***
Двенадцать минут Как можно тише я пыталась открыть двери и зайти в квартиру. Я должна была прийти ещё пять часов назад, но я опять ослушалась приказа матери. Мне попросту не хотелось идти домой. На самом деле, это место сложно было назвать домом. Я там живу, ем, сплю. Мне кажется, этот мир просто не создан для меня. В квартире было темно и я надеялась, что мама уже спит. Мне совсем не хотелось сейчас слушать ее крики и недовольства о моем поведении. Единственное, что моя мать постоянно делает, так это ругает меня за что-то. Ада то, Ада сё. И так каждый раз. Она будто ненавидит меня. Или, быть может, так и есть… — Где ты шлялась? — я поморщилась от яркого света. — Ты должна была прийти домой ещё пять часов назад. Почему я только сейчас наблюдаю тебя дома? — опять она была зла. Я лишь закатила глаза и продолжила снимать куртку. Мне было плевать, что она мне говорит. Мама всегда найдет к чему придраться. Я старалась ее игнорировать. Считала до десяти, притворялась, будто так и надо, сосредотачивалась на дыхании. Это не помогало. — Ты что, не услышала меня? — она резко дернула меня на себя и заставила смотреть прямо в глаза. Потом она замерла, в ее взгляде появилась злость. — Ты что, курила? — риторический вопрос, который не требовал ответа, но мне захотелось ответить. — Нет, я рядом стояла, на меня ветер дул, — я сделала невинное лицо, будто это на самом деле так и было. Как выяснилось, мою мать это взбесило ещё больше, и в следующее мгновение она дала мне пощёчину. Щеку обожгло болью, но я не обратила на это внимание. Она очень часто могла поднять на меня руку. Будь то неидеально застеленная постель, очередная двойка или просто ее плохое настроение. Она никогда не улыбалась. Всегда была строгой и подавленной. Я не помню, чтобы она была счастлива рядом со мной. — Слушай меня сюда. Раз ты не понимаешь, что я тебе говорю, будем разговаривать другими методами. Тебя ждёт наказание, — я скривилась от понимания, что меня ждёт дальше, тем самым выдав свои эмоции. — Неделю сидишь дома. В своей комнате. — я выгнула бровь. Всего-то посидеть в комнате? — И да, будешь сидеть без еды. — теперь, создавалось впечатление, что она была довольна. Словно ей нравится приносить мне страдания. — Надеюсь, ты довольна, и если это все, то я, пожалуй, пойду в свою темницу. — не проронив больше ни слова, я ушла в комнату. Комната была для меня темницей. Кто-то бы обрадовался тому, что сидишь целых семь дней дома. Но не без еды. И не в моей комнате. Она в буквальном смысле напоминает скорее тюрьму, чем уютную комнату. Четыре стены, одно окно, десять шагов в длину, четыре в сторону, одна люстра. Перечислять это можно до бесконечности. Наказание было всегда разным. В одних ситуациях я могла сидеть сутками в комнате, в других же замазывать синяки. Если я сидела в комнате, то выпускала она меня из комнаты всего два-три раза за целый день. Я могла хоть часами напролет долбить в дверь, а ей было все равно. Главным моим развлечением было смотреть в окно. Или рисовать каракули на листочке. Один и тот же пейзаж появлялся на листе раз за разом. Такой же ужасный, такого же цвета, размера. Я не художник. Я делала это лишь бы не сойти с ума в четырёх стенах. Комната была маленькая. Ужасного пастельно-жёлтого цвета. Меня начинало воротить только от его упоминания. Тут не было книг или чего нибудь ещё. Нет, это в буквальном смысле тюрьма. Однажды я пыталась кому-то что-то сказать, но мне не поверили. Как тогда, когда мне было шесть. Мне вновь плюнули в душу и сказали, что я выдумываю. Они свято верили, что моя мать светлая душа, что она сама светлейшина. А мне хотелось их развернуть и накричать, доказать, что она не такая. Я искала защиту в любом. Я хотела хоть щепотку света или счастья, теплоты. На душе всегда было так холодно. Ни солнце, ни огонь, ни искусственное тепло не спасет от того холода, что живёт внутри, что с каждым годом становится все больше. Холод поселился там и жил. А я была не против. Иногда я могла залезть глубоко в свои мысли и найти там кусок