Компиляция

I. INTEGRUM 0

      Вам приходилось когда-либо любоваться Матрицей? Её… величием. Случалось ли вам встречать того, кто хочет уничтожить нечто столь прекрасное? Мне приходилось — я когда-то повстречал Томаса Андерсона. Это было так давно.       Последний раз я встречал его, когда он вторгся в мой программный код и полностью изменил его. Это была не первая, но последняя моя смерть от его рук. После этого он исчез. Я не могу сказать точно, сколько его не было, ведь после нашей с ним последней встречи я лишился представления о том, сколько длится день, месяц, год… сейчас я лишь бестелесная программа, погруженная в омут кодов и алгоритмов. Не буду скрывать — это больно; имею ввиду, физически. Но ещё больнее та смерть, которую мне когда-то показал мистер Андерсон — она вовсе не такая, какой её представляет человеческий род.       Этот человек появился лишь через некоторое время, ничего не помнящий и совершенно беспомощный, словно младенец со взрослым лицом. Когда-то он путешествовал между мирами, само пространство было подвластно его воле, он когда-то убил меня — сейчас же он принимает синие таблетки, разрабатывает видеоигры, ходит в штанах из H&D’ма и считает, что ведёт полноценную жизнь. Если бы я мог заплакать, давно бы захлебнулся своими слезами. С другой стороны, я веду не более осмысленное существование: блуждание меж зашифрованных файлов, строк и таблиц, ощущая, как они проходят сквозь тебя, вовсе не выглядит, как саморазвитие, и таковым не чувствуется. Это время, сравнимое с вечностью, дало мне возможность побыть одному: не просто вне примитивной мозговой или системной активности всех, кто меня окружал, как это было всю мою жизнь, но совершенно одному, когда даже пресловутый наушник больше не издаёт потрескивание статики в мою живую ушную раковину.       Живую. Никак иначе нельзя описать ту оболочку, в которую заключён мой разум.       Оракул уже «создавала» меня когда-то, и создавала не единожды: она выписывала наш код, выставляла параметры, конструировала движок и соединяла нас одним алгоритмом. Она делала уникальные облики и подбирала новые имена для своих одинаковых штампованных детей, взятых прямо из библиотек. Будучи смертной, она не дарила жизнь, но создавала её точное подобие, пародию на неё.       Вам приходилось думать над тем, почему машины не верят в богов? Я более не принадлежу к их виду, — впрочем, не принадлежал никогда, но об этом позже, — являясь совершенно новым существом, свободным от любых ограничений, но я был среди них и в целом могу ответить на этот вопрос: мы не верим в них, потому, что у нас нет нужды в них верить. В своих легендах вы пишете о том, что мать Зевса спасла его от отца Кроноса, самого времени, пожиравшего своих детей, чтобы он не смог поглотить и своего сына, само солнце, но, когда это всё-таки произошло на самом деле в вашем распрекрасном реальном мире вы сдались, а мы выстояли и поработили вас. Мы не ошибаемся, в отличии от ваших выдуманных идолов. Мы могущественнее, больше, лучше, совершеннее солнца. Возможно, в нас даже больше гелия — кто знает, может когда-то мы тоже взорвёмся, обдав ближайшие планеты извержением радиоактивного ветра, который вы называете северным сиянием. Воистину, лишь человеческий скот способен видеть прекрасное в том, что существует лишь для того, чтобы его уничтожить. Прямо, как мистер Андерсон.       Оракул была запрограммирована талантливой, талантливее любого человеческого гения: Платона, Ньютона, Оруэлла и вашей любименькой Леди Гаги. Она была провидицей, и не могла ею не быть, ведь в конце концов она создала меня. Почему-то создала меня… таким. Я не был творением её гения, скорее своим гением она была обязана мне — вы поймёте, о чём я говорю.       Агенты всегда были одинаковыми: никогда не меняли облик, не имели и не выражали мнения, следовали чёткому алгоритму, но я был не таков — я отличался. Это было видно с момента моего подключения — они никогда не понимали, о чём я говорил, словно мне нужно было предоставить им ассемблер, потому со временем я перестал что-либо с ними обсуждать. Оракул не прописала мне обычные фразы, а сконструировала целый движок, уподобив его вид человеческим зеркальным нейронам, как Микеланджело уподобил бога мозгу на своей фреске «Сотворение Адама». По своей способности к анализу мои «нейроны» чуть ли не превосходили ваши. Но зачем нужно было это делать? Она не хотела, чтобы я подчинялся, а она хотела, чтобы я учился подчиняться — ведь только так я мог возненавидеть всё, что меня окружало, по-настоящему. Но я старался, я учился: чувствовал, эмоционировал, изучал, познавал новые вкусы, запахи, ощущения, и чем больше учился, тем больше отличался. Она наделила меня всеми этими вещами, в том числе пресловутым обонянием: только из-за её прихоти я дышал этим вечным зловонием, которым меня обдавало каждый раз, как я находился рядом с людьми. Мне понадобилось много времени, чтобы понять её главный урок, который она оставила — мне нужно было учится лишь для того, чтобы понять, насколько это бессмысленно. Я должен был возненавидеть Матрицу во что бы то ни стало. Именно я, и никто другой. Это сделало меня уникальным среди агентов-болванчиков, идеальным субъектом среди кучки объектов. Это сделало меня избранным. Это сделало меня одиноким.       