Волчий Цветок из Винтерфелла

В камере предварительного заключения имелось окно, под самым потолком, правда, но оно было длинным и широким, и пусть со стороны улицы к нему была приделана решетка, все равно можно было видеть, как снаружи сияет солнце, как шевелятся тени от листвы и ветвей на стене напротив. Стены были выкрашены в темно-синий цвет; кроме кровати, узкой и подвесной, как на корабле, тут стояли еще стол и стул — и все. В туалет приходилось проситься, и не всегда кто-то из охранников реагировал сразу: теперь было ясно, что испытывал домашний пес, Пирожок, когда сидел под дверью и подвывал, а его хозяева были заняты и говорили: «Потерпи уже!». Лежа на кровати, — хотя бы белье выдали чистое, и на том спасибо — Рейгар думал не о том, что его арестовали и держали тут уже двое суток без каких-либо объяснений или допросов, не о том, что было в Винтертоне десять лет назад, не о Станнисе и его дурацком фильме, а о том, что сейчас делали жена и дети. Ему разрешили сделать один звонок, но вместо адвоката (а ведь мог бы позвонить Джону Коннингтону) Рейгар позвонил ей. Много времени им не дали, но ей хватило короткого объяснения. Дед Джехейрис всегда говорил, что гнев к добру не приводит, и был прав. И надо было ему хвататься за остов от жаровни? Станнис ведь наверняка донес… Но да в пекло — и кузена, и все, что было. Рейгар не жалел о том, что сделал. Держать его тут вечно не будут: даже если Станнис соврал и сказал, что это Рейгар убил Лианну Старк, то у кузена, как и у полиции, нет никаких доказательств. Помурыжат и отпустят. Где-то к вечеру — у Рейгара забрали и его вещи, и телефон, и даже умные часы, но он угадывал время по цвету солнечных лучей и по движению теней в камере — в коридоре раздались шаги, потом звякнул тюремный замок, и дверь с лязгом отворилась. — Вставайте, вас хочет видеть следователь, — объявил охранник. — Странно, что он вообще про меня вспомнил, — ответил Рейгар, поднимаясь. — Будь его воля, вы бы тут просидели до прихода Зимы, — грубо заметил охранник. — Но да кто-то уже напустил на нас столичного защитничка прав ущемленных. Давайте сюда ваши руки. Рейгар хмыкнул, но промолчал, протягивая руки вперед. Охранник бросил на него взгляд, полный отвращения — так на него когда-то смотрели лишь двое: Брандон Старк и Роберт Баратеон — и надел на него наручники. — Шагайте, — велел он, чуть подтолкнув в плечо. — Руками меня не трогайте, — произнес Рейгар. Охранник промолчал, но дверь открыл и провел его к следователю так, что и пальцем его не тронул. Как выяснилось, отвели его в комнату для допросов; она была небольшой, квадратной и совершенно пустой, если не считать широкого, тоже квадратного стола, стульев и лампы. Одна стена была полупрозрачной, через большое окно можно было видеть главное помещение полицейского отделения и его сотрудников, сквозь него в комнату доносились голоса, звонки телефонов, хруст бумаг и жужжание техники. В допросной присутствовали трое: следователь — высокий, грузный, серьезный мужчина лет сорока, инспектор Сервин, торжественно одетый в строгий серый костюм, со своей неизменной тросточкой и сумкой, небось полной документов, и Джон Коннингтон. Его рыжая шевелюра была безупречно причесана, он был одет в строгие брюки и черные ботинки, белую сорочку, а также в легкую летнюю куртку. — Рейгар, наконец-то! — воскликнул Джон, поднимаясь со своего стула. — Ты в порядке? Тебя не трогали? Сказать, что он был удивлен, увидев своего друга, а заодно, судя по всему, и адвоката, было нельзя: жена наверняка позвонила Джону сразу же, едва Рейгар отключился в тот единственный звонок. — Я в порядке, даже очень, — ответил Рейгар. — Как ты тут оказался? Не спросить было нельзя, хотя ответ и так был ясен. — Твоя супруга позвонила в тот же день, когда тебя арестовали, — ответил Джон. — Мы приехали сюда вдвоем, — на миг сердце замерло, когда Рейгар подумал, что это любимая была где-то тут или в Винтертоне, но следующие слова все прояснили: — я и Гэрольд Хайтауэр, но того срочно вызвали по делу в Старомест несколько часов назад, и он уехал… — Джон посмотрел на следователя, а потом на охранника. — Снимите с него наручники, что это за железо? Вам разве неизвестно, что сейчас принято использовать пластик? Закон о правах предварительно заключенных вас не касается? Следователь кивнул охраннику и тот, хоть и явно нехотя, снял с Рейгара наручники. — Ну, раз приветствия окончены, то, может, наш предварительно заключенный сядет? — поинтересовался следователь. — У нас есть к нему несколько вопросов. Джон хмыкнул, но едва заметно кивнул Рейгару, потом сел сам на один из стульев у стены, через два от инспектора Сервина. — Меня зовут майор Нотт, я буду вести ваш допрос, — сказал следователь, нажав на кнопку диктофона, который лежал перед ним на столе, среди бумаг и папок. — В присутствии подполковника в отставке инспектора Сервина и вашего защитника — господина Коннингтона. Для вашей информации, я веду аудиозапись нашего разговора. Вы готовы отвечать на вопросы? Рейгар бросил взгляд на Джона, а потом кивнул. — Вполне, господин следователь, — сказал он. — Хорошо, — Нотт открыл папку, вытащил из нее какой-то лист, а потом зачитал: — Вас обвиняют в нападении, нанесении средней тяжести вреда здоровью и имущественного ущерба, а так же в сокрытии информации от следствия, которое велось десять лет назад. Дело об убийстве Лианны Старк, — следователь посмотрел на Рейгара. — Последнее нас интересует гораздо больше. Иными словами, господин Таргариен, нам стало известно, что Лианна Старк приехала домой не в одиннадцать, как считалось ранее, а пятью часами позже. Вам были известны подробности того, где она была и с кем, и что обвиняемый на тот момент Роберт Баратеон утверждал… — Нотт вытащил две какие-то бумаги из-под папки и поглядел в них, — что девушка вернулась домой в четыре часа ночи. Далее он приводит разговор, который состоялся между ним и убитой … — Какое отношение разговор между преступником и жертвой имеет к моему клиенту? — встрял Джон. — Самое прямое, — ответил следователь, вставая и протягивая бумаги Коннингтону. — У них случилась ссора на почве личных отношений. Девушка заявляла, что у нее есть жених, который любит ее и собирается взять ее в жены, и что она должна была уехать с ним туда, где ее никто бы не нашел. Вашему клиенту об этом было хорошо известно; инспектор Сервин, который вел дело на тот момент, спрашивал у Рейгара Таргариена, не знал ли он что-нибудь о существовании такого человека, на что тот ответил отрицательно. Как мы узнали из показаний Станниса Баратеона, он все знал. Более того, он сам им и был. Джон некоторое время молчал, читая бумаги, а потом посмотрел на Рейгара. Тот же только вздохнул и произнес: — У меня были причины молчать, господин следователь. Я думаю, понятно, какие. — Ну, да, — Нотт уселся на свое место. — Вы встречались, так сказал господин Баратеон. Станнис который… Это правда? — Это правда. — Вы вступили в интимную связь с вашей ученицей, господин Таргариен, хотя знали, что это запрещено… — А где доказательства? — спросил Джон. — Господин Станнис так написал в своем заявлении. — У господина Станниса есть фактические доказательства? Кинопленка или фотоматериалы? Письменное признание или свидетельство? — Он сказал, что было, но ваш подопечный все уничтожил, — Нотт снова посмотрел на Рейгара. — Факта уничтожения техники, принадлежащей Баратеону, вы ведь не отрицаете? — Нет, не отрицаю, — ответил Рейгар. — И зачем вы это сделали, если там ничего такого не было? — Я потерял терпение, меня записывали без моего на то ведома. До того я выпил бутылку пива и был слегка навеселе и мог вспылить больше, чем следовало. Я это признаю. — Что такого вы рассказали Баратеону, раз вы не хотели, чтобы об этом кто-то узнал? — Я рассказал ему то, что вы уже знаете. И что я люблю Лианну Старк. — Я спрошу еще раз: у вас была интимная связь с убитой? Ответить Рейгар не успел: вмешался Коннингтон. — Даже если это правда, и господин Таргариен имел некую связь с убитой, то нет доказательств, что связь была интимной, — Джон встал и передал бумаги следователю. — Закон не запрещает одному человеку любить другого, вне зависимости от возраста. Нотт посмотрел на Рейгара. — У вас была интимная связь, господин Таргариен? — спросил он. — Нет, — ответил Рейгар. Это было ложью, все присутствующие это знали, но доказательств действительно не было. — Мы любили друга друга, это правда, я хотел взять ее в жены… — Девушка была несовершеннолетней, — встрял Нотт. — Ей было шестнадцать, — возразил Рейгар. — Даже я знаю, что это возраст согласия, а после получения аттестата она была вольна поступать так, как хотела. Я знал ее отца, я бывал у них дома и даже ужинал у них два раза по приглашению Рикарда Старка… — В ту ночь она была у вас, так? — спросил Нотт, обрывая его. — Да, она была у меня. Со мной. До трех ночи, потом уехала. — И чем, если не сексом, вы занимались? — Думаете, мужчине и женщине, которые любят друг друга, кроме этого нечем заняться?.. — Думаете, я идиот и вы ее не хотели?.. — Хотел. Но Лианна была строго воспитана, и я намеревался получить согласие ее отца. Я бы ее не тронул. — И чем вы занимались тогда? До трех ночи? — Говорили, строили планы на