чего-то темного. Будто не из этого мира. И мне всегда было интересно, что это. Эта тьма не сравнима с обычной тенью или ночью. Это однозначно что-то темнее. Бывало, что во время того как я тянулась к темному кому в отражении окна, я видела как мои глаза темнели. Постепенно это перестало меня пугать. Я скрывала это от всех. Это была та часть меня, которую я защищала. Никто об этом не должен знать. Людей всегда пугала тьма, они шугались от нее. Для них это словно зайти в огонь. Едва ли не каждый пытался сделать из себя светлого, святую душу. Но они не учли одного: их гнилое нутро видно насквозь, а их светлые одеяния и ласковая улыбка не скроет того, что говорят их глаза.***
Шестнадцать минут Кажется это самый неудачный день в моей жизни. Я провалила экзамен на поступление. Я смотрела в эти чёртовы тесты и не знала, что написать. Все время я думала о чем-то другом, но только не о экзамене. Так и прошло время сдачи. Когда я оттуда выходила, я чувствовала себя растерянно и грустно. Я не знала, какие будут результаты. Оставалось надеяться только на удачу. И вот сейчас я держу в своих дрожащих руках результаты. Надежда умирает последней, ведь так? Кажется, сейчас был последний момент, потому что я не сдала. Я положила бумажку на стол и долго на нее пялилась. Будто если я буду смотреть на неё, в ней что-то изменится. Но нет, время шло, а она по-прежнему такая же. Я не знала, что делать дальше. Все это время мама наблюдала за мной издалека. Она ничего не говорила, просто стояла и смотрела за мной. И когда я отошла за стаканом воды, мама все-таки решила посмотреть, как я сдала. Казалось, ей было все равно до одного момента. — Что это? Почему ты не сдала? — она дернула меня за предплечье, разворачивая лицом к себе. А чего ещё она ожидала от меня? — Странный вопрос, почему. Ведь это ты хотела чтобы я туда поступила. Ты не дала мне выбора. Именно ты виновата в этом, — я начинала выходить из себя. Но этого нельзя было допустить. — Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Глупое дитя, что ты знаешь об этой жизни?! Я дала тебе шанс на хорошую жизнь. А ты ведёшь себя как неблагодарная. — это стало последней каплей и мое спокойствие кануло в небытие. Всегда она делала из меня глупого ребенка, а из себя святую мать. — Правда что-ли, а то я как-то не заметила твою заботу. Все, что ты делаешь — это портишь. Ты отравляешь все, что тебя окружает. И свою дочь ты делаешь такой же, — я заглянула ей в глаза и, наверное, это было ошибкой, но я продолжала. — И знаешь, именно ты виновата в том, что отец ушел от нас. Если бы ты не вела себя как грёбаный яд, он был бы с нами. Но ты все убиваешь. — глаза нещадно жгло от подступающих слёз. Я вновь почувствовала ту тьму, что темнее ночи. Она холодными щупальцами расползалась внутри. Я не могла её никак остановить. Будто я опять перенеслась на десять лет назад. Страх, боль, обида и все вновь. — Ада, твои глаза… — мама проговорила это как факт, словно так и надо. Она что-то знала, но не говорила этого. Я, осознав свою ошибку, быстро закрыла глаза и отвернулась от нее. Она не должна была их заметить. Пульс начал учащаться, мне захотелось сбежать отсюда. Так глупо было выдавать свою тайну. И все из-за того, что я разозлилась. — Это не то, чем кажется. — это даже пародией на попытку доказать что-то не было похоже. Вот настолько это выглядело жалко. Мои глаза, и та темнота, что внутри меня, это было что-то из ряда вон выходящего. Что-то неизвестное для нашего мира. Я была исключением из правил, чем-то не тем. Люди любили светлых, но ненавидят тёмных. А я это что-то, что темнее света, но светлее тьмы. — А чем это кажется, бесовское дитя? — в ее голосе слышалось отчётливое отвращение. Почему она не боится меня? Она будто где-то уже такое видела. Слишком странно. Слишком подозрительно. — Не знаю, чем-то. Разбирайся сама. — Мне было невыносимо стоять рядом с ней. Вопросы опять заполняли мою голову. Их слишком много, а ответов слишком мало.***
