Стихи о любви

Но4 Луна холодная вода... Я на берегу сижу одна… – Черт, дерьмо, все слова из головы повылетали. И зачем вообще уточнять, что я сижу одна? Я всегда сижу одна… Черт, – Горечь комкает очередную бумажку и бросает ее в реку, чешет карандашом за ухом. – А если… Она снова начинает аккуратно выводить буквы на очередном листе своего потрепанного блокнота. Теперь слова складываются намного лучше, но четвертая строка выглядит настолько неуместно и неловко, что девушка чуть не начинает плакать. Взяв себя в руки, и вспомнив, как долго она сегодня наносила себе макияж, Горечь перечеркивает четверостишье и начинает заново. Но4 Луна холодная вода Еслибы ты знала, как ты мне нужна… – А-а-а! Что со мной не так?.. – еще один вырванный листок летит в воду. – Почему я такая никчемная? На самом деле, стихотворение уже было написано. У нее в голове. Она явственно видела образы и ощущала эмоции, которые должны быть в него заложены, проблема в том, что люди общаются не образами и эмоциями, они общаются словами. Пытаясь преобразовать все в форму привычного человеческого общения, Горечь опускала все свои возвышенные чувства до банального «я тебя люблю, заходи чаще», или пускалась в долгие описания, которые вообще отношения к делу не имели. Еще раз тяжело вздохнув, она легла на землю и стала разглядывать полную Луну, которая, казалось, единственная во всей вселенной, кто до конца понимала девушку. – Горечь, черт тебя дери! Куда ты опять пропала? – Порошок перешел мост и расхаживал по дороге взад-вперед. – Я знаю, ты рядом. Давай, возвращайся. Девушка закрыла уши руками, но все равно слышала его голос. Он не оставит ее в покое, никто не оставит ее в покое. «Ах, далекая Луна, если бы ты могла поднять мое бренное тело и перенести к себе, я была бы так счастлива», – подумала Горечь, а потом вспомнила про одинокую странницу, из-за которой и сбежала к реке: «нет-нет, Луна, если бы ты перенесла отсюда нас двоих. Вот только тогда я была бы счастлива». Порошок не унимался, своими криками он разбудил жителей Большого Города и теперь все они ходили и искали девушку. А она все пыталась спрятаться от их голосов, закрыв уши руками. В какой-то момент она даже зажмурилась, словно это могло ей помочь. – Она здесь, – кажется, это голос Рыжей. – Горькая, ты уснула там? Девушка неохотно поднялась с земли и посмотрела на «мэра» их городка. Она ничего не ответила, просто пошла патрулировать окрестности дальше. Кажется, кто-то выражал ей в спину свое недовольство, кто-то просто ворчал, кто-то жаловался, что ему прервали прекраснейший сон, где он кувыркается с тремя горячими красотками. «Как будто если я замечу рейдеров, то смогу им что-то сделать», – обиженно думала Горечь: «может еще супермутантов предложат трубой забить». Вышагивая вокруг города, девушка все размышляла над стихотворением для одинокой странницы. Должны же появиться хоть какие-то слова в ее голове. Как же все сложно! Вот если бы люди могли общаться прикосновениями, передавая через них свои мысли в первозданной форме, вот тогда не было бы никаких проблем. Одинокая странница узнала бы о ней все и, вероятно, полюбила бы еще больше. Перестала бы шляться по всей Столичной Пустоши, тосковать по Амате, ковыряться в своем автомате в те редкие ночи, когда все-таки посещала Большой Город. Но4 Луна... на небе звезды «Но ведь Луна тоже на небе...», – девушка села у забора и стала вглядываться в теснившиеся на горизонте холмы. Вот бы стать чуточку умнее, хоть на пять минут, лишь бы успеть записать все свои мысли на бумагу. Так грустно! Почему люди вообще испытывают чувства, которые не могут объяснить? Почему вместе с нахлынувшими эмоциями не могут приходить и слова, максимально точно и верно описывающие их? Горькая опять чуть не заплакала, и опять ее от этого спасло лишь наличие макияжа. Миленько почесав кончик носика, девушка встала и пошла дальше вдоль городской стены. Но4 Луна холодная вода... Шепчу тебе сквось но4... любовь моя. Шепчу, но слышеш ли меня?.. Ты, 4ья… В этот раз листок не удостаивается