***
Иногда, когда вода журчала и плескалась вокруг него, Вэй Усянь почти слышал шёпот. Останься. Иногда, погружаясь в глубины пирса, он почти чувствовал объятия. Здесь твоё место. Когда он спросил Цзян Чэна, слышал ли тот что-нибудь, его шиди пошутил, что в его ушах было слишком много воды. Он больше не спрашивал его. Это должно было напугать его, утомить. Этого не произошло. Мой цветок лотоса. Ляньхуа.***
Во время одной из своих частых прогулок на лодке и погружений он нашёл его на подушке с лотосом. Белое и круглое, как кость, оно имело форму и детали цветка лотоса, мало чем отличающегося от декоративных бусин, которые свисали с колокольчиков ясности клана Цзян. Но Вэй Усянь никогда не видел ничего подробного, каждый лепесток изогнут до совершенства, как будто он вырос, кто-то сорвал миниатюрный цветок и тот окаменел, чтобы увековечить свою красоту. Такая маленькая безделушка, должно быть, была тщательно вырезана мастером-ремесленником, стоила больше, чем что-либо, что могли бы купить лучшие ремесленники на Пирсе Лотоса. Какая находка, какое сокровище! Во что он мог это превратить? Куда бы он его надел? Мелькнула мимолетная мысль, что его шицзе мог бы понравиться такой подарок, но нет, нет, нет. Подарок чувствовался в его руке, как дома, словно он должен был его найти. Твой. Позже, оставшись один в своей комнате, Вэй Усянь продел красный шнур через бусину и повесил её себе на шею, чтобы она лежала под одеждой и прижималась к коже. Это казалось правильным.***
По пути в Гусу Лань на лодке ему пришла в голову идея быстро окунуться в воду во время их путешествия. Цзян Чэн уловил его задумчивое выражение, когда он посмотрел наружу, и его брат схватил его сзади за мантию с быстрым выговором. — Даже не думай об этом. Ты не покинешь эту лодку, пока мы не достигнем земли! Жалуясь на то, что ему не хватает веры в то, что он будет держаться подальше от воды, Вэй Усянь рассмеялся над тем, как другой подросток закатил глаза. — В Облачных Глубинах нет воды, как у нас, так что привыкай хоть раз оставаться на суше. — Всегда есть город Цайи, — надулся он. Его шиди нахмурился. — Ты не можешь бегать в город Цайи каждый день, идиот, — когда Цзян Чэн поймал его зарождающуюся улыбку, его глаза слегка расширились, он быстро исправился: — Вэй Усянь, это не вызов! — Но я держу пари, что смогу!***
Проведя годы в Юньмэне, было простым решением пригласить Цзян Чэна и Вэй Усяня сопровождать группу, которая была послана для расследования водяных упырей. Зная, что он снова будет у воды, главный ученик клана Цзян практически вибрировал от плохо скрываемого волнения, которое никто не упускал. — Неужели водяные упыри так будоражат, молодой мастер Вэй? — спросил Лань Сичэнь с веселой улыбкой. Было приятно наблюдать за буйством Вэй Усяня, а ещё больше за реакцией его брата на это. Ванцзи мило притворяется и отрицает, как повлиял на него главный ученик Юньмэнь Цзяна. — Ха, водяные упыри? Этот идио… э-эм, Вэй Усянь, просто с нетерпением ждет воды, — в своей естественной реакции на ехидные замечания о своём брате Цзян Чэн на мгновение забыл быть вежливым наследником ордена в присутствии Цзэу Цзюня. К счастью, старший Нефрит Лань счёл их игривые уколы трогательными и продолжал добродушно улыбаться. — Конечно, вы оба, должно быть, скучали по ощущению быть окружёнными водой. Я слышал, что Пирс Лотоса — это невероятное зрелище, когда он в полном цвету, — и Цзян Чэн, и Вэй Усянь пыхтели от гордости, легко улыбаясь, когда хвастались лучшими временами года для посещения (Цзян Чэн) и тем, где вода была лучшим местом для купания (Вэй Усянь). — Лань Чжань, Лань Чжань! Мы должны поплавать вместе на Пирсе Лотоса. Я обещаю, тебе это понравится! Их разговор был прерван прибытием водяных упырей, но ученики быстро отправили их без особого ущерба в город Цайи. Это было легко сделать, пока они не наткнулись на бездну, рождённую водой. Неся ученика Лань, который оказался на мели без своего меча, он застал Вэй Усяня врасплох, когда бездна утащила его под бурные волны. Это должно было настораживать, угрожать жизни. Безопасно. Вода безопасна. Вода окутала его, как одеяло, успокаивающая и тёплая. Он опустился вниз и уставился на затуманенный свет над поверхностью, не испытывая страха, умиротворённый. Не было необходимости бороться с течением. Не нужно плыть вверх. Я буду охранять тебя. Рука, плотно обнимающая его сзади за талию, смертельно бледная рука в поле зрения, прежде чем она закрыла ему глаза, чтобы заблокировать зрение. Мой цветок лотоса. Ляньхуа. Губы у его уха. Голос звучал яснее, чем когда-либо прежде. Пойдём со мной. Тон был почти зловещим, леденящая душу вещь, предназначенная для того, чтобы потрясти душу. — Вэй… Он был бы доволен, если бы у него был только этот голос. Хриплый. Резкий. — Вэй У… Приветственный. Предупреждающий. — Вэй Ин… Защитный. Собственнический. Правильно, неправильно… — Вэй Ин! Вэй Усянь хватал ртом воздух, грудь его тяжело вздымалась, лёгкие лихорадочно наполнялись кислородом. Лань Ванцзи парил над ним в почти тревожной манере, и сознание того, что он установил какую-то связь с ним, которая сделала его заслуживающим такого беспокойства, заставило его сердце затрепетать. — Л-Лань Чжань, — слабо позвав, он выдавил натянутую улыбку. — Ты пришёл за мной. Я буду ждать тебя.***