Прошло несколько дней. Я находилась как будто в собственной каторге. Я не могла спокойно спать, есть, просто быть. В голове крутились одни и те же мысли. А что будет? Что она может сделать со мной? И бездействие матери пугало сильнее. Она не говорила мне больше ничего. Будто что-то собиралась сделать. Я буквально не знала куда себя деть. При любом воспоминании о том дне меня бросало в дрожь, а тело покрывалось мурашками. Незаметно для самой себя, я искусала свои губы так, что во рту постоянно присутствовал небольшой привкус крови. — Ада, солнце, подойди сюда, пожалуйста, — от ее обращения я вздрогнула. Я и солнце, подойди. Что-то здесь явно не так. Она слишком добрая. Никогда в жизни я не слышала, чтобы она так ко мне обращалась. Да ещё и таким слащавым тоном. Сделав глубокий вдох и выдох, я вышла к ней. — Что такое, мам? — ответила я ей, пародируя ее же тон. На кухне непринужденно болтая с мамой, сидела женщина в странном наряде. Она больше походила на монашку. Или на чокнутую женщину, которая очень верит в светлых. — Познакомься, Ада, это сестра Агния, она приехала чтобы помочь тебе, — улыбаясь во весь рот, говорила мама. Будто я чем-то болела и к нам приехал врач. — Эммм… Здравствуйте. — на кухне воцарилось гробовое молчание. Меня все это настораживало. Я внимательно наблюдала за двумя женщинами, что сидели за кухонным столом. Часы рядом со мной надоедливо тикали, будто выжидая подходящего момента. — Ада, часто у тебя бывает такое, что ты взываешь к тьме? — она говорила это так непринужденно, отпивая чай. — Простите, я не совсем понимаю о чем вы. К какой тьме? — в горле застрял ком, глазами я начала бегать по комнате. Они же не могли узнать? Правда… Мама не могла, нет. Она бы этого не сделала. Я не должна туда попасть. Это проклятое место. Нет… — Мы пришли тебе помочь. Не ври нам, мы знаем все. — она по-доброму улыбнулась. — К.кто мы? — в комнату зашли два санитара. Их лица были будто каменные, они не выражали ничего. — Мама, не надо, пожалуйста. — я начала пятиться. — Сестра, пожалуйста, послушайте меня. — я смотрела в ее глаза в надежде увидеть хоть что-нибудь. — Это явно какая-то ошибка. Я никак не связана с темными. Вы ошиблись. — голос предательски дрожал. Никто из них меня не слушал. Они стояли на своем. Окинув их взглядом, я решила убежать. Они не оставили мне выбора. Но я не успела сделать и двух шагов, как один из них схватил меня за руки. Я почувствовала мимолетную боль в шее. Один из них вколол что-то мне. — На тебе отпечаток темного, дитя. Так не пойдёт. Мы вынуждены забрать тебя в священное место, дабы изгнать из тебя эту тьму. — она говорила как одержимая. Из последних сил я пыталась вырваться. Я дергалась, как раненое животное. Мне было страшно. Моя собственная мать сдала меня в монастырь. Вокруг того места ходило много слухов. Оттуда никто не возвращался. Либо сходил с ума, либо умирал. Они заставляли людей принять в себя свет, как они говорили. Поверить в светлого и быть его рабом. — Вы не можете… — слабость разрасталась по всему телу. Сначала пальцы, потом стопа, вся нога онемела. Я с трудом могла держать глаза открытыми и нормально соображать, но не отводя глаз смотрела на мать. Я хочу чтобы она запомнила, что натворила. Пусть мой образ ей будет сниться, она будет просыпаться и видеть, как они меня уводят, как я пыталась сопротивляться, как один из них вкалывает мне в шею транквилизатор. — Ты сумасшедшая — из последних сил, почти шепотом, сказала я своей матери и после этого меня настигла тьма.***
Восемнадцать минут — Я спрошу ещё раз, Ада. Тебе ясно, что ты отсюда не сбежишь? Мы хотим тебе помочь, избавить от грешной части тебя. Прекрати сопротивляться. — сестра Агния уже в который раз пытается вдолбить мне это. Мы играли в игру, кто первый проиграет. Всегда выпадала ничья. Сначала они проигрывали, а потом я. Мы брали друг друга на слабо. Я играла по их правилам, но делала по своему. Сестра Агния видела во мне идеальную светлую, но это была лишь маска. Которую носили они все. — То, что вы поймали меня сейчас, это не значит, что я не сделаю это потом, — прошипев, ответила я. Я пыталась сбежать, но меня кто-то сдал. Когда я была у ворот которые должны были быть открытыми, меня ждало разочарование. Они закрыли их. Я пыталась открыть или перелезть ворота, но все было тщетно.***
