снег в океане

Как опять не влюбляться — В тебя не влюбляться, скажи?

Аркадий думал, что ему ещё никогда не было так одиноко. За окном поднималась метель, сгущались сумерки. Крупные хлопья снега отчаянно бились в большие французские окна, лишь мечтая попасть внутрь фамильного замка Трубецких, где царило тепло: свечи, свисая в хрустальном обрамлении с расписного потолка, доживали свои последние минуты, а в массивном камине слабо потрескивали поленья, обдавая жаром стоящую рядом рождественскую ёлку и деревянное кресло-качалку, в бархатных объятиях которого расположился Аркадий, поджав ноги, вглядываясь в заснеженные хвойные леса за окном. На столике рядом покоились книга с неразрезанными страницами в бордовом переплёте и бокал горячего вина. Аркадий не помнил, как давно сидел в этом кресле. Словно потеряв счёт времени, он каждый вечер приходил в огромную залу, ярко украшенную к рождественскому балу, и сидел часами, иногда оставаясь на ночь, в этом кресле, и лишь оно одно приносило иллюзорное чувство уюта, скрывая под собой столь противное, холодное, собирающееся в безжизненный комок и давящее, тянущее вниз чувство одиночества. Он смотрел в окно не отрываясь, а в голове проносились мысли, следы которых ежесекундно заметало снегом, мысли о необычайно суровых зимах на севере Франции, об этом огромном пустом замке, который одиноко высился на вершине холма, о прошлом. Воспоминания — эти вечные друзья одиночества — суетились вьюгой в его голове, и он не успевал сосредоточиться ни на одном. Лишь тёмная фигура не отпускала его, кочевала из воспоминания в воспоминание, злорадствуя над Аркадием даже в его мыслях, улыбаясь своей неизменной ехидной улыбкой. Наблюдая за падающим снегом, Аркадий не сразу заметил бесшумно появившегося в комнате прислугу — невысокого роста мальчишку, подававшего обед и спотыкавшегося о собственные ноги. Он пошаркал по лакированному полу, несколько раз прокашлялся, но хозяин так и не отвёл затуманенного взгляда от окна. — Ваше Сиятельство, — тихо произнёс он, подходя ближе к Аркадию, склонившему голову на бок и подперевшего рукой подбородок, — Ваше Сиятельство, там путник… — Что? — Там путник, Ваше сиятельство, просится погреться, на улице метель поднялась, — он многозначительно махнул рукой на окно, — впустить его? Совсем озябший, как бы не помер тут у нас на крыльце. Аркадий несколько минут сидел молча, разглядывая освещённое огнём лицо лакея, не узнавая его. — Что? — он закашлялся, поднеся кулак ко рту, — да-да, впусти, конечно. Можешь даже сюда пригласить. Мальчик поднял брови, удивившись решению позвать странного проходимца, возможно, нищего или ещё хуже в главную залу замка, но не сказал ни слова, лишь коротко кивнул и удалился, развернувшись на своих каблучках и чуть не упав. Аркадий поёрзал в кресле, сел прямо, словно перед важным приёмом, и долго вглядывался в темноту за приоткрытыми дверями, откуда появился человек в ярко-красной шерстяной накидке, постукивая чёрными грубыми ботинками по полу, оставляя за собой грязные следы тающего снега. Лицо незваного гостя скрывалось под капюшоном накидки, которую он не спешил снимать. Она насквозь промокла от снега; видимо, незнакомцу пришлось преодолеть немалый путь, чтобы оказаться в замке. Он шёл с гордо поднятой головой прямо на Аркадия, да так уверенно, что тому пришлось подняться с некоторой тревогой в сердце, одёргивая полы своего сюртука. — Кто вы? — произнёс он, когда фигура в красном остановилась недалеко от него. — Не узнаёте, князь? И прежде чем гость успел ловким движением руки снять капюшон, Аркадий почувствовал в услышанном голосе преследующее его уже много лет злорадство, почувствовал на себе усмехающийся взгляд чёрных глаз и дерзкую улыбку. Он это почувствовал. — Благодарствую, Ваше Сиятельство, что пустили погреться заплутавшего странника в ваш богатый замок, — Алекс иронично обвёл рукой помещение, где оказался, скинул с себя алеющую накидку, небрежно бросив её на спинку одного из стульев, оставшись в своём извечном чёрном костюме, и бесцеремонно сел в кресло у камина, закинув ногу на ногу и сложив руки замком у лица, с которого ни на секунду не сходила ухмылка. — Что же вы молчите, князь? Он действительно молчал. Смотрел на ожившую фигуру из своих воспоминаний и молчал. Рядом с Алексом дрова начали потрескивать с новой силой, и Аркадий подумал, погасни сейчас огонь в камине, он бы ни на секунду не засомневался, что к нему явился сам дьявол. — Я просто не знаю, какой вопрос задать тебе в первую очередь, — сухо начал он, делая маленькую паузу после