чести быть выброшенным; в этот раз девушка рвет его на мелкие кусочки и развеивает по ветру. Клочки бумаги летят над остатками довоенной дороги, унося с собой печаль Горечи о своей непреодолимой бездарности. Раньше стихи ей давались куда проще, она могла каждую ночь писать по новому стихотворению и все они ей нравились. Но сейчас все совсем не так, сейчас она пишет не себе, а той, которой восхищается, которую обожает и боготворит. Кстати, в одном из покосившихся домов она действительно, как и обещала, делает храм своей богини. К сожалению, ароматические свечи – не самый ходовой товар на пустошах. Всего раз ей удалось купить парочку и найти еще одну в заброшенном доме за стеной Большого Города. Три свечки, явно поджигаемые и до этого – совсем не то, чего заслуживала ее властительница снов, но это все, что Горечь могла ей предложить. Конечно, у нее были еще патроны, невскрытая упаковка с печеньем, два стимулятора, шприц мед-х и… кажется все. Но эти вещи такие приземленные и практичные, что ни при каких обстоятельствах не могли нести в себе отпечатка любви Горечи. Только эфирные масла, дорогие ткани, ароматические палочки и свечи могут в полной мере донести возвышенные чувства влюбленной девушки. А еще она пыталась нарисовать мелом портрет странницы на стене, но вышло еще хуже, чем нелепые строки, написанные ей этой ночью. – Ты сегодня какая-то совсем мрачная, – сказал Порошок, когда девушка пришла на пост попить воды. – Ты мне каждую ночь такое говоришь, – отвечает она, продолжая думать только об объекте своего обожания. – Нет, сегодня ты особенно мрачная. Даже для привычной Горечи, – парень закидывает ноги на заборчик и начинает несильно раскачиваться на стуле. – Ты завязывай с этим, а то того и глядишь, в речке утопишься и сама не заметишь. – Твои слова мне сердце ранят, – вздохнула девушка. Если бы этот придурок только знал, как ей сейчас тяжело. Как никогда сильно тучи вечной тревоги сгустились над ней, окутывая своим мрачным покровом и раня душу холодными стрелами траурного дождя начинающейся депрессии. Ей сейчас был необходим вихрь эмоций; может быть на пике она смогла бы раскрыть свой потенциал и выплеснуть на бумагу самое чудное, самое прекрасное в мире стихотворение из когда либо написанных. Но такие вихри случались с ней только в те минуты, когда одинокая странница приходила в город. В остальное же время ночи ее полны были тягостных раздумий, а дни – беспокойных снов. – Где же ты сейчас? – шептала Горечь, обходя городскую стену и пристально вглядываясь в мрачные курганы холмов. – Жива ли ты вообще? Быть может, я уже зря жду тебя … Тревога охватила сердце девушки, но лишь на короткое время. Нет, одинокая странница не могла умереть, Горечь бы почувствовала это. К тому же с ее возлюбленной везде ходит Харон; вдвоем они смогут перестрелять если не всех обитателей на пустошах, то, по крайней мере, большую их часть. Да и как может умереть девушка, которая назвалась Королевой Пустоши, когда только первый раз зашла в их город. «О да, она Королева. А кто я?» – девушка горестно вздохнула: «я беспомощная девчушка. По сравнению с ней – я никто». – Зачем ты продолжаешь приходить ко мне? Зачем? Я же недостойна тебя, я никто. Или ты хочешь, чтобы я вечно помнила об этом? Конечно, великая Королева Пустоши снизошла до такой ничтожной букашки, пусть букашка будет рада, но не забывает свое место… – Ты с кем там говоришь? Горечь вздрогнула, она не заметила, как уже обошла город и снова вернулась к воротам. Порошок все также сидел, закинув ноги на заборчик и покачиваясь на стуле. «Чтоб он сломался под тобой», – подумала девушка. Спина у нее сейчас буквально горела. Понял ли Порошок, что говорила девушка? Или просто услышал что-то, а разобрать не смог? Страшно спросить, может задолбать вопросами в стиле: «а почему ты спрашиваешь? А какая разница?» А может просто сказать, что ничего не слышал. Но как понять правду он говорит, или нет? Горькая закусила губу и, тяжело сопя носом, сверлила взглядом охранника. Тот смотрел на нее, ожидая