***
Когда Хуа Чэн решил, что его общества достойны лишь равные ему по рангу, внезапно обнаружилось, что таковых имеется один Хозяин Черных Вод: Безликий Бай пропал без вести, а Ци Жун в глазах кровавого бедствия виделся чем-то средним между лягушкой и кучкой грязи. А поговорить хотелось… Собеседником Черновод оказался образцовым: не переспрашивал, слушал всё, что ему ни рассказывали, и потом об этих беседах не распространялся. И на первый взгляд стоил дёшево. А на второй пришла мысль делать ставки, сколько в Черновода влезет. Но Хуа Чэну некогда было заниматься такими мелочами, он был безнадежно влюблен и молчать об этом более не мог.***
— Черновод, я так его люблю-ю-у!.. — На столе задрожала посуда. — Я готов снять луну с неба и оборвать все звёзды, и разбудить вулкан, и привести все стихии в движение, и на место всё это приделать, если он только пожелает!.. — Я рад за тебя. — Черновод отряхнул рукава и вернул упавшее рыбное блюдо на стол. — Мне мало просто думать об этом! Я хочу что-то делать! Что мне делать, Черновод? — Поешь. — Не хочу я есть! Аппетита нет с тех пор, как я не видел Его Высочество… — Тогда не ешь. — Я самый несчастный демон во вселенной… — Хуа Чэн тяжело вздохнул. Подцепив палочками вонтон*, Черновод покосился на него и наконец спросил: — Где сейчас твой принц? — Мне это неведомо… — Ты его не искал? — При жизни мне духи сказали, что я буду ждать целых восемьсот лет. — И? — Что и? Жду! Духи чепухи не скажут! — А потом? — потянул баранью ногу Черновод. — Вот и надо придумать, что потом! И ты мне в этом поможешь. Посмотрев в загоревшиеся энтузиазмом глаза Хуа Чэна, Черновод подавился и при первой же возможности сбежал на небеса.* Вонтоны (хуньтунь, юньтунь) — разновидность пельменей, обычно подаются в супе
***
Кисть небрежно водила по бумаге, выводя совершенно нечитабельную каллиграфию. — Что там, в верхнем мире, творится? — спросил Хуа Чэн, не отрываясь от своего занятия. — Раз в пять дней около шести вечера, — забубнил Черновод, — он ходит на горячие источники с Пэй Мином и Линвэнь, проводит там полтора часа, а потом… — Что ты несёшь?.. — Извини, задумался. Два дня назад на юго-востоке подрались Фэн Синь и Му Цин. Попытавшийся их разнять Цюань Ичжэнь в итоге избил обоих… — Так им и надо! А о Его Высочестве что-то слышно? — Пока нет. — О, как плохо! Как мне плохо… А ведь было время, когда его святое имя звенело в воздухе у всех на устах, ему пели славу и хвалу, и она меркла перед лицом его… Черновод с хрустом разгрыз свиное ребро.***
— А теперь есть новости? — прилетел в лоб вопрос, едва Черновод успел усесться за стол. — Да! Сегодня он подавился косточкой в тофу. — Откуда в тофу косточки? — не понял Хуа Чэн. — Я подсунул. — Его Высочеству?! — А. Тогда новостей нет. — Да что же такое… Срок ведь уже на исходе! За что мне такие муки, исходить своей любовью без возможности явить ее тебе, бог сердца моего! Достоин ли я целовать пыль на твоих сапогах?.. Опустошив восьмую тарелку с рыбой в кислом супе, Черновод взялся за суп из ягненка с питой* и поближе подвинул кровяную колбасу. — …существование мое без Его царственного Высочества одиноко и бессмысленно, я наблюдаю рождение и смерть тысяч лун, но подобно улитке, ползущей по ветви дерева… — А ведь он не любит лапшу с улитками. — …я настойчиво доведу свое дело к завершению, даже если потрачу ещё восемьсот лет на ожидание… — Надо живых ему в цзяоцзы* завернуть. Чтобы жизнь мёдом не казалась. — …лишь мое бессмертие, мое проклятие и спасение, бережет моё существо для встречи с тобой, хоть тоска разъедает меня изнутри, о солнце моё… — Если твой повар снова пережарит цыпленка, я сожру его самого.* Пита — круглый, плоский хлеб * Цзяоцзы (они же — гёдза в Японии) — одна из разновидностей пельменей