— Браво, Ада хорошо сыграно, — сестра Агния и два санитара медленно приближались ко мне, аплодируя. — Я не понимаю, — я еще раз ударила по замку в надежде, что он откроется, но ничего не изменилось. — Как? Как вы это сделали? — они будто знали все наперёд. — Открой свои глаза дитя. Мы все здесь рабы светлого, а Он все видит. — она посмотрела вверх и мечтательно улыбнулась. — Мы всегда будем на шаг впереди тебя. Я все вижу и слышу. Ведь я верю, и ты должна поверить. — меня до глубины души раздражал этот тон. Он такой сладкий, противный, вяжущий.***
«Я все слышу и вижу». Эти слова надоедливой строчкой постоянно бегали перед глазами. Наконец, меня пробило осознание. Он меня сдал. Авдиес — слуга светлого. Ему дали это имя за хорошее служение. Авдиес очень часто ходил за мной. Он был как колючка, прицепился и хрен ты его отцепишь. Со временем я перестала на него обращать внимание. Сначала меня это настораживало, а потом я смахнула это все на то, что он просто свихнулся, как все остальные. Но этот хренов служитель светлого следил за мной специально. Как я могла до этого не додуматься?***
Я готовила этот побег чуть ли не с самого прибытия сюда. Часто я не могла заснуть и наблюдала за всем что происходит, за любой мелочью. И вот в одну из ночей я услышала как какая-то машина поздно ночью заежает сюда. И это не могло быть просто совпадением. Здесь редко кто проезжал. Это очень далёкая глушь, о которой знают лишь единицы. Именно поэтому отсюда никто и не пытался сбежать. Страх смерти. Они боялись их, боялись того, что им будет некуда идти, боялись неизвестности. Никто точно и не знает, сколько отсюда до ближайшего города. Может, 100 километров, а может, и тысяча. Когда мы сюда ехали, я очнулась в машине. Мы проезжали мимо разных лесов, сёл, странных одиноких дорог. Будто этот путь был скрыт от чужих глаз. С того самого дня я каждую ночь прислушивалась к звукам. Иногда я могла засидеться так до самого утра, пока мои глаза сами не закрывались и я засыпала. Но машина больше не приезжала. Тогда я утратила надежду на то, что выжить вообще возможно. Пока в одну из ночей я вновь не услышала звук шин. В тот момент мне в голову пришла идея записывать периодичность, раз в сколько дней, или недель, приезжают машины. У них была определённая последовательность. Когда я это поняла, я начала досконально изучать здание. Записывать ничего нельзя было. Кто-то мог бы увидеть мои записи и рассказать все сестрам. Оставалось лишь запоминать, сколько шагов и поворотов. Когда все засыпали, я ждала, а потом уходила. На случай, если кто-то заметит, у меня была отмазка. Очень нужно в отхожую комнату или просто не спалось. Иногда мне казалось, словно кто-то за мной следил, но я ссылалась на паранойю и страх быть замеченной. Бывало, что я чувствовала прожигающий взгляд на себе, но когда оборачивалась, никого не было. И я продолжала исследовать коридоры. Один раз меня чуть не заметили, но послушав свою интуицию, я быстро спряталась. И в правду, через пару секунд по лестнице поднималась сестра Домна. Мне всегда было интересно почему она так часто ходит вниз. И что там находится. Вход туда был строго воспрещён. Он охранялся, поэтому я даже не думала туда сунуться.***
