Perfect Strangers

Can you remember remember my name As I flow through your life A thousand oceans I have flown And cold spirits of ice All my life I am the echo of your past Каспиан, Я пишу тебе письмо, которое ты, скорее всего никогда не прочтешь. Если быть весьма честным с собой, то ты никогда не возьмешь в руки этот выдранный из конспекта по латыни листок. Не знаю к чему приведет это излияние чувств – или я рехнусь окончательно, или мне все-таки станет легче. Под облегчением я подразумеваю отдых. Не могу спать, не могу бодрствовать. Все происходящее имеет сладкий привкус безумия. Я сдержу свое слово, только дай мне шанс, дай мне немного надежды и веры. Пойми меня. Я не знаю, что еще сделать. Я хочу написать тебе как все вокруг теряет смысл и надежду, будь ты рядом, я бы никогда не посмел, но гордости у меня теперь нет. Мой ад это картинки под веками, это то, как ты очаровательно бесцеремонен в спорах, немного смущен в общении со Сьюзен, то, как мы сходим с ума после трудных переходов или битвы, ощущая, что мы живые, живы и эта эйфория, это ощущение победы, пусть кратковременной, но над смертью, это как твой рваный шальной поцелуй над пропастью. Сейчас же я схожу с ума от того, что погрязаю в учебе и безделье. Не понимаю, как тот, кто отражается в зеркале, мог быть королем и воином. Сестры смотрят на мое поведение неодобрительно, я уже молчу про подначки Эдварда. Как только можно было родиться такой безмерной язвой. Мне кажется, что если он перестанет хамить мне, то умрет прямо на месте, лопнет как воздушный шарик. Что касается Люси, то видимся мы от силы пару раз в неделю; кто-то мудрый сказал, что сказки пишутся куда медленнее, чем растут юные леди. Так вот, Каспиан, ее история еще явно пишется. Она стала красивой и такой взрослой. Кажется, скоро мне надо будет бегать с револьвером до булочной, во всех красках изображая заботливого старшего брата. Но все это немного грустно. Я бы убил любого, кто придумал поступать так с маленькими девочками. Но знаешь, при этом я отчаянно, безумно, до дрожи и отвращения завидую им – своим родным людям, что они провели больше времени подле тебя, что могли дотронуться и взглянуть в глаза, поэтому я продумываю наши невозможные встречи до последнего жеста и слова, я репетирую как заправский актер - перед зеркалом и скоро у меня не останется ничего, кроме моих горьких фантазий. Сьюзен как-то сказала, что наше возвращение нужно принимать как испытание, что наша жизнь там сделала нас сильнее духовно и нравственно. Прежде чем расхохотаться в голос я даже успел выйти из-за стола и попросить прощения за бестактность. Если это было испытание, то я развил себе стокгольмский синдром. Здесь я написал, как ты мне нужен и дорог. Здесь как я люблю тебя. Не буду больше писать тебе ничего, дата не важна сегодня точно не буду больше.

твой ДМД