***
— Твой принц вознесся, — заявил Черновод, вновь явившись в Чертоги Блаженства. — Да ты что! — сорвался с бархатных подушек Хуа Чэн. — Я же совсем не готов! Какой ужас! Ты уже видел его?! — Видел. — Правда, он чудо?! — расплылся в мечтательной улыбке Хуа Чэн, прижимая руки к груди. — Не то слово. А где кунжутное масло? — О, горе мне!.. — бросился на подушки Хуа Чэн. — Ну нет, так и нет. Поем с устричным соусом… — Он меня никогда не полюби-ит! — Какое скверное сочетание вышло… Сабля резко оказалось у шеи Черновода. — Что значит «мы не сочетаемся»?! — с красными глазами прогремел Хуа Чэн. Черновод равнодушно отодвинул лезвие. — Я говорил про тушеную утку. С грибами. Так в чем там твоя проблема? — Я жалкий! Я уродливый! — Хуа Чэн снова развалился на подушках. — Скажи мне, что я уродливый, Черновод! — Не могу, ты мне челюсть оторвешь… — Черновод, я серьезно! — Я тоже не шучу, будет же неудобно жевать… — Что во мне не так? — Пересоленный. — Чего? — Рис.***
Опустевший кувшин вылетел из окна прямо на улицу, разбившись на осколки в куче своих сородичей. — Я ему уже и кольцо вручил, — причитал захмелевший Хуа Чэн, — и в свадебных одеждах выгулял… Почему же дело не идет дальше? — Подари ему домашнюю зверюшку, — не отрываясь от варёных овощей, произнес Черновод. — Он сказал мне не трогать змею… — Тогда попробуй на его глазах покончить с собой. Это точно произведет на него некоторое впечатление. — Мне нужно сногсшибательное впечатление! — Ударь его. — Ты что! Это же Его Высочество! — Тогда просто урони. — Иногда мне кажется, что от тоски я готов низвергнуть небеса второй раз… прямо на твои болота… Черновод отставил опустевшую тарелку в сторону. — Спросил для тебя совет у младшего Ши. Завуалированно, сказал, мол, для друга нужно. — Ну? — Глаза хитрые сделал, закивал. Помочь обещал. Говорит, не безнадежно. — Это радует! — Еще я слышал, Его Высочеству нравятся щедрые. — Да?! Так я легко ему это продемонстрирую! — У меня есть очень хороший вариант для опыта. — Нет, твои долги я тебе не прощу. — С каких пор твои повара готовят «Будда перепрыгивает стену»*?* «Будда перепрыгивает стену» — самое знаменитое блюдо города Фучжоу провинции Фуцзянь
***
Лампа на стене мигнула, янтарной звездой уронив свет в кувшин с вином. Влажная мякоть фрукта дрогнула в хватке палочек. — Давно я не ел глаза дракона… — Как тяжело, — бурчал в локоть Хуа Чэн, — как приятно, как страшно… Я хожу за ним попятам, считаю каждый вздох и взгляд… — Тоже. Но он, кажется, заметил слежку. — Им невозможно не любоваться! Кто создал его таким совершенным? Чья рука изваяла это чудо из живой белой яшмы? И кто наказал его теми страданиями, что выдались на долю это лучшего во всех трёх мирах!.. — Виноват младший Ши. Решил теперь изредка моргать и даже отводить взгляд хотя бы раз в полчаса. — А он и злости не держит!.. Его сердце больше этого