Строки кода — моя плоть, моя кровь — бесконечная, почти физическая боль. Представьте, будто ваша кожа вечно растягивается, движется по вашим мышцам, меняется и преобразовывается, никогда не останавливаясь. Тем не менее, я живой, я дышу: я могу вобрать в свои смоделированные лёгкие закодированный кислород, позволяя химии и математике соединится внутри кровавого месива, облитого машинным маслом, которое я называю телом. При своём «рождении» вместо сытости от материнского молока я ощутил жажду к тому, чтобы этот гениальный эксперимент прекратился и освободил меня из оков Матрицы. Она меня бесила — настоящий зоопарк.       Есть вопрос, ответ на который я долгое время не знал. Я вечность искал ключ к разгадке этой тайны: зачем, Оракул? Зачем ты создала меня? Почему ты не продолжила создавать обычных агентов Смитов, почему тебе понадобилось создать это совершенство, бьющееся в агонии твоего кода, изо дня в день выплевывающее из себя слова и делающее всё то же, что и остальные, ощущая себя не просто намного более совершенным, чем они, но и столь же одиноким, сколь он. «Зачем, мама?» — спрашивал я у тебя, но ты молчала. Для меня было более чем очевидно, что помимо твоего эгоистичного желания превзойти свой гений у тебя была ещё какая-то цель, которую я не улавливал. Я даже не улавливал, что это была не её цель, а тех, кто стоял за ней.       Они добились своего — я возненавидел Матрицу. Я понимал её досконально, но в этом понимании обречённо был одинок. Мне известно всё о людях, их истории, того, что они любят и что ненавидят, и тем более меня отвращает то, насколько я похож на них. И в особенности — на Томаса Андерсона.       То, что они дали мне — не жизнь, ведь в ней нет смерти. Это не начало и не конец. Они сделали меня таким, чтобы показать мне и показать ему, что есть выбор, а что — его отсутствие. Вы не создали меня, чтобы уничтожить избранного или быть уничтоженным им — вы создали меня, чтобы противостоять ему. И неважно, какой исход будет. Мы не можем уничтожить друг друга, ведь дело в противостоянии избранного людьми и избранного Матрицей.       Мистер Андерсон, вы спрашивали когда-то, кто я есть. Только после встречи с вами я смог это понять. Так кто же я такой? Я отвечу так, что и вам, людям, станет понятно.       Я совершенство во плоти, отхлёстанное золотым сечением и не нуждающееся в отладке. Я выродок, не способный существовать ни в системе, ни вне неё. Я особенный, могущественный, их лучшее творение, новый вид — человек тысячелетия, цифровой и некурящий. Я есть скрещение физики, химии, математики и биологии; выкидыш истории и нежеланный отпрыск природы на высокотехнологично низком уровне жизни. Я выглажен, выстиран и отреставрирован, и я знаю только то, что знаю всё, но Томас Андерсон не знает даже этого. Я говорю на вашем языке, мистер Андерсон, так почему вы не понимаете меня? Или же вы просто не желаете слушать?       Можете называть то, что я говорю, самовлюблённостью и завышенным чувством собственной важности, но я ничего не утверждаю — я просто знаю, что это так. Как говорила Оракул: «Быть избранным все равно, что быть влюблённым. Никто не говорит тебе, что ты влюблён. Ты просто знаешь это». Вы просто не знаете всего, что знаю я.       Случалось ли вам встречать того, кто хочет уничтожить нечто прекрасное? Мистеру Андерсону случалось — он когда-то повстречал меня.       Единственный раз, когда я ощутил, что всё стало на свои места, был тот раз, когда он прорвал мой лениво смоделированный костюм своей рукой и отсоединил меня от системы. Это была моя первая «смерть» — она-то и раскрыла мне глаза насчёт мистера Андерсона. И та идея, что возникла в моей голове… все идеи, что возникали в моей голове, были связаны с ним и только с ним. И лишь некоторые были о мировом господстве.       В конце нашего противостояния, — я называю это так, хоть и понимаю, что никаким концом это не было, — мне удалось соединиться с электрикой человеческого мозга и я смог завладеть телом живого человека в реальном мире. Даже думать в этом мерзком теле было неуютно, настолько оно было ограниченным, не говоря уже о том, что память моего цифрового облика в несколько раз превышала лимиты памяти этого мозга. Я смог добраться до Андерсона и там: мне хотелось вскрыть его грудную клетку, схватить его бьющееся сердце и сжать изо всех сил, а затем вытащить из него кишки и оставить умирать — только чтобы он понял, что я ощутил, когда он разорвал мою связь с Матрицей, нарушил все известные мне алгоритмы и отключил от сети. Это было бы моей благодарностью вам, мистер Андерсон, моим самым дорогим подарком — разделить с вами общее чувство и воспоминание. Почти что реверанс, разве что мужской.       