ответа. – Ни с кем. Просто так, мысли вслух, – наконец ответила девушка и хотела уже пойти дальше, но парень остановил ее. – А что за мысли были? Если не секрет, конечно. – Секрет. Конечно, секрет. Ото всех секрет. И от тебя в первую очередь. Ну, может после Кимбы и Рыжей. Они меня не любят. И, возможно, Добряка. Он врун. И после Сполоха, он никогда меня не понимал. Не понимал сильнее остальных, – девушка выпалила все это на одном дыхании и немного запыхалась, как после пробежки; отдышавшись, она добавила. – Не скажу и все. Порошок лишь пожал плечами. Ему достаточно было бы ответа «нет», но раз Горькая решила разразиться такой тирадой, в которой затронула чуть ли не всех обитателей Большого Города, ему ничего не оставалось, кроме как выслушать ее. В конце концов, ночи тянутся безумно долго и скучно. Потому нападки Горькой были скорее развлечением. Девушке же не казались ночи такими уж длинными. Наоборот, по ее мнению, тьма на слишком короткое время овладевала этим никчемным миром. Она даже вынуждена ходить под лучами солнца, потому что время ее дозора приходилось и на раннее утро, когда темнота отступала, а романтичное настроение проходило если и не совсем, то полностью. Присев на крыльцо одного из заброшенных домов, Горькая уставилась на дорогу, ведущую в Джермантаун. Как же все-таки тоскливо. – Приди ко мне, приди ко мне, приди ко мне, – шепчет девушка. – Я зову тебя. Ты меня слышишь… Вдруг, нужные слова встают в нужном порядке и… о чудо! Горечь размашистым почерком выписывает на бумаге свои мысли, преобразуя их в привычную для людей форму общения. Она очень спешит, боясь забыть хотя бы строчку, хотя бы слово. Ее наконец переполняют невероятные, головокружительные эмоции, словно одинокая странница сейчас рядом с ней, обнимает ее сзади и кладет голову ей на плечо. Это был божественный экстаз, столь же прекрасный и чистый, сколь страстный и порочный. Горечь кусает себя за губу так сильно, что с нее капает кровь. Капает на тот листок, куда она аккуратным ровным почерком переносит уже написанное на других листах стихотворение. «Пусть так и будет. Пусть на бумаге останется не только духовная, но и телесная часть меня», – думает девушка, заканчивая переписывать последнюю строку. Потом она нежно целует листок и прижимает его к груди. – Ах, скорее бы ты пришла. Я так хочу тебя увидеть, – шепчет Горечь, мечтательно глядя в небо, а с него на нее смотрит безупречная полная Луна. *** – Проснись, – от этого тихого голоса Горькая пробуждается; ей совершенно не нравиться, что ее выдергивают из столь великолепного сна. Девушка сильнее закутывается в одеяло. – Проснись, – снова слышит она. – Еще немного, – сонным голосом бормочет Горечь. – Проснись, красавица моя… Она резко открывает глаза. О, эта ночь пришла! Рядом с ее кроватью стоит сама Королева Пустоши. Ее огрубевшие руки гладят щеки Горечи. Ее холодный взгляд вновь пронзает сердце девушки, заставляя то биться чаще. Ах, как долго она этого ждала, как много дней прошло с тех пор, как ее возлюбленная была здесь. – Ты пришла! Я так по тебе соскучилась! А сколько время? – девушка скидывает одеяло и садиться на кровать. – Ты обычно встаешь сейчас, – все так же тихо и вкрадчиво произносит одинокая странница. – О, мне надо отпроситься… я, наверное, не успею… – Тише-тише, я уже поговорила с Рыжей, она отпустила тебя, – странница проводит рукой по волосам подруги. – Эта ночь только наша. – Так здорово! Я сейчас оденусь, и мы пойдем гулять под Луной по берегу реки. Правда, Луна сейчас не такая, какой была, когда я… – девушка замолкает, поняв, что чуть не выдала все раньше времени. – Когда ты что? – спросила у нее Королева Пустоши. – Ничего. В смысле, я потом расскажу. Пойдем, погуляем, – она быстро одевается, и они выходят из общего дома. Река тихо журчит на дне русла, ветерок слабо треплет волосы возлюбленных. Луна, проявившаяся на небе в виде тоненького серпа, словно прикрыла глаза, дабы не нарушать интимность прогулки двух девушек. Одинокая странница много рассказывала о своих