***
Под забором стояли трое. Они поглядывали вверх, посматривали по сторонам и шептались. – Вот не зря я говорил, курица. Курица и есть. Сколько возиться можно, мы уже минут сорок здесь торчим. – Да не, не сорок. Чё ты на Кречета наезжаешь, там же разобраться надо ещё. – Он разведчик или петух щипаный?! – Да он клёвый разведчик, иначе ты бы его не взял! – Лучше бы я со Святославом поговорил… – Если уж так, то лучше с Чеглоком… «Пойдёт Чеглок на такую дурь, как же». – Слушай, какого беса ты занудствуешь? Всю дорогу, до самого этого грёбаного острова, надоело уже! «Я не занудствую. Я только раз тебе сказал, что это одна из самых глупых идей, о которых я слышал, и одна из самых глупых затей, в которых участвовал». – Тебя никто не заставлял в ней участвовать! – Да ладно, Равана, прикольно же. Смеху будет… «Да, я уже представляю, как посмеётся Див. И как ты по углам будешь прятаться, пока он смеётся». – Не, ну чё сразу по углам-то… – Равана, я тебе предлагал остаться! Хотя бы Бересклета подстраховал, он же в Белый Омут один поехал, опять дров наломает. «Вы здесь вдвоём ещё больше наломали бы. Должен же быть хоть один нормальный зверь, который станет вам постоянно напоминать, что вы идиоты. Точнее, ты идиот, с Мстислава что взять…». – Не, ну чё ты «идиот» сразу… Прикольная идея. Весёлая. И подарок хороший. «Странный подарочек. Обычно невесту крадут, а не наоборот». – Ну, так я ж тебе и толкую. Это, как это… хайпово. – Блин, тебе русского языка мало?! Или русский неродной?! Услышу от тебя ещё один англицизм, ей-богу, врежу! – Это… ты, первое, подрасти сначала. И, это… как ты сказал? Я эти все «измы» плохо понимаю. Равана в который раз окинул взглядом стену. «А вроде не так высоко, – сказал он. – Облегчим Белому работу?». Он подпрыгнул, уцепился левой рукой, которая мигом превратилось в когтистую лапу, за верх стены, подтянулся, ухватился другой рукой и легко перемахнул через стену. – Бл…, – сказал Мстислав. – До сих пор не могу въехать, как он так сигает. – Ещё раз ты матюгнёшься… – Да а как тут ещё скажешь? Тут высоты четыре метра с гаком! – Жаль, Дива здесь нет. – Не, хорошо. Месяц с фингалом ходить не хочется. Ладимир кинул на него уничижающий взгляд, обратился рысью и отошёл на несколько шагов, прикидывая расстояние. – Высоко, блин… – Подсадить? – деловито предложил Мстислав. – Вот ещё, – фыркнул Ладимир, присел на задние лапы и прыгнул. В следующее мгновение он уже был во дворе. «Мстислав Кречета дождётся?» – спросил Равана, и в тот же момент на стене одна за другой появились две огромные когтистые лапы. Через пару секунд на ней возник гигантский гомотерий, который на удивление бесшумно и мягко спрыгнул вниз. «Я думал, стена не выдержит», – заметил Равана. – Я не жирный! – оскорбился Мстислав, принимая человеческий вид. Равана не успел объяснить, что не это имел в виду. Открылась дверь. В проёме стоял Кречет, а рядом с ним – крупный пёс, напоминающий медведя. Он принюхался, рыкнул для порядка и завилял хвостом. – А я уж думал, придётся дверь ломать, – язвительно сказал Ладимир. – За то время, что ты там торчал, мы бы уже до деревни доехали. – Посмотрел бы я, как бы вы доехали за четверть часа, – огрызнулся Кречет. – Пока компы нашёл, пока с псом договорился… Это Кал-Эл. Затем он представил друзей. «Забирайте его, – сказал Кал. – А то он точно на последней своей девушке женится». «Стерва?» – спросил Равана, проходя вслед за товарищами в дом. «И это тоже. Она мне не разрешает с ними на кровати спать, представляешь? И говорит, что я толстый и меня надо на диету посадить. Нет, забирайте, я здесь с удовольствием денёк без него побуду. Но только не дольше!». – Брать прямо сейчас можете, – сказал Кречет. – Он в наушниках в игрушку рубится, не слышит ни шиша. Он довёл их до кабинета, который смело можно было бы назвать «компьютерной». Приятели остановились, рассматривая хозяина дома. – Блин, он чё здоровый такой, – удивился Мстислав. – Его пока до лошадей допрёшь, взмокнешь. Вьюга его везти замучается. – Не здоровее некоторых, – осадил его Ладимир. – Рассвета, я смотрю, не больно-то ты замучил. – Рассвету шестнадцатый год пошёл, а Вьюге только пять лет исполнилось! – Пусть привыкает! Он парень крепкий, авось не переломится. Ладимир подошёл к хозяину, который очень эмоционально переживал порчу доспехов, почти ласково постучал его по плечу и присел рядом на стол. Генри вздрогнул, повернулся к нему и оцепенел. – Доброго вечерочка, – ласково сказал Ладимир по-русски и перешёл на английский. – Можешь считать, что ты попал на съёмки передачи «Однажды в сказке». Мы – оборотни, и нам нужно… позаимствовать тебя у общественности на денёк. «Заснул за компом, – подумал Генри, стараясь не морщиться от ужасного акцента незваного гостя. – Интересно. Оборотни мне ещё не снились». – Оборотней не существует, – заявил он, откидываясь на спинку кресла и скрещивая руки на груди. Гость возвёл глаза к потолку и… Генри не понял, как это произошло, не успел ничего заметить, – на столе вместо него появилась чрезвычайно пушистая чёрная рысь с длиннющими кисточками на ушах. На полу, метрах в трёх от Генри, сел, аккуратно обвивая себя хвостом, крупный леопард. Справа от леопарда, высунув язык в добродушной ухмылке и щуря глаза, устроился Кал. И между ними – гигантское чудовище с огромными когтистыми лапами и торчащими из пасти клыками! Генри вскочил, опрокинув кресло. Рысь сказала по-русски, так что он ни слова не понял: – Блин, Мстислав, ну ты-то зачем! Я сам от неожиданности едва дуба не дал. – А чё? Все скинулись, ну и я тоже. Вдруг надо. Генри попятился в ужасе от того, что эта зубастая громадина ещё и разговаривает. «Это же сон, – вспомнил он. – Ничего плохого случиться со мной не может. И Кал спокоен, как будто ничего особенного не происходит. И… чёрт возьми, это действительно становится