будущее, целовались. — И все? — И все. Нотт шумно втянул воздух и посмотрел на инспектора Сервина. Тот покачал головой. — Если честно, с трудом верится, — произнес следователь. — Верите вы или же нет значения не имеет, — заметил Джон. — Тело было найдено? Были взяты биоматериалы? Нет. Для закона это имеет значение. — Я не убивал Лианну Старк, — сказал Рейгар. — Тогда почему вы скрыли тот факт, что она была с вами? — Потому что не хотел вредить ей. — Ей? Ее убили, ее тело искали, какой вред вы могли принести мертвой девушке? — Мог — ее памяти. Ее родным, которые так же, как и вы, вряд ли бы поверили, что можно любить женщину и не трогать ее, уважая ее желания. — Вам бы тоже пришлось несладко, господин учитель, — произнес Сервин. — Меньше всего я думал о себе, — отрезал Рейгар. — Меньше всего Лианна бы хотела, чтобы о нас кто-то узнал до срока. Ее брат бил ее, а отец закрывал на это глаза, это вам любой подтвердит. Есть школьные свидетельства и даже документы от органов опеки. Я любил ее, вам понятно это чувство? Любил и до сих пор люблю, и всегда буду любить. Вы за это меня посадите? За то, что не хотел причинять ей вреда? — Скажите, господин Таргариен, — старый инспектор поднялся. — А вам не могло прийти в голову, что Лианна Старк на самом деле сбежала? Ведь мертвой ее признали не сразу и где-то с неделю ее искали как пропавшую без вести? Роберт Баратеон до сих пор утверждает, что когда он вернулся из леса, девушки в доме не было… Рейгар пожал плечами. — Признаться? Я надеялся на это, — сказал он. — Что она правда сбежала и где-то прячется. Но где? Ее родственники со стороны матери были далеко, и там она не объявлялась. Да и если что, первым, к кому Лианна пошла бы за помощью, был бы я. Но ко мне она не возвращалась. Сервин и Нотт снова переглянулись. — Я бы хотел напомнить, что показания Станниса Баратеона без фактических доказательств ничего не значат, — заметил Джон Коннингтон. — Он сам лицо заинтересованное: обвиненный в убийстве Роберт Баратеон — его родной брат. Вам это известно. — Слово против слова, — произнес Нотт. — Будем честны, господин следователь, — Джон хмыкнул. — У вас ничего нет против моего подзащитного. Вы это сами знаете. Тот факт, что он скрыл, будто девушка была у него, легко объясним личной мотивацией и никакого фактического изменения в дело не внесет. — Кроме того, что мы очень долго считали, что Баратеон врал и девушка была дома в одиннадцать. А выходит он говорил правду: она приехала несколькими часами позднее. — И что это вам дает? — Также, госпожа Фикерстроу, у которой Рейгар Таргариен снимал комнату, подтвердила, что он вернулся домой в одиннадцать и был один… — Я занес Лианну на руках: пол скрипел, и вдова бы услышала еще чьи-то шаги, — вмешался Рейгар. — Она пила; поссорилась со своим любовником и выпила бутылку вина одна. Еще она принимала сильнодействующие успокоительные препараты и спала без задних ног до утра. — Я повторю свой вопрос: что все это дает вам? — спросил Джон Коннингтон. — То, что появились нестыковки, пусть и пустяковые, но они все же есть, — ответил Сервин. — А вы, простите, какое отношение имеете к этому всему? — Джон поднялся. — Вы в отставке, и пусть вам не закрыли доступ к материалам дела, но обвинять кого-то или арестовывать вы не имеете никаких полномочий. Ваши догадки — это лишь домыслы. Доказательств нет, — Коннингтон посмотрел на Нотта. — Мой клиент признает порчу имущества и нанесение вреда здоровью и готов оплатить штраф. Однако в свою очередь он напишет заявление на Станниса Баратеона за нарушение закона о тайне личной жизни, за запись без разрешения и клевету. Я же сделаю все, чтобы дело было принято в суде. Станнис — лицо заинтересованное. Вас, господин бывший инспектор, тоже можно привлечь, вы же тут как свидетель? Ну, чисто с правовой точки зрения?.. — Джон, — Рейгар коснулся его локтя. — Оставь. Я заплачу штраф, какой скажут, а этого ущербного Баратеона оставь. Жаловаться и скандалить я не хочу. У него жена и ребенок, которому нужна операция. Мне плевать, что он там себе надумал. Я хочу домой к жене и детям. Джон молчал некоторое время, смотря на Рейгара, но потом, понимая его без слов, кивнул. — Как ты пожелаешь, — сказал он, а потом обратился к Нотту. — Вы все слышали. Оформляйте и отпустите уже нас. Задерживать господина Таргариена далее вы не имеете права. Скажите спасибо, что я не поднимаю тревогу по поводу того, что он сидел тут у вас больше суток без встречи со следователем… На этом все было закончено. Рейгара снова отвели в камеру, но уже ненадолго, всего на час, пока Джон был занят оформлением нужных бумаг. После этого за ним снова явился тот же охранник вместе с Коннингтоном. — Сейчас пойдем, получим все твои вещи, проверь внимательно, чтобы там все было на месте, потом подпишем бумаги и можем ехать на станцию, — он посмотрел на свои дорогие золотые часы. — Как раз успеем на поезд до Королевской Гавани. — Я не поеду, — ответил Рейгар. Джон уставился на него. — То есть? — спросил он. — Почему? Ты же рвался домой… — Да, но я хочу остаться тут на день и поеду сразу в Старомест, к своим, — Рейгар коснулся плеча своего друга. — Сколько я тебе должен, Джон? Коннингтон поджал губы и покачал головой. — Обед, — ответил он. — Но не сегодня: я должен ехать, у меня завтра с утра заседание по одному делу. — Боюсь, тогда я верну тебе долг не так скоро: мы пробудем в Староместе еще месяц. — Ну, когда вернешься, мой номер ты знаешь. Рейгар взял Джона за руку и крепко пожал ее. — Спасибо, что сорвался так разу, — сказал он. — Пустяки, — Джон улыбнулся. — Ты мой друг, ты же это знаешь, верно? Тем более, твоя ненаглядная была так напугана, что я не смог бы и минуты спокойно просидеть. Пойдем, — он похлопал Рейгара по плечу, — заберем твои вещи и подпишем бумаги, хватит дышать плесенью в этой дыре. Дальнейшие процедуры оказались формальностью и завершились очень быстро. Вещи Рейгару вернули все, все было в сохранности и даже ни разу не тронуто. Телефон и часы тоже, только на экране появилась небольшая царапина. Впрочем, это было ерундой: он все равно собирался его менять. Бумаги Рейгар подписал только после того, как их прочел Джон и сказал, что подписывать их можно. Ему влепили условный срок, присовокупив к нему еще и штраф. Общий размер его составил двенадцать тысяч драконов: две в государственную казну, а десять — цена всего того, что утопил Рейгар в Студеной. Немало, конечно, но покой того стоил. Покой Лианны в первую очередь. В первую очередь после освобождения Рейгар позвонил жене. Коннингтон тактично ждал в сторонке, пока они намилуются и наговорятся, а потом, едва его друг отключился, подошел ближе. — Надеюсь, теперь Волчий Цветок больше не станут выкапывать, — заметил Джон, стоя на ступенях полицейского участка. — Хотя, признаюсь, мне кажется, надежда эта тщетна: они про тебя не забудут. Этот старый инспектор — настоящая ищейка, я таких встречал и не раз. Он будет рыть носом, пока не докопается до истины. — И ничего не найдет. Ни в лесу, ни на берегу реки, нигде. Лианну Старк никогда никто не найдет. Джон посмотрел на Рейгара и кивнул. Он знал правду изначально, еще десять лет тому назад, когда его друг вернулся из Винтертона после всей этой истории на ферме Винтерфелл. — Я отвезу тебя на станцию и посажу на поезд, — сказал Рейгар. — Сейчас только такси найдем… — Я сам доберусь, — ухмыльнулся тот. — У меня еще есть полтора часа до поезда, кстати. Пропустим по стаканчику? — Давай, — согласился Рейгар. — Тогда пройдемся отсюда до «Снежного Холма», я сниму там номер и останусь на день. А потом с тобой все же проедусь на станцию, возьму билет. Коннингтон рассмеялся. — Ну, хорошо. Такого провожатого как ты нельзя отсылать, хоть поговорим, — ответил он. Рейгар улыбнулся и кивнул. Погода была прекрасна: вечер теплый и светлый, в небе сновали ласточки, и воздух полнился их свистом. На площади было людно: у фонтана толпилось полно ребятишек с родителями, молодежь набилась в кафе и ресторанчики, где-то играла музыка. Рейгар и Джон присели в «Снежинке» — выпить пива. Коннингтон как обычно болтал обо всем на свете: о своих делах, о своем отце, о каких-то общих знакомых. Рейгар слушал его вполуха, но Джон, если и догадывался об этом, то не обижался. В какой-то момент он умолк, и они сидели друг напротив друга в тишине. Джон копался в своем телефоне, а Рейгар, сложив руки на груди, облокотился на спинку стула и смотрел в небо: на жемчужные облака, на птиц, на закатные лучи. Было так странно и спокойно: словно с исчезновением Станниса с горизонта все наладилось, стало легче, проще… Рейгару вдруг захотелось прогуляться по Винтертону, снова съездить в Винтерфелл, может, даже на велосипеде. Одному, без свидетелей, словно бы вернуться в те дни, когда он был тут с Лианной, а потом сесть в поезд и уехать навсегда, в этот раз окончательно, и оставить Волчий Цветок цвести в этих лесах, на берегу реки… — Что ты планируешь сделать? — спросил Джон. — М-м? — Рейгар поднял голову. — В смысле сейчас? Сниму номер в гостинице, высплюсь и поеду домой. — Странно, что ты хочешь остаться тут, — заметил Коннингтон, оглядываясь. — Хотя тут мило. Тихое такое, чистенькое захолустье. Впрочем, думаю, лет через десять тут от туристов продыху