***
Их знакомство с Седжуном было настолько спонтанным, настолько банальным стечением обстоятельств и с какой-то стороны Хансэ даже благодарен Сыншику за то, что тот заставил пойти в эту чёртову библиотеку, несмотря на то, что всё обернулось так, как он совсем не желал. Жизнь такая непредсказуемая штука, может приносить такое счастье и одновременно такое разочарование. В тот период жизни Хансэ практически не читал ничего кроме каких-то коротких историй, комиксов или научной литературы, которую листать просто приходилось. Лучшим оправданием было «нет времени», но на самом деле и желания как такового тоже, поэтому гостем университетской библиотеки он был не частым. Вот и здесь, Сыншик просто задержался на парах и попросил подождать его в этом месте, а Хансэ по боку где, главное побыстрее. Он не любил те медленные моменты его жизни, где приходилось чего-то ждать, тратить время в пустую — он любил здесь и сейчас, а потом появился Седжун и ту быстротечность времени, которую Хансэ любил — он возненавидел. — Интересно читается? — блондин поднял взгляд, немного нахмуренный, он не любит новых людей, но социум таков, что без этого не обойтись. Хансэ не читал, просто какая-та книга об искусстве зацепила своими яркими картинками, такими гладкими листами, но назвать это книгой он не мог, скорее фотоальбом. Да, именно он. Искусство он любил, наверное единственное, что его цепляло в жизни. Однако, литература по сути тоже в своём роде искусство, тогда почему он так редко к ней притрагивался, он не знал. — С учётом того, что у меня сейчас в руках я бы сказал — «разглядывается». Хансэ не юморист, по нему на первый взгляд вообще не скажешь, что он дружелюбен. Чёрные джинсы, куча цепей на шее, кожанка, ботинки и какой-то неряшливый чёрно-красный свитер (точь-в-точь Фредди Крюгер на минималках, только шляпы не хватает). А ещё проколы и татуировки, то без чего Хансэ бы наверное не чувствовал себя самим собой. В целом да, персонаж от которого не ждёшь ничего хорошего. Седжун же какая-та полная противоположность. Мягкая светлая кофта, тёмные волосы, широкие голубые джинсы, белые кроссовки — всё так нежно и уютно, а ещё… улыбка с ямочками, на которую в первую очередь обратил внимание Хансэ, потому что парню напротив показался забавным его ответ. — Им Седжун, — тот протягивает ему руку. — До Хансэ, — другой поступает так же. И ни один из них не догадывается, насколько опрометчиво будет их знакомство и что за этим последует.***
Всё ещё неизвестно как, но таких два разных человека нашли общий язык. Хансэ действительно удивляется, почему и зачем он подпустил его к себе так близко. Седжун своим общением повлиял на него, как на личность, и как уже было упомянуто ранее, многие вещи не свойственные ему каким-то образом стали частью «До Хансэ», ненавистное — любимым. Они сдружились быстро, даже очень и как бы Хансэ не ограничивал его от себя, старший всё равно, так и подкрадывался медленно-медленно, утягивая его к себе, оплетая шею, как какая-та змея, но это было хоть и удушливо, но очень приятно. Приятно было с ним веселиться, приятно было ходить куда-то, неловко касаться пальцами, переплетая их. Хансэ чувствовал себя маленьким мальчиком, который только научился чувствовать что-то подобное, несмотря на то, что опыт уже был — Седжун какой-то не такой, какой-то другой. Шаг за шагом приближался он всё ближе и ближе, всё так же медленно, но к той точке невозврата, когда сам Хансэ уже понял — сбежать не получится, а если и получится, то будет очень больно.***
Воспоминания захлёстывают и накрывают с головой. Седжун всегда был заботливым и тот дождливый день, когда они первый раз поцеловались, не был исключением. Он одолжил ему зонтик, ведь Хансэ сглупил и не посмотрел прогноз погоды заранее, до того момента, когда сорвался к нему домой, ведь тот болеет, а лекарство купить некому. Либо же сам старший просто хотел его увидеть. Седжун любезно его протягивает и, когда младший уже норовит забрать зонт, тот прижимает его к себе второй рукой и целует. Проходит несколько секунд, и вот он стоит на улице, сердце бешено колотится, а над головой с треском распахивается зонтик. Седжун улыбается. Улыбается той самой своей лучезарной улыбкой, за которую Хансэ на кон душу бы свою поставил, только бы Седжун улыбался, только бы старшего ничего не беспокоило, только бы всё с ним было хорошо.***