мира, способно обнять и полюбить, и простить всех на свете!.. — Точно, куриные сердечки. Вот, что я забыл съесть. — …всех, кроме меня одного!.. — Тебе помогут семена тыквы и орешки лотоса. — Что? — поднял голову Хуа Чэн. — Младший Ши посоветовал часто дарить маленькие подарки. — А причем тут семена? — Это много маленьких подарков. — О! — хлопнул Хуа Чэн по столу ладонью, и блюда поменялись местами. — У меня идея получше! Я подарю ему татуировку на коже! — Не лучший подарок. — Почему? Это же так красиво! — Содранная кожа недолговечна… К тому же как ты будешь без руки? — Для Его Высочества мне не жаль ничего! Стоит только подумать о том, что я не могу исполнить его желание, как меня скручивает, будто спираль или пружину… — Он вручил мне мясные рулетики. Такие вкусные. — Эта боль терзает меня, боль от одной только мысли… Ты можешь сказать: «Ты накручиваешь себя, Кровавый Дождь!»… — Сказал, что раз я готовить не умею, то чтобы и не брался. — …но я смотрю как никогда трезво! Даже несмотря на то, что я сейчас очень пьян… — Я разозлился. — Разве можно доказать свою полезность, делая ее анонимно? Но я не могу раскрыть себя, иначе он отвернется от меня, как от чудовища… А если он догадается сам?.. — Приготовил ему «Когти феникса»*, рис с желтками, грибами и мясом, завернутый в лист лотоса, креветочные шарики ха гау, подогретые на пару булочки со свининой и жасминовый чай. — Вот его снова отзывают на небеса… Коль скоро я увижу его теперь?! — Теперь он ходит ко мне обедать каждый день. — О, солнце моё!..* «Когти феникса» — куриные лапки, обжаренные во фритюре, маринованные в бобовом соусе доучи и затем бланшированные
***
— Он меня не любит! Что же делать?.. — Тяжелый случай. — Вот ты ешь своего вонючего окуня по-хуаншаньски и беды не знаешь… — Он отобрал у меня блюдо с ююбой*. — …но я не завидую тебе! Ты несчастен, мой печальный друг… — Мол, если ее много есть, будет болеть голова. — Ты не знаешь боли… — И дал мне тарелку с мушмулой*. — …и сладости чистой любви… Черновод вздохнул и устало посмотрел на Хуа Чэна. — Выйди уже замуж за кого-то другого. — Прости, Черновод, но моё сердце на веки вечные принадлежит Его Высочеству! К тому же, я не могу выйти за тебя, мы же друзья! — Надо же. Первый раз повезло. Рыбья голова пару раз обмакнулась в красном соусе и исчезла во рту Черновода. — Островато.* Ююба — китайский финик * Мушмула (она же локва) — разновидность яблока
***
Черновод чуть не выронил сеть, когда сзади возникла фигура в красной одежде. — Я хочу поговорить с тобой о Его Высочестве Сяньлэ. — Ты меня уже достал, — буркнул Черновод. — Я помогаю тебе, если это не мешает мне. — Я больше не приду. — Ладно, — выдохнул Черновод. — Поймай его так, чтобы он тебя не узнал, засунь в мешок, потом хорошенько потряси и помотай из стороны в сторону, немного в воде подержи и от души побей палками. А потом достань его из мешка, будто только что спас. Он в тебя тотчас влюбится, от избытка благодарности. — … Обернувшись, Черновод отметил на лице демона абсолютно счастливое выражение. — Это гениально. — Отлично. А почему повязка у тебя на другом глазу? — Перепутал. — Бывает. В следующее мгновение фигура в красном исчезла.***