не будет. Рейгар улыбнулся. — Ты не знаешь, где мой кузен сейчас? — спросил он. — Который из? — улыбнулся Джон. — Один в тюрьме, другой, небось, в клубе тусит, третий, чью технику ты утопил, уехал. В тот же день, едва тебя арестовали. Я звонил ему: как твой адвокат я должен был поговорить с ним, но Станнис так наорал на меня и так повесил трубку, словно от разговора со мной он станет геем. Рейгар ухмыльнулся. С ним Джон никогда не скрывал своих наклонностей; Освелл его очень не любил, Эртур относился нейтрально, а он сам был вполне доброжелательно настроен. Все же, Джон был его другом детства. Да и никаких поползновений в свой адрес Рейгар не видел: Коннингтон не закидывал удочки там, где ничего не светило. — Пусть катится в пекло, — заметил Рейгар, садясь ровно. — Но мне придется с ним увидеться, чтобы вернуть деньги и заставить подписать ордер на оплату. Куда он делся, ты знаешь? — Знаю, конечно же, — Джон хмыкнул, показывая, что юристы его уровня знают все. Может, так оно и было. — Он вернулся в Штормовой Предел, домой. В тот же день. — А ты знаешь его адрес? — Нет, но узнаю, это не сложно, — ответил Джон. — Впрочем, ты тоже можешь. Ренли не имеет привычки выключать свой телефон. — Но я не хочу с ним общаться, — Рейгар повертел свой бокал, а потом отпил пива. — От разговора с ним мне кажется, что я тупею. Коннингтон рассмеялся. — Они с Лорасом Тиреллом друг друга стоят, — сказал он. — Конечно, я узнаю адрес Станниса и пришлю тебе. Тебе срочно? — Если сегодня будет, то совсем хорошо. — О, даже так. — Я бы заехал в Штормовой Предел по дороге в Старомест и разделался бы с этим раз и навсегда. — Хм… ничего себе по дороге… Тебе и сто миль не крюк… Ладно, минуту. Коннингтон достал телефон и быстро написал кому-то сообщение. — Пока поселим тебя в отель и доберемся до станции, я уже буду знать его адрес, — заявил Джон, допивая свой бокал. — Давай, Рейгар, ты тоже заканчивай, и нам пора. Если я опоздаю, я не попаду на заседание. Задерживаться и правда не имело смысла, Рейгар допил свое пиво, потом расплатился за него, и они с Джоном направились на улицу, примыкающую к площади, где и находился «Снежный Холм». Номеров в гостинице было всего три: похоже, дело туризма в Винтертоне и правда шло в гору, и Рейгар выбрал тот, который был самым тихим, он выходил на внутренний двор. Взял он его всего на одну ночь, но предупредил, что возможно продлит свое пребывание до вечера. Парень на ресепшене отметил что-то у себя в программе, потом принял оплату картой и выдал ключ. — Заселяться прямо сейчас я не буду, — сказал Рейгар. — Я оставлю вам свой чемодан. У вас есть камера хранения? — Да, конечно, — ответил парень. — Тогда забирайте. И вызовите нам такси до станции, если можно. — Конечно, господин Таргариен, одну минуту, — парень взялся за трубку телефона, одновременно подавая знак белбою, чтобы тот забрал чемодан. — Вы пока присядьте, я все сделаю. При этом он указал на уютные белые кресла и диван в лобби гостиницы. — А тут довольно мило, — заметил Джон, оглядываясь. — Все в бело-оливковых тонах, даже ковры… Куда выходит твой номер? — На внутренний двор, — ответил Рейгар. — Там растет огромный дуб, утром будет тень. И тишина. — Жаль, балкона нет… — А зачем он мне? Я уеду. Просто хочу привести себя в порядок: не хочется пахнуть тюремной камерой. Коннингтон ухмыльнулся. Такси, вызванное парнем на ресепшене, приехало довольно быстро; по дороге на станцию Джон скинул Рейгару адрес Станниса в Штормовом пределе. На замечание друга о скорости нахождения информации, Джон только улыбнулся и покачал головой, но потом показал имя отправителя: Ренли. На фото в мессенджере младший Баратеон был в какой-то блестящей мишуре, сверкающем боа и золотой короне из фольги; с ним обнимался какой-то красавчик, на котором был венок из пластиковых неновых роз. Выглядели они так, словно фото было с какой-то вечеринки, и не знай Рейгар подробностей личной жизни Ренли, то подумал бы, что фото сделано «по приколу», как любил говорить Визерис. Станция «Винтертон» была не менее оживленной вечером, чем днем или утром; У Джона был забронирован билет, который нужно было обменять на бумажный, что они и сделали. Рейгар воспользовался случаем и решил узнать и про поезда на юг; девушка в кассе, мило улыбнувшись, открыла расписание и, поглядев на него несколько минут, объявила: — Завтра нет поездов до Староместа. До Королевской Гавани, Риверрана, Ланниспорта… До Штормового Предела один, но уходит он поздно вечером, в десять, и это поезд со спальными вагонами. Он придет в Штормовой Предел на следующий день, к восьми утра. Вас устроит? — А можно как-то скоординировать потом поезд оттуда до Староместа? — спросил Рейгар. — Минуту, — девушка снова что-то стала печатать на компьютере, потом кивнула. — Электричка до Староместа уходит в три дня, приходит в восемь вечера, это если скоростная. Та, что подешевле… — Я возьму оба билета, — сказал Рейгар. — Как пожелаете, — девушка снова мило улыбнулась. Все это заняло не больше пятнадцати минут; отходя от кассы, Рейгар прятал в рюкзак два драгоценных билета. — Смотри, не закончи то, что начал тут, — заметил Джон, когда они направились на перрон. — Я имею в виду, не добей его. А то это предумышленное убийство, тянет лет на пятнадцать-двадцать. Сядешь рядом с Робертом. Рейгар хмыкнул. — Я буду держать себя в руках, — ответил он. — Тем более, на самом деле, я бы хотел извиниться перед ним. Он вывел меня из себя, но я тоже напугал его… с ломом это был уже перебор. — Драконья кровь, ничего не поделаешь, — Джон покачал головой. Рейгар молчал некоторое время: они вышли из главного здания и перешли по мостику на нужный перрон, куда вот-вот должен был подойти поезд. Вечер был прекрасный: солнце уже почти скрылось за холмами, ласточки начали умолкать, теперь можно было отчетливо слышать сверчков и лесную прохладу, которая начинала окутывать Винтертон. Невольно Рейгар вспомнил, как Лианна всегда боялась насекомых, а особенно сверчков и кузнечиков. Если видела одного, то визга было на всю округу… — Кстати, я что хотел спросить… раз уж ты сам про него вспомнил… — Рейгар посмотрел на своего друга, который, пользуясь моментом, решил закурить: в поезде это было запрещено. Их обоих на миг окутал ароматный сладкий дым дорогих сигарет. — Джон, как ты думаешь, что будет, если выяснится, что Роберт… Мы же знаем, что он сидит ни за что?.. Коннингтон затянулся, потом медленно выпустил дымок. — То же, что и раньше, — ответил он. — Его сразу же выпустят. Если бы он еще спокойно вышел на волю и зажил бы своей жизнью, но ведь это не так, Рейгар… Мы оба знаем его характер. В тот день в Винтерфелле его жизнь была сломлена, и все пошло наперекосяк. Он выйдет и будет мстить. В лучшем случае Аррен найдет ему дорогущего адвоката, кстати, Доран Мартелл, если прослышит про это, сам предложит свои услуги, он и его братец давно на тебя зубы точат, все не могут простить, как ты от их костлявой чернушки Элии смылся, оставив ни с чем… В общем, Аррен найдет адвоката, Роберт подаст в суд и будет требовать компенсацию за моральный ущерб. Он тебя не то что по миру пустит, долг будут платить даже твои внуки. В худшем случае он пойдет мстить сам. Такие как он, — Джон поморщился, — они могут быть не просто жестоки. В опасности будешь не только ты, но и твоя жена и дети, — Коннингтон снова затянулся. — Только не говори мне, что тебя стала мучить совесть? Рейгар покачал головой. — В том-то и беда, что ни капли, — ответил он. — Но вроде это как-то несправедливо… — Ты серьезно? — Джон усмехнулся. — Он пьяница и насильник. Думаешь, до Лианны Старк от его рукоприкладства другие не страдали? На него было полно жалоб; думаешь, почему полиция так легко поверила во все? Просто раньше Аррен все заминал, включая дело об изнасиловании одной девушки. У нее, кстати, от него ребенок в Долине. Кажется, девочку зовут Миа Стоун, ей лет двенадцать. Еще один ребенок, которого он не признает, у девушки из Королевской Гавани: этого зовут Джендри Уотерс. Но да хрен бы с этим, Рейгар, он же бил их всех. И Лианну Старк он ударил так, что девушка упала и ударилась головой. Ей… Договорить он не успел, раздался протяжный гудок и стук колес: к перрону подходил поезд. Джон спешно затушил сигарету и потом бросил окурок в урну. — В общем, не бери в голову, — сказал он напоследок. — Пусть будет так, как есть. Подумай о том, что, сидя там, Роберт Баратеон никому не может причинить вреда. Никого не может убить, напившись, как боров. Он там по делу, если не из-за Лианны Старк, так за другие свои поступки или те, что он мог бы еще совершить. — Ты говоришь, как септон, а не как юрист, — хмыкнул Рейгар. — Юристы и есть септоны, только мы служим справедливости, — ответил Коннингтон. — Пусть сгниет в тюрьме. Забудь о нем и живи дальше. — А если он подаст на апелляцию, и его выпустят досрочно? — Нет. Его осудила коллегия судей, которая признала его виновным по очень грязному делу. Доказать, что он не верблюд, он не сможет. Рейгар вздохнул с облегчением: Джон всегда знал, о чем говорит. По идее, ему должно было быть стыдно, но не было: кроме как омерзения и ненависти к своему старшему кузену он ничего не испытывал. Пусть сидит в тюрьме и никому не причиняет вреда.

