"Труп"

Третье письмено «Труп»

«Тело корится душе, а та подвластна духу.»

______ 1 Туман и оглушающий снегопад. Нагруженные ветви деревьев гнутся к земле, тяготеют к последнему их приюту. Голые деревья, меркнущие за белой дымкой в пространстве, сливаются с пейзажем и теряются извиду, всё бледнея. Заметает. Темнеет. Чем выше растут сугробы, тем у́же становится здесь, тем глуше и тем тесней. Совсем глухо. Звука нет. Под снегом не видно, не слышно под слоем застывшей воды. Тут сухо и ветрено как в пустыне, безлюдно как там. И совсем нечего пить. Одни ледяные камни, одни истоптанные дороги, сразу же заносимые. И снег, невыносимой ношей давит на грудь, вжимает в мёрзлую землю тело. Оно проседает под ним, поддаётся. Мягкотелость. Ослабленное и ветхое, оно выгибается, принимая форму ледо́вых выступов. И вот - тело теряет свои очертания, ломается. Изгибы немеют , - щелчок! - и колья взрывают снег, торчат белой костью наружу и сту́дят нежные пальчики. Подрагивают и трясутся молочного цвета обломки. Но снег всё заметает, всё кроет. Он веет, он сеет. Он сечёт. И снова тихо, снова белизна сверканием проносится по земле. Наступает долгое молчание. И кажется, будто лежать здесь вот так тяжело, трудно, почти что невыносимо. Не чувствовать своих ног, рук, шеи - это странно, к тому не бывает привычки. Тревога беспокоит, но всё как-то мельком и отдалённо, напоминая лишь туго надутой грудью и так же резко ей, впадающей снова в плоть. 2 Частыми болям учило тело дух бесплотию. Выучило, вымучило, но теперь его и вовсе нет: рёбер нет, нет хрящей, а белые лианы костей и суставов - нарисованные корни деревьев, вьются куда-то, тянутся. Бестелесность дарит покой и лёгкость, возможность побега, ухода во что-то безвесое. Но снег снова давит и жмёт, толкает к земле душу. Ветер выкручивает суставы, поднимает волосы дыбом, уродует морозом лицо, белит его, страдающее, костлявое. Тело совсем теряет свой цвет - всё больше чёрное, фиолетовое. «Отчего делится это всё - по что упрекает душа тело в боли, что не жалеет бедное? Почему сразу врозь, сразу в отдельность, в сторону, если черта - боль?» Я силюсь понять, отчего так беспокойно под этим снегом, отчего снежный покров не даёт мне уснуть и боле не видеть, не знать? Отчего ему нужно быть таким безутешным и колющим, режущим? Немой, он только крепче втаптывает в землю, в холодную, грязную яму. Позвоночник хрустит от натуги, звоном надлома поскрипывает. Но держит - сколько может держать будет. «Может сжалится снег, отпустит из плена душу, даст как ранее воспарить? Может растают снега?…» Темно. Глухо. Сквозь тонкую полоску кожи над глазом проникает свечение голубое, слабое, еле заметное. Оно разрастается и тухнет. Пульсирует свет, перерывами озаряя веки. Я силюсь вобрать в себя всё и встать, противлюсь тяжкому снегу. Глаза поддаются, замёрзшие ресницы рвутся. И… Мгновение - наступает лёгкость. Я полон. Вижу - ярко. Очень яркое всё вокруг. Солнечный день. Солнце слепит глаза, но ему я не внемлю, упитый жаждой, смотрю. Одолённый жаждой, дышу. Жаден я до весны бывал… Без меры ел, пил, желал. … И снова талый снег заливал мне лицо, каплями попадая в глаз. Я плакал весной, ручьями её свежими, тонкими, быстрыми. Я помнил, как пахнут ландыши! Я оттаивал. Жил! Думал я, как хорошо на свете бывает, как чудно, как дивно! Как близка мне бывала каждая из травинок, каждая тварь лесная - как любил, как чтил! Ухвачусь за лист и слижу всю расу по утру. Как ничего милее мне не было… Но тихо становится. И ветер снова обдувает лицо. И молкнут птицы.. И меркнут звуки. И небо сереет. И исчезает свет. Всё снова куда-то уносится, всё снова становится далеко-далеко. Гаснущий свет сливается с воспоминаниями детства, теряется и боле не виден мне, не доступен. Всё пропадает. Всё меркнет. Туман и оглушающий снегопад. Туман. И оглушающий снегопад. ____