Поначалу мысль о холодных источниках подняла настроение Вэй Усяня настолько, что он мог не обращать внимания на боль в пульсирующей спине, и он поспешил в то место, которое так заботливо предоставил ему Цзэу Цзюнь. Сбросив с себя мантию с такой поспешной небрежностью, что его распирало от нетерпения войти в воду, он почувствовал внезапный спазм в животе, который заставил его колебаться, прежде чем прыгнуть прямо в воду. Ему следовало бы снять свой цветок лотоса, верно? Вэй Усянь нахмурил брови, бессознательно обхватывая пальцами своё сокровище. Он ни разу не снимал его с тех пор, как впервые надел на шею, так что же заставило его даже подумать об этом? Храни его в безопасности. Он просто хотел сохранить это в безопасности? Да. Существовал риск потерять его холодной весной, и что тогда он будет делать? Он никогда раньше не терял его, плавая в Пирсе Ло… Лучше было перестраховаться, чем потом сожалеть, верно? Кивнув самому себе и приняв решение, он снял красный шнур и бусину, и осторожно положил их поверх своей беспорядочно разбросанной одежды. Выполнив задание, Вэй Усянь прыгнул в родник и взвизгнул от неожиданно холодной температуры. — Почему так холодно?! — поскуливая и слегка стуча зубами, он потёр руки в попытке вернуть немного тепла своим конечностям. Вид спины Лань Ванцзи вдалеке заставил его отказаться от своего бесплодного занятия и вместо этого шумно подплыл к другому ученику — это было решительное притворство, что он всё ещё один — с широкой улыбкой. — Лань Чжань! Лань Чжань! Почему вода такая холодная? Вопрос был, по-видимому, достаточно невообразимым, чтобы Лань Ванцзи признал его существование и смерил в высшей степени равнодушным взглядом. — Я знаю, что это называется «холодные источники», я не сумасшедший, — пошутил он, закатив глаза, его голос повысился, когда взгляд собеседника практически прочитал: «Ты уверен в этом?» На самом деле, выражение его лица даже не дрогнуло, но Вэй Усянь чувствовал, как осуждение волнами накатывает на него. — На Пирсе Лотоса даже зимой не бывает так холодно, это невероятно! Есть ли что-то особенное в духовной очищающей воде, что ей нужно отморозить яйца, чтобы быть эффективной? — Нелепость! — Лань Чжань! Лань Чжань! О, да ладно, не нужно убегать, — с усмешкой он подкрался ближе ко второму нефриту Лань, скуля, дразня и смеясь, когда требовал его внимания. Независимо от того, как он плескался или вторгался в личное пространство другого, Лань Ванцзи продолжал удаляться, вооружённый свирепым взглядом и резким «бесстыдник!», чтобы неэффективно держать Вэй Усяня на расстоянии. Это было обидно, потому что это была такая прекрасная возможность сблизиться, как он делал это с учениками Юньмэнь Цзян дома! Не то чтобы это было не весело, но было просто слишком холодно, чтобы дольше оставаться в холодных источниках. Вэй Усянь не был уверен, избавилась ли его спина от боли, благодаря целебным свойствам источника или он онемел от холода. Как только он выпрыгнул из воды, его сердце бешено заколотилось, когда он направился к своей мантии. Была ли она всё ещё там? Была ли она в сохранности? Оно не успокаивалось, пока он не схватил свою бусину лотоса и не почувствовал, как она снова прижалась к его коже. Вздохнув с облегчением, он бездумно накинул оставшуюся одежду, на мгновение удивившись, почему он даже не подумал о цветке лотоса, когда был в холодных источниках, но это было легко выдать за то, что его занимал Лань Ванцзи. Говоря о Лань Ванцзи, какое выражение он мог бы вызвать на этом стоическом лице, если бы схватил его мантии?***
— Почему ты так любишь воду? Потратив минуту на то, чтобы как следует обдумать ответ на вопрос (потому что Лань Ванцзи был сосредоточен на нём, хотел что-то узнать о нём!), Вэй Усянь напевал, постукивая пальцем по подбородку. — Я чувствую себя, как дома, — начал он. — Я благодарен Цзянам за то, что они приняли меня, но почему-то вода всегда была тем местом, которое встречало меня с распростёртыми объятиями, — в его шиди не было зависти, не было Фиолетового Паука, который бы насмехался над ним. — Если бы я плыл по течению в открытой воде, вода позаботилась бы обо мне. — Бездна, рождённая водой, — Лань Ванцзи нахмурился, не в силах понять. — Ты чуть не утонул. — Ты всё ещё беспокоишься об этом? Я тронут, Лань Чжань! — легко рассмеявшись, он быстро извинился, когда тот бросил на него обжигающий взгляд. Верно, это был серьёзный разговор. — Хм… как бы это сказать? Я всё ещё чувствовал себя в безопасности, словно не было никакой реальной необходимости беспокоиться. Я думаю, что водное божество присматривает за мной! — Глупо, — водное божество? Затянутый водной бездной и не чувствующий опасности для собственной жизни? Он вышел за рамки бесстрашия и впал в безрассудный идиотизм. Как мог Вэй Усянь так мало заботиться о своём благополучии? — Ой, не будь таким, Лань Чжань!***