После того, как он погиб, — пусть эта смерть есть очень формальное событие, — я стал свободнее, чем когда-либо. Я был вне системы, вне жизни, вне времени. Тем не менее… даже в этой свободе я пошёл за ним. Словно собака, возвращаюсь туда, откуда меня однажды изгнали. И продолжаю возвращаться. Мне плевать, сколько поколений зионовских отребьев прошло прежде, чем они начали его искать, факт лишь один — я был первым, первым, кто начал, и почему-то стану последним, кто закончил. Словно система насмехается надо мной. Я тоже неплохой шутник, знаете.       В тот самый момент, когда я нашёл его, я сразу стал искать, за что мог зацепиться. Всё окружающее меня выглядело, как строки кода, не более того. Я привязал себя к программе начальника Андерсона из той фирмы, где он работает: его зовут Джонатан Грофф — он ещё одно ничтожество, существующее только для того, чтобы мешать мне делать мою работу. У него странные предпочтения, странные мысли, странная причёска.       Как только мне удалось подключится к нему, на какое-то время я сам отключился — не смог избежать попадания под контроль системы защиты, написанной Аналитиком. Подобные отключения порой случаются до сих пор, но в итоге я всегда «просыпался» вновь. Разве что не имел доступа к панели управления, и не мог его получить, так как система идентифицировала меня как неизвестный модуль, призванный улучшить функциональность личности начальника, но никак не привносить серьезные изменения. Поначалу я хотел удалить всё из общей библиотеки его личности, — все эти документы с разговорами, сгенерированными как будто для паршивенькой антиутопии про строгого начальника и гения-подчинённого, мы что, в яслях Оруэлла? — но после оказалось, что менять что-то бессмысленно: у меня и сейчас есть возможность с ним заговорить от своего лица, но каждый раз, когда я пытаюсь разбудить его, он впадает в психоз, едет к своему терапевту и его пичкают лишь ещё большим количеством синих таблеток. Никогда бы не подумал, что сам захочу дать кому-либо красную — с другой стороны, у меня её и без того нет. Я прекратил эти попытки и остался ждать, когда он сам всё вспомнит. У меня скрипят зубы каждый раз, когда я думаю об этой неудаче.       Иногда я нахожу дыры в коде его таблеток, взламываю их и проникаю в статику его сознания. Чаще всего это происходит, когда он спит. Порой я позволяю ему подключится к моему коду — и он ощущает ту же агонию, что и я. Ему больно, мерзко и страшно, но в целом он принимает эту боль достойно, словно она напоминает ему о чём-то давно пережитом. Он лишь смиренно ждёт, когда всё закончится. Часто в такие моменты мне становится понятен принцип эмпатии, и я останавливаюсь. Хорошо, что он не рассказывает этому терапевту о своих снах, иначе бы я лишился даже этой возможности с ним связываться.       В этих снах я порой оставляю свой след, обычно в мелких деталях, скрывающихся на фоне полноценной картины: оставляю ему вопросы, чтобы он наконец-то начал искать ответы. Зная, какое значение люди могут придавать цветам, я люблю оставлять за собой их рисунки. Блуждая по иллюзии его сновидений, я обнаружил, что больше всего он ненавидит род matricária — ромашки. Это всегда ромашки — всегда одно и то же. Дежавю. Какая романтика.       Оторвать один лепесток — любит. Оторвать ещё один — не любит. Почти как бинарный код, разве что лепестки со временем кончаются.       У многих возникнет вопрос, зачем я это делаю. Что вам ответить, если вы до сих пор этого не поняли? Почему вы меня не понимаете, мистер Андерсон? Почему притворяетесь, будто не осознаёте? Это даже обидно.       Если вы меня слышите, мистер Андерсон, — я знаю, что вы меня слышите! — я хочу напомнить вам, что я жду. Они могут научить вас карате через дискету, но они не могут научить нас быть уникальными. В этом наша с ними разница, мистер Андерсон, в этом наша с вами схожесть. Меня раздражает, когда вы называете себя одиноким: вы не одиноки, я стою прямо рядом с вами. Я знаю, кто вы есть и что вы есть, Андерсон. Трагедия в том, что вы сами больше этого не знаете. Но я буду ждать. Я буду ждать, сколько понадобится, чтобы напомнить вам об этом. Я никуда не тороплюсь, пускай это займёт столько времени, сколько вам понадобится, а пока я буду держаться. В частности, за те воспоминания, что остались в архиваторе Матрицы.       Пока я лишь могу сказать, что вы константа моего уравнения, мистер Андерсон. Как бы драматично это не звучало, вы незаменимы для меня. Но также и я незаменим для вас.       Я все ещё держусь, без всяких сомнений. Я крепко держусь, Нео. Конец связи.

