***
Тина никогда не задумывалась о том, почему все мужское внимание достается преимущественно ее обаятельной сестре - ей, по правда сказать, не слишком-то было нужно это самое внимание. Особенно на работе. Вот еще! Однако именно на работе Голдштейн-старшая ежедневно сталкивалась с человеком, который сбивал ее с толку, пока она едва не сбивала всех прочих с ног. Он казался совершенно другим и порой - даже чрезвычайно важным, но Тина не вполне верила, что его внимание могло привлечь что-то, кроме хорошо выполненной в срок работы. Нет, если Куинни и могла позволить себе флирт с руководством, то Тина не мыслила себя в подобном амплуа, не роняя своего достоинства. Но платье... Ах, бежево-белое платье так спутало ее мысли и планы, что она как бы потеряла себя прежнюю - строгую, прочную, деловую - и растворилась в отражении собственных потайных желаний. Тина поймала себя на том, что нежно расправляет бежевые розочки, и резко опустила руки. Нет, надо срочно сообщить кузине Лили, что платье подошло идеально, и дело с концом. Надеюсь, дегустация блюд для банкета не изменила ее фигуру слишком радикально - было бы некстати после всего этого цирка сдавать готовое платье обратно в магазин.***
Иногда самые пустячные мелочи играют огромную роль в течении событий. В тот день это оказался всего лишь звонок в дверь - настойчивая, уверенная трель, от которой Тина почему-то впала в паническое состояние. Она метнулась в коридор и щелкнула замком, и лишь тогда, когда дверь (не без заминки) послушно открылась, Голдштейн окончательно выпала в осадок. Это была не Куинни, не посыльный от кузины и не случайный человек из-за соседней двери. Это был Персиваль Грейвс, который выглядел настолько идеально и при этом настолько буднично, что Тина в очередной раз уныло осознала гигантскую пропасть между ним и собой. - Добрый день, сэр, - прошелестела она потерянно и сдавленно кашлянула. - Добрый, Голдштейн, - глаза Персиваля сверкнули секундным интересом и тут же непривычно потухли. Разумеется, он пришел по важному делу. И всего-то. Нечего тут высматривать вторые смыслы на чужом лице! - Мадам президент... Серафина Пиквери... Попросила, чтобы вы написали речь на тему важности... Соблюдения устава для всех сотрудников Конгресса, - взгляд мужчины являл собой странное сочетание строгости и затаенной печали. - Она уверена, что вы сможете представить черновик речи к следующему вторнику, и ценит ваш вклад в поимку опасного нарушителя, - они все еще избегали называть имя Гриндевальда, но Тина вздрогнула не от этого. Бледные щеки обожгло румянцем от осознания: свадебное платье все еще было на ней, а ее единственный потенциальный объект симпатии стоял напротив, буквально в двух шагах. И его глаза были безнадежны и темны, как никогда. - Впрочем, я полагаю, что сейчас вы заняты личными делами, так что обсудим это завтра... Если вы не подали заявление об отпуске, - теперь уже горло Персиваля перехватило неловким кашлем. - О нет. Я не иду... Не выхожу... Я не хочу в отпуск! - с широко раскрытыми от ужаса глазами пробормотала ставшая вдруг несчастной Тина. Ее глаза очень глупо и неуместно заволокло пеленой слез, потому что надежда казалась ослепительной - и столь же невозможной. - И замуж я тоже не выхожу, сэр, - закончила она, шмыгая носом и как-то по-детски торопливо вытирая слезу со щеки. - Ну в самом деле, из меня сделали манекен, потому что кому-то вздумалось решить, что я прекрасно подойду для этого! - Тина нервно хохотнула. - Но платье не мое. Глупейшее совпадение, почти насмешка. Кузина заберет его вечером. Я прошу прощения за... Недоразумение. И дурацкий вид, сэр. То, как изменился взгляд Персиваля, заслуживало отдельной страницы романа или отдельного живописного холста. Он улыбнулся с каким-то то ли язвительным, то ли собственническим удовлетворением и как ни в чем не бывало проговорил: - Хорошо, что ваша рассеянность не привела вас на рабочее место в таком... виде. Но ваше стремление помочь всем, кому только можно, не может не восхищать... Правда, иногда это бывает не очень удобно. И не очень разумно. Тина снова вспыхнула - на этот раз от досады и злости. - Вы же знаете, сэр, я всегда одеваюсь и чаще всего веду себя соответственно обстоятельствам, и в этом плане меня не за что упрекнуть! - она вздернула подбородок, сложила руки на груди и тихо охнула. Бежевая воздушная розочка, отколовшись от лифа с левой стороны, упала к ее ногам. Или к ногам Персиваля. Повисла томительно двусмысленная пауза, но двусмысленность не несла в себе ничего предосудительного. Сердце Тины странно екнуло в смутном предчувствии. Грейвс, медленно наклонившись, бережно поднял искусственный цветок и с мягкой полуулыбкой вложил в ее ослабевшую ладонь. - Хороший цвет, но я бы выбрал чистый белый. Оттеняет волосы и цвет глаз гораздо лучшим образом. Не сочтите за грубую критику. Голдштейн машинально кивнула и приколола розочку обратно к лифу, стараясь не выдавать себя мелкой дрожью беспокойных рук. - Значит, белое..? - Несомненно. И что-то вроде серебряной отделки, знаете? - Прекрасно. Когда же мне стоит сделать подобный заказ? Дыхание Тины на миг перехватило от собственной дерзости и недозволенной остроты произнесенной серьезным тоном шутки. - Чуть позже, но непременно - в обозримом будущем, - ответил Персиваль с теплым свечением в обычно строгих карих глазах. - Мы подойдем к этому со всей серьезностью в свое время. А пока я надеюсь обсудить с вами первые этапы за чашкой хорошего кофе. Когда вы будете свободны... ото всех ваших срочных хлопот. - Прекрасно. Я не возражаю, - ответил кто-то другой, смелый и безумно счастливый, голосом мракоборца Тины Голдштейн.***
Позже Персиваль Грейвс расскажет ей, что именно тогда увидел в ней все, что хотел бы увидеть перед собой долгие-долгие годы пресного одиночества. Но пока - пока они просто планировали начало новой главы по разные стороны порога. И это вовсе не казалось плохой приметой. А кузина Лили, как выяснилось, все-таки поправилась и купила себе платье на размер больше. Вот и помогай после этого родственникам, называется! Никакого порядка, никакой логики. Впрочем, как и всегда.