«Любовь» Хансэ не любит. И как бы ему не описывали этих «бабочек в животе», этого быстрого сердцебиения, расширенных зрачков и частой фокусировки лишь на одном человеке, а всё остальное так размыто, будто и не нужно. В целом, если так подумать, описание побочных эффектов от наркотиков. А ведь действительно, любовь — наркотик, зависимость, но не от каких-то веществ, а от человека. И нет, Хансэ за свои 23 года жизни переживал всё это, но если вышеперечисленные «побочки» приносили хоть какое-никакое, но счастье, то другие — в моменты расставания приносили огорчение. Огорчение и опустошение — и так всегда. Хансэ не любит плакать, он вообще себя всегда считал сильным, огорчение было, но не слёзы. Однако, с Седжуном ситуация другая глаза становятся мокрыми и красными, еда не пролезает в глотку, а тело холодеет и содрогается изнутри. Многие побочки временные, он знает, но этот месяц, два, три в зависимости оттого насколько Хансэ утонул в человеке, летят очень медленно, в конечном итоге это чувство сменяется другим, однако в этом случае он бы хотел, чтобы время длилось быстро и чувства боли сменялись так же быстро. Счастливые моменты всегда хочется растянуть, Седжун научил радоваться тому, что есть сейчас, и Хансэ пытался взять это за кредо его жизни. Однако, с Седжуном хорошо, без него плохо — частенько он понимал, что либо всё, либо ничего и довольствоваться малым становилось так тяжело.***
У Седжуна губы сладкие, волосы мягкие, Хансэ до сумасшествия сносило голову оттого, насколько приятно было целоваться с ним. Держаться за его плечи, обнимать, так, чтобы быть близко насколько это может быть возможным или невозможным. Проводить мягко лишь кончиками пальцев по нежной щеке, кусать за губу, оттягивая её. Хансэ любил такие контрасты, в такие моменты, но не любил их в самой жизни, когда и по головке погладят и кнутом по спине дадут, больно и неприятно. Однако, жизнь жизнью, а губы Седжуна так и манили, да и в целом весь он, заставлял Хансэ желать, чтобы время отведённое им никогда не кончалось, чтобы яркие лучи солнца, которые проникали через окно, играясь на лице, продолжали это делать каждое утро, ровно так же как и, чтобы рука старшего, который обнимал его со спины и тихо мирно посапывал куда-то в изгиб шеи находилась всегда там и продолжала его обнимать. В такое время, когда они спали вместе, Хансэ чувствовал себя настолько в безопасности, насколько можно. Чувствовал ту стенку, на которую бы мог опереться, чувствовал поддержку, чувствовал любовь, до определённого момента.***
— Мне нужно уехать, прости. — Куда? — В Англию, я не знаю на сколько, может быть навсегда. Сердце Хансэ падает куда-то вниз, так больно и неприятно, отвратительное чувство. Он знал, что Седжун хочет стать хорошим журналистом, и что для этого ему нужно будет уехать, но не думал, что так далеко, не думал, что на такое продолжительное и неизвестное время. К горлу подходит ком и он не может ни вздохнуть, ни проглотить его, всё, что он сейчас в силах сделать — это молчать и сдерживать слёзы. — Посмотри на меня, — Седжун аккуратно поднимает его лицо за подбородок, заставляя блестящими от пелены слёз глазами смотреть на него, — Я люблю тебя, очень сильно, и как бы то ни было мне тоже очень тяжело всё это принять. Но… жизнь сложная штука, ты ведь сам говорил, — он вновь улыбается и Хансэ это добивает, слёзы мокрыми дорожками начинают течь по щекам. Он стал такой мямлей из-за него. Хансэ не замечает, как ухватывается за край растянутого свитера Седжуна, кончиками пальцев слабо держа, понимая, что сейчас придётся отпустить, выдавливает из себя, то чего так не хотело его сердце: — Это конец? — Да. Хансэ крепко обнимает его рыдая в голос, и плевать, что ночь, плевать, что они на улице, а после говорит привычное «я люблю тебя», отпускает и убегает. Он бежит так, как никогда не бежал, чувствуя как физически плохо ему становится, чувствуя, что он вот-вот и упадёт, но единственное желание сейчас — это оказаться в постели, спрятаться от всего мира. Закрыть глаза и уснуть вечным сном. Всё пройдёт, но сейчас ему сложно принять реальность.***
Та самая штука, которая располагается у него между рёбрами начинает болеть, рядом сидит Субин, который прекрасно видит, как нервно дёргается коленка у старшего, но ничего сделать не может и просто молчит. Хансэ быстро снимает целлофан с сигаретной пачки, прикуривает, пряча в ладонях огонёк зажигалки. Потом достаёт телефон и склоняясь над ним начинает дымить. Субин всё так же молчит, понимает из-за кого тот так страдает и лишь аккуратно дотрагивается до его холодной щеки, большим пальцем вытирая слезу, которая проступила в уголке глаза то ли от холода, то ли Хансэ вновь поддался эмоциям. Парень снова вдыхает и выдыхает никотиновый дым. 23:17 Хансэ смотрит на время, которое белыми цифрами отображается на экране мобильного, а после нажимает на кнопочку сбоку, заставляя его погаснуть. Погаснуть экран блокировки, на котором ещё несколько месяцев назад красовалась фотка только проснувшегося Седжуна, но сейчас сменившаяся тёмным ночным небом с яркой луной и крохотными звёздами. Он поднимает взгляд на Субина, выбрасывая фильтр от сигареты. — Всё же будет хорошо? — Да, — говорит младший, вновь замечая как Хансэ дрожит, и обнимает, так сильно насколько может. Хансэ не уверен, Хансэ не знает. Однако, возможно, что где-то там Седжун смотрит в окно и вспоминает их первый тёплый, сладкий поцелуй.