интересным!». – Меня зовут Генри, – представился он. – Ладимир, – тут же откликнулась рысь. – В пятнышку – Равана, зверюга, под которой пол трещит, – Мстислав, а за ним Кречет, но тебе его не видно. Из-за спины «зверюги» вышел крупный белый сокол с чёрными пестринами. – Очень приятно, – сказал Генри, приобретая свой неповторимый, отточенный годами светский тон. – Не желаете ли чаю? – Кофе, – сказал сокол. – Не напрягайтесь, я сам сделаю. И он деловито посеменил из комнаты. – В другой раз, – сказал Ладимир. – Как я уже сказал, мы пришли похитить тебя у общественности. Можешь считать, что это такой тебе своеобразный подарок на Новый год. – Я представлял себе Санту несколько иначе, – шевельнул бровью Генри. Зверюга зевнула, демонстрируя великолепные зубы, и сказала леопарду по-русски: – Скукота. Ни хрена не понятно, чего они лопочут. Генри со своей стороны мог бы сказать в отношении его то же самое. – Не будем придираться, – сказал Ладимир. – Собирайся, и поедем. – Самолётом? – уточнил Генри. – Верхом. Что ж, значит, ехать они будут не очень долго. От конной прогулки он бы и не стал отказываться. Генри собрался меньше чем за десять минут, и они вышли из дома, оставив Кала на попечение Кречета. За забором ожидала пятёрка лошадей. Генри был в восхищении, хотя и не понял, что это за порода. Мохнатые, со стоячими гривами, высокие, в роскошном снаряжении. Если бы не шуба, можно было бы подумать, что в них течёт ахалтекинская кровь. Ему достался молоденький светло-серый жеребец, чему Генри только обрадовался. Среди этих пяти был один вороной, неосёдланный, очень красивый и статный, но с таким злющим взглядом, что приближаться к нему не хотелось. Компания села в сёдла и тронулась в путь. Вёл вороной жеребец. Генри хотел было удивиться, но вспомнил, что ему снится сон, перенёсший его в несколько придурковатую сказку. Неудивительно, если этот вороной ещё и говорящий. Становилось скучно. Новые знакомые беседовали между собой по-русски, лошади шли шагом. Монотонные голоса и размеренное качание в седле навевали дремоту, и Генри вспомнил, что спал как следует неделю назад. Спать во сне не хотелось, интересно же знать, чем закончится путешествие, а когда проснёшься, окажешься в реальности. С Элли под боком. Генри передёрнуло, и он быстро огляделся. Перед ним, как и прежде, покачивались крупы лошадей его спутников, правда, уже не так размеренно: они были в заснеженном лесу, и пробираться приходилось по глубокому снегу. Со всех сторон всё ближе подвигались чёрные голые деревья. Генри поднял голову. В спутанных тонких, еле различимых ветвях плыло бархатное иссиня-чёрное небо с яркими серебристыми звёздами. Было очень холодно, от лошадей шёл пар. Генри стоически сопротивлялся дремоте, но проиграл. Уже засыпая, он почувствовал, как кто-то набросил ему на плечи тёплый тяжёлый плащ.***
В спальне было жутко холодно. Опять заглючило автоматику и отопление выключилось? Чёрт, надо было так вчера нажраться, кажется, будто кровать качается, как корабль в море. Генри открыл глаза. Перед ним расстилалось заснеженное поле, розовеющее от лучей только что поднявшегося солнца. За полем топорщился чёрный лес. Справа от него трое всадников что-то бурно обсуждали. Генри узнал русскую речь, конечно, ничего не понял, зато вспомнил, какой дикий сон снился ему накануне. Значит, у него всё же есть шанс узнать, чем закончится путешествие. – Прошу прощения, – звучно сказал он, и оборотни сразу повернулись к нему. – Если уж я попал в вашу сказку, нельзя ли сделать так, чтобы я вас понимал? – А, чёрт, а он прав, – озабоченно сказал Ладимир. – Как они с Аннушкой общаться будут, она по-английски почти не говорит… – Чё ему надо? – спросил Мстислав. – Просит сделать так, чтобы он понимал русский. Он по-русски говорит ещё хуже, чем Аннушка по-английски. – Так а чё ты раньше не подумал? – спросил Мстислав. – Мы же его за пару часов русскому не выучим! – Нет, – сказал Ладимир. – Нам нужен Шива. «Соглашусь, – кивнул Равана. – Он же что-то в магии понимает». – Значит, точно через Москву, – с облегчением сказал Ладимир. – А если его в Москве нет? – полюбопытствовал Мстислав. «Есть. Он дома со сломанной лодыжкой вторую неделю валяется», – ответил Равана. Генри терпеливо ждал, пока ему изволят сообщить результат переговоров, и его долготерпение было вознаграждено. – Мы сейчас поедем в Москву, навестим одного князя, – сообщил Ладимир по-английски. – Он должен помочь. Генри состроил выразительную гримасу, когда его Вьюга тронулся вслед за товарищами, и простодушно сказал: – Можно было бы навестить Мерлина. Полагаю, вышло бы ближе. Лошади тронулись рваным галопом, и разговаривать стало невозможно. В лицо Генри летел снег вперемешку со снежной пылью, он щурился и не сразу заметил, что на месте поля вырисовывается серый слякотный город. Лошади сбавили ход и зацокали копытами по брусчатке. Уже Москва? И они попали сюда, минуя море? Генри брезгливо оглядывался. Они, видимо, ехали по старому центру города. Улочки были узкие, тротуары смехотворных размеров, поэтому лошади шли по проезжей части. Автомобилей, к счастью, было немного. Компания свернула в арку, оказалась во внутреннем дворике и спешилась. Город не походил на европейский не до такой степени, чтобы здесь была коновязь. Лошадей освободили от поводьев (весьма непредусмотрительно, по мнению Генри, хотя конструкция уздечки ясно указывала на то, что поводья снимались частенько), ослабили подпруги и направились к небольшому двухэтажному особняку. Ладимир достал телефон и стал кому-то звонить. – Не берёт, – сообщил он через минуту. – Оглох он там, что ли, – сказал он после повторного звонка. – Дрыхнет, наверное, – предположил Мстислав. «Или с тобой разговаривать не хочет», – добавил Равана. – Вот гад! – сказал Ладимир, когда очередная попытка дозвониться окончилась ничем. – Фигня, – пожал