про фейерверки

был канун рождества. повсюду горели свечи и разноцветные гирлянды. мне нравилось слышать разговоры, доносившиеся отовсюду в доме ари. мне нравилась его большая семья. его чудесные родители. его сестры и их мужья, его племянники и племянницы, которые носились туда-сюда, и которых я никак не мог сосчитать, но ужасно любил их. я любил их всех. но больше всего, конечно, я любил ари. он вошёл на кухню, когда мы с моей мамой и его мамой нарезали фрукты для пунша. они обе напевали какую-то мелодию, а я просто стоял рядом и резал яблоки, чувствуя себя самым счастливым парнем во вселенной. даже на кухне свечи стояли на каждой поверхности, и, прислонившись на стол, ари едва не задел одну из них. - вы тут настоящий пожар устроите, – сказал ари, и откусил большой кусок от красного яблока, - пахнет просто волшебно! надеюсь, вы не пожалеете рома. у нас были яблоки, чернослив и гуайява. мама закинула всё это в большую кастрюлю, и насыпала сахар с корицей. на нашем столе, не являвшемся по-настоящему ни мексиканским, ни американским, спокойно стояли рядом картофельный салат, запеченная индейка, ромеритос* и тамале**. самые маленькие из детей постоянно выбегали во двор, чтобы проверить, висит ли на крыльце ещё огромная желто-красная пиньята, которую ари мастерил все выходные. мне нравилось быть рядом с семьёй, потому что мы с родителями всегда отмечали праздники только втроём до этого. родители налили ром в пунш и стали по очереди поднимать бокалы, делая постоянные акценты на всеобщем здоровье и нашем с ари удачном поступлении в следующем году. - пойдём, нам не обязательно торчать тут весь вечер, правда, - сказал ари, когда мы випили весь положенный нам пунш, а родители танцевали в гостиной под техано***, вгоняя всех окружающих в краску. - куда мы пойдём? - в мою комнату, конечно, будто у нас много вариантов. - можем пойти ко мне домой, если не боишься замерзнуть. - может, позже. - ты что-то задумал! ты определённо что-то задумал. он улыбнулся и кивнул в сторону коридора. и он взял меня за руку. я обожал, когда ари брал меня за руку, потому что он всегда знал, что я не ожидаю этого от него. вся его комната была увешана сотнями огней, золотые и серебристые нитки с фонариками свисали с потолка. прямо посреди комнаты был возведен самый настоящий шатёр. с одной стороны он был цвета одеяла ари – красный в зелёную полоску, с другой – неизвестного мне одеяла (бежевого в цветочек). и внутри тоже горел свет. не яркий, а такой, будто некоторые огни с гирлянд отделились и залетели под навес. - ты построил дом, ты построил настоящий маленький дом! - всего лишь палатку. залезай, - сказал ари. мы кое-как поместились внутри вдвоём, слишком длинными стали наши конечности и слишком широкими плечи, но мы поместились. и вот я смотрел в его тёмные глаза, заполненные отблесками святящихся огоньков, напоминающих мне то ли вспышки комет, то ли фейерверки. повсюду пахло им, и немного корицей, которой мы здорово испачкали руки, готовя пунш. - я не знаю, что сказать… - только на это и хватило меня, - я просто купил тебе сборник дикинсон****, а ты построил целый дом. - ну вот, теперь мне придётся строить удивлённое выражение лица, разворачивая твой подарок, – улыбнулся ари, - я люблю дикинсон. она честная. - да, честная. - это не всё, - сказал он, вылезая, не без определенных затруднений из шалаша. он подошёл к тумбочке, на которой стоял проигрыватель. я захотел спросить, откуда он у него, но не стал. мне просто хотелось задержаться в этом моменте. запомнить каждую его маленькую часть. он поднял иглу и поставил на пластинку. спустя пару секунд заиграла the doors - wintertime love. я знал, что она не первая на альбоме, а значит, ари пришлось хорошо постараться, чтобы заиграла нужная песня. я увидел улыбку на его лице, означавшую, что он думал о том же, о чём думал я. так волшебно. он был настоящим волшебником. - аристотель мендоса! ты самый настоящий, черт возьми, волшебник! ари самодовольно ухмыльнулся, и целых полторы минуты, не отрываясь просто слушал музыку. мне нравилось, как огоньки играют на его длинных вьющихся волосах, и кажется, я слышал, как мысли текут в его голове. и это нравилось мне тоже. - где ты взял проигрыватель? - в прокате. - а пластинки? - твой рождественский подарок. прости, что уже открыл его. - мне нравится. - конечно, тебе же нравится всякое старье. и это в тебе нравится мне, - он улыбнулся мне так ярко, что сомневаться в его словах не пришлось бы. и он вернулся ко мне под навес, прихватив несколько других пластинок с собой. - я буду слушать их и думать о тебе, - сказал я, рассматривая подарки. - трудно было найти что-то, чего у тебя и так нет, - он положил голову мне на плечо и смотрел за тем, как я провожу пальцами по новеньким обложкам. я чувствовал себя по-настоящему счастливым, и знал, что ари чувствовал себя счастливым тоже, хотя всё ещё стеснялся показывать это. мы оба учились понимать, что чувствует каждый из нас в данный момент. - мне так давно не хотелось остаться на планете одному. до того, как я познакомился с тобой я постоянно хотел остаться один на планете. - я знаю, - сказал я тихо, - я тоже. где-то далеко взрывались фейерверки, мы услышали, как родные стали собираться на улицу, чтобы посмотреть на них. я был рад, что они не стали искать нас, будто бы они тоже понимали, что нам не нужны вспышки в небе. - не хочешь, смотреть на фейерверки? - я уже смотрю на них, - сказал я, отводя взгляд, - в твоих глазах. - неисправимый романтик… - сказал он, целуя меня. - ага, - ответил я, и закрыл глаза. было рождество, и я был по-настоящему счастлив.