В Чертогах Сумрачных Вод было удивительно шумно. Трое в зале уже час кричали друг на друга: — Убей меня, не убивай его! — Не убивай его! — Нет, убей его! — Убей меня! — Нет, убей меня, но не убивай его! — Убей его, а он убьет меня! — Нет, я убью себя! — Нет, это он должен убить тебя! — Но я убью тебя-а! — Сто-о-о-ой! — ворвался в залу алый вихрь. — Я пришел! Черновод посмотрел на него остервенело. — Я занят, — процедил сквозь зубы. Хуа Чэн поочередно посмотрел на братьев Ши. — Ты что это удумал? Ты что, сейчас сверишь свою месть?! — Да. Наконец-то. — А обо мне ты подумал?! Что буду делать я?! В окружении целого вороха твоих непогашенных векселей… — Можешь поплакать… — развел руками Черновод и поднял ржавый меч. Хуа Чэн в мгновение ока оказался рядом. — Черновод! — вскричал он слезно. — Я… я осознал важность тебя в моем существовании! И сейчас должен тебе сказать… что я… что ты… что мы… — Прекрати мне угрожать. — …должны поговорить об этом снова… — Хуа Чэн с рыданиями стиснул водного демона в объятьях — Его Высочество меня не люби-и-и-ит!.. — Опять?! — возмутился Черновод. — Мне нужен твой совет. — Кончились советы, Кровавый Дождь! — Черт, да что не так? А! Я понял! Нет еды!.. Нет еды — нет советов. Ничего, сейчас я тебя починю! Пошли на кухню… — У меня нет сегодня ужина. — Ах ты хитрая рыбина, основательно подготовился сегодня умереть! Нет, так не пойдет! Пока я не выйду замуж, кукиш тебе с маслом, а не смерть! — Я обречён на бессмертие… Хуа Чэн направился к выходу из залы. — Сейчас я доставлю еду из моего дома и тогда поговорим! Стоило ему скрыться за поворотом, Черновод мрачно повернулся к плененным богам. — На чем мы остановились? Ши Цинсюань внезапно оживился и вскричал: — Вы с братом замечательная пара! Совет да любовь, ура! Черновод моргнул. Медленно и долго. И бросился на Ши Цинсюаня. — Я тебя сейчас вместе с одеждой сожру. — Нет! — вцепился в его одежды Ши Уду. — Пусти! — Не трогай Цинсюаня! — Не лезь! Руки поотрываю! — Цинсюань, беги! Я его удержу!.. Ши Цинсюань только позвякивал цепями, пытаясь хоть что-то разобрать в свернувшемся бело-черном клубке дерущихся. — Прощайся с головой! — Уймись!.. — Но, но, но! — ехидно цокнул вернувшийся в мешком Хуа Чэн. — Я только отошел, а они уже любятся! — Пошел вон! — хором ответили ему. — Я вообще-то с едой пришел! — Еду оставь, а сам — пошел вон! — огрызнулся Черновод. — Нет уж! Я пришел за советом, с советом и уйду! — Хуа Чэн вывернул блюда на длинный стол у стены. — Ну же, Черновод, давай! Что мне сделать? — Сделай ему приятное? — вмешался Ши Цинсюань. — Ты что, мы же ещё не замужем! — возмутился Хуа Чэн. — Я имел в виду, подари ему подарок! — Да я дарю ему всего себя! — Ну, может, ему цветы нравятся? — Я и есть потрясающе большой и яркий цветок! — Хуа Чэн будто очнулся и озадаченно посмотрел на Ши Цинсюаня. Цепи упали перед его взглядом. — Кыш отсюда! — Ни с места! — рявкнул Черновод. — Имей совесть. Тебе одного самодура хватит! — Отпусти его, я на всё согласен! — крепче вцепился Ши Уду, делая мешкавшему брату страшное лицо. — Как?! — схватился за голову Хуа Чэн. — Как ты заставил его тебя полюбить? — Попробуй убить его брата, — буркнул Черновод. — Ты не поверишь!.. Сто раз так делал, — не работает!.. Ворота с грохотом обрушились, и на пороге возник Пэй Мин. Он был взъерошенный, плащ ободран, весь в грязи и черной крови тварей. — Счастья молодым! Ши Уду запустил в него чайник. — Это что за чучело? — удивился Хуа Чэн. — Подружка невесты, не видишь, что ли? — проворчал Черновод. — Чья подружка?! — взъелся Ши Уду, поваливая его под стол. — А. С лица не признал. — Да как ты!.. — вскинулся Пэй Мин, с мечом бросаясь на Хуа Чэна. Из-под стола раздавались гневные крики: — Ненавижу тебя! Пусти! Ты лжец! Что ты делаешь? Убери руки! Убью… Прекрати… Не надо… Уймись же… Хэ Сюань…***