путешествиях, а Горечь о своих переживаниях. В какой-то момент она остановилась, взяла свою Королеву за руку и, потупив взор, произнесла: – Когда Луна на небе была полной, я думала о тебе. Я всегда о тебе думаю, но тогда была особенная ночь, – она полезла в карман брюк и вытащила из него аккуратно сложенный листок. – Держи, это тебе. Одинокая странница взяла его, развернула и долго читала. Несколько раз она хотела заговорить, но так и не начинала. Девушка все перечитывала и перечитывала чувства Горечи, излитые в стихотворении, потом подняла взгляд на подругу и наконец, немного смутившись, произнесла: – Ты это для меня написала? – Да, – кивнула Горькая и с надеждой спросила. – Тебе нравиться? – Никто еще не писал мне ничего подобного, – ответила она после почтительной паузы. – Я даже не знаю, что сказать. Это… очень трогательно. Одинокая странница подошла к подруге и, осторожно приобняв за талию, нежно поцеловала ее. Горечь подалась вперед, отвечая на поцелуй. Голову ей вновь кружило, сердце переполняли до боли знакомые безудержные эмоции. Так тепло было вновь оказаться в объятиях своей холодной Королевы. – Пойдем, я тебе еще кое-что покажу, – сказала Горькая, когда их поцелуй прервался. Она отвела подругу в дом, где хотела сделать храм в ее честь. Конечно, еще не все было готово. Всего три свечи и кривенький ловец снов украшали помещение. У дальней стены стоял неказистый стол, который девушка называла не иначе как алтарь. В угл задвинута скрипучая кровать. Стена, на которой она пыталась нарисовать портрет своей обожаемой, теперь исцарапана до такой степени, что невозможно было догадаться, что там вообще должно было быть. – Я говорила, что сделаю храм в твою честь. Он, правда, еще не готов, – девушка неловко скривила лицо. – Но я все равно решила показать его сейчас. Может быть, когда ты заглянешь в следующий раз, я смогу все доделать. Здесь будет святилище в честь тебя, а я стану твоей жрицей. Ах, если бы у меня было достаточно свеч, я бы зажигала их каждую ночь в честь тебя… Договорить она не успела, странница кладет ей руку на щеку и говорит своим вкрадчивым голосом: – Ты просто чудо, Горькая моя. Она подхватывает подругу и сажает ее на алтарь. Горечь обхватывает ее ногами и они сливаются в долгом поцелуе. Пока их губы горят от страстных поцелуев, странница развязывает шнурок на кожаном корсете подруги и проникает руками под лифчик. Горечь тихо постанывает, запутавшись пальцами в волосах возлюбленной, нежно переплетая ее язык со своим. Вскоре вся их одежда оказывается на полу; одинокая странница стоит на коленях, лаская языком свою возлюбленную, а та сладко стонет, запрокинув голову и продолжая путать пальцы в ее волосах. Наконец не нужно слов, наконец могут остаться только чувства и эмоции, наконец донести свои мысли будет легко и просто. *** Наступало утро. Не желая лицезреть приход жгучего Солнца к власти над просторам небес, Горечь уснула на груди возлюбленной, а та все лежала и перечитывала стихотворение. В углу листка она заметила багровые пятна и поняла, что ее подруга пролила туда свою кровь. От этого ей стало невыносимо приятно, и она коснулась губами того уголка. Все-таки она действительно любила эту странную, оторванную от реальности девушку. Сама не зная почему. Но4 Луна те4ет внизу холодная вода… Слышиш ли, мой шепот одинокий страник? Знаешь ли, как сильно мне нужна?.. Знаешь ли, как сильно жду тебя?.. Ты снов моих – всеведущий поссланник… Твои 4ерты лица мне серце ранели И раны эти врядли, заживут когда. Твой липкий морок темной магии На веки ве4ные околдовал меня… Холодный взгляд твой в душу проникает И кружет голову горя4ий поцелуй, Твой голос словно цепью оплетает, Прикосновения – как выстрелы от пуль… Кто я? Беспомощная дева… Кто ты? Властительница снов… Не надо мне воды, не надо хлеба, Мне нужен только рук твоих покров. Зажги, скорей, огонь внутри меня, Пусть спалит тело он мое до тла, И пусть твоя всесильная рука Мне шею оплетает как змея… Пусть я умру... но будет навсегда С тобой душа бессмертная моя…