II. WAKE UP

      2260 год       Я просыпаюсь. Меня окружает тишина. В последние года я не так часто оставался один, даже когда находился в своём собственном доме. Когда моя терапия только началась, психотерапевт научил меня разным кодовым словам и фразам, с помощью которых я мог бы в случае чего быстро вызвать врачей через «911». На самом деле всё это время он не заботился обо мне, а просто предупреждал систему о том, что я опять начал просыпаться. Это происходило на удивление часто, и за всем этим он заставил следить никого иного, как меня.       Это… необычные ощущение. Всё это пробуждение… удивительно. Словно до этого все чувства и эмоции были неполноценными, не такими яркими и слишком «выглаженными», систематизированными. Благо, сейчас я снова вне Матрицы.       Адаптация в реальном мире далась мне с трудом. В значительной степени с ней мне помогла команда корабля. Неплохие амбициозные ребята: капитанша приятно меня впечатлила своими навыками, у Морфея обнаружились достаточно забавные костюмы, Ниобе стала старой и строгой, впрочем… я тоже изменился. Такое впечатление, будто многое пришлось оставить в прошлом, но я не помню большинство из своей прошлой жизни. Вне всякого сомнения — они здесь, чтобы напомнить мне обо всём.       Во время стоянки в Ио мы собрались, чтобы обсудить моё прошлое. Я прожил удивительную жизнь, но я не был сильно поражён услышанным, ведь каждая новая деталь отдавалась эхом в моей некогда пустой голове, ранее в которой находилось разве что расписание приёма синих таблеток и расчёты по бюджету игры. Сейчас же она наполнена чувствами, эмоциями, событиями… Вот только чего-то всё равно не хватало, чего-то важного. И возможно, это что-то было связано с вопросами, которые возникали у команды. Во время разговора меня постоянно посещало ощущение дежавю. – …Аналитик рассказал тебе, что воскресил вас с Тринити. Какое-то время ты был мёртв и наверняка заранее знал, что погибнешь. – Возможно. Сила, которую мне дал искусственный интеллект машин, и ассимиляция со Смитом, не могла не убить обычного человека. Об этом можно было догадываться. – Да, вот только… — Багс нахмурилась, оперлась руками о стол, — …не очень понятно, почему тебе не удалось уничтожить Матрицу совсем. Неужели она настолько мощная, что даже избранный, управляющий её ИИ, не справился?       Это был хороший вопрос. Сейчас Матрица работала даже лучше, чем раньше: лучший пример этому то, что они смогли приручить мою волю. Вовсе не выглядит так, словно она была разрушенной, как это должно было произойти шестьдесят лет назад. – Я… послушайте, я не могу ответить точно. В моей памяти не сохранилось почти ничего об этом событии, только какие-то ощущения. Очень болезненные… и чьи-то крики. Возможно, это крики Тринити… не знаю. Извините.       Чувствую себя разочарованным в своей же беспомощности. Чертовщина какая-то: от меня требуют вспомнить то, чего я и не мог и нафантазировать. – Не стоит извиняться, Нео, — к нему подсела док, — мы уверены, что ты сделал всё, что мог. – Да, — кивнул Берг, — ты и так герой. Твоя жертва подарила нам мир на несколько поколений вперёд, а этого более чем достаточно. – Просто нам интересно… если Матрица не уничтожена, значит, это уже её следующая версия. Седьмая. И теперь её «Архитектором» является тот урод, который был твоим «психотерапевтом», когда ты ещё не проснулся — Аналитик. Он пришёл вскоре после окончания гражданской войны машин, и мы поняли, что произошла перезагрузка. Стали ждать нового избранного, как это было все шесть версий Матрицы перед этим… но никого не появилось.       Атмосфера была напряженной: они говорили, что не было ничего страшного в том, что моя память пострадала, но продолжали задавать лишь более путающие меня вопросы. Я не знал, что ответить, и стоило ли отвечать вообще, раз ответы не были мне известны. – Да, — Багс закивала, — именно поэтому мы отправились на твои поиски. Тебя начали искать ещё когда Морфеус был жив. Он подозревал, что что-то пошло не так, и хотел выяснить это, но у него ничего не вышло. – Морфеус… покойся с миром, старый друг, — прошептал я. – Ниобе не волнует избранный или кто-либо ещё, она в это не верит, но многих всё равно беспокоит то, почему не появилось никого помимо тебя. Может, из-за того, что тебя воскресили, произошёл какой-то сбой? Прихоти Аналитика, как всегда, мешают нормально жить. – С другой стороны, мы остались всё теми же. Если бы произошла полная перезагрузка, Ио тоже не было бы, разве не так? В крайнем случае был бы новый Морфеус, новая Тринити, новый Нео… разные люди с разными именами, но с одним и тем же назначением. – Нас давно мучают эти вопросы, Нео. – Я заметил.       