По пути

Изая с трудом разлепляет веки и запрокидывает голову; беззвёздное ночное небо отвечает слепым равнодушным взглядом. Информатор пытается пошевелиться — и одного движения достаточно, чтобы он оставил эти попытки. Боль зреет в конечностях, рассыпается по всему телу мелкими резкими импульсами; Изая почти улыбается. Забавно. Натравить на него шайку профессиональной шпаны — банальный и до противного грубый способ запугивания. И совсем не действенный. Отыскать заказчика будет несложно, и информатор, несомненно, сможет отыграться на вечность вперёд. Нужно только прийти в себя и затем уже встать. Попытка сделать глубокий вдох отдаётся саднящей болью в груди; ночной воздух металлически ледяной, и Изая только теперь ощущает, насколько здесь, в узком переулке между домами, промозгло и холодно. Впрочем, терпимо — могло быть и хуже. Изая сделал что-то не так. Просчитался. Всё внутри загорается нездоровым восторгом и почти мазохистским наслаждением от собственного положения: людям свойственно ошибаться, и это — двойной тому пример. Орихара не слышит тихого гудения подъехавшего мотоцикла, не слышит её быстрых шагов — просто чувствует чужое присутствие и, ощущая, как тяжесть ударов будто перекатывается в черепной коробке вместе с каждым движением, поворачивает голову. Фокусирует взгляд и видит Её. В тусклом свете уличного фонаря её мягко очерченный золотистым силуэт кажется идеальным. Плавные линии фигуры, твёрдая напряжённая стойка и чуть наклонённый вбок бликующий шлем — образ рождает в болезненно распалённом воображении прекраснейшие картины. Всадник без головы, вестник смерти. Она стоит недвижно и смотрит на него с высоты своей нечеловеческой сущности. Она — приходящая под конец, призванная даровать ему успокоение; в его случае — призванная даровать миру избавление от него. Ведающая о тяжести его грехов, глядит не-глазами, с немым укором и каким-то отстранённым пониманием. Изае хочется рассмеяться и сказать Селти, какая она красивая, но горячий солёный привкус боли застыл в горле, и с разбитых в кровь губ срывается только хриплый смешок. Ей осталось лишь соткать из чёрной тени свою косу, полоснуть по его груди одним изящным молниеносным движением… Слишком завораживает, чтобы не подчиниться; о таком конце он мог только мечтать. Она — вспышка его последних секунд, шанс на искупление, высший символ его падения и скоропостижной кончины… Красота момента ускользает, сливаясь в ближайший сток, когда Селти наклоняется и уверенно протягивает Изае руку.