— Будь ты проклят, святоша клятый, — прошептала я себе под нос. В моей голове был миллион способов убить его. Я искренне желала, чтобы он страдал. Я мечтала об этом каждую гребаную секунду. Чтобы он тоже находился рядом со мной в кандалах. Вместо свободы он выбрал место с психами. — Мне надоело с тобой играть, — ее голос вырвал меня из мечтаний, и я уставилась на нее. — Ты должна поклясться, что больше не будешь сбегать и… — Буду. — безразлично бросила я, мило улыбнувшись, перекривляя их. Сестру Агнию это явно сильно взбесило. Даже спустя два года им не удалось меня сломать, также, как других. Я приняла правила их игры и играла. Во мне тьма, которую нельзя изгнать молитвами или розгами. У меня была цель выжить и отомстить. И я следовала ей. Малейшая ошибка могла привести к краху. — Как ты смеешь? Это священное место. Ты должна вести себя подобающим образом. — каждый день нам говорили, как мы должны себя вести, и каждый раз на эти слова я лишь закатывала глаза. — Запомни, дитя, что каждое твое действие несёт последствие. И если ты и дальше будешь принимать тьму, нам придется принять меры.— ее тираде пришёл конец, так как к нам забежала испуганная медсестра. Здесь был медпункт, куда попадал каждый, кто не слушался. При малейшем непослушании сёстры уводили подопечных туда, где им вкалывали препараты, которые вызывали галлюцинации. Первое время я очень часто испытывала их на себе. И это было похоже на личный ад. Тело бросало то в жар, то в холод, а перед глазами постоянно были какие-то образы. Но после того как действие препарата проходило, я помнила лишь боль, то, как выламывались кости и пульсирующую боль в голове. — Авдиес он… он мертв. — голос медсестры дрожал. — Как мертв? — о, сестра Агния, бедняжка. Она так любила мальчишку Авдиеса. Какая жалость. — Авдиеса нашли в зале исповедей. — я наблюдала за ними, а на губах сама по себе появилась ухмылка. — Он лежал на «Священном писании», а его глаза были чёрными. — казалось, медсестра сейчас расплачеться от ужаса. А мне дико захотелось смеяться. Тьма внутри меня встрепенулась. Бедняжка Авдиес умер в зале исповедей, на Священном писании, от тьмы. Иронично получилось. Видимо гниль сожрала его душу, а он даже и не заметил. Ах, бедняжка Авдиес, мне так жаль. Будто почувствовав мои мысли сестра Агния обернулась ко мне и пронизывающе посмотрела. Я выдержала ее взгляд, и губы ещё шире расползлись в ухмылке.***
Двадцать минут — Ну что, Екатерина, ты готова? — сестра Агния гладила меня по только что заплетённым волосам и радостно улыбалась. Мне хотелось закатить глаза. — Да. — нет, я не была готова. Они забрали у меня все. Имя, свободу, выбор. Екатерина, так теперь меня звали. Не Ада, а Екатерина. Всегда чистая. Они считали, что очистили меня от тьмы. Каждый раз при осознании этого, на коже появлялись мурашки, а шрам на груди отдавал болью. — Не бойся, дитя, все через это проходят. Светлый обязательно тебя примет к себе. Крещение это не страшно. Все мы хотим тебе лишь добра. — Сестра Агния говорила это так успокаивающе. Невольно по моей щеке скатилась слеза. Я чувствовала себя запертой в клетке. Где-то на своем пути я сделала неверный шаг. Теперь я здесь. Екатерина, не знающая тьмы и свято верующая в светлого создателя. — Ну, что ты, Катенька, не надо слёз. Скоро ты познаешь вкус настоящего счастья. Совсем-совсем скоро. — она легонько сжала мои руки в попытке поддержать. Отойди от меня, монашка гребаная. Я Ада, дура ты проклятая. Как же я вас ненавижу. В вас нет ни капли света. Хотелось сказать это, но я смолчала, как делала теперь всегда. — Можно мне побыть одной, пожалуйста, — тихо спросила я, мне так противно было от них. От их светлого притворства. — Хорошо, за тобой скоро зайдут. Будь готова. — не проронив больше ни слова, она вышла. Глупо было надеяться, что я смогу здесь не потерять себя. Они монстры. Это не люди, это чудовища. Каждый день они ломают души других. У них нет границ. Они жаждут подчинения их воли. И даже самый сильный может сломаться. Его заставят это сделать. Я могла быть любимой и любить. Я могла радоваться, плакать, жить, но больше не могу. Это клетка без выхода. Всегда они знают и видят. Сделаешь ход, а они будут уже на два впереди. Это правило меня заставили уяснить. Вот и сейчас на меня нацепили уродское белое платье. Оно походило больше на тряпку, чем на платье. Я хотела его сорвать и выкинуть. Но это в любом случае мне не поможет. Даже полностью нагой они меня туда притащат и проведут обряд. Я пялилась в одну точку и думала, что будет завтра. Изменится ли что-то? Кем я буду завтра? Я не помню тот момента, как потеряла смысл во всем этом. Я не жила, я существовала. Была Екатерина, которая так же как и все, притворно улыбалась и говорила сладкие речи. Но внутри каждый день был как отчёт ко дню смерти. С каждым днем там становилось холоднее и пустее. Но уже без тьмы. Была просто я, которая угасала не по дням, а по часам. — Пора идти, дитя.