плечами Мстислав. – Сейчас открою. «Может, не надо? – спросил Равана. – Опять вопить будет, что замок чинить придётся». Дверь открылась. На пороге стоял худощавый черноволосый мужчина с очень неприятными водянистыми глазами. Растянутая футболка, такие же спортивные штаны – примерно так Генри представлял себе типичного русского мужика. На князя этот человек вообще не был похож. Незнакомец тяжело опирался на костыли. – Какого чёрта? – хмуро поинтересовался он. – Снова кто-то свалился в Аннушкин огород? Див мне вроде не звонил. – Не свалился, но скоро свалится, – заверил Ладимир. – Вот. И он подтолкнул Генри вперёд. Всё, что Генри мог извлечь из сложившийся ситуации – лишь то, что русский вариант Мерлина не больно-то рад их визиту. Он осторожно улыбнулся – приветливо, но в то же время так, чтобы сердитый незнакомец понял, что незваный гость извиняется за вторжение. Ладимир, Мстислав и Равана молчали, словно один вид Генри всё объяснял. Черноволосый окинул Генри неприязненным взглядом, от которого хотелось поёжиться. – Это что? – спросил он. – Это Генри, – ответил Ладимир. – Он англичанин. Нам надо, чтобы вы наколдовали чего-нибудь такого, от чего бы он стал говорить и понимать по-русски. – Вам надо? – Слушайте, князь, – вмешался Мстислав, – мы извиняемся, конечно, но можно нас в дом пустить? Холодно, блин, мы с ночи в сёдлах… – Печально, но мне вас не жалко. «Дом выстужать не хотелось бы», – сказал Равана. Князь бросил на него взгляд, посторонился, и компания зашла в дом. Последним вошёл Равана, который аккуратно прикрыл за собой дверь. – Как зовут вашего мага? – шёпотом спросил Генри у Ладимира. – Шива, – ответил тот. Генри задумался. Странные имена у этих русских… Хозяин привёл гостей в комнату, которая, по-видимому, служила гостиной. Сравнительно небольшое помещение с мебелью, выдержанной в тёмно-коричневых тонах, и стенами, которые были завешаны чёрными коврами без вышивки. Свет давали только два больших окна с широкими подоконниками. Странная была обстановка, и Генри снова захотелось поёжиться. В шкафу с толстыми книгами соседствовали несколько человеческих черепов, высохшая человеческая кисть, прозрачные и чёрные камни в виде шаров и кристаллов. Там же стояли толстые чёрные и тёмно-зелёные свечи. Генри понадеялся, что черепа и кисть бутафорские, но что-то ему подсказывало, что надеялся он зря. Ладимир подтолкнул его к дивану и устроился рядом с ним, не дожидаясь, пока хозяин предложит им сесть. Равана занял подоконник, а Мстислав – глубокое покойное кресло в углу. – Как я понял, – сказал Шива, – Див приказа относительно этого иностранца не давал. – Див тут ни при чём, – подтвердил Ладимир. – Дело в том, что… – Пошли вон. – Слушай, ты, гиена драная, – вмешался Мстислав прежде, чем Ладимир успел ответить. – Мы отсюда не уйдём, пока ты не выучишь этого хрена говорить по-русски, понял? Шива нехорошо сощурился. Ладимир страдальчески вздохнул и посмотрел на товарища. Генри решил, что не мешало бы ему вмешаться, а то придётся им идти восвояси, и он упустит львиную долю этой замечательной истории. – Я прошу прощения, – обратился он к несговорчивому князю. – Мы не потревожили бы вас, если бы не настоятельная необходимость. Видите ли, я, к сожалению, не знаком с русским языком, но мне очень хотелось бы стать полноценным участником этого приключения, что без знания русского языка, к сожалению, невозможно. Буду очень признателен, если вы мне поможете. Переведи, будь добр, – шёпотом попросил он Ладимира. – В этом нет нужды, – сказал Шива по-английски. Произношение у него было куда лучше произношения Ладимира. – Я постараюсь вам помочь. Он, неловко опираясь на костыли, вышел. – Чё это он ему сказал такое? – спросил удивлённый Мстислав. – Ничего особенного, – ответил Ладимир. – Просто попросил его по-человечески. Знаешь пословицу? Ласковое слово и кошке приятно. И не было никакой нужды хамить. Шива из всей княжеской когорты далеко не самый мерзкий персонаж. – Ну вот ещё, – слегка сконфузился Мстислав. – Равана, подойди, – раздался голос Шивы. Равана вышел, и вскоре они вернулись вместе. Равана нёс на подносе бокал с тёмно-красной жидкостью. Шива костылём согнал Ладимира с дивана и кое-как опустился на его место. – Выпейте, – сказал он Генри. Генри ожидал чего-то в этом роде. Волшебное зелье пробовать ему ещё не доводилось, и он послушно взял бокал, подумав: «По канону, это должно быть мерзкое варево, которое после первого же глотка обожжёт мне горло». Однако жидкость оказалась обычным красным вином (правда, очень хорошим) с примесью каких-то трав и специй, совершенно некрепким, и ничего никому жечь не собиралась. Генри осушил бокал и вернул его Раване. – Смотрите мне в глаза, – сказал Шива, прикасаясь длинными пальцами к голове Генри. Генри послушно уставился на него, стараясь не смеяться при мысли о том, как нелепо это представление выглядит со стороны. Вскоре, однако, ему стало не до смеха. Лицо Шивы неуловимо изменилось: побледнело до синеватого оттенка, черты заострились, и по левому виску пробежала татуировка в виде веточки ивы, выполненная настолько реалистично, что казалась живой. Или она была живой на самом деле? Генри мерещилось, что она пульсирует, словно вена, по которой бежит кровь. «Очень реальное сновидение», – подумал он, и в этот момент Шива убрал руки. Лицо у него снова было нормальным. Генри прислушался к себе. Вроде ничего не изменилось. – Это всё? – спросил он. – Я думал, будут заклинания на латыни и магические пассы руками. – Эта театральность нужна шарлатанам либо полумагам. Я в ней не нуждаюсь, – надменно сказал Шива. – Извините, не хотел вас обидеть… – Так это… пошли, что ли? – сказал Мстислав. – Нам ещё ехать и ехать. И это… князь, вы меня простите. Сказал не подумавши. – Ничего, – елейным голосом ответил Шива. – Что с тебя взять, с бедняжки, если тебе думать нечем? – Пошли, пошли, – заторопился Ладимир, выталкивая Мстислава, пока тот не успел ответить князю каким-нибудь рукоприкладством. – Генри, пошли, чего сидишь? А Генри всего-навсего обнаружил, что понимает своих спутников так, как будто они говорят на английском, осознавая при этом, что пользуются они русским. Он хлопал глазами и то смотрел на своих новых товарищей, то на Шиву. – Похоже, сработало, – ошеломлённо сказал он. – Надо же! – Конечно, сработало, – брюзгливо ответил Шива. – Это элементарное заклинание. Вы оставите наконец мой дом? Генри быстро встал. – От души вас благодарю, – сказал он и поспешил вслед за остальными.***