Как он посмел. Чёртов павлин переступил черту! Недостойный. Никто так не говорил о его шицзе. Страдай. Никто! Заставь его страдать. Ярость, какой он никогда раньше не испытывал, поглотила его, на губах появилось рычание, когда он с удвоенной силой ударил Цзинь Цзысюаня. Шицзе. Милая, добрая Шицзе. Его семья. Она заслуживала всего хорошего в мире, а этот невежественный кусок дерьма плохо отзывался о ней. Вэй Усянь хотел, чтобы он почувствовал боль, боль-боль-бо… — Хватит! — резкая команда Лань Цижэня прорезала красную дымку, и он, наконец, понял, что Лань Ванцзи больно схватил его за предплечье, когда удерживал его. Дрожа от плохо сдерживаемого гнева, он посмотрел на павлина и усмехнулся. Ему повезло, что его остановили после одного удара. — Отпусти, — Лань Ванцзи прищурил глаза от мрачного тона голоса, и Вэй Усянь глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. — Всё в порядке, Лань Чжань. Ты можешь отпустить. Что-то внутри него требовало дальнейшего возмездия, но он подавил это неистовое желание, вспомнив о клане, который он должен был представлять. Стыд скрутил его изнутри, но он всё ещё не мог заставить себя пожалеть о своих действиях. На короткое мгновение Лань Ванцзи, казалось, что-то искал в его лице и, по-видимому, был удовлетворен тем, что нашёл, так как он, наконец, ослабил хватку и позволил Вэй Усяню отстраниться. Не взглянув больше на Цзинь Цзысюаня, он последовал за Лань Цижэнем, выпрямив спину и высоко подняв голову.***
Вэй Усянь любил воду, и вода любила его и (большую часть) его в ответ. Было чувство удовлетворения, которое отражалось от волн, когда его приёмные братья и сёстры были рядом, а также младшие ученики, которые смотрели на него с восхищением. Цзян Чэн вызвал смесь игривого веселья или презрения, в зависимости от темперамента его шиди, тепла и безопасности Шицзе и мягкого спокойствия дяди Цзяня. Вода ни в коем случае не любила Мадам Юй, но это, вероятно, было связано с тем, как эта женщина была жестоко резка в своих словах и обучении (насилие, так это люди назвали бы, верно?) Он не мог даже сосчитать, сколько раз он убегал в комфортную воду, когда боль была слишком сильной, а слова слишком колючими. Если кто-то искал его присутствия, вода была первым местом для поиска. — А-Сянь, иди сюда. Я принесла немного супа. — Иду! — почти вылетев из воды, чтобы выполнить просьбу своей шицзе, он почти подбежал к обещанию супа, прежде чем вернуться, чтобы снова надеть мантию. Чтобы хорошо поплавать и съесть суп из свинины с лотосом Цзян Яньли за один день? Какое счастье! Какое счастье! Напевая от удовольствия после первой ложки, Вэй Усянь пел хвалу своей сестре, бормоча, как сильно он скучал по ней и её стряпне, когда был в Гусу Лань. Она, конечно, уже слышала всё о его мыслях и переживаниях вдали от дома, но он никогда не мог упустить возможность похвалить одинокую дочь Цзян. Видеть её улыбку было всё, что имело значение, особенно когда он был прямой причиной её печали по поводу разорванной помолвки. Цзинь Цзысюань, возможно, был ослом и безвозвратно недостоин добросердечной Цзян Яньли, но она всё ещё любила его. Он не мог этого понять, потому что его шицзе ощущалась, как дома, как и вода, и она была предназначена для гораздо большего, чем заносчивый павлин. — О, Сянь-Сянь, ты устраиваешь беспорядок, — сказала она с нежной улыбкой, поднимая носовой платок, чтобы вытереть ему рот. Совершенно не раскаиваясь, он улыбнулся слишком дерзко. — Спасибо тебе, шицзе! — Хороший мальчик, — она погладила его по голове, и он впитал её нежность, как губка. — Я иду на рынок, не забудь отнести посуду обратно на кухню. — Конечно! — Вэй Усянь одарил её самой широкой улыбкой, на какую был способен, и весело помахал, когда она вернулась внутрь. Как только она скрылась из виду, он опустил руку, прежде чем отставить в сторону наполовину полную миску супа. Сняв одежду и отнеся миску к краю пирса, он осторожно, чтобы не пролить ничего, соскользнул обратно в воду. Продвигаясь вперёд (осторожно, осторожно), он остановился у покрывала из подушечек лотоса, чтобы поставить чашу поверх одного из больших листьев. Обернувшись, он хихикнул, когда течение воды слегка толкнуло его назад, возражая против его ухода. — Прекрати это, я вернусь завтра! — это была хорошо отработанная пьеса, которую они повторяли каждый раз, когда он направлялся к земле, и это никогда не переставало вызывать у него улыбку. — Наслаждайся супом и никому не говори, что я оставил тебе немного! — прошептал он, словно расставаясь с секретом. Завтра миска будет стоять на краю пристани, и он сможет забрать её обратно. Так было всегда. Его водяное божество было последовательным.***