***

Последние мили до Штормового Предела поезд проходил по берегу моря. Рейгар проснулся рано — ехать первым классом всегда было удобно — привел себя в порядок, собрался и, быстренько позавтракав в вагоне-ресторане, стоял в проходе у широко окна и любовался пейзажем. Штормовые Земли были очень красивыми; когда-то, до индустриализации, они оставались одними из самых бедных: из-за холодного и промозглого климата земля тут была скалистая и глинистая, и процветали разве что приморские деревеньки, благодаря рыбной ловле. В последние же сорок лет, благодаря развитию внутреннего туризма в первую очередь, экономика тут пошла вверх, и это чувствовалось: деревни и мелкие города, которые проезжал поезд, были чистыми, ухоженными и явно не бедными. Самым большим городом был Штормовой Предел; в нем одной из самых известных достопримечательностей была старая богороща с чардревом, которая насчитывала почти три тысячи лет. Дерево это было настолько огромным, что его крона часто терялась в туманах, если приходила непогода. Рейгар бывал там два года назад: возил свою жену и детишек показать чардрево и старую септу, которая была главной во всех Штормовых Землях. Сейчас, впрочем, в погоде не было и намека на название, данное этим местам: небо было синим и безоблачным, над высокими белыми скалами парили чайки, и солнце, которое взошло на востоке, отражалось в Узком Море, как в стекле. Травы, растущие на берегах и скалах, клонились под дыханием ветра; они были похожи на цветастый мирийский ковер — яркие синие, желтые и розовые цветы буйно цвели среди них. Вскоре, впрочем, вся эта красота начала исчезать: поезд повернул на запад, и море, и его берега, и чайки скрылись из виду. Появились вначале небольшие деревеньки, потом и пригороды, а потом и сам Штормовой Предел. Поезд вначале следовал по новому пути, по его окраине, но потом присоединился к старой железнодорожной линии, которую провели еще в прошлом веке. Та проходила почти прямо по самому центру, к вокзалу — старому белому кирпичному зданию с большой новой стеклянной крышей над перронами и старинными часами, которые звали часами Лионеля, Лионеля Баратеона, по имени того, кто когда-то дал деньги на их установку. Приехав, Рейгар в первую очередь выпил немного кофе в одном из станционных кафе, а потом нашел перрон, откуда уходила электричка до Староместа. Поезд задержался в пути по причине занятости путей Золотым Эшелоном, и вместо восьми утра пришел в десять. Впрочем, это было не критично: у Рейгара было достаточно времени на все дела, которые привели его в этот город. Оставив багаж в камере хранения, он в первую очередь направился в банк — снять деньги. Банкомат больше двух тысяч в сутки не выдавал, так что пришлось обратиться к оператору. Девушка, которая принимала его, провозилась целый час: она медленно работала, дотошно проверяла личность Рейгара, потом ждала ответа из сейфа; так много наличных редко кто выносил за раз, как она заявила. Наконец их принесли, в трех конвертах, а потом предложили Рейгару такси, на что он с радостью согласился. Станнис жил со своей семьей в старом фамильном доме в зеленом районе Штормового Предела, очень близко к старой богороще. По идее, этот дом должен был принадлежать Роберту, и по завещанию Стеффона, их отца, три брата могли поделить его поровну. Но старший сидел и будет еще сидеть лет пятнадцать, а Ренли это «захолустье» вообще не сдалось, как он всегда всем говорил. Он любил столицу или Солнечное Копье, на крайний случай, Звездопад. Самым любимым своим местом, кроме Королевской Гавани, он считал остров Арбор: вино, виллы на съем, клубы, рестораны… Джон Аррен не стеснял младшего Баратеона в средствах. Станнис любил свой дом — место, где он родился и вырос, и поэтому с радостью смотрел за ним. Он его отремонтировал и отреставрировал; фасад особняка считался государственным наследием и приходилось платить налог за то, что он жил в нем, и еще постоянно вкладывать деньги в его содержание. Но Станнис, насколько знал Рейгар, не жаловался, наоборот, гордился, что он единственный из братьев следил за домом и хранил его. Рейгар же был уверен, что так было даже лучше: будь тут хозяином Роберт, этот дом давно бы пришел в упадок и в конце ушел бы с торгов за долги или как залог за все проблемы с законом, которые были у старшего Баратеона. Выходило так, что куда ни посмотри, а всем было лучше, что Роберт сидел… Или же это Рейгар пытался так успокоить свою временами не к месту просыпающуюся жалость?.. Такси подъехало к дому кузена где-то к полудню. Везде царило умиротворение, округа утопала в зелени садов. Дома тут были все сплошь и рядом из красного или желтого кирпича, с трубами и, скорее всего, функционирующими каминами и старой системой отопления. Кто-то из соседей жарил мясо на жаровне: из-за изгороди шел дымок, доносились веселые голоса, и пахло очень вкусно. — Вас подождать? — спросил таксист. — Нет, благодарю, — ответил Рейгар, расплачиваясь с ним. — Дальше я сам. — Как хотите, — мужчина взял деньги. Он хотел вернуть сдачу, но Рейгар покачал головой, и тот спрятал ее в карман. — Удачного вам дня. — И вам так же. Поразглядывав дом снаружи несколько минут, Рейгар вздохнул, проверил конверт во внутреннем кармане рюкзака, а потом направился к решетчатой калитке. Несмотря на то, что отец Рейгара и отец Роберта, Станниса и Ренли были двоюродными братьями и крепко дружили, ни он сам, ни его мать тут никогда не бывали, потому-то он и не знал адреса. Заглянув во двор, он никого не увидел, только несколько воробьев, которые собирали что-то на ступеньках, да серую кошку, наблюдавшую за ними, сидя на подоконнике раскрытого окна. Дернув за ручку калитки, Рейгар нашел ее открытой, он вошел во двор и направился к двери, чтобы постучаться. Впрочем, это оказалось лишним: раздался щелчок замка, дверь отворилась, и на пороге появился Станнис с большим заполненным мусорным пакетом. Рейгара он сразу не заметил, так как что-то отвечал, наверное, жене. — Да-да, я сейчас мусор выброшу и поеду в магазин, — он покачал головой и тихо проворчал: — Боги… а потом это я еще склеротик… Вздохнув, он поднял голову, закрывая за собой дверь… и тут же замер. Его лицо было разбито, с налившимися синяками на лбу, под правым глазом, на щеке, на скуле. Нос был в пластыре — работа Рейгара. А вернее, последствия гнева Дракона. Некоторое время оба молчали, глядя друг на друга. — Мне опять вызывать полицию? — наконец, словно сбросив оцепенение, произнес Станнис, держа мусорный пакет так, будто готов был обороняться им. Рейгар не ответил. Вместо этого он снял висевший на одной лямке рюкзак, открыл его и вытащил банковские конверты. — Тут десять тысяч драконов, — сказал он, протянув их вперед. — Это то, что я должен тебе за технику. — А перечислить ты их не мог? — спросил кузен. — Не мог. Найти твой адрес было легче, чем номер банковского счета, — отозвался Рейгар. — К тому же, я хотел повидать тебя и извиниться. Станнис вздохнул, закусил губу и посмотрел куда-то в сторону. Потом поставил пакет с мусором, прислонив его к стене, и отряхнул руки. — Ладно, заходи, — сказал он, открывая дверь и приглашая Рейгара пройти внутрь. Казавшийся большим снаружи дом был уютным и вовсе не громоздким. Квадратная прихожая, которая благодаря открытым дверям была сейчас словно бы единым пространством с двумя комнатами по левую и правую руку, сразу же переходила в лестницу, ведущую на второй этаж. Рейгар, как приличный и воспитанный гость, вытер ноги о коврик, прежде чем зайти. — А у тебя тут мило, — заметил он, оглядываясь. — Да, спасибо, — сухо отозвался Станнис. Из комнаты справа вышла женщина. Рейгар, глядя на нее, не мог решить, она красивая или нет, и пришел к выводу, что скорее всего нет, чем да. Вроде и черты лица были ровные и аккуратные, и волосы длинные и причесанные, и одета она была хорошо, но чего-то в ней не хватало… словно ей забыли добавить изюминку. — Селиса, это Рейгар Таргариен, мой кузен, — сказал Станнис. — Рейгар, это моя жена. — Очень приятно, госпожа Баратеон, — Рейгар протянул ей руку. Селиса, впрочем, не шелохнулась. — Это тот псих, что утопил все твое оборудование? — спросила она. — Зачем ты пустил его? А вы зачем приехали? Вам не хватило того, что вы сделали?.. Станнис вздохнул. — Селиса, Рейгар привез деньги, которые он был должен, — сказал он. — Успокойся, пожалуйста. Селиса поджала губы. — Деньги?.. Ну, и на том спасибо, — сухо проговорила она. — Гостеприимства не ожидайте. Кузен взглянул на Рейгара. — Я сам сварю ему кофе, а потом он уйдет, — отрезал Станнис. — Замечательно. Я пока поднимусь к Ширен и прослежу, чтобы она не спускалась, пока этот ненормальный здесь, — заявила она. — Каков отец, таков и сын, правду говорят. Сказав это, она быстрыми шагами стала подниматься по лестнице и вскоре исчезла на втором этаже. — Не обращай внимания, — сказал Станнис. — Она… в общем, не стоит. Пойдем. — Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности из-за меня, — заметил Рейгар, все же делая шаг за кузеном. — Бери деньги, и я поеду. Станнис окинул его взглядом. — Никаких неприятностей, злится она на тебя, не на меня. Пойдем на кухню. Мне тоже есть, что