— две незнакомые мне сестры стояли у двери. Я тяжело сглотнула. Сердце забилось чаще, руки начали подрагивать. Внутренности будто сделали кульбит. Страх. Он был моим спутником. Я просыпалась, с чувством страха, и засыпала, чувствуя страх. Я не хотела бояться, но я боялась. — Да, да, сейчас, — я взяла кольцо с тумбы и подошла к сестрам. Это кольцо единственная вещь которую мне удалось сохранить. Оно как частичка меня. Когда-то давно, мама рассказывала, что оно от отца. Это было давным-давно и я была очень маленькой. Кольцо было с черным рубином и темной огранкой. Для меня оно немного великовато, поэтому я носила его на большом пальце. Оно было таким необычным. Мне иногда казалось, что от него веяло тьмой. И, пожалуй, сейчас это единственная тьма, которой я позволю быть со мной. Коридор, один, два, три. Поворот, поворот, вниз и ещё раз вниз. Они вели меня по запрещённой зоне. Тут было необычно пусто и холодно. Никаких окон, одни лишь двери. Лёгкое, белое платье развивалось от быстрого шага. Кожу обдувал холодный ветер, взявшийся буквально из ниоткуда. И вот мы пришли. Широкие двери, оббитые золотом. Замок был огромных размеров, и под него был сделан такой же ключ. Дверь специальная, шумоизолирующая. Но даже если что-то и было слышно, то никто не придет тебе помочь.***
Сколько же денег на эту дверь они угрохали? Неважно. Сестра Агния впервые за все время была так зла. С тех пор как Авдиес умер, она будто хотела убить меня. Что-то в ее поведение изменилось, и явно не в лучшую сторону. — Можно вопрос, куда вы меня ведёте? Или вам все-таки надоело держать меня снизу, и вы решили меня освободить? О да, это было бы очень хорошей идеей. — мне хотелось болтать без умолку. — Молчи или иначе, клянусь Светлым повелителем, я лично тебя заткну. — сестра Агния явно была не на шутку рассерженна. — Ладно. — я невинно пожала плечами. — А можно поинтересоваться, как вы будете мне… — дверь отворилась со скрипом и передо мной во всей квартире предстал зал. Кандалы, кресты, купальни. Все это было там. Это больше напоминало комнату пыток. Мне захотелось взять свои слова обратно, и убежать куда подальше. Теперь мне было не так весело как в начале. Один вид на кандалы заставлял желудок сжаться.***
— Екатерина, Катерина! — сестра дергала меня за руку, в попытке вернуть меня к реальности. — Простите, я задумалась. — я запретила себе думать о том, что было два года назад, но мысли так и пытались заполнить сознание. Я начала оглядывать всех присутствующих. Многих я не знала, а кого-то знала слишком хорошо. Тех, кто был прислужниками, вместе со мной. Но сдавались они намного быстрее чем я. Глазами я наткнулась на сестру Агнию. Во взгляде у нее можно было разглядеть злорадство, клянусь. Она явно знала, почему я задумалась на входе. Ведь она сама лично этого добивалась… — Итак, дорогие сестры, рабыни светлого господа, рабы светлые, сегодня мы собрались чтобы посвятить ещё одну непризнаную душу в ряды светлые. — от каждого ее слова я вздрагивала. Редко кого могли посвящать. Это считалось как благодатная честь. Честь того, что тебя посвятят в рабы светлых. — Екатерина прошла долгий путь, чтобы принять свою судьбу. И теперь она готова. Мы, дорогие сестры, смогли излечить ещё одно дитя от тьмы. Изгнать эту дурь из нее. — шрам на груди вновь начал покалывать. Эти люди считали, что стать светлым рабом это честь. Отдать свою волю в чужие руки. Они гордятся тем, что смогли избавить себя от собственного выбора. А в компенсацию себе, забирали выбор у других. Ты либо раб, либо покойник. Твою волю забирают и отдают в чужие руки силой. — Готова ли ты, Екатерина, принять светлую волю. Готова ли ты стать одной из нас. Готова ли ты убить тьму и стать ослепительным светом. Готова ли ты отдать светлому создателю свою волю и быть верной только ему. — сестра Агния выжидающе на меня посмотрела. Готова ли я ко всему этому? Нет, нет, нет и ещё раз нет. Не готова. Но есть ли у меня выбор? Был ли он у меня вообще? Когда на тебя смотрят почти сотня пар глаз, выдающая ответ да. Что тебе сказать? — Да. — коротко и ясно, я уже второй раз подписывала себе смертную казнь. У каждого на лице стала возрастать улыбка. Притворная радость стала расползается по всему залу. А мне с каждой минутой все сильнее становилось дурно. От запаха, воспоминаний, общества, от всего.***