Однажды Вэнь Чао получит по заслугам. В то время как Вэй Усянь хотел бы приложить тяжёлую руку к упомянутому возмездию, он был бы доволен, если бы это произошло (это очень помогло бы, если бы его смерть была кровавой и ужасной, подумал он мимоходом). Также было бы предпочтительнее раньше, чем позже. Потому что этот подонок был причиной его нынешнего затруднительного положения, когда он оказался в ловушке в пещере с божественным зверем, что ел людей, в то время как его грудь горела. Что ж, будем надеяться, что они не окажутся в ловушке надолго, если он или Цзян Чэн смогут найти путь к отступлению. Несмотря на монстра, скрывающегося в воде, которую он исследовал, это было не так страшно, как должно было быть. Он всегда утверждал, что вода — его дом, и даже сейчас это не изменилось. Сюаньву не найдёт его. Вернувшись к своему шиди на поверхности и разработав план, как вывести всех; всё, казалось, шло гладко. Возможно, они смогли бы выбраться отсюда так, чтобы никого не съели. Не то чтобы Вэй Усянь когда-нибудь был бы так счастлив, если бы у него была хоть какая-то причина верить в надежду. Нет, не со стрелой в руке и отчаянной необходимостью отвлечь Сюаньву настолько, чтобы остальные смогли успешно сбежать. Ему было бы хорошо одному. Вода защитит его от опасности. Вот только Лань Ванцзи остался позади, и ему было страшно смотреть, как его траурные одежды окрашиваются в красный цвет больше, чем само чудовище. Честно говоря, несмотря на всё то, что Хангуан Цзюнь назвал бы его глупым, он почти хотел бросить ему эти слова в ответ. За исключением того, что это было бы мелочно и довольно безвкусно, потому что он сделал это, чтобы уберечь своё жалкое «я». Теперь, если бы только он не был так расстроен, когда использовал ту чёртову ленту на лбу, чтобы наложить шину на его очень раненую ногу. Что было с приоритетами Гусу Лань? По крайней мере, это согрело его сердце, когда Лань Ванцзи приложил последнюю траву к его недавно приобретенному знаку. Даже если это было больно (неужели он не знал, как быть нежным? Действительно смешно). В течение нескольких дней, которые они проводили, отдыхая, было трудно не сдаться и не направиться к воде. Его спутник, скорее всего, не одобрил бы, как бы сильно он ни настаивал на том, что с ним всё будет в порядке (игнорируя очевидный риск Сюаньву и, конечно, вызывающие беспокойство грязные глубины). Так что он испытал облегчение, когда дело наконец дошло до убийства зверя. Почти чувствуя головокружение от слов Лань Ванцзи «будь осторожен», Вэй Усянь бесшумно вошёл в воду. Было темно, как и раньше, но он полагался не на своё зрение. Призрачное прикосновение вело его, шёпот, который говорил: Сюда. Здесь. Для тебя. Не было никаких колебаний, когда он потянул за рукоять меча, переполненный тёмной энергией. Но это обжигало, грубая энергия бурлила в нём, и он бы отпустил её, если бы не пара белых, как кость, рук, которые сложились поверх его собственных, успокаивающая тяжесть за спиной. Это казалось более управляемым, это было… умиротворяюще. Он мог это сделать. Оказавшись внутри Сюаньву, Вэй Усянь пронзил его изнутри, затопив его взгляд красным от возмущенной энергии. Оно гудело в его венах, свободно циркулируя вокруг него — внутри него. Его золотая сердцевина пульсировала. От радости или страха, он не мог сказать. Это не имело значения, потому что он падал. Лань Ванцзи, должно быть, преуспел, и теперь он не знал, как ему безопасно выбраться из кровавого месива. Не было достаточно времени, чтобы понять это. Удар о поверхность воды потряс его настолько, что он ослабил хватку на мече, его голова ударилась обо что-то и… Чёрные одежды развевались вокруг него, чернильные волосы касались его щеки. Холодные, мягкие губы накрыли его собственные, и Вэй Усянь вдохнул. Он вздрогнул. Тёмная, густая духовная энергия хлынула в него, затуманивая его мозг и обволакивая его золотую сердцевину. Это было тревожно, извращённо. И всё же, это казалось таким правильным и знакомым, и это было его место. Мой. Мой. И только м… Внезапно всё это было жестоко сорвано. Его голос, его прикосновения, всё. Это поглотило его во всех отношениях на краткий, на блаженный миг, а затем исчезло. Когда он вышел из воды? Он должен был… вода… — Вэй Ин, прекрати… Он должен был вернуться, он...он ждал. Всё ещё ждёт. — Вэй Ин! — поражённый, Вэй Усянь моргнул, чтобы размытость исчезла из его глаз. Чьи-то руки неловко, почти болезненно обхватили его за плечи. Почему он так устал? Почему Лань Ванцзи выглядел обеспокоенным? Это было несправедливо, каким красивым он был, даже когда промок с таким выражением на лице. — …Лань Чжань? — слабо спросил он, его голос был ломким, потерянным. — Я здесь. Эти слова принесли ему столько утешения, и он не мог понять, почему. Лань Ванцзи изо всех сил пытался утащить его дальше в пещеру, усталость и травмы брали своё. Когда они наконец успокоились и его опустили на землю с нежностью, которую он никогда раньше не ассоциировал со Вторым Нефритом Лань, Вэй Усянь понял, что он дрожит. Мелькнула мимолетная мысль, что всё происходит слишком вяло, и это, вероятно, не было хорошим знаком. В какой-то момент бусина лотоса высвободилась из-под его одежды и повисла на открытом месте, чтобы он мог за неё ухватиться. Лань Ванцзи смотрел на него