тебе сказать. Заинтригованный этими словами, Рейгар пошел за ним следом. Кухня находилась сразу после гостиной, ею была та самая комната справа. Уютная и тенистая, она была вся в белых и светло-бежевых тонах; на ее стенах, на деревянных панелях мебели мягко шевелились тени от густой листвы за окном. Станнис указал Рейгару место за столом, и пока тот садился и вешал свой рюкзак, кузен достал две чашки, поставил их под краники кофемашины и, нажав на кнопку, сел напротив Рейгара. — Быстро ты выбрался из тюрьмы, — заметил Станнис, разглядывая кузена. — Ну, во-первых, это была не тюрьма, а камера предварительного заключения, — ответил тот, улыбнувшись. — А во-вторых, мне на помощь пришел Джон Коннингтон. — А-а-а, ну, это все объясняет… Он тебя отмазал? — Меня не от чего было отмазывать, Станнис. Я не убивал Лианну Старк. И ты это знаешь. Кузен снова смерил его взглядом, потом медленно кивнул и опустил голову. — Да, я знаю, — произнес он. Потом протянул руку и взял конверты, заглянул в них и снова положил на стол. — Ты дорого заплатил за поездку на Север, Рейгар. Впрочем, я тоже… — кузен поднял глаза. — Я повел себя мерзко. Я подозревал тебя изначально, правда, не одного тебя, но потом мне показалось, что ты явно знаешь больше, чем говоришь… В этом я, впрочем, оказался прав, но мой разум уже сделал тебя убийцей. Я так хотел, так ждал признания, что решил записать тебя тайно. Твой гнев, твоя реакция были оправданы. Я жутко перегнул палку. Мне тоже стоит извиниться перед тобой за все. Рейгар покачал головой. — Нет, не стоит. Мы оба хороши, но я слишком сильно вспылил, — сказал он. — Особенно с остовом от жаровни. Я не собирался тебя убивать или бить им. Просто хотел напугать. — У тебя это неплохо вышло, — заметил Станнис. — Что сказали в участке? Тебя Сервин видел? — Да, видел. Он был на допросе. Со следователем Ноттом. Прожурили меня и допросили как могли, — Рейгар хмыкнул. — Без последствий? — Как видишь. У них ничего на меня не было, а доказать мою связь с Лианной, физическую связь, они не могли. — Ты отрицал ее? — Да. — Почему? — Потому что так надо. Ты снова решил в меня вцепиться? Станнис поджал губы, но промолчал. Запикала кофемашина; он поднялся, вынул чашки и поставил их на стол. Некоторое время между кузенами царила тишина: Станнис подвинул к Рейгару сахарницу, потом встал за ложками. — Если бы ты сразу рассказал мне все, как было, может, все было бы иначе, — заметил он. — Но я тоже хорош … Я понимаю тебя, Рейгар. И в то же время нет. Ты хочешь хранить эту тайну для себя, я… не должен был рассказывать о ней полиции. Но я был зол и считал, что ты убийца. Уже потом, успокоившись, я понял, что это не так. Ты любил ее, зачем тебе было ее убивать? Ты хранил тайну любимой девушки ради нее самой, пусть она и не была ей уже страшна… — Полиция думает, что я скрыл это ради шкурного интереса, — Рейгар чуть подул на кофе и отпил глоток. Напиток был противным, но он из вежливости отпил еще аж два раза. Станнис усмехнулся. — Шкурный интерес? Нет, это не про тебя, — заметил он. — Мне стоило понять, как я ошибался, когда видел, насколько сильно ты ненавидишь Роберта. Но я думал… хотя, хрен с ним, с тем, что я думал. — Ненавидел, ненавижу, и буду ненавидеть всеми фибрами своей души, до конца жизни, — ответил Рейгар. Кузен медленно кивнул. — Я бросил эту затею, — сказал он. Кофе он так и не отпил, только вертел чашку на столе. — Буду заниматься другим. Я уже нашел тему… Фильма про Лианну Старк не будет. Рейгар незаметно облегченно перевел дух. Нельзя было показывать этого и улыбаться тоже, поэтому он снова отпил кофе, его мерзкий вкус отбивал всякие эмоции минут на пять. — Просто это… это все слишком тяжело, — продолжил Станнис. — И грустно. И слишком личное. Иногда все лучше оставить как есть, так ты мне сказал при встрече в «Привете из Пентоса»… И наверное стоит принять то, что Лианна просто похоронена где-то… На краю леса, на берегу реки… И самое важное не ее смерть, а воспоминание о ней самой. О живой красивой девушке, у которой были мечты, которая хотела жить, которая любила и хотела быть любимой. И была… Я рад, что она познала это чувство и близость с мужчиной, которого хотела сама, перед тем, как мой брат… — на этом Станнис тяжело сглотнул, и Рейгару даже показалось, что в его глазах блеснули слезы. Впрочем, это быстро прошло: кузен взял себя в руки. — И мой брат последний из мудаков убил ее… Он внезапно улыбнулся и мотнул головой. — Знаешь, я признаюсь, что хотел рассматривать версию, что Лианна жива, — проговорил Станнис. — Что тот пьянчужка на станции был прав, что он и правда ее видел… Что она просто больше не выдержала и сбежала, как уверял Роберт… Что несмотря ни на что она просто приехала на своем велосипеде на станцию, села в первый же уходящий поезд … До Белой Гавани, до Риверрана, до Харренхолла… В то раннее утро, пока мы все все еще нежились в своих постелях и видели десятый сон… Что Лианна Старк просто покинула Винтерфелл и все свое прошлое навсегда. Я представляю ее, напуганную, избитую, но в тоже время счастливую, я не знаю, куда она едет, но точно знаю, что она впервые в жизни чувствует настоящую свободу. Я представляю, как она нашла новую жизнь в другом городе или вообще в другой стране, за Узким Морем, ведь она так дорого заплатила за все это. Лианна Старк… она заслуживала лучшего. На этом Станнис умолк и все же утер глаза. Рейгар тоже молчал: комок застрял у него в горле, было ни сглотнуть, ни продохнуть. Он всегда считал кузена сухарем и неспособным на какие-то эмоции, но ошибался: под слоем ржавчины и соли был живой, настоящий Станнис. — Не пей этот кофе, он полное дерьмо, — сказал кузен внезапно. — Я сейчас заварю чаю. — Не нужно, — ответил Рейгар. — Я… мне пора, на самом деле. У меня в три электричка до Староместа, меня жена и дети очень сильно ждут. Станнис вздохнул и кивнул, потом посмотрел на часы на стене. — Да, тебе пора тогда уже… лучше пораньше приехать. Я вызову тебе такси, — сказал он. — Спасибо, — произнес Рейгар. Вдвоем, молча, они прошли из кухни в гостиную, из нее в прихожую, а потом во двор. Станнис взял мусорный мешок; Рейгар последовал за ним со двора на улицу, к большим бакам на углу, где кузен, разделавшись с домашним обязательством, достал свой телефон и набрал номер оператора такси. — Извини, что я сам не могу отвезти тебя на вокзал, — сказал он, ожидая ответа. — Селиса меня поедом съест, если я это сделаю. — Я все понимаю, даже не переживай из-за этого, — ответил Рейгар. — Мне жаль, что мы вот так вот расстанемся… Может, как-нибудь встретимся еще раз? — Не знаю, надо подумать… Оно тебе надо? Только честно. Станнис пожал плечами. — У меня хорошая дочка. Она бы могла дружить с твоими детьми, — произнес он. Рейгар покачал головой. — Олени не могут дружить с Драконами, Станнис. Это закон природы, ты сам знаешь, — сказал он. Кузен вздохнул и покачал головой, соглашаясь. Ни ему, ни Рейгару это общение нужно не было, они не ненавидели друг друга, нет, но и не любили. А после того, что было: что сейчас, что тогда, десять лет назад в Винтерфелле, между ними пролегла такая пропасть, что ее было не преодолеть. Как и сказал Станнис: слишком тяжело, слишком лично, слишком грустно. Оператор наконец ответил, и кузен вызвал такси; до самого приезда машины они стояли молча, на углу улицы, и ни одного, ни другого это молчание не напрягало. Им было не о чем говорить друг с другом, эта встреча, скорее всего, была последней, во всяком случае, на долгое, долгое время… Так к чему утруждаться? Когда такси наконец подъехало, Станнис и Рейгар просто расстались: пожелали друг другу хорошего дня, кузен добавил еще и пожелание доброго пути, и на этом все было кончено. По дороге на вокзал и потом, стоя на перроне в ожидании электрички, Рейгар уже больше о нем не думал. Не думал он ни о Роберте Баратеоне, ни о Винтертоне, ни о Винтерфелле. Все это было и стало, кажется, наконец прошлым, окончательно и бесповоротно. Он думал о своей жене, о своих детях, к которым должен был вернуться десять дней назад, но так сильно задержался, о том, как они обрадуются ему, как жена повиснет у него на шее и зацелует, как он обнимет ее и, зарывшись в ее волосы, вдохнет этот любимый аромат, этот запах ее тела: лесных фиалок и шиповника. Запах зимних роз. Электричка подошла вовремя: минута в минуту. Вагоны были полупустые: Старомест был невесть каким курортом, и обычно поезда туда наполнялись студентами. Но сейчас были каникулы, и людей было немного. Напротив Рейгара, забежав почти перед самым отходом электрички, уселись молодые муж и жена; на их пальцах поблескивали кольца, а молодая женщина была беременна, живот у нее был уже хорошо виден. С ними ехал пес, большой, гладкий, серый, с яркими голубыми глазами. Парень и девушка о чем-то перешептывались, он постоянно целовал ее руку и трогал ее живот, она его одергивала и бросала смущенные извиняющиеся взгляды на Рейгара. Но тот только улыбнулся и, чтобы не мешать им, достал свои беспроводные наушники, включил музыку в телефоне и отвернулся к окну. Впереди был долгий путь, через весь Простор, на другой берег Вестероса, от Узкого Моря до Закатного.