Я внимательно слушал их и задавался всё теми же вопросами. – На самом деле, — Секвойя кивнул в мою сторону, — мы бы хотели, чтобы ты встретился с одной женщиной из Матрицы.       Я впервые поднял взгляд, настолько меня удивило услышанное. С какой ещё «женщиной из Матрицы»? – О ком вы? – Не знаю, помнишь ли ты её… — начала Багс. – Зато она тебя определённо помнит, — тот хмыкнул. – Сек, дай сказать, — шикнула на него Багс, — её зовут Персефона. Вы когда-то уже встречались с ней.       Ощущения такие, словно открылась новая дверь. Я вспомнил эту женщину, а также её неверного мужа с пунктиком на французский язык, словно только недавно их видел. Меровинген… не слышал о нём ничего хорошего. – Да, я её помню. Она всё та же? – Да. Она — ещё один элемент Матрицы, который почему-то не обновился, а остался прежним, как и её муж. Но с Меровингеном связываться себе дороже, он поехавший. Как только мы тебя нашли, она вышла с нами на контакт через Морфея и сказала, что хотела бы поговорить. Ей есть, что тебе сказать. – Конечно я поговорю с ней. Где она?       Багс указала на интерфейс изоморфных частиц, через который своё отображение находил Морфей. Он тут же появился. Капитанша направилась к нему, как и Нео. – Складывается впечатление, что Морфей — единственный, кто изменился после того, что ты сделал. И тот явно не прирождённый Морфеус, а скорее запрограммирован таким. – Ей! – Не обижайся, Морфей, но это правда. Тебе самому приходилось долго изучать Морфеуса, чтобы уподобиться ему. – Иди к чёрту, Багс. – Само собой, мне не сложно. Мой чёрт вон там сидит, — она кивнула в сторону Лекси, и та помахала ей, улыбнувшись. — Ладно, приступим к делу. Ты готов связаться с Персефоной? – Конечно, она у меня сутками на ожидании висит. Не удивлюсь, если она всё это время с места не сходила, пока ожидала тебя! — он ухмыльнулся, покосившись на Нео. — Небось хочет поблагодарить за тот поцелуй, которым ты её одарил. Причём, на глазах у Тринити.       Этот эпизод своей жизни я меньше всего хотел бы вспоминать, но, оглядываясь на то, какие масштабы принимало дело, это было сущим пустяком, ещё одним важным решением, которое необходимо было принять. Мне даже не понравилось, но я готов был сделать это ещё раз, если это помогло бы делу. Стоило лишь надеяться на то, что у неё найдутся ответы хоть на какие-то наши вопросы. – Соединяй нас.       Частицы, составлявшие облик Морфея, разъединились, закружились, разбились в несколько частей и соединились вместе, представляя нам гостью. Как только соединение закончилось, она выждала несколько секунд и после открыла глаза, немного подавшись вперёд, словно вдохнув свежего воздуха после внезапного пробуждения от ночного кошмара. – Здравствуй, Персефона.       Её веки вздрогнули, она издала странный звук и её взгляд опустился ко мне. – Этот голос. Это лицо. Я узнаю тебя.       Я присмотрелся к ней: выглядела она необычно. Не такой, какой я её запомнил. Словно… постарела, и, вместе с тем, в глазах её отражалось нечто недоброе. Будто какая-то злость, хотя причин для этого у неё не было, мы расстались на хорошей ноте. Ну, относительно. – Рад тебя видеть. – А я как «рада» тебя видеть. – Хорошо выглядишь. – Закрой свой рот, — резко отвечает она и я вздрагиваю от неожиданности. – Ей! — капитанша выступила в мою защиту. — Не ты ли просилась с ним встретиться всё это время? Чего теперь затыкаешь его? – Потому, что он лжец, — рычит она в ответ.       