с выражением, которое он не мог точно определить, но это заставило его немного встревожиться. Или, возможно, этот дискомфорт был вызван его собственным плохим состоянием здоровья. Голова у него была довольно тяжёлой. Может быть, только может быть, если он вернётся в воду… — Вэй Ин. О, его глаза когда-то закрылись, и он этого не заметил. Когда он оказался на коленях у Лань Ванцзи? Почему Лань Ванцзи положил его голову на свои колени?! Не из тех, кто упускает такую возможность, он жаловался на боли и раны, чтобы ученик Гусу Лань души в нём не чаял с немалой долей ликования. Прерывисто смеясь, хотя это причиняло боль его горлу, он попытался улыбнуться. — Спой мне песню? Когда нежная мелодия наполнила пещеру, раздалось навязчивое эхо, которое привлекло его внимание. Возвращайся обратно. Мой Ляньхуа.***
Что-то было не так. Вэй Усянь чувствовал это нутром. Было невозможно понять, что заставляло его так волноваться, и он всё утро бродил по пирсу, вертя в руках бусинку лотоса, явно взволнованный. Все ученики держались от него подальше, и Цзян Чэн смотрел на него со скрытым беспокойством. Что-то было не так. Он знал. Знания было недостаточно. Когда он и Цзян Чэн освободились от Цзыдяня, их лодка уносила их всё дальше, несмотря на то, как отчаянно они гребли против течения. — Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста, позвольте Мадам Юй и дяде Цзяну быть в безопасности. Пожалуйста, верните нас в наш дом и семью. Пожалуйста, позвольте нам добраться туда вовремя. Пожалуйста. Лодка вернулась на Пирс Лотоса. Вонь крови была густой и тошнотворной. В живых не осталось никого. Только Вэни. Непростительно. Непростительно. Они заплатят. Он отомстит, и они познают отчаяние и сожаление, и они утонут и будут страдать, и ужас будет последним, что они почувствуют, всё, что у них будет — это смерть, погибель. Но не сейчас. Он должен был выполнить своё обещание, данное Мадам Юй, и позаботиться о Цзян Чэне. Он должен был защитить своего брата. Его оставшуюся семью. Единственное, что у него осталось.***
Воды не было, и он скучал по ней почти так же сильно, как по зияющей пустоте в животе. Он цеплялся за свою бусинку лотоса, как за спасательный круг. Всё болело, кости были сломаны при падении, и внутри него была пустота, которую никогда больше не заполнить. Вэй Усянь никогда больше не будет целым. Истерический смех вырвался из него, лёгкие задыхались от отвратительного запаха Могильных Курганов и тёмной энергии в воздухе. К чёрту всё это. С золотым ядром или без него, он не позволил бы этому закончиться здесь. Он отказался, стиснув челюсти и растянув губы в усмешке. В его глазах была решимость, а может быть, это было безумие. Скорее всего, это было безумие, потому что иначе зачем бы он вызвал незнакомца, чтобы составить ему компанию? Его водяное божество было бы лучшим выбором, но, увы, без воды в поле зрения, возможно, это было слишком большой натяжкой даже для его помутившегося ума. — Я впечатлён тем, что ты всё ещё жив. Знал ли он когда-нибудь раньше кого-нибудь с повязкой на глазу? Об этом было довольно странно думать, даже для его эклектичного «я». — Всё ещё здесь, со мной? Он носил много красного, не то чтобы это было плохо. Вэй Усянь был неравнодушен к этому цвету, хотя и предпочитал чёрный. — Черновод не обрадуется, если ты разобьёшься слишком сильно. — Что ты сказал? — он вытянулся по стойке «смирно», яростно сосредоточившись на фигуре в красном. Черновод. Вода. Вода. — О? Я удивлён, что ты узнал это имя. Имя? Был ли Черновод именем его водного божества? Его спутник холодно рассмеялся, и Вэй Усянь понял, что, должно быть, говорил вслух. — Божество? — его лицо расплылось в ухмылке. Она не была доброй, и если это ничего не говорило, то последовавшие за этим слова только сделали это более очевидным. — В нём нет ничего божественного. — Божество или нет, для меня это не имеет значения. — Даже если он противоположность божеству? Вопреки всему, что вы, хорошие заклинатели, проповедуете и отстаиваете? — в его глазах появился острый блеск, который Вэй Усянь наконец-то смог определить, как интерес, и он мог только начать думать, что, возможно, это не было чём-то, что его затуманенный разум вызвал в воображении. — Он мог бы быть воплощением ада, и мне было бы всё равно, — всё, что он получил в ответ — это приподнятая бровь, то ли из-за своей очевидной глупости, то ли из-за любопытства к его довольно низкой морали, которую он не знал. — Он дом. — А… — одноглазый мужчина поднял лицо к небу, его голос был тихим. — Дом. — Дом, — снова подумал Вэй Усянь, проводя пальцами по изящным складкам своей бусины. Прохладные воды, украшенные цветами лотоса, с тоской предстали перед его мысленным взором. Ему так сильно хотелось вернуться туда, но не сейчас. Не раньше, чем он выживет в этом месте. Только после Вэнь Чао. Не раньше, чем закончится война. Дом. Было трудно думать об этом несколько дней, когда сломанные кости в его теле жаждали мести, снедаемые горькой обидой и полным отвращением к Веням. Иногда всё, что