностно вцепился в Бокуто зубами, когда стало ясно, что связь между ними крепнет с каждой минутой. И бил словами, побольнее и в уничижительном тоне, мол, место своё знай, ты всё равно монстр. Не человек.       Интересно, Бокуто тоже ненавидел Куроо точно так же, как он ненавидит себя сейчас? Куроо бы даже был этому рад, потому что когда он приехал проведать Бокуто в следующий раз…       …проведывать было уже некого.       В тот момент Куроо тоже умер. Умер рядом с его телом. Умер прямо на коленях с перепачканными в холодной крови руками.       Он не вышел ни через неделю, ни через месяц. Контора его не трогала. Никто его не трогал, словно отступили от него на шаг с презренным молчанием. Погубил. Не уберёг. Больше, чем просто предал.       Куроо замуровал себя в склепе сожаления, заточил ножи воспоминаний и воспроизводил в памяти те моменты, о которых никогда и не думал скорбеть. Прощаясь с Бокуто, он словно отрезал от себя по кусочку, в конце обнаружив, что самого его почти не осталось.       Громкий заливистый смех и до боли родное «Хей, хей, хееей!» превратились в шумовые галлюцинации, и Куроо отчаянно хотел, чтобы сейчас его сожрала какая-нибудь премерзкая тварь, только вот хуже себя он вряд ли кого сыщет.       Куроо раньше часто гонял в голове эту страшную мысль, постоянно боялся за своего мальчика, пока тот мочил очередных призрачных ублюдков или зачищал вампирские гнезда. Только вот Куроо так и не понял, как ему жить дальше, и сейчас прозрение к нему не снисходило.       Наверное, это финал. Совсем не яркий и не эффектный, как в тех фильмах, что они смотрели марафонами ночи на пролёт. Финал, обычный для охотника. Как там говорилось? Либо ты, либо тебя? Чушь полнейшая. Не работает это всё, полная херня, а не схема. И Куроо Тецуро может подтвердить это собственной шкурой. Изрезанной в клочья заточенными ножами прямо посреди кухни, под правой ножкой обеденного стола.