Генри довольно быстро обнаружил, что при всей его любви к лошадям и верховой езде шесть с лишним часов в седле – это перебор. Садиться на Вьюгу не очень хотелось, но что ж ещё было делать… Его спутники, впрочем, не торопились трогаться с места. – Может, в Ставку заедем, а? – жалобно спросил Мстислав. – Жрать охота, аж кишки в узел завязываются. – Какой смысл? – возразил Ладимир. – Самое большее, через час будем в деревне, там и поедим. – Ну так целый же час ехать... а до Ставки отсюда рукой подать! – Я бы тоже позавтракал, – признался Генри. – Некрасиво будет кидаться с порога за стол. «Присоединяюсь», – сказал Равана. Ладимиру ничего не оставалось, как подчиниться большинству. Снова они блуждали по лабиринту узких брусчатых улочек. Как понял Генри, все дома здесь были отведены под офисные здания, и оставалось лишь удивляться, каким образом Шиве удалось заполучить целый особняк и даже с двориком – небольшой, но всё же. – Будем проезжать Красную площадь? – с любопытством спросил он. – Нет, – отрезал Ладимир. – Приедешь сюда с официальным визитом и осматривай набившие оскомину достопримечательности, сколько влезет. Генри мысленно пожал плечами, достал телефон и принялся фотографировать наименее скучные дома. Их целью оказался большой четырёхэтажный особняк, обнесённый кованой железной оградой. Перед ним было полно коллег Ладимира, Мстислава и Раваны: кто болтал о пустяках, кто отрабатывал фехтовальные приёмы. Генри шёл, глазея по сторонам и не глядя под ноги, отчего то и дело спотыкался. Особенно сложно оказалось пройти мимо воинов, которые упражнялись в фехтовании: он и не думал, что можно двигаться с такой скоростью, ничуть не теряя от этого в точности ударов. Да, это не те танцульки, которые ему приходилось делать на съёмочной площадке… Окажись он на месте одного из сражающихся, и ему была бы крышка. Сразу. Вероятно, он даже не успел бы встать в боевую стойку. – Генри! – раздался окрик Ладимира. – Какого беса ты там встал?! Нашёл на что пялиться! Пошли сейчас же! Воины на миг остановились. – Ты, разговорчивый! – крикнул один. – А ну, иди сюда, я тебе быстро покажу, на что пялиться! – Ты охренел? – зашипел на него второй. – Это же Ладимир! Первый сразу растерял весь свой пыл. Ему повезло: Ладимир торопился, и драка ему сейчас была не нужна. Генри поспешно догнал своих провожатых. Они поднялись по каменным ступеням и миновали холл с очередной толпой «людей в чёрном», как их окрестил про себя Генри. Здесь наверняка были дежурные, но, как бы там ни было, никто им препятствий чинить не стал. Они покинули здание, пересекли двор и вскоре оказались в столовой. Собственно, скорее, это был буфет. Новоиспечённые товарищи нашли свободный стол, и Равана отправился делать заказ. Генри нашёл меню, вывешенное на стене, и понял, что, если говорить и понимать по-русски он может, то читать – нет. – Борщ будет? – с любопытством спросил он. – И… как он называется… такое русское желе с мясом. – Холодец, – сказал Ладимир. – Пока ешь, что дают. В деревню приедем, там тебе и борщ будет, и холодец, и расстегаи… – Что такое расстегаи? – немедленно поинтересовался Генри. – Пирожки. Приедешь и увидишь. – Там Брацлав, что ли? – спросил Мстислав. – Ну да. Див опять куда-то смылся, а в деревне хотя бы есть, для кого готовить. Вернулся Равана. Через четверть часа заказ принёс расторопный официант более чем примечательной внешности. Генри сначала не поверил своим глазам, проморгался, но продолжал видеть существо, сильно смахивающее на лемура. Округлые уши, огромные кошачьи глаза, тёмно-серая шёрстка – только светлая «маска» на мордочке, – и невероятно пушистый длинный хвост. Несмотря на шерсть, существо было одето в мягкие сапожки, штаны и подпоясанную узким пояском рубашку с разрезом сзади. Официант приветливо им улыбнулся, сверкнув клыками, и проворно поставил на стол тарелки с супом, хлебницу со странным коричневым хлебом и большой кувшин, полный до краёв шипучим напитком. Генри проводил взглядом его пушистый хвост и спросил: – Кто это такой? – Официант, – ответил Мстислав с набитым ртом. – Не видишь, что ли? – Он довольно… своеобразно выглядит. – Потому что он – кернет, – пояснил Ладимир. – Ешь давай, остынет. Блин, Равана, опять щи?! Равана посмотрел на него ничего не выражающим взглядом. – Терпеть не могу эту кислятину… Генри, который про себя решил, что увидел местную вариацию домового (и не одну, все официанты были пушистые и хвостатые), попробовал суп и мысленно согласился с Ладимиром. Во-первых, суп был действительно кислый. Во-вторых, в нём была уйма ингредиентов: говядина, капуста, морковь, лук, чеснок, перец, лавровый лист, грибы и даже, кажется, яблоки. По мнению русских, это, наверное, сочеталось, по мнению Генри – не очень. Мало того, это странное блюдо полагалось заедать хлебом – тоже кислым. – Как это называется? – Щи, – ответил Ладимир. Генри постарался запомнить новое слово, будучи уверенным, что, если бы его магическим образом не обучили русскому языку, он его даже в уме не смог бы повторить. На второе было нечто, напоминающее, по мнению Генри, равиоли. Заправлять их следовало белым густым соусом под названием «сметана». Это было довольно вкусно, хотя сметана оказалась кисловатой. На третье подали чай и блины с курятиной. Из всего этого изобилия Генри понравился квас – тот самый шипучий напиток с отчётливым хлебным привкусом, – и блины. Заморив червячка, можно было трогаться дальше.***