***

Лианна, поцеловав его в последний раз, уехала; Рейгар стоял на улице в рассветном сумраке и смотрел на то, как девушка исчезает, точно в тумане. Вот блеснул в последний раз, отразившись в чем-то, фонарик на ее велосипеде — и все. Он еще постоял немного и подождал, хотя сам не знал чего, а потом поспешил обратно в дом. На часах было около трех ночи, но на Севере Летом солнце заходит совсем ненадолго, а за Стеной, самой северной границей Семи Королевств, за которой начинаются разнообразные небольшие республики крайнего севера, оно и вовсе не заходило, светило, не покидая небосвода, и день, и ночь. Точно как Лианна, она стала таким полуночным солнцем для Рейгара, светила ему и наяву, и во сне. Можно ли было любить так сильно другое живое существо и оставаться в здравом рассудке? Наверное, нет. Но если он помешался на ней, пусть. Слаще этой болезни нет. Открыв дверь и пустив котов госпожи Фикерстроу в сад, Рейгар поспешил к себе в комнату. У него было еще немного времени: поспать, потом собраться и поехать на ферму к Рикарду Старку. Он должен был приехать домой к двенадцати, и Рейгар как раз в это время и собирался туда заявиться. Может, чуть пораньше. Там все и должно было решиться: либо Рикард Старк позволит ему жениться на Лианне, либо же Рейгар заберет Лианну с собой в тот же день, в тот же час. После выпускного уже ничего не помешает девушке поступить так, как она желает; Рейгару оставалось только проверить ее последнее эссэ, оно было дописано, она даже сказала, что отдаст его утром, когда он приедет… Выставить отметки, внести их в журнал и все. Далее аттестат уже был всего лишь формальностью, Лианна и так получала золотую медаль. Его могли выслать и по почте, куда она укажет, многие ее одноклассники так и поступят: большая их часть намеревалась уехать из Винтертона по разным городам — готовиться к экзаменам в университеты. В коридоре раздался громкий храп: вдовушка спала без задних ног после того, как приняла свои таблетки «от нервов», как называла их, и даже не знала, что у нее тут под носом происходило. Еще месяц назад Рейгар и Лианна не решились бы заниматься любовью у него в комнате, пока она в доме, но все уже было кончено, теперь они могли делать то, что хотели. Ухмыльнувшись и посмотрев наверх, в сторону лестницы, Рейгар покачал головой и ушел к себе. Ложась, он поставил будильник на восемь: завтракать и болтать с Селисой перед тем, как его ждал серьезный разговор с отцом Лианны, он не хотел, поэтому решил, что перед поездкой на ферму пойдет и выпьет крепкий кофе в «Загребущем Кролике». Заснул он почти сразу, едва положил голову на подушку. Та все еще хранила запах его возлюбленной… Запах леса, фиалок и шиповника, запах зимних роз. О произошедших далее событиях знали лишь немногие. Рейгара разбудил звонок телефона. Когда на экране высветилось имя «Волчий Цветок», он даже сразу не понял, это сон или явь. Лианна никогда ему не звонила, они лишь переписывались, так как девушка считала, что так безопаснее. На часах было двадцать минут шестого. «Лиа?.. Боги, Лиа, что случилось?» — спросил он, отвечая на звонок. Девушка плакала и постоянно повторяла его имя. Через несколько секунд, впрочем, она, казалось, собралась и прошептала срывающимся голосом: «Я у твоих дверей. Впусти меня, пока никто не увидел, и пока хозяйка не проснулась… — пауза и снова слезы. — Боги, Рейгар…» Так быстро он еще никогда не мчался от двери к калитке и едва не упал, поскользнувшись на небольшом длинном коврике в прихожей. На улице уже рассвело, но час был ранним, а день — выходным, и улицы были пустынны. Лианну он увидел сразу: она стояла за деревом, среди кустов сирени; она приехала на велосипеде. Девушка была бледна, на ее красивом лице наливался синяк, и алел отпечаток большой и крепкой ладони. Голова ее была кое-как перебинтована, но повязка была алой от крови. На ней было ее платье, то самое, что Рейгар подарил ей в Белой Гавани, после того, как она взяла первое место на соревновании… Ее кеды были запыленными, а коленки — разбитыми. Разбираться там же, на месте, было небезопасно, и все вопросы пришлось отложить на потом. Рейгар поднял Лианну на руки и занес к себе в комнату, следом же вернулся и принес ее велосипед. Потом он забрал девушку в ванную, прихватив аптечку, включил душ, чтобы вдова, если что, подумала, будто он проснулся и приводит себя в порядок, и стал промывать рану Лианны. Она оказалась глубокой и по всем правилам нуждалась в наложении швов, но пока с помощью перекиси водорода, зеленки, антибактериальной мази и бинтов можно было подождать часа два-три, пока откроется травмпункт. Пока Рейгар был занят, Лианна, всхлипывая и то и дело цепляясь за его майку, рассказала что произошло. После того, как она оставила своего возлюбленного, она поехала домой. Надежда на то, что все уже спят, не оправдалась: Роберт бодрствовал. Будучи не совсем трезвым, он стал к ней приставать и требовать поцелуя, иначе утром он обещал рассказать Брандону и ее отцу, что она вернулась не в одиннадцать, как было наказано, а в четыре часа ночи. «Я все сказала ему, — говорила Лианна. — Что я люблю другого, и он любит меня, и что я скоро уеду и буду жить в другом месте. Он… он просто озверел, Рейгар! — она зажмурилась и на миг уткнулась мокрым от воды лбом ему в грудь. — Допрашивал меня, ты ли это или кто-то еще, а я ему сказала, что это не его дело. И он обозвал меня шлюхой, размахнулся и ударил меня, я… плохо помню, кажется, я покачнулась, не устояла и упала, последнее, что я помню, это боль в голове…» Очнулась Лианна от того, что Роберт сжимал ее в своих руках и звал ее. Ей показалось, что он был напуган, она сама же была вся в крови. «Так страшно мне еще никогда не было… Но я взяла себя в руки и велела отпустить меня. Он постоянно повторял, что боялся, будто я умерла, будто он убил меня… У меня так болела голова, что темнело в глазах. Я встала, но не устояла, и он удержал меня. Я попросила отвести меня в мою комнату, принести мне аптечку и стакан воды, я так хотела пить, у меня горло горело, оно до сих пор горит…» На этом Лианна умолкла, словно обессилев. Рейгар стал покрывать поцелуями ее лицо, перемежая ласку и слова утешения. «Любимая… Любимая моя девочка, все позади. Ты в безопасности, ты со мной. Я тебя больше не отдам никому, слышишь? Им придется убить меня, чтобы забрать тебя. Тише, тише, моя Лианна. Тише, моя милая, моя единственная». Рейгар прижал ее к себе так аккуратно и так крепко, насколько можно было, чтобы не сделать ей больно. Девушка, казалось, понемногу начала успокаиваться и от его ласки, и от его голоса; она уже не дышала так судорожно и не плакала. Выключив душ и выглянув в коридор, чтобы убедиться, что вдова не проснулась раньше времени, Рейгар поднял Лианну на руки и занес обратно к себе в комнату. Велев ей обработать свои ободранные коленки и оставив для этого свою аптечку, он вышел на кухню, буквально на цыпочках. Изначально думая заварить для Лианны какой-нибудь успокаивающий чай, он так ничего и не нашел среди запасов Селисы, только какую-то стародавнюю мяту, срок годности у которой уже истек. Взяв свою чашку для чая, Рейгар вышел в гостиную, открыл шкаф, где вдовушка хранила спиртное, и отлил немного хорошего крепкого бренди, после чего поспешил обратно к Лианне. Она сидела на кресле, пересев туда с кровати. Колени так и не обработала, лишь показала Рейгару руки, вытянув их вперед: они дрожали, как и она сама, точно у нее был жар. Укутав ее в плед и дав чашку с бренди, он велел Лианне пить: сделать три глотка залпом, а остальное выпить в течении двадцати минут; сам же сел на пол, взялся за перекись и мазь и стал обрабатывать ее ссадины. Бренди подействовало быстро: через пять минут Лианна уже не дрожала, а через пятнадцать, допив все до конца, как и было велено, казалось, успокоилась по-настоящему. Рейгар же, видя это и закончив с ее коленками, убрал аптечку, снова сел у ее ног, взял ее за руки и тихо сказал: «Что было дальше? Я должен знать, милая. Расскажи мне все, если можешь». Лианна кивнула и вздохнула — немного судорожно, но глубоко. «Роберт сделал, как я попросила; он был очень напуган, таким белым я еще никогда его не видела. От него разило алкоголем, мне кажется, пивом и вишневой наливкой… Я велела ему убираться и не