он мог вспомнить — это Пирс Лотоса в огне с запахом и вкусом крови в задней части горла (временами он забывал, что в его пищеводе действительно была кровь). Тем не менее, это также давало ему минуты передышки, когда его пустой желудок сжимался от голода, когда он подавлялся всем, что мог собрать. Место, где когда-то жила его золотая сердцевина, сгорело от её отсутствия, зияющего и голодного (пустого, пустого навсегда, он знал). Держа свою бусинку лотоса, он обрёл покой и всё усиливающуюся тоску по прикосновению, запаху и вкусу воды. Время от времени перед ним появлялся человек в красном. В этих визитах никогда не было никакой закономерности, и никакой очевидной причины, которую Вэй Усянь мог бы распознать, не было. Он даже не знал, откуда пришёл и куда ушёл мужчина, так как в какой-то момент времени он будет один (кроме голосов, криков, они никогда не покидали его полностью), и тогда незнакомец будет там. Он даже не всегда отвечал ему, что только заставляло его задаваться вопросом, действительно ли он был там или его рассудок взял внеплановый отдых. Не то чтобы это имело большое значение, так как он никогда не мог упустить возможность поговорить с кем-то, кроме себя. Вэй Усянь никогда не спрашивал, почему он был там, в Могильных Курганах, почти боясь, что, если он спросит его, незнакомец не вернётся. Если он никогда не вернётся, то потеряет связь со своим водным божеством. Или, как сообщил ему незнакомец: Чёрная Вода Погибель Кораблей. Что он сразу же упростил до Черновода, потому что полное название было слишком длинным, и Вэй Усянь не мог связать его с тонущими лодками, так как его водное божество никогда не делало этого в его присутствии (или он это сделал? Он действительно не знал). Черновод. Черновод. Это было так приятно на его языке, когда он произнёс его.***
Возвращение в Цишань Вэнь и пещеру, в которой они с Лань Ванцзи убили Сюаньву, было странно успокаивающим. Это было место, которое положило начало катастрофе, разрушившей Пирс Лотоса (его вина, он всё ещё слышал обвинения Мадам Юй, и…), и где его заклеймили на всю жизнь, но… В этом месте Вэй Усянь и Лань Ванцзи были чем-то вроде друзей. Где он лежал на коленях и слушал песню. Это было воспоминание, на которое он смотрел с любовью, особенно с тех пор, как ученик Гусу Лань теперь так праведно выступал против его демонического искусства и смотрел на него только с презрением. В этом месте вода нежно держала его. Холодные губы прижались к его собственным. Вода покрыла рябью подошвы его ботинок, когда он ступил на мелководье. В этом месте не было большой разницы, кроме отсутствующей оболочки Сюаньву, которая пробила поверхность, хотя с его пятнистой памятью было маловероятно, что он заметит какие-либо изменения, что не были бы совершенно очевидными. — Вэй Ин. А-Ин. Ляньхуа. Вэй Усянь резко вдохнул, зрачки расширились при виде его водного божества, с нечеловеческой грацией вынырнувшего из тёмных глубин. В его одежде было серебро, наконец-то у него появилась возможность обратить внимание не только на его мертвенно-белёсую бледность и тёмные волосы. Царственный, он был таким царственным. — Черновод, — выдохнул он его имя, всё ещё находясь где-то между недоверием и благоговением. Что-то внутри него прихорашивалось от ласкательного имени, которое дало ему его божество. — Это имя тебе дал Кровавый Дождь? — Вэй Усянь предположил, что Кровавый Дождь был человеком в красном, но он был больше сосредоточен на том, как дёрнулась бровь другого. — Хэ Сюань, — поправил он. — Ляньхуа, зови меня Хэ Сюань. Хэ Сюань. Хэ Сюань. Хэ Сюань. Вэй Усянь мысленно повторил это, в то время как его сердце трепетало так, как он и забыл, на что оно способно. — Хэ Сюань. Хэ Сюань, — в первый раз он сказал это, чтобы проверить, как оно слетело с его языка, во второй раз более твёрдо и решительно. Прошло десять лет, и у него наконец-то появилось настоящее имя. Это было освобождением. Холодная рука легла ему на щёку, и демонический заклинатель позволил себе прижаться к ней. Если бы это был Хэ Сюань, то было бы приемлемо ослабить бдительность, чтобы успокоиться. Он был в безопасности. Когда-то он, возможно, смог бы согреть эту руку, но с тех пор он, казалось, никогда не мог удержать тепло тела… — Ляньхуа, — вырвавшись из своих мыслей, он снова сосредоточился. Хэ Сюань встретился с его пристальным взглядом, каждая линия в его теле командовала. — Заставь своих врагов страдать так, как страдал ты. Сломай их, уничтожь их, выиграй свою войну, — что-то холодное было вложено в его руку, и его пальцы обхватили её, узнавая меч, который он когда-то держал в этом самом месте. — Тогда иди ко мне. Внезапно Вэй Усянь начал тонуть, тёмная духовная энергия затопила его, и ему стало трудно дышать, когда губы Хэ Сюаня накрыли его собственные. Слишком много, это было слишком много, но всё же это заполнило это пустое пространство, и на этот раз голод исчез ещё больше…***