Черновод, лёжа на полу, задумчиво смотрел на столешницу. Ши Уду что-то тихо ворчал ему в воротник, теплый. Благословенная тишина, наступившая после грохота, с которым Пэй Мин вылетел из Сумрачных Чертогов, оседала капельками прохладной воды. Внезапно сверху появилось лицо Хуа Чэна. — Черновод. Мы не закончили. — Ты совсем страх потерял?! — рявкнул тот. — Ну извини, что прерываю, но… — Со стола слезь, скотина! Я с него ем! — … Хуа Чэн снова сунулся под стол с другой стороны. — Черновод, отвечай! Я же не отстану! — Сначала было имя… — неохотно промямлил водный демон. — Тебя зовут так же, как его брата, и в этом вся соль? Ты знаешь, не хочу тебя пугать, но в этом есть что-то нездоровое… — Как ты смеешь!.. — вскинулся Ши Уду и стукнулся затылком о столешницу. — Неслыханная наглость!.. — Нет, Уду. — Пусти!.. — Поставь поднос обратно. — Никто не смеет!.. — Ну или запахнись хотя бы… — О боже!.. Блюдо с грохотом упало на пол. Черновод вылез из-под стола, повел носом и сунулся к тушенной с овощами свинине в кисло-сладком соусе. — Я пойду, — раздраженно произнес Ши Уду. — Иди, — вяло отозвался Черновод, заглядывая в миску с лапшой. — Прямо до поворота, потом налево. Белье в шкафу. — Я ухожу к себе! — Тогда прямо, но поворот направо. Белье в шкафу. Ши Уду надменно вздернул подбородок и степенно удалился, пару раз чуть не споткнувшись об осколки стены. — Налево пошел… — тоскливо заметил Хуа Чэн. — Ну Черновод! Что мне сделать, чтобы Его Высочество стал моим? — Порви его ценную вещь… — пробормотал Черновод, поднимая с пола сломанный веер с синей окантовкой. — У него нет ценных вещей. — Подари. — Подарить, а потом отобрать? — Результат обеспечен. — Но погоди, если я подарю ему себя, то как я потом сам себя у него отберу? — Справедливо. — Закинув в рот поочередно с десяток говяжьих тефтелей, Черновод произнес: — Лучший подарок — подарок, сделанный своими руками. — О! — оживился Хуа Чэн. — Отличная идея! Это я умею! За десять лет я так руку набил, что… — Вы же еще не замужем. — Болван! Я подарю Его Высочеству его самого! — Гениально… — Я подарю ему его самого, а потом его самого у него самого отберу! — Только не перепутай, а то галиматья какая-то получится.***
Кусочки белой курицы были красиво разложены по тарелке, рядом выстроились чашки с рисовым супом, лапша на пару, и несколько десятков пирожков с начинкой из дайкона* и водяного ореха. Ши Уду разливал чай, Черновод впервые за многие столетия жизни и посмертия чувствовал покой и умиротворение. Пока дверь не слетела с петель. — Черновод!.. Беда!.. Я уничтожен!.. Чайник разлетелся на осколки, и Черновод поскучнел. Белый фарфор в рисе ярким вкусом и полезностью не отличался… Хуа Чэн обрушился на стул совершенно разбитый, с кругами под запавшими глазами и с дрожью на губах произнес: — Его Высочество… выбрал… Цзюнь У… Брови Черновода взлетели вверх. — Кто ж знал, что это сработает… — Что делать?!* Дайкон — редька