каждого слова. — А вам лишь бы вопросы задавать! Вот он, настоящий капитан гвардии, — усмехнулся Алекс. — Только прошу, не спрашивайте о том, как я здесь оказался, — он махнул рукой на окно, как давеча сделал это лакей, и продолжил с улыбкой, — наша с вами родина, Англия, Франция ли… я отныне странствую. — Я смотрю, ты особо не скрываешься больше, — Аркадий подошёл к оставленной накидке, полыхающей на дубовом стуле недалеко от кресла, в котором вальяжно расположился Алекс, и сжал в руках толстую мягкую ткань. — Слишком яркий, вы полагаете? — Алекс с поддельным интересом взглянул на Аркадия, а затем опустил взгляд, и на секунду его плечи дрогнули, словно уверенность покинула его тело, но лишь на секунду. Он шумно втянул носом воздух и произнёс на одном дыхании, — я пришёл поблагодарить вас. Тогда, — снова небрежный взмах руки, отсылающий куда-то вдаль, к общим воспоминаниям, — тогда в тюрьме я не успел сказать слова благодарности. Я хоть и мошенник, на ваш взгляд, но всё же хоть какую-то честь имею. При упоминании тюрьмы Аркадий бросил строгий, полный растерянности взгляд на резко остановившегося Алекса, и на секунду в его глубоких чёрных глазах он увидел отражение каминного пламени, прыгающих бликов от свечей и снега за окном, бесконечного множества снежинок. Пару лет назад, когда Аркадий вовсю служил в гвардии, им удалось схватить банду карманников во главе с Алексом. Заключённые дожидались своей участи в обычной тюрьме, где в середине января кирпичные стены покрывались ледяными налётом, а стальные койки обжигали молодые тела своим холодом. Аркадий после долгой борьбы не мог не гордиться собой и своим отрядом, не мог не навещать мошенников, чтобы взглянуть им в глаза, чтобы заставить признаться в содеянном воровстве, чтобы вытянуть из них местоположение их самодельной базы, где наверняка хранились оставшиеся драгоценности и деньги. Но сам того не осознавая, он стал приходить слишком часто, чаще и дольше дозволенного смотрел в глубокие чёрные глаза главаря банды. Пока однажды он не пришёл ночью и не открыл собственноручно железную решётку. Они бежали вместе. Алекс исхудал, вечно мёрз, перестал смеяться, в мешках под глазами скопились невысказанные слова и невыплаканные слёзы. А Аркадию надо было поделиться с кем-то своим теплом. Он делился. Делился всем, чем мог, а затем стал отдавать всё больше и больше, пока не отдал самого себя. Алекс ушёл, сбежал, забрав с собой всё тепло, оставив лишь выжженную одинокую пустыню, лишь воспоминания о своей улыбке, не сходящей с лица даже во время поцелуя, и о своём бесконечном взгляде, о своих бездонных глазах. — О чём вы задумались, князь? — слабо улыбнулся Алекс, почувствовав на себе пристальный взгляд собеседника, но не поворачиваясь к нему, продолжая игнорировать любой зрительный контакт. — О твоих глазах, — с честным простодушием ответил тот. Он не видел смысла врать, увиливать от ответа. Стоило Алексу повернуться и посмотреть на Аркадия, он бы сразу осознал всю глубину его чувств. Но он не хотел поворачиваться. Не дождавшись ответа на свою реплику, Аркадий отошёл к окну, сложив руки за спиной, и резко сказал: — Там столько всего, в твоих глазах. Там полыхает огонь, мерцают свечи, падает снег, — он обернулся на него, пытаясь поймать взгляд Алекса, но замечая лишь опущенные длинные ресницы, — а сейчас сбоку мне кажется, что я вижу бушующий океан, и волны разбиваются об иссиня-чёрные скалы зрачков. — Да вы никак стали поэтом, — лишь усмехнулся Алекс. — Вам больше к лицу обращаться со мной, как с преступником. Грубо, резко, без сравнений с природой. Мне так привычнее. Аркадий промолчал, и Алекс начал как ни в чём не бывало рассказывать о своих злоключениях, не скупясь на острое словцо, выдавая саркастические шутки и словно не замечая, не желая замечать состояние князя. Аркадий перестал его слушать. Он думал о том, что в этих глазах действительно океан. Стихия рушит всё на своём пути. Когда Алекс рядом, надежда разбивается о берег, воспоминания омрачаются, искажаются, становятся ледяными, неприятными. Когда Алекса рядом нет, то воспоминания о нём приносят тепло, согревают изнутри, словно горячее вино. Его так долго не было, и Аркадий успел построить в своей голове воздушный замок с надеждами на счастливое будущее. «Иллюзорное счастливое будущее», — пронеслась мысль в его голове. Появился Алекс и наступил грубой подошвой своего ботинка на этот замок, при этом улыбаясь своей особенной улыбкой, которая вселяла больше страха, нежели веселила. Аркадий думал, что ему ещё никогда не было так одиноко.