Могильные Курганы были не самым идеальным местом для того, чтобы называть их домом, но всё же эту пещеру он называл своей. Здесь Вэй Усянь повесил бусину лотоса на шнур и окунул её в лужу крови. Он пристально смотрел, наблюдая, как жидкость вяло кружится вокруг точки соприкосновения, тёмная энергия свободно течёт. — Вэй Усянь? Какого чёрта ты делаешь? Вздрогнув от голоса Вэнь Цин, он моргнул и оглянулся на хмурую женщину. — Ты здесь уже несколько часов, — она посмотрела на него с подозрением. — Что ты здесь делаешь? — Ничего! — прощебетал он, откидываясь на спинку стула с лёгкой усмешкой. — Ты скучала по мне? — Никто по тебе не скучает! — Вэнь Цин огрызнулась в ответ, и он рассмеялся в ответ. — Я здесь, чтобы проверить твоё состояние. — Я в порядке! Тебе следует проверить остальных. — Я уже сделала это, идиот! Перестань ныть и сиди спокойно, или я тебя заставлю! Вэй Усянь не прекращал ныть, но изо всех сил старался не шевелиться, когда Вэнь Цин бросила на него быстрый взгляд. Она явно была недовольна своими наблюдениями, но всё же мало что можно было сделать с их ограниченными ресурсами и остатками Вэнь, которым требовалось больше помощи, чем ему самому. Не то чтобы с ним можно было особенно что-то улаживать. Поэтому он отмахнулся от неё и сказал что-то, чего не помнил, но это заставило её плюнуть в него чем-то острым в ответ, за чем последовало яростное: — Поспи немного, чёрт подери, пока я не закопала тебя в землю! Вэй Усянь был беспокойным, и это заняло у него некоторое время, но он всё-таки заснул прерывистым сном. Бледная рука потянулась к нему, ручейки кровавой воды поразительно ярко побежали по ветке. Будет смертельно холодно, как и всегда. Не то чтобы вечно холод был для него чем-то новым в этот момент времени. Он с нетерпением ждал прикосновения этих рук к своей коже. — Идиот… Вэй Усянь резко проснулся от руки, грубо перевернувшей его. Вэнь Цин сверкнула глазами, её беспокойство было замаскировано под гнев. — Ты собираешься утопиться, спя рядом с этой чёртовой лужей крови! Там не было рук.***
— Лань Чжань, Лань Чжань! — Вэй Усянь требовал его внимания, но оно ни разу не отвлеклось с тех пор, как они встретились в И Лин. Лань Ванцзи очень не хватало его голоса и улыбки. — Хм, — и как он мог не быть очарован бывшим учеником Юньмэня? Это запечатлелось в его памяти, каждое мгновение, которое он проводил в присутствии Вэй Усяня. Так что было нетрудно заметить изменения, которые жизнь в Курганах заставила его проявить. Слишком впалые щёки и слишком острая фигура, которые выходили за рамки того, чтобы оставить позади округлость молодости, и больше всего из-за отсутствия надлежащего питания, резко выделялись перед ним. Тяжёлые годы были суровы в линии его плеч, тусклость в его прежде ярких глазах. Возвращайся со мной в Гусу. Он не мог этого сказать, не с А-Юанем, так надёжно прижатым к его груди, и группой иждивенцев, ожидающих его возвращения. Ох, но как же ему этого хотелось. Наблюдение из первых рук за плохими условиями жизни, которые создали для себя остатки Вэнь, только усилило желание увезти его, даже если он был впечатлён тем, как многого они достигли в своих попытках заселить мёртвую землю. Лань Ванцзи страстно желал дать ему больше. Больше, чем скудный урожай, который они могли вырастить; больше, чем поношенные одежды, в которые они были одеты; больше, чем каменная плита, на которой он спал. — Любезно с вашей стороны навестить меня, Хангуан Цзюнь, — повернувшись лицом к Вэнь Цин, он сложил руки в почтительном приветствии, которое заставило женщину выгнуть бровь. Он полагал, что в этом месте не было большой нужности в предметах первой необходимости, но даже в этом случае он не был бы небрежен в своих манерах. Особенно не тогда, когда он надеялся, что целительница даст ему некоторые ответы. — Вэй Ин. Вэнь Цин на мгновение замолчала, чтобы обдумать все невысказанные слова, но быстро сообразила и вскоре дала ответ. — Он так же, как и все мы, живёт в этом месте. Идиот делает всё, что в его силах, даже тупо ест меньше, чтобы другие получали большие порции, — как только она начала, было так, будто открылись шлюзы, и невозможно было остановить обиды. — Он даже часами сидит в своей дурацкой пещере и даже не спит! Там всегда чёртов бардак, и я клянусь, что он, чёрт возьми, утонет… — последовала секунда колебания, и Лань Ванцзи подхватил это, как изголодавшаяся ищейка. Заметив, что не было бы простого способа отвлечь его внимание, кроме как швырнуть в него Вэй Усяня, целитель вздохнула. — Он… зациклен на луже крови в пещере. Лань Ванцзи слегка нахмурил брови, вспоминая нервирующую красную жидкость, в которой не так давно находился Вэнь Нин. Несмотря на то, что Вэй Усянь всегда был неравнодушен к воде, лужа крови была далеко не такой приятной, как воды Юньмэня или даже города Цайи. Хотя мерзкие воды, которые Сюаньву сделал своим домом, были столь же отвратительными, и всё же другой упомянул, что чувствовал себя там в безопасности. — Бусина, которую он носит на шее. Что ты об этом знаешь? — внезапно спросила Вэнь Цин и нахмурила лоб, когда Лань Ванцзи только покачал головой. — Я не знаю, что это за духовный инструмент, но его зависимость от него также вызывает беспокойство. Встретившись с ней взглядом, они оба стояли и молча искали свои собственные ответы. Что бы ни искала целительница, она, должно быть, была удовлетворена тем, что нашла. Она быстро и решительно кивнула ему, прежде чем продолжить твёрдым тоном: — Он жаждет этого, одержимо. Сначала всё было хорошо, потому что она, казалось, успокаивала его, но всё же я начала замечать странности. Он теряет себя из-за неё, как будто у него полностью отняли разум. Вэй Усянь потерял часы, даже дни из-за этой штуки.***