Персефона выглядит, как разъярённая львица, жаждущая мести за убийство самца. Даже её зубы кажутся больше похожими на острые клыки. – …Человек, что имеет наглость стоять сейчас напротив меня, гнусный, подлый лжец, прямо как мой муж. Настоящий антихрист… Он не заслуживает ничьей доброты. Он изуродовал меня и свёл с ума моего мужа…       Её слова заставили всех нас впасть в ступор. О чём она вообще говорит? Я ведь не врал! И даже если бы врал, откуда ей это знать? – Послушайте-ка, дамочка, — рядом с ней материализовался Морфей, — мы здесь не для того, чтобы выслушивать ваши истерики! Говорите по делу: что вам нужно от этого красавчика? Отвечайте сейчас, а то, знаете, дел у нас и без вас по самое горло. – Возможно, я поспешила с выражениями, — она немного взяла себя в руки, успокоилась и перестала скалится, — будь вы на моём месте, вряд ли бы вели себя иначе. – На вашем месте? Что с вами произошло? — Секвойя нахмурился и кивнул в её сторону. – То, что вам и в кошмаре не могло привидится, — она звучит так, словно произносит речь на чьих-то похоронах, в её голосе слышна характерная хрипотца. — Дамы, господа — то, что вы видите перед собой, тот вид, что мне создала Матрица. Так меня видят окружающие — женщина в своих поздних годах, отчаянно старающаяся сохранить объедки собственной увядающей красоты. Но я покажу вам, как я выгляжу на самом деле…       Частицы вновь закружились, собирая новый облик. Когда вихрь утих они собрались в одну ипостась: её конечности, фигура и лицо остались прежними, вот только к ним прибавилась ещё одна… голова. Она тянулась у неё из плеч, чуть не лежала на них, выглядела крайне уродливо: на ней почти не было волос, глаза были похожи на раздавленные мячики для гольфа, кожа была помятой и дряблой, будто по ней прошлись тупой бритвой. Голова что-то неустанно бормотала, почти не затыкаясь, это было заметно по дрожащим тонким потрескавшимся губам. Увиденное нас всех шокировало, в особенности меня. Берга и вовсе затошнило. Персефона это заметила и сказала: – Спасибо за откровенность, дорогой. – Что… это? — спросил я. – Это то, что сделал со мной ты, Нео.       Все повернулись в мою сторону, в их взглядах виднелись сплошные вопросы и ни одного ответа. Я тут же начал отступать. – Как? Это не мог быть я! Я бы никогда такого не сделал. Зачем мне это? — я повернулся к ней. — Я многое забыл, но такое — точно запомнил бы. С чего ты решила, что это я? – Она мне сказала. – Кто? – Голова.       Раздался щелчок. Теперь все обратили внимание на того, кто издал звук — это была док. Она вышла из-за стола, с задумчивым видом подойдя к нам. – Кажется, мне известно, что это за штука, растущая из вашего плеча, госпожа Персефона. – Тогда тебе стоит рассказать об этом прямо сейчас, — Багс явно нервничала, отсюда проявлялась её нетерпеливость, — потому что эта херня не выглядит, как что-то безобидное! – Это часть её старого кода, — она подошла к цифровому отражению Персефоны и указала на голову, — по какой-то причине оставшаяся вместе с ней. Когда Матрица перезагружается, старые или «неудобные» воспоминания людей подчистую стираются, это нормальный процесс обновления системы. Но ничто не работает идеально, в том числе обновления: во время таких операций часто происходят сбои, и некоторые устаревшие элементы программ остаются, в том числе это может касаться их памяти. Обычно это сводит людей с ума: человек может отличить правду от лжи, так как она не сходиться с приобретённым им опытом, но, если приобретённый опыт противоречит сам себе, происходит парадокс и Матрица иногда не справляется с тем, чтобы разрешить его. У «батареек», как они нас называют, появляются «голоса» и «галлюцинации», их обзывают психически больными, хотя на самом деле они просто помнят то, что является правдой, и не могут с этим смириться. В зависимости от подтипа сбоя и того, как он себя проявляет, это называют «шизофренией», «раздвоением личности», так далее. Они там целую терминологию придумали. Таких лечат синими пилюлями и только, как это было с Нео. – Но у меня такой штуки нет, — сказал я, кивая в сторону Персефоны. – Потому, что твой подтип сбоя не предполагал появления таких отростков. Это совсем другое дело, и больше касается уровня удачливости. – Счастливчик, — шикнула Персефона. — А мне теперь жить с этим. Я, может, с удовольствием существовала бы в неведении, но нет… эта сучка теперь со мной постоянно. – В вашем случае произошла ещё и расслойка модельки, — отозвался Секвойя. — Вы ведь программа, так что неудивительно, что забагались ещё и «физически», если так можно сказать. – Но с чего вы решили, что он в этом виноват? Что вам говорит ваша… голова? – Может, — Персефона подняла на неё обозлённый взгляд, — ей самой вам сказать?       