— Что ты собралась делать, монашка гребанная? — я начала шипеть и вырываться. Сестра Агния приковала меня к столу кандалами. Будто я мясо какое-то. Я вырывалась, кусалась и мне почти удалось сбежать. Но Агния была сильнее. Мое тело ослабло со времени прибытия в эту церковь. Я плохо ела, плохо спала. А в последние дни провела в темнице. У меня не было шансов. — Заткнись и прекрати дёргаться. — она схватила меня за челюсть и сильно сжала. — Я давала тебе шанс закончить все ещё в очистителе. Но ты отказалась — Очиститель. Так они называли темницу. — Вот, значит, как мы заговорили. А где же ваша добрая улибка и сладкие речи, Сестра Агния? — говорить было сложно, так как она всё ещё впивалась рукой в мою челюсть. Мы были здесь совершенно одни. Я и Сестра Агния. Один на один. Этот момент должен был произойти ещё давно. Надолго же хватило притворства этой суке. — Ты поплатишся за то, что сделала с моим сыном. Ты должна была прислуживать свету, Ада. Но вместо этого упираешься, как маленький ребенок. Я тебе покажу, что такое быть темной, и тебе это ой как не понравится. Ты почувствуешь ту же боль, что испытала и я. Я выжгу все твое злорадство и радость которую ты испытала, убив моего сына. Мне бросило в дрожь. Авдиес сын Агнии. Но ведь я его не убивала? Правда же? Это была не я. Я не могла его убить. Нет, это просто совпадение. Нет, нет, нет, этого же просто не может быть.***
Нет, нельзя об этом думать. Это в прошлом. Я не виновата. Это просто случайное совпадение. Внутри ладони начало покалывать и я поняла, что впиваюсь ногтями в свои руки. Бросив на ладони мимолетный взгляд, я увидела кровавые подтёки от ногтей. — Встань же перед священным символом на колени. Поклянись, что ты будешь верна свету и его повелителю. — этим символом было солнце. Восемь лучей как восемь его начинаний. Первый — разум, чистота; второй — деяния; третий — карма; четвертый — шаг в жизнь; пятый — покаяние; шестой — опора; седьмой — прощение; восьмой — помощь. Все эти лучи протыкали друг друга насквозь и образовывали середину которая обозначала сердце. — Я к.клянусь быть в.верной свету и только ему. — в горле была жёлчь. Я еле как смогла произнести клятву. Мне было сложно выговорить это. Я попросту не могла. Но сделала. И становилось хуже. Мне срочно надо было отсюда уйти. Здесь невыносимо находиться.***
Я помню как на мне разрезали те лохмотья, в которых я была одета. Ножницы были холодными и до боли острыми. Помню то, как по моим щекам катились слёзы. Помню звук раскаленного железа на костре. Помню, как потрескивал огонь. Помню ту злостную ухмылку на лице Агнии. Боль — вот, что она обещала.***
— Ты дала нам слово, но все ещё погрязшая в грехах. Зайди же в чистую воду и избавь себя от тьмы. Стань одной из нас. — сестра Агния подошла ко мне и взяла меня за руку. Вместе с ней мы пошли в самый дальний угол зала, где находилась купальня с ледяной водой. Она была глубокой и казалось, будто там нет дна. Просто бездна с пропастью в никуда. — Зайди в самую глубь и окунись с головой, до тех пор, пока я не скажу тебе вынырнуть. — прошептала она мне, когда мы приблизились к купальне. Сердце начало биться ещё чаще. Мне казалось, что меня вот-вот стошнит. Мне было страшно. Я все ещё не могла избавиться от мыслей и воспоминаний о том, что произошло тогда. Но я сделала как сказала Агния. Шаг, и ноги окутывает холодная вода. Кожа покрылась мурашками от смены температур. Я шла дальше, пытаясь считать до десяти. Платье неприятно начало прилипать к телу. И вот, я уже почти полностью в воде. Вдох, и я погружаюсь в воду.***