— А-Юань, о, А-Юань, будь храбрым ради меня, — успокаивающе откинув волосы малыша назад, он поцеловал его в лоб. Его разум кричал, когда он снял шнур с шеи, надел его на голову Вэнь Юаня и засунул под мантию. — Не выходи, несмотря ни на что. Ты хороший мальчик, я знаю, что ты можешь это сделать. Вэй Усянь улыбнулся, надеясь, что малыш не заметит усталости и разбитого сердца, охвативших его. — Сохрани это для Сянь-геге.***
Он скучал по своему Черноводу. Он чувствовал себя голым без своей бусины лотоса. Он скучал по воде. Как ему хотелось погрузиться в прохладные глубины, никогда больше не дышать воздухом поверхности. Он скучал по Хэ Сюаню. Здесь не было воды, но всё было в порядке. Это… это было то, что ему нужно было сделать. Все остальные ушли, Вэнь Юань был в безопасности. Это было нормально. Вэй Усянь снял печать обеими руками. Он скучал по воде.***
— Где он? — Сломан и потерян. На это потребуется время, — Хуа Чэн баюкал цветок лотоса на ладони, спиной к другому призраку. Это действительно было слишком трагично; та судьба, которая постигла Вэй Усяня. От него не ускользнуло, как заклинатель так отчаянно хотел поступить правильно, и всё же… — Не имеет значения, сколько времени это займёт. — Если это единственное, что у нас есть — время, — в конце концов, ни один из них не был новичком в ожидании.***
Лань Ванцзи, заклинатель, который полностью очаровал его Ляньхуа, становился помехой. На протяжении многих лет Хэ Сюань оставлял его в покое с тех пор, как он был заинтересован в благополучии Вэй Усяня. Призрак не был слеп к тому, как его глаза следили за формами Цветка Лотоса, и, хотя остальной мир, возможно, был одурачен, поверив, что он раздражён или равнодушен, удивление и тоска были очевидны для него. Всё, что имело отношение к Вэй Усяню, было ему известно. Хэ Сюань позаботился об этом. Поэтому, когда Лань Ванцзи отобрал бусину лотоса, оставленную на попечение Вэнь Юаня, он был обижен. После многих лет очищения; очищения своего дара от духовной энергии, он закипел. К ней нельзя было прикасаться! Как жалко было наблюдать, как заклинатель барахтался, собирая всё, что мог найти, что оставил Вэй Усянь, даже зашёл так далеко, что идиотски заклеймил себя в пьяном оцепенении. У него даже хватило наглости носить его подарок на шее, и, о, как Хэ Сюаню хотелось затащить его в воду, чтобы утопить за такое нарушение. И всё же, он не мог. Не тогда, когда он взял Вэнь Юаня (ребёнка Вэй Усяня, его семью) под своё крыло, чтобы воспитывать вместо Ляньхуа. Не то чтобы это имело значение в долгосрочной перспективе. В конце концов, Хуа Чэн найдёт разбросанные лепестки души его Цветка Лотоса, и всё, что останется от Лань Ванцзи — это кувшины с алкоголем и шрамы.***
Это было совершенно неожиданно, абсолютно беспрецедентно. Но если бы когда-либо было изобретено создание демонического массива для вызова души в жертву за другого, то, несомненно, это был бы гений Вэй Усяня, чтобы осуществить это. Хуа Чен находил это забавным, даже если это и делало последние тринадцать лет поисков разбитых осколков души, в конце концов, почти бесполезными. Король Призраков никогда не знал, почему Черновод так зациклился на Вэй Усяне, но спрашивать было не его дело. Возможно, всё началось по счастливой случайности, мимолетной прихоти наблюдать за голодным и одиноким ребёнком. Может быть, это было что-то большее. У всех у них были свои причины. Как бы то ни было, другое Бедствие был обязан ему за всё, что он для него сделал. Се Лянь всё ещё был где-то там… Он подождет пару дней, прежде чем сообщить об этом Хэ Сюаню. Этот заклинатель Гусу Лань выиграет от форы, и он должен был признать, что самоотверженность, проявленная в течение тринадцати лет расследования, заслуживает некоторой награды. (Тринадцать лет легко могут растянуться на сотни. Он знал; он знал это очень хорошо.) Был намёк на разочарование, когда поначалу Лань Ванцзи не узнал своего возлюбленного в его новом теле, но он не мог винить его за это, когда он был простым смертным заклинателем. А потом Вэй Усянь пронзительно запел песню на своей бамбуковой флейте, и Лань Ванцзи понял. При виде непростительно крепкой хватки, которую он держал на запястье демонического заклинателя, Хуа Чэн наконец отвернулся. Ему нужно было бы сражаться со всем, что у него есть, если бы он хотел уберечь его от Хэ Сюаня. Даже тогда этого может быть недостаточно перед лицом Бедствия. Лань Ванцзи знал, что опасается воды.