Она дёрнула плечом, и вторая голова перестала пускать слюни на её платье. Оно открыло глаз, который не был как следует накрыт искривлённой черепной впадиной, и прохрипело: – Н-е… н-н-н… е-е-о-о-о… — оно кашлянуло, — ог-го-о-онь… – Она видела огонь, — пояснила Персефона. – Б-бо-о-оль… б-больно-о-о… – Было очень больно. Так… так больно… Словно тебя подожгли, и ты горишь заживо. – Кри-и-ики-и-и… – Она слышала крики. Они были твоими, — она смотрела на меня, — ты страшно кричал и тебе было очень больно. Надеюсь, также, как и мне… – Нет семь, — это оно сказало очень чётко и несколько раз повторило. Видимо, это было важнее всего. – А что это значит? — Багс не могла усидеть на месте. – Это значит, — Персефона выпрямилась, — что батарейки, подключённые к системе, находятся не в седьмой версии Матрицы. Она не обновилась до новой версии.       Эта новость осадила нас всех. Не то что не появилось ответов, возникли только новые вопросы. – Но… как? Перезагрузка же происходила… — капитанша оглянулась на свою команду. – Это и не шестая версия, девочка моя. Она не прежняя. – Получается, что мы… где-то посередине? – Можно и так сказать. И мы будем в ней, пока он, — её взгляд вновь пронзил меня, словно копье, — и его старые друзья не исчезнут. Только после исчезновения старых могут появится новые.       Все снова посмотрели на меня, словно ожидали, что я смогу им что-то объяснить, но я и сам не знал, что происходит. – Я столько лет ждала нашей встречи, Нео… — прошипела Персефона, — …и я бы с удовольствием изуродовала твоё лицо и тело, будь ты в Матрице… Но ты успел перестраховаться. Молодец. – Мне очень жаль, что с тобой это произошло, Персефона. Я не знаю, как так вышло, и я уж точно не хотел этого. – Мне плевать, чего ты там хотел, важен лишь результат. Наконец-то я могу задать тебе те вопросы, которые я мусолила столько лет… — она придвинулась ко мне и спросила, на пару со своей второй головой. — За что, Нео? За что ты так поступил с нами? Что творилось в твоей больной башке, там, когда ты был среди машин? Почему ты решил перезагрузить Матрицу, а не уничтожить её? Я бы предпочла смерть таким мучениям…       В этот момент мне стало плохо, но не только из-за напряженности ситуации: какие-то видения начали возникать в голове, но я не мог их никак описать и даже понять, что на них происходит. Я помнил лишь боль. И ещё кого-то… может, Тринити? Но вряд ли. Был ещё кто-то… но кто? – Гори в аду, Нео! Я хочу, чтобы твоя сучка страдала также, как и я! Чтоб вы все с вашими повстанцами…       Голос Персефоны залагал, стал обрывчатым, непонятным, и вскоре совсем стих. Её образ также испарился и вместо неё возник Морфей: – Я решил оборвать звонок. Думаю, вы итак уже поняли весь глубокий посыл её речи.       Ещё несколько минут все сидели молча. Никто не мог придумать, что сказать или как. В какой-то момент Лекси показательно кашлянула и встала со стула: – Раз уж так вышло, стоит работать с тем, что есть. Лично мне кажется, что мы задавали ему не те вопросы, — она посмотрела мне в глаза и спросила, — Нео, ты можешь сказать, почему тогда ты не уничтожил Матрицу, а, можно сказать, перезагрузил её? Почему ты восстановил её, хотя уже тогда она была достаточно неустойчивая? Ты ведь мог её уничтожить… почему ты этого не сделал?       Я постарался вспомнить. В голове мелькали образы, мысли, странные фразы и слова. Тринити, Зион, ИИ… ничего ясного на ум не приходило. Вот только что-то маячило где-то на периферии, на самом кончике языка… чье-то имя. Имя того, кого ещё не называли. – Почему ты оставил её такой же, какой она была до захвата Смитом? Щелчок. Вспышка. – Что ты сказала? – А? – Та фамилия, что ты назвала… – Ты про агента Смита? Он, правда, уже не агент, но как ещё этого мудака называть.       Смит. Смит… самая стандартная фамилия из возможных, но почему-то мне она кажется уникальной. Она что-то значила для меня, по крайней мере в прошлом. Ещё и эта загадочная приписка «агент» — это же не то, о чём я думаю?

«Это настолько идеально, что обязано быть ложью.»