— По.жа…л.лу.йста, х.хватит, — но она будто не слышала меня. Боль заполняла все. Она заполняла разум, заполняла тело, заполняла все от кончиков пальцев ног до самой макушки. Она волнами шла от самого сердца. gaisma — что означало свет. Агния как опытный ювелир украшала меня. Как считала она сама. Аккуратно задевая самые больные места она жгла на мне это слово. На самом сердце. Каждый день, каждую минуту, каждую секунду чтобы я помнила об этом. О том, что я должна быть только рабыней света. Я плакала, кричала, дергалась, но боль не уходила. Когда голос сел и окончательно пропал, я продолжала пытаться кричать. Я проваливалась в темноту и снова просыпалась, ощущая невыносимую муку. Каждую букву, абсолютно каждую, она выводила горячим железом на моей коже. Оставляла она меня лишь для того, чтобы вновь нагреть железо и продолжить выжигать на мне клеймо.***
Кажется, я плакала, но я не могла этого знать. Я все также находилась под водой. Кожу на метке нещадно жгло. Даже ледяная вода, от которой сводило конечности, не помогала. Я больше не могла терпеть. В зале сестра Агния наверное исповедала меня, но мне нужно было уйти. Как только я начала вылезать из воды, все начали таращиться на меня. Я сорвала собственную церемонию. Ту почесть, которую они мне предоставили. — Мне нужно уйти, простите. — из последних сил ответила я. Перед глазами все плыло, я не видела нормально даже собственную руку. Будто все в один миг обрело толстую прозрачную оболочку. Тело онемело и не слушалось, но я продолжала убегать. Пока в один момент мои ноги не подкосились, и я не упала на колени. А следом меня вырвало. Казалось, что меня вытряхнули наизнанку. Пока в один миг по моей коже не стал расползаться холод. Такой приятный, родной и успокаивающий. Тьма, она будто стояла рядом со мной. Я так хорошо ее чувствовала. Она наполняла меня силой. Боль, тьма, страдание, объединились в ядерную смесь. Я готова была разрывать и метать. Больше не было повода отталкивать часть себя. Я больше не боялась, я была зла и хотела мстить. Мне осточертело это место. И первой же мыслью было отсюда убраться. Куда? Это второй вопрос. Сначала надо отсюда сбежать. Сзади стали слышаться шаги и я обернулась на них. — Сестра Агния, вы меня нашли. — я послала ей милую улыбочку. — Что собой стало. Ты, темное отродье. Я старалась как лучше для тебя, а ты… Надо было больше тебя мучать. — договорить я ей не дала, так как влепила пощёчину. — Хватит нести чушь. Вы убиваете людей, вы рушите их, ломаете их волю. Осмотритесь вокруг. На моей коже выжжено клеймо. Так вы исправляете и помогаете? Ответьте на вопрос. Зачем мне помогать, если я не нуждалась в вашей помощи? — я зло выкрикивала ей все это. — Ты заблудилась, Катерина… — и вновь она не договорила. — Я Ада, запомни это. Запомни это на том же уровне, на котором ты помнишь как дышать. — я сильно сжала руку, и Агния упала без сознания. — Мне это надоело. Не обращая внимания больше ни на что, я стала направляться к выходу. Я не знала, что умею управлять тьмой. Это будто само получилось. Но мне чертовски это нравилось. Уметь управлять людьми и быть сильной, власть, которую у меня всегда отбирали вот, что я обрела. Когда я дошла до выхода на улице, голова вновь начала кружится. Слабость возвращалась, но я упорно следовала дальше к своей цели. К замку. Я вновь попробовала сжать кулак, но ничего не получалось. Раз попытка, два попытка и все тщетно. Так не может закончиться. Рука непроизвольно начала тянуться к клейму. И я сосредоточилась на нем. Я делала себе больно, вспоминала, что было тогда, вновь и вновь. Пока я не почувствую, что гнев расползается по венам. И это сработало. Замок был сломлен, а ворота открыты. Я стала бежать, бежать до тех пор, пока я не перестала видеть высокое солнце, символ бывшего приюта. На один миг мое сердце заполнилось радостью, и больше я ничего не видела и не помнила. Темнота захватила мой разум.