трогать меня. Он ушел, я слышала, как он загремел чем-то в шкафу, потом в холодильнике и вышел из дома. Потом я видела его в окне: он шел в сторону леса с бутылкой наливки, которую делала Мэг…» Снова вздохнув, Лианна взяла ладонь Рейгара и, раскрыв ее, прижала к своей щеке, той самой, на которой наливался синяк и алел след удара. Она была горячей, как печка. «И тут я решилась, Рей… — продолжила она, глядя на него. — Я просто поняла, что больше и минуты не хочу оставаться в этом доме. Если не Роберт, то Брандон будет бить меня, а отец не скажет ему и слова, как никогда не говорил, он никогда не верил, что брат обижает меня… И как знать, что будет в следующий раз, если я останусь там хоть на день? Эддард не защитит меня от своего друга, Брандон посчитает, что раз Роберт позволяет вольности, то это я его на это провоцирую… Бенджен единственный, кто любит меня и брат мне не только по крови. Но Бен еще ребенок... Я перевязала себе голову, как смогла, второпях, потом отнесла аптечку и стакан по местам: я не хотела, чтобы… Чтобы… Я хотела, чтобы все выглядело так, словно Роберт не приносил мне ни воды, ни аптечки. Переоделась в то платье, которое ты мне подарил, вылезла через окно, села на велосипед и приехала сюда. Я постоянно боялась, что меня кто-то увидит. Что Мэг проснется, или Бен, или Роберт вернется. — Сказав это, Лианна выпрямилась и, посмотрев Рейгару в глаза, произнесла: — Мне стоило тебя послушаться, когда ты говорил, что нам надо уехать. Надо было уехать с тобой в тот день, когда мы тут были вдвоем, когда ты говорил… Рейгар. Я готова. Сейчас, если еще не слишком поздно. Увези меня. Увези меня навсегда. Я больше никогда не вернусь сюда. Я бы умерла для своей семьи, если бы могла. Пусть думают, что я сбежала, что я исчезла, растворилась в воздухе. Я не взяла с собой своих документов, а в этом платье меня никто никогда не видел; кроме тебя никто не знает, что оно у меня есть. А денег у меня и так никогда не было, только вот…» На этом она умолкла и полезла рукой в кармашек платья — показать свои сбережения, завернутые в лоскуток. Те деньги, которые она собирала, откладывала с завтраков, покупая то булочку, то пирожок с чаем, ходила полуголодная весь день, чтобы купить себе всякие мелочи, которые так хочется шестнадцатилетней девушке: карандаш для глаз, тушь, дешевые сережки из латуни в магазине сувениров… Рикард Старк не был беден, и, тем не менее, Лианне во всем отказывали, в невинных вещах. Даже телефон у нее был старой модели, который не то что фотографии нормальные делать не мог, так еще и пополнялся через карты. Рейгар не знал, кого он ненавидит больше: Рикарда Старка, его старших сыновей или своего проклятого кузена. Кто из них был хуже, он не мог решить: нерадивый женишок, которого притащил средний брат и пытался «по дружбе» вынудить сестру выйти за него замуж, или ее отец, который не желал видеть, как старший сын бьет ее, как ей нежелательно присутствие Роберта, как ей неприятно его внимание? Намерение тотчас же пойти и убить Роберта на месте, вырезать ему горло, как пьяному борову, Рейгару пришлось подавить: добра от этого не будет никому, кроме самого Баратеона, который тут же станет жертвой. Сам Рейгар сядет за решетку и надолго, и кто тогда защитит Лианну? И как она будет без него?.. А он без нее? Лианна и Рейгар некоторое время просто сидели рядом, крепко держа друг друга за руки, смотрели друг другу в глаза. Так больше продолжаться не могло, девушку чуть не убили. Ей очень крупно повезло, что она удачно упала и повредила лишь кожу головы, и пусть рана оказалась глубокой и нуждалась в швах, но не была опасной или смертельной. Хотя крови от нее было столько, что, по словам девушки, она залила все ее белое платье, и пол, и плиту… Конечно, Лианна могла оставаться тут, у него, утром они могли бы пойти в полицию и заявить на Роберта, но что бы это дало? У кузенов, всех троих, был сильный и очень богатый покровитель — стальной магнат Джон Аррен, который после внезапной гибели Стеффона и его жены в автокатастрофе взял мальчишек под крыло. Он мигом пришлет адвоката или приедет сам, он откупит Роберта от тюрьмы, и тот не будет наказан. И что за все это время будет с Лианной? Ей не дадут уехать, ей придется давать показания, дома на нее будут давить. У подруг ей будет не безопасно, а если она будет у Рейгара, пойдут нежелательные разговоры, начнут копать, и все выйдет наружу. Он не сможет посадить Роберта, зато сядет сам за превышение служебных полномочий и соблазнение ученицы. Отец Лианны, да и ее братья, в особенности Эддард, мигом припишут ему изнасилование, Джон Аррен подкупит кого надо и сколько бы там Лианна ни отказывалась бы, ни говорила, что все было добровольно, это не возымеет никакого эффекта. Рейгара посадят — Роберта нет; Лианна останется в руках своей семьи, и как знать, что сделает Брандон, узнав, что «все было по доброй воле». Он за платье выше колена бил сестру и называл ее «шлюхой»… Нет. Ее надо было защитить так, чтобы никто и никогда больше не посмел бы до нее добраться. Никогда. Решение было принято сразу, минут за пять. Рейгар поцеловал руки Лианны, потом осторожно высвободился и, встав, направился к тумбочке, на которой лежали его личные вещи: солнечные очки, документы, портмоне, телефон. Он зашел на страницу Железных Дорог Вестероса и посмотрел, какие поезда отходят из Винтертона и Барроутона в течение дня и куда. Самым подходящими были Винтертон — Барроутон и Барроутон — Риверран. Встав, Рейгар взял кошелек и достал из него все наличные, которые у него были. Не много, но кое-что. «Вот милая, возьми, — велел он ей, кладя все эти деньги ей в руки. — Тут треть моей зарплаты. Если бы я знал, что так будет, не вносил бы на счет карты остальное… Но этого хватит на билет на поезд и на еду. Для внутренних отправлений, хвала богам, документы не нужны…» Лианна смотрела на деньги у себя в руке, потом подняла глаза на Рейгара. «Но куда я поеду… и ты… что не поедешь со мной? — спросила она. — Ты оставишь меня?» Он снова присел на колени перед ней и стиснул деньги в ее руках, потом поцеловал ее пальчики. «Я тебя никогда не оставлю, — произнес Рейгар. — Послушай меня внимательно и сделай, как я скажу, хорошо? Сейчас, без промедления, ты уедешь отсюда. Сядешь на велосипед, поедешь на станцию. Поезд Винтертон — Барроутон отходит через сорок пять минут. Сегодня выходной, людей будет немного, обычно в это время вагоны пустые. Ты доедешь до Барроутона и сразу же пересядешь на поезд на Риверран. Едва ты уедешь, я позвоню своей матери, попрошу ее все бросить и поехать тебе навстречу. Она встретит тебя на станции. Там есть большие часы, старинные, как башенка. Она будет ждать тебя под ними. Я скажу ей, во что ты будешь одета, а ее ты узнаешь легко: у нее валирийская внешность, как и у меня… Телефон ты свой выбросишь по дороге на станцию, прямо в реку. Так надежнее. Велосипед бери с собой, избавитесь от него где-нибудь по дороге. Поняла? Ты сделаешь, как я сказал?» Лианна судорожно стиснула его руки. «А ты? Как же ты? Когда мы увидимся?» «Самое большее через три недели. Но зато потом раз и навсегда. Пока меня не будет рядом, моя мать за тобой присмотрит, — Рейгар быстро и горячо поцеловал ее в лоб. — Ты согласна? Ты уедешь, чтобы быть со мной и больше никогда сюда не возвращаться?» Лианна даже не колебалась, она кивнула и тут же обняла его за шею, крепко прижавшись. Он обнял ее в ответ и поцеловал ее в губы. Время поджимало, надо было спешить. Девушка к тому времени, хоть и была взволнована и напугана, но держала себя в руках. Рейгар дал ей свою шапку: надеть на голову, чтобы прикрыть рану, солнечные очки и свою джинсовую сорочку, поверх платья. Ничего странного в этом не было: девушки носили мужские шапки и сорочки, и даже пиджаки, называя это «трендами», Джейни Саммер трещала об этом месяц назад в коридоре, почему-то Рейгару это запомнилось… Видать, не зря. Они еще раз поцеловались, очень быстро, с трудом отрываясь друг от друга. Лианна выскользнула из дома первая, за ней Рейгар с ее велосипедом. Девушка на прощание снова обняла своего возлюбленного, отчаянно прошептала: «Я люблю тебя, приезжай скорее!» — и, сев на свой велосипед, безлюдными закоулками поспешила на станцию. Рейгар же скорее вернулся в дом — звонить матери.