Генри считал, что лошади – не самое удобное средство передвижения по современному городу. Его спутники, похоже, считали так же, потому что, стоило им выехать за ворота, и они оказались в дремучем лесу. Генри решил, что новые товарищи обладают способностью переходить в альтернативную реальность. Впрочем, это сон, а сон сам по себе – альтернативная реальность… Здесь было не так много снега, и лошади бодро бежали широкой рысью. Возглавлял отряд снова вороной жеребец. – Зачем нам пятая лошадь? – негромко спросил Генри у Ладимира. – Это Корвус, и он умеет создавать порталы. Без него пришлось бы нам перебираться из Англии на материк морем. – Волшебный жеребец?! – Ну… нечто вроде. – По-моему, – задумчиво сказал Генри, – этот сон перенасыщен чудесами. – Я же тебе обещал путешествие в сказку. Генри ничего не оставалось, как согласиться. Зимнее солнце грело слабо, в его лучах снег мягко искрился. Под деревьями лежали голубые тени. Лошади шли быстро, тем не менее Генри отметил, что здесь поразительно много птиц и зверей, которые их совсем не боялись. То и дело попадались зайцы, прыскающие в разные стороны едва ли не из-под самых копыт лошадей, мелькали в подлеске лисы, несколько раз попадались кабаны, а один раз повстречался даже лось. В такой обстановке легко было оценить жеребцов по достоинству: им было глубоко наплевать на шмыгающее в разные стороны зверьё. Если поначалу Генри не решался ослабить поводья, то сейчас они свободно лежали на шее Вьюги, пока Генри фотографировал пейзажи. Лес поредел. За ним простиралось поле, а по этому полю… Генри не поверил своим глазам, зажмурился, потряс головой, но нет, не померещилось. По полю величественно шествовали мамонты! Он придержал Вьюгу и с открытым ртом наблюдал невиданное зрелище. Гигантские звери не обращали на них внимания; и были они вовсе не рыжими, а серебристо-серыми, один мамонт, который шёл впереди, обладал снежно-белой шубой. Стадо состояло из пяти слонов и слонёнка, который неуклюже резвился в снегу. – Генри! – раздался оклик Ладимира. – Что ты опять там застрял? Мамонтов никогда в жизни не видел? – Представь себе, нет! – отозвался Генри. – Только в виде скелетов… Мамонты проходили футах в ста от них. Генри был настолько ошеломлён, что даже забыл о телефоне. Шёпотом он спросил у Ладимира: – Их можно погладить? Ладимир закатил глаза: – Господи, как дитё малое! Но всё же подъехал к белому мамонту. Стадо остановилось, и, как показалось Генри, завязался безмолвный разговор. – Добрый сегодня Ладимир, – заметил Мстислав. «У него бывает временами, – ответил Равана. – Захотел устроить человеку праздник. Генри этих мамонтов перед смертью вспоминать будет». Мстислав расхохотался. А Генри не в первый раз подумал, что странно ведут себя его спутники, тот же Мстислав, например (Боже, русские без запинок это выговаривают?). Сам с собой заговорил, сам засмеялся. Или с Раваной? Но Равана очевидно и безусловно нем и при этом не использует язык жестов. Как они разговаривают? Как Ладимир с мамонтами? А Ладимир точно с ними говорил, потому что спустя пару минут он подозвал Генри. Вблизи мамонты выглядели огромными. Генри спешился и тут же оказался в снегу по колено. Животные смотрели на него добродушно и снисходительно, помаргивая маленькими глазками и иногда поводя ушами. Он осторожно протянул руку к снежно-белому гиганту – тем же жестом, каким обычно знакомился с миролюбиво настроенными собаками. В ответ мамонт коснулся бархатистым кончиком чёрного хобота его пальцев. – Только не надо визжать и кувыркаться в снегу от восторга, – вовремя сказал Ладимир. – Ни одно животное не любит громких звуков и странного поведения. Нет, визжать, конечно, Генри не стал бы, хотя его внутренний голос вопил: «С ума сойти! Мою руку потрогал настоящий живой мамонт! Чума!!», – и, по правде говоря, визжать очень хотелось. Наверное, знакомство закончилось бы так же величественно, как и началось, но тут появился мамонтёнок. Любопытный, как и все малыши (к слову, этот милый ребёнок в холке был футов пять), он внимательно обнюхал и ощупал Генри, обследовал карманы и напоследок фыркнул новому знакомому в шею. Генри очень хотелось затискать малыша, однако устраивать весёлую возню в снегу с дитём, которое весило не меньше четырёхсот фунтов, он не рискнул. – Натешился? – спросил Ладимир. – Живо в седло, и поехали. Такими темпами мы Новый год в лесу встречать будем. Генри с сожалением потрепал мамонтёнка по лохматому уху и повиновался. Лишь когда они снова въехали в чащу, он понял, что напрочь забыл сфотографировать мамонтов. Впрочем, зачем жалеть, если это сон?***
Через час путники оказались в большом селе. Здесь были не только привычные Генри двух- и трёхэтажные коттеджи, но и крошечные одноэтажные домики, в которых ни одному цивилизованному человеку жить было бы невозможно. У Генри ванная была больше. Вот только остановились они именно возле такого крохотного домика, над трубой которого весело вился жемчужно-серый дым. В воздухе разливался особенный запах, который бывает только в деревнях зимой – запах прогорающих дров. – Лошадей к Диву, – безапелляционно заявил Ладимир. «Там конюшня маленькая, на четыре лошади», – возразил Равана. – Ничего, как-нибудь, – ответил Ладимир, бодрым шагом направляясь к крыльцу. – Отведёшь? Равана просверлил его отнюдь не добрым взглядом, но возражать не стал. Когда он, прихватив лошадей, уехал, Генри спросил: – Как вы с ним общаетесь? Он же немой. – Он не немой! – хором возразили Мстислав и Ладимир, будто в тысячный раз повторяли осточертевший факт, и последний объяснил: – Он просто не разговаривает. Не нравится ему человеческая речь. Он использует только безмолвную. – Язык животных? – уточнил Генри. – Именно. – Почему я его не понимаю? – Ты оборотень, чтобы его понимать? – Нет, но я и не русский, чтобы говорить по-русски. Разве… Шива не мог и на этот случай заклинание применить? – Много будешь знать, скоро состаришься, – наставительно сказал Ладимир. – Пошли в избу, холодно, блин… По дороге к избе у Генри отчаянно завибрировал телефон. Он вытащил его из кармана куртки и уставился на трёхзначное количество пропущенных звонков и поистине неимоверное количество сообщений. Полюбовавшись этим изобилием, Генри возмутился про себя: «Какого чёрта?! И во сне достанут, скоты! Мой сон, что хочу, то и делаю!» – и с успокоенной совестью вырубил обе сим-карты, превратив телефон в фотокамеру и блокнот. Компания поднялась на малюсенькое крыльцо, разулась и вошла в небольшую пристройку. Это оказалась кухня, причём кухня для лилипутов и скудно обставленная. Если бы Генри встал у окна, он задел бы скошенный потолок головой, а Мстислав там и вовсе не распрямился бы. По левую руку Генри на кухонном столе стояла щуплая двухконфорочная плита. Газовая, на что недвусмысленно намекал находящийся там же газовый баллон. Не будь это сон, Генри в ужас бы пришёл от подобной беспечности. За плитой помещался холодильник, рассчитанный на голодающего гнома, за ним следовал ещё один кухонный стол с висящей над ним сушилкой, полной посуды, и замыкала шествие мойка с электропечью, а также с парой кухонных шкафчиков над ней. Далее перегородка делила кухоньку надвое; во второй половине находилась ванная. Напротив мойки у противоположной стенки стоял симпатичный угловой диванчик и обеденный стол, а ближе к Генри – странный предмет мебели, то ли сервант, то ли буфет, одна стенка которого представляла собой зеркало, закрытое полосатой занавесочкой. Занавесочка особенно умиляла. На серванте плотно сидел третий кухонный шкафчик и радиоприёмник, хрипящий что-то невнятное. И на этой кухоньке царил ад. На плите шипела и плевалась маслом пара сковородок. Оба стола, мойка, буфет и даже холодильник были завалены невероятным количеством продуктов. На столе у окна, на отвоёванном у снеди местечке, смазливый парень в бандане очень шустро и профессионально резал морковь. – Дым коромыслом, – одобрительно сказал Ладимир. – Здорово, Брацлав. – Здорово, – вторил Мстислав. Парнишка оглянулся и торопливо кивнул, не прекращая своего занятия. Они прошли в избу. На печи побулькивали кастрюли. Пахло тестом. Ладимир, не останавливаясь, прошёл в комнату, за ним – Мстислав, а следом уже Генри, которому пришлось остановиться за Мстиславом. Комната была поделена надвое перегородкой. Два дивана и стол с таким давно забытым Генри аксессуаром, как лавка. Справа помещался большой старинный комод с древним телевизором. За печкой, выложенной бежевым кафелем, грелся далеко не новый гардероб, а за гардеробом прятался большой диван, комодик, зеркало и столик с вазочкой, в которой торчал засушенный лист лопуха. Пока Генри пытался изучить обстановку (из-за спины Мстислава видно было немного), Ладимир с кем-то жизнерадостно поздоровался: – Привет, Анюта! Мстислав прохрипел что-то приветственно-дружелюбное. – Привет, – осторожно отозвался женский голос из глубины комнаты. – Мы на Новый год, – так же жизнерадостно продолжал Ладимир. – С подарком. Он толкнул товарища, чтобы тот подвинулся, и извлёк из-за его спины Генри. Генри послушно шагнул в комнату и увидел на диване большеглазую девушку с планшетом на коленях, которая смотрела на него чрезвычайно настороженно. Она была довольно красива, и Генри улыбнулся шире, чем планировал. – Вот, – гордо сказал Ладимир. – Что это? – сухо спросила девушка. – Подарок. На Новый год. От меня, Мстислава, Раваны и Кречета. Скрипнула дверь, в избу зашёл Равана и остановился у печки. Девушка недоверчиво оглядела Генри. – Ты шутишь? – спросила она. – Нет, – улыбаясь, ответил Ладимир. – Я совершенно серьёзен. – Он как-то подозрительно смахивает на Генри Кавилла. – Потому что это и есть Генри Кавилл, – охотно объяснил Ладимир. Генри незаметно вздохнул и приготовился к обычным визгам, воплям и просьбам сфотографироваться на память. У девушки округлились глаза, и она едва не выронила планшет. – Японский городовой, Лад! – заорала она. – Я даже спрашивать не буду, как тебе удалось его уговорить на это странное предприятие! Какого беса ты его вообще припёр?! Равана негромко фыркал в кулак. Мстислав смотрел на Ладимира. Последний был в недоумении. Генри тоже. – Он похож на Геральта, – осторожно ответил Ладимир. – Я и подумал… – Чем, прости, ты подумал? Он не Геральт и Геральта никогда не заменит! Ёжкин кот, если узнает… Равана метнулся в сторону, поспешно подвинулся Мстислав, и то же самое сделал Ладимир, дёрнув Генри за рукав. Генри послушно отступил в сторону. В комнату вошёл высокий худощавый блондин и окинул взглядом гостей. Девушка обхватила лоб рукой. – Что всё это значит? – спросил блондин тихим, но удивительно ясным голосом. Генри поневоле заинтересовался вошедшим. У него была царственная осанка, и держался он так благородно и спокойно, что это притягивало внимание. Трое приятелей замялись. – Видите ли, князь… – начал Ладимир и умолк. Блондин посмотрел на него. – Мы на праздник приехали. Новый год, ну и… Мы даже предположить не могли, что вы здесь! – Ладимир, тебе не кажется, что последнее, что я должен делать, – это докладывать тебе о своих намерениях? – Да я вовсе не имел это в виду! – оправдывался Ладимир. – С кем поехал Бересклет в Белый Омут? – Попали, – сквозь зубы сказал потолку Мстислав. Равана попятился к двери, а Ладимир скривился и втянул голову в плечи. – Как его зовут? – шёпотом спросил Генри у Мстислава, имея в виду блондина. – Князь Лед Серебряный. На мгновение