***

Дальнейшее было как во сне: детали он не помнил до сих пор и вряд ли когда-нибудь вспомнит. Так сильно Рейгар волновался лишь раз в жизни, перед рождением близнецов. Многое же он и сам узнал потом. Рейгар позвонил Рейле: конечно же, она еще спала. Выслушав сына, который попросил ее просто сделать, как он говорит и пообещал, что объяснит все позже, она тотчас же встала и, прихватив за собой младшего, Визериса, поехала на вокзал, взяла билеты до Риверрана и села в поезд. Лианна тем временем без происшествий добралась по безлюдным спящим улицам до станции; купила в кассе билет, села на поезд — вагон был полупустой — и уехала в Барроутон. Солнечные очки, как бы банально это ни было, на удивление помогли: в первом поезде она не встретила никого из знакомых, а во втором она надела их, делая вид, что дремлет и они защищают ее от света. От телефона Лианна избавилась еще в Винтертоне, бросив его с арочного моста. Велосипед свой она довезла до Риверрана; там, под часами, как и было уговорено, ее встретила Рейла. Мать тут же позвонила и сообщила об этом Рейгару, добавив, что едва они приедут в Королевскую Гавань, она поведет Лианну к врачу — показать ушиб. Когда состоялся этот звонок, было пять часов вечера, Роберт уже был арестован, Лианну Старк искала полиция, а всем, кто ее знал и видел в последний вечер, назначали время для допросов в участке. Рейгар с трудом хранил спокойствие, но никто на это особого внимания не обратил. Переживали все, даже директор Толхарт, а уж молодому учителю, по всеобщему мнению, тем более должно было быть тяжело… он столько времени провел с медалистами, особенно с Лианной, столько сил в нее вложил… На следующий день и во все последующие в течении месяца местные и региональные газеты пестрели фотографиями Лианны. Дальше Севера это не пошло: мать специально каждый день смотрела новости, читала их в Древонете, ходила в местный киоск прессы. Рейгар понемногу начал успокаиваться: полиция даже не рассматривала версию, что девушка могла сбежать и что кто-то мог ей помочь. Лианна оставила всю свою прошлую жизнь позади, точно действительно умерла для всех в Винтертоне и в своей семье. Роберт свою причастность отрицал, но улики были против него. Эддард Старк разорвал с ним всякие отношения, Брандон Старк едва не спился, а отец, Рикард, оказался в больнице с нервным потрясением и сердечным приступом. О последнем Рейгар Лианне не сказал… вернее, не сразу. Пока Рейгара как свидетеля допрашивала полиция, пока он и директор Толхарт ходили на ферму Винтерфелл, пока он заканчивал дела и выставлял последние отметки, писал заявление об отказе продолжать занимать должность учителя, ожидая от инспектора, который вел дело, разрешения уехать, Лианна жила в Королевской Гавани. Рейла полностью взяла ее под свое крыло: она заботилась о девушке, водила ее к врачу, вначале к травматологу, частному, ведь там не спрашивали паспортов, и назваться можно было любым именем. Рейла повела ее по магазинам; у Лианны кроме одежды, которая ей нравилась, появился и нормальный телефон. Теперь они могли звонить друг другу и переписываться, теперь она могла присылать ему фотографии: себя, его брата, его матери, их всех вместе. Судя по всему, Рейла привязалась к Лианне, а она — к Рейле. Мать всегда жалела, что у Рейгара и Визериса не было сестры, а теперь внезапно получила все же столь желанную дочь… Вскоре травматолога сменили на женского врача: Лианна, как оказалось, ждала ребенка. Забеременеть она могла только в один день, в тот самый, когда первый раз легла к Рейгару в постель, ведь все последующие разы он предохранялся. Рейгару, впрочем, об этом радостном событии не сказали до самого его приезда, который отложился аж на целый месяц. Но наконец он вернулся и снова заключил свою Лианну в объятия, теперь уже раз и навсегда. Тот учебный год девушка пропустила и никуда не поступила; впрочем, ей, как и Рейгару, все равно было не до этого. Она ждала ребенка, как потом выяснилось, сразу двух: двойняшек, мальчика и девочку, которых при рождении нарекли Дэйрон и Дэйнерис, а дома звали Джон и Дэни. Дело о ее пропаже было переквалифицировано в дело об убийстве, Роберта осудили на двадцать пять лет заключения в тюрьме строгого режима. Изначально Лианнне даже было его немного жаль, хотя Рейгар бы закрыл кузена за решеткой на всю жизнь. Впрочем, когда выяснились подробности, и девушка узнала, что если бы она не сбежала в то утро, то Роберт бы вернулся за ней и, скорее всего, изнасиловал бы ее, как и хотел, всякая жалость к нему у нее исчезла. После того, как Роберта осудили и посадили, дело было закрыто: Лианну Старк признали мертвой. Все это время девушка жила без документов, что при наличии частных врачей и госпиталей и денег, оказалось не так уж и сложно. В тот же год в психдиспансере скончался отец Рейгара — Эйрис Таргариен. Вскрытие показало передозировку наркотических средств; следствие, которое началось по этому делу, так никогда и не дозналось, откуда у умалишенного могло оказаться столько таблеток «ночной тени» за раз… Завещания никакого он не оставлял, зато оставил полно догов. Их покрыли с продажи фармацевтической клиники, которой Эйрис владел; то, что осталось, Рейгар поделил между собой, матерью и Визерисом поровну. Брат, впрочем, еще был маленьким, поэтому его деньгами распоряжалась Рейла, а Рейгар, взяв с собой Лианну, переехал в Старомест, наконец, почти через год, присоединившись к своим друзьям. Там они решили заняться музыкой, на этот раз уже всерьез. На деньги, оставшиеся от Эйриса, они открыли свою небольшую студию звукозаписи и смогли выпустить пару удачных песен, а потом кроме музыки занялись и продюсированием. Лианна меж тем готовилась к поступлению. Когда ее признали «мертвой», она уже могла спокойно подать на получение документов, здесь не обошлось без взятки, ведь свидетельства о рождении у нее не было. Его ей сделали заново, записав год рождения годом позже, под валирийским именем Элианна и с другой фамилией. Впрочем, это не имело никакого значения: все звали ее все равно Лианной, а после получения паспорта Лианна и Рейгар наконец поженились, без документов и свидетельства о рождении их бы в септе не повенчали. После этого Лианна с помощью Рейгара, который снова готовил ее к экзаменам, сдала на школьный аттестат, потом — экзамены в академию Староместа. В тот же год у них — немного неожиданно для них самих же — родился сын, которого назвали Эйгоном. Лианна и Рейгар прожили в Староместе четыре года. Девушка там училась, а он работал, занимаясь музыкой и своей студией. К литературе, а тем более к преподаванию, Рейгар больше никогда не вернулся. После того, как Лианна сдала выпускные экзамены, они решили перебраться в столицу вместе с друзьями и своей студией. Эртур Дэйн тем временем женился на девушке по имени Кэйтилин Флетчер, а Освелл на дорнийке Марее Сэнд. В Королевской Гавани они и остались: купили квартиру, в которой жили по сей день, растили детей. У Рейгара и Лианны их было теперь пятеро: в столице у них родилась дочь Висенья и еще один сын — Мэйкар. Девушка занималась в основном домом и семьей, вела курсы по рукоделию, дома же обустроила себе небольшую мастерскую, где делала украшения из серебра и заливного стекла. Когда-то высшее образование было для нее билетом в жизнь, билетом в свободу, что, в общем-то так и оказалось. Только вот карьера ее не интересовала: для Лианны ее дети, ее обожаемый муж, ее семья были всем на свете, а себя она реализовывала через свое творчество и свои уроки. Рейгар был занят студией и музыкой, дела у него и двоих его друзей шли в гору, они писали новые песни, некоторые из них продавали, некоторые оставляли себе. Неизменной и не имеющей цены оставалась лишь одна: «Дженни из Старых Камней», та, что Рейгар написал в тот год, когда встретил Лианну и которую ей же и подарил. Семья Лианны, ее отец и братья, со временем узнали, что девушка была жива. Рейгар был против этого, боялся, что кто-то из братьев, а вернее сказать, Эддард, помчится вызволять своего друга из тюрьмы. Впрочем, как оказалось, зря: Нэд больше не желал слышать о Роберте Баратеоне и навсегда вычеркнул его из своей жизни. Рикард Старк снова увидел свою дочь где-то через два года после всего, что было на ферме Винтерфелл: к тому времени он и его сыновья уже перебрались в Речные Земли, закрыв свой дом и хозяйство на Севере. Рейгар, само собой, присутствовал на встрече; отец обнял свою дочь и долго, почти десять минут, не выпускал Лианну из объятий, молча, ничего не говоря. Потом, так же молча, он развернулся, подошел к старшему сыну и ударил его наотмашь по лицу. Брандон только тихо вскрикнул, но тоже промолчал: он знал, за что это все было. Поняв, что встречаться с семьей Лианны было безопасно, она и Рейгар стали отвозить к отцу девушки и ее братьям, теперь тоже женатым, своих детей. Рикард очень любил всех своих внуков, но особенно Дэйрона, которого он с радостью на северный манер звал Джоном. Мальчик был похож на мать, с такими же темными волосами и серыми глазами, как у нее, хотя характером пошел в Рейгара, в отличие от такой похожей на отца Дэйэнерис. Своего зятя папа Старк так никогда и не простил, в глубине душе считая, что все случившееся было его виной; впрочем, он никогда не говорил об этом и слова и лишь порой взглядом показывал свое к нему отношение. Но Рейгара это не трогало: ради Лианны они вели себя прилично и даже дружно, и он всегда уступал отцу своей жены в партиях кайвассы, даже когда мог легко его обыграть. Из всех братьев Лианны самые теплые отношения у Рейгара сложились с младшим, Бендженом. Он один остался в Вестеросе после смерти Рикарда Старка, старшие перебрались в Пентос. Бенджен часто навещал сестру и ее семью, когда бывал в отпуске; вместе они ездили к Брандону и Нэду и их семьям, на их новое место жительства, за Узким Морем. Одно время Рейгар даже подумывал, не было ли более безопасно и им перебраться туда или в Браавос, но Лианна была категорически против. Она очень боялась насекомых, особенно кузнечиков, которые водились в Эссосе, и очень плохо переносила жару. Рейгар не спорил: ради своей любимой жены он был готов на все, доказывая ей каждый день, и словом, и делом, что важнее нее у него никогда никого не было.