Генри пожалел, что спросил. – Простите, князь, – выступил он вперёд, – боюсь, это моя вина. Мне несколько… приелась моя жизнь. Глупо прозвучит, но… захотелось нового, необычного… новогоднего приключения. Ладимир и его друзья пообещали мне в этом помочь. – Кто вы такой? – спросил Лед. – Генри Кавилл. Я английский актёр. Лед слегка кивнул: – Чёрное Крыло, дружина Великого Князя Дива. Лед Серебряный. Простите, что не представился сразу. Меня возмутило столь… бесстыдное нарушение дисциплины моими подчинёнными. – И вы меня простите. Могу я попросить вас позволить мне остаться? – Это не мой дом, сударь. Вам нужно спросить у хозяйки. Генри посмотрел на девушку. – Простите, – смущённо сказала она и покраснела, – я не знала, что вы говорите по-русски. – Несколько часов назад я ни слова не знал по-русски, – улыбнулся Генри. – Конечно, оставайтесь. Просто… уж очень неожиданным получился ваш визит. К счастью, всё разрешилось наилучшим образом, хотя новые товарищи Генри вели себя тише воды, ниже травы и пытались не попадаться Серебряному на глаза, что в такой тесной комнатушке сделать было невозможно. Генри с большим удовольствием пообщался с Энн (так звали хозяйку дома, точнее, это Генри так её назвал. Остальные звали её Анютой, Аннушкой и между собой Русалкой – последнее явно было данью её длинной косе), помылся с дороги и попытался помочь Брацлаву. Сразу выяснились две вещи: первая – что Брацлав действительно немой, и вторая – что он терпеть не может посягательств на кухню. Генри полчаса его умасливал, пока Брацлав наконец смилостивился и позволил ему заняться мясом. Когда мясо было должным образом порезано и замариновано, на терраску вышла Русалка в лыжных брюках, тёплой длинной куртке и шапке. Глаза у неё так сияли, что она казалась настоящей красавицей. – Генри, ты идёшь наряжать ёлку? – спросила она. – Лед раздобыл ёлочные игрушки. Конечно, Генри пошёл. Игрушки были надёжно упакованы в весьма внушительный ящик, и каждая бережно завёрнута в вату, бумагу и перевязана верёвочкой. За ёлкой далеко идти не пришлось – она росла тут же, во дворе. Строго говоря, это была пихта, но от ёлки она отличалась только более мягкими иглами. Уже стемнело, и в бездонном ясном, чернильно синем небе загорелись холодные, яркие, колкие серебристо-зелёные звёзды. Снег хрустел под ногами, и к ночи пришёл настоящий, новогодний мороз. Энн бережно разворачивала игрушки и передавала Генри и Леду, которые вешали их на ёлку. Минут через пять Ладимир и его товарищи несмело к ним присоединились. Генри видел много ёлочных украшений, но эти были особенно уютны. Узорчатые шары, присыпанные серебристыми блёстками, толстенькие круглые снегири и уточки, рыбки, чья чешуя блестела в свете фонаря, зажжённого на крыльце, разноцветные шишки в серебряной пудре, звонкоголосые колокольчики, стеклянные бусы… Энн так по-детски радовалась каждой игрушке, что Генри невольно заразился её радостью. Одну игрушку она особенно долго вертела в руках. Это был серебристо-голубой бревенчатый домик с оранжевыми окошечками, засыпанный снегом. – Это правда чудо, – тихо сказала она. – В моём детстве была точно такая же избушка. Она мне очень нравилась, и я так плакала, когда случайно её разбила… Не думала, что когда-нибудь её увижу. Ты настоящий волшебник, Лед. Она посмотрела на князя блестящими глазами, и Лед мягко улыбнулся ей. «Опоздал ты с Генри, – заметил Равана, развешивая бусы. – Он здесь лишний. Да и мы тоже». «Откуда я мог знать? – возмутился Ладимир, который ему помогал. – Как будто она мне рассказывала… Да и вообще неожиданно, когда Лед-то успел?». Разговаривая на безмолвном языке, они ничем не рисковали – Лед, не будучи оборотнем, их не понимал. «Не, вообще правда интересно, – сказал Мстислав. Он стоял на табуретке и цеплял игрушки, которые ему подавал Генри, за верхние ветви. – Лед никогда бабами особо не интересовался, а уж после развода они ему осточертеть должны были. И вдруг на тебе…». – Мужики, шухер! – вдруг придушенно крикнул он и свалился с табуретки. Равана и Ладимир дёрнулись навстречу друг другу, столкнулись лбами, Равана ухватил товарища за шиворот и сунул за пихту. Раздался приглушенный мат, но Равана не обратил на него внимания, отправил туда же Мстислава и метнулся за ним. И сразу же угодил в цепкие, надёжные, колючие объятия куста барбариса, в котором уже сидели оба его приятеля. Мягкий глубокий снег заглушал звуки, поэтому появление всадника на вороном жеребце застигло их врасплох. Он стрелой пролетел по огороду, приникая к лошадиной шее, чтобы не задеть ветви яблонь, и круто осадил коня у самого крыльца. – Где эти паршивцы?! – гаркнул он таким звучным голосом, что у Генри зазвенело в ушах. Барбарис безмолвствовал. – Мало того, что они напихали полную конюшню лошадей, – бушевал всадник, сдерживающий переступающего с ноги на ногу разгорячённого жеребца, – эти идиоты додумались оставить Бересклета без сопровождения! Опять придётся слушать в его исполнении слёзную драму про семерых по лавкам и мизерную зарплату в двести пятьдесят тысяч, на которую их в области, видите ли, не прокормить! – Див, я думаю, ты зря беспокоишься, – сказал Лед, которого подобные вспышки никогда не пугали. – Бересклету пора без сопровождения работать. – Ты сам веришь в то, что сказал? – спросил названный Дивом и спешился. – Он три года в Нижнем Пределе, а привычки переменил, похоже, только в отношении баб. Извини, Аннушка. Лед поморщился. Энн с любопытством наблюдала, посматривая на куст барбариса. – Всё в порядке, Див, – ответила она. – Именование женщин бабами я как-нибудь переживу. Див усмехнулся, покосился в сторону и увидел Генри. Он приподнял бровь и посмотрел на Энн. – Это Генри Кавилл, – объяснила она. – За ним Ладимир с компанией ездил. Генри выступил вперёд и приветливо улыбнулся. Расклад ему был ясен: этот высокий красавец с необыкновенным голосом являлся начальником его друзей и или напарником, или начальником Леда. Леду бояться нечего, но друзей необходимо спасать. – Прошу прощения, – начал он самым любезным тоном, на который только был способен, прикидывая, сколько раз за сутки повторял эту фразу. – Боюсь, это моя вина… – Генри, оставь, – вмешалась Энн. – Инициатива была Ладимира. Он подумал, что жизнь моя пуста и скучна, и решил её разнообразить. Генри он привёз лично мне в качестве подарка под ёлочку, а Равана и Мстислав ему помогали. Не ругайся на них, пожалуйста, они же как лучше хотели. И, к тому же, сегодня Новый Год. Все обиды надо оставлять в старом году. – Чтобы освободить место для новых? – Фи, да вы пессимист, батенька. И, кроме того… полагаю, они уже в достаточной мере наказаны. И Энн посмотрела на барбарис. – Ладно, шут с вами, – сказал Див. – Вы до утра собираетесь там сидеть? Шипя сквозь зубы, приятели с облегчением покинули гостеприимный куст, который вовсе не горел желанием с ними расставаться. Дальше началось празднество. Хотели накрывать на стол, раздвинули его, но даже на раздвинутом столе наготовленная Брацлавом еда не помещалась, и пришлось тащить стол из кухни. Генри за этими хлопотами только наблюдал, потому что был занят мясом. К девяти вечера приехал замёрзший, но необычайно довольный собой тощий рыжий Бересклет, из-за которого едва не пострадало столько народу. – Я всегда тебе говорю, что ты преувеличиваешь, Див! – заявил он, снимая кафтан. – Ничего там страшного нет и нет нужды искать нового управляющего. Ну, запутался человек, с кем не бывает… Див выразительно посмотрел на Леда, затем на своих подопечных. Лед хранил непроницаемое выражение лица, хотя создавалось впечатление, что он едва удерживается от тяжёлого вздоха. Трое приятелей, похоже, наелись лимонов, настолько кислыми стали их физиономии. – Да, он продавал зерно на сторону. Но он мне поклялся, что больше этого не повторится! Я считаю, что нет никаких оснований ему не верить. – Так, вы трое, – сказал Див. – Завтра же поедете в Белый Омут и зададите управляющему хорошую показательную взбучку. Не поможет, пусть пеняет на себя. Равана, Мстислав и Ладимир слегка поклонились. Ехать им не очень хотелось, но они понимали, что легко отделались. Столы ломились от яств: белые грибы в сметане, говядина, приготовленная тремя разными способами (третий способ принадлежал Генри), рулеты из свинины, винегрет, селёдка под шубой, холодец, фаршированный картофель, невероятное количество жареной и копчёной птицы и рыбы; разнообразнейшие пироги и пирожки с рыбой, с мясом, с капустой, с рисом и яйцом, с сыром; сладкая выпечка: блины, пироги со свежими фруктами и ягодами, с заварным кремом, с вареньем, рулеты с корицей, булочки с орехами, пирожки с яблоками и морковью, пончики в сахарной пудре с корицей, блины; какая-то необыкновенная сладкая каша; всевозможный квас, лимонад и сбитень. Генри радовался, что это всё лишь во сне и он не наберёт лишние килограммы. Новый год встречали на улице с лимонадом, заменяющим шампанское, у наряженной пихты, возле которой горели в снегу восковые свечи. Восковые свечи горели и в избе, придавая комнате чрезвычайно уютный вид. Генри, несмотря на профессию, был довольно замкнут и не сходился с людьми, когда ему это было не нужно. Но сама атмосфера здесь сложилась такая, что у него создалось впечатление, будто это его хорошие давние друзья. Было шумно и очень весело, Генри клевал носом, но идти спать не хотелось, и он не заметил, как всё-таки заснул.***
По пробуждении обнаружилось несколько весьма любопытных вещей. Первое – Генри едва ли не расстроился, проснувшись в собственной спальне. Второе – последующие несколько дней были посвящены улаживанию конфликтов со всевозможными очень нужными и важными людьми, которые не сумели до него дозвониться. Третье – в телефоне Генри обнаружились контакты, подписанные как Энн, Ладимир, Див, Лед и так далее, вплоть до Раваны и Брацлава. Очень странно было, обменявшись контактами во сне, увидеть их наяву. Не менее странно было увидеть наяву сделанные во сне фотографии. Четвёртое – Генри выяснил, что мало того, что понимает русскую речь, так ещё и говорит по-русски, когда в качалке уронил на ногу гантель и непроизвольно воспользовался некоторыми из любимых словечек Мстислава, чем и вогнал тренера в ступор. И, наконец, пятое, которое должно было быть первым: когда Генри проснулся после столь долгого и красочного «сна», на прикроватной тумбочке он нашёл надёжно укутанный войлоком чугунок с борщом. Как ни старался Генри, правдоподобно объяснить произошедшее с ним приключение он не смог. Сон прекрасно укладывался в реальность, если изъять из него оборотней, мамонтов и Шиву с его магическими штучками. Но окончательно Генри выбил из колеи способ перемещения в пространстве, используя который можно было за несколько часов верхом добраться от Джерси до Москвы и за час от Москвы до деревни, находящейся в ста километрах от столицы. Генри стал серьёзно опасаться за своё психическое здоровье. В полном отчаянии он позвонил Диву и не знал, то ли плакать, то ли радоваться, когда тот ответил. Князь убедил его проще относиться к новогодним подаркам, меньше думать и помнить о том, что в обыденной, насквозь известной реальности всегда найдётся место чуду. Теперь Генри, когда его особенно достаёт рутина, берёт с собой пса и сбегает к новым друзьям. Он уже успел побывать в гостях у Дива, освоить несколько новых фехтовальных приёмов, обзавестись самым настоящим боевым двуручным мечом, получить в подарок чудеснейшего жеребёнка орловской породы и уяснить, что разговаривать на русском гораздо проще, чем учиться на нём читать и писать. Он расстался с Элли и вовсе не жалеет о потерянном тёплом местечке в Голливуде. И до сих пор помнит прикосновение мамонта к своей руке.