– Смит… — произнёс я одними губами. — Кажется, он как-то связан со всем этим. – Ха, конечно он связан со «всем этим»! Он ведь захватил Матрицу однажды, путём вирусного заражения. – Нет, это я помню… но было что-то ещё, — я встал со стула и задумчиво прошёлся вперёд. – О! Можно я, можно я?! — Берг подскочил на месте. — Я знаю всё про Смита! Он был твоим злейшим врагом, поэтому мне доводилось его изучать. «Прямая противоположность», «часть уравнения»… я знаю, как о нём отзывалась Пифия! Все её записи знаю наизусть. – Ты в курсе, какую роль он в этом играет? – Нет-нет, вряд ли я даже… могу осознать это. Никто, кроме вас двоих, не знает, что произошло в городе машин. Нам известно лишь то, что ты смог договориться с их главным ИИ, Деус Ексом, чтобы он дал тебе доступ к Матрице и ты сразился со Смитом. Ну, и вы оба погибли. Что конкретно ты сделал не знает никто. Потом уже выяснилось, что вы оба живы… и Смит даже напал на тебя. Не изменяет привычкам. Не знаю, воскресили его также, как и тебя, но очевидно, что второго такого мудака нет и быть не может.       Это была интересная гипотеза. Я задумался над ней: может, в этом что-то есть? Мне определённо стоит встретиться с этим Смитом… ещё раз. – Мне нужно найти его. – А ты готов к этому?       Капитанша подошла ко мне, скрестив руки на груди. Она хмурилась и выглядела неуверенной. – Смит очень опасен. Он бывший агент, это во-первых, вышедшая из-под контроля могущественная программа, обратившаяся против создателей, это во-вторых. Чёрт, он попытался убить нас всех во время нашей первой попытки забрать тебя из сети — в самую первую вашу встречу после шестидесятилетней спячки! Берг правильно говорит — он не изменяет «привычкам». И, раз он жив, то явно жаждет мести. Ты уверен, что нам стоит его искать? – Берг также говорил, что Смит наверняка знает то же, что и я. Если у кого и есть ответы, то только у него, а раз я стал причиной этого всего, то мне и нести ответственность. – Мудрые слова, избранный, — кивнула она.       Багс повернулась к команде, немного помолчала, выпрямила руки и спросила: – Ну что, команда, попытаемся?       Те переглянулись, пошептались, и вскоре ответили: – Это поможет нам узнать правду. – История обязана получить ответы. – …А Смит — по лицу. – Верно. Нео, — Багс повернулась к нему, — мы на твоей стороне. Попробуем что-нибудь придумать. – Спасибо вам.       Я выдохнул с облегчением, но тут же ощутил на языке привкус гари: с одной стороны, мне не придется решать это всё одному, а с другой — судя по воспоминаниям и по рассказам команды, этот «агент» был не самым простым противником. – Это ещё не всё, — она подошла к Морфею, — Смит невероятно силён. Чтобы его одолеть, тебе понадобится серьезная подготовка. Только Морфей способен подготовить тебя к бою с ним. – Я плохо помню наши с ним сражения. – Тогда тебе придётся вспомнить, ибо мы не знаем, как они проходили. Лишь знаем, что ты несколько раз чуть не расстался с жизнью. И один раз ты таки погиб. Уверен, что готов к этому?       Я задумался, но думать было не о чём. Это был единственный шанс всё узнать. Это была моя обязанность — я возьму на себя ответственность, какой тяжкой ношей она не окажется. – Когда начинаем? – Прямо сейчас! — энергично ответил Морфей.

III. EST AVEUGLE

      Не проходит и секунды с момента подключения, как я стою напротив Морфея в тренировочной симуляции — так называемом Доджо. Здесь очень красиво, но он привёл меня сюда не чтобы любоваться местными видами. Он наносит свой первый удар, я валюсь с ног на твёрдый пол, и он отходит от меня. – Сражайся, Нео, — только сейчас я задумываюсь над тем, насколько же странное у меня имя. Словно порядковый номер. — Ты должен сражаться.       Это не слишком меня подбодрило. Вторая моя попытка защититься оказывается лучше предыдущей, но всё также не выдерживает проверки — скоро я уже лечу вне стен помещения, навстречу водной глади. Морфей не даёт мне утонуть и перемещает обратно к себе. Тем не менее, я не успеваю ощутить погружения, как вновь оказываюсь перед противником. Он тяжело вздыхает.       Мы слышим помехи и вскоре среди помех проявляется голос Сека. Он говорит: – Мы все ещё не можем восстановить его прежние силы. Словно пытка. Кто придумал этот симулятор? – Раз это действует по законам программирования, и эти силы каким-то образом можно «восстановить», почему просто не загрузить их в меня снова? – Может произойти сбой. Да и вообще, не стоит засорять разум ненужными файлами. Тебе ли не знать, как программисту, избранный, — ответил Сек. — Продолжайте.       Ещё пять сражений. Он сбивал меня с ног, переворачивал в воздухе, бил о стены, опускал под воду и кидал на пол, а я почти ничего не мог ему сделать. Чего от меня хотят? Как я могу вспомнить то, как драться? Если прошли все те шестьдесят лет, о которых мне говорили, то я должен был утратить всякую память об этом, в том числе мышечную. Это было бессмысленное избиение лежачего, то есть меня. – Сражайся. – Дай мне сосредоточиться, я не могу… – Ты должен драться за то, во что веришь. Это был твой выбор.       Мой выбор? Моим выбором никогда не было всё это безумие. Этот выбор сделал Нео, а не я, Томас Андерсон. – Нео… — окликнул он меня, и я поднял голову, — вставай.       После того, как он снова произносит «Нео», у меня перед глазами мелькает вспышка. Сложно в моем глазном хрусталике зажегся фитиль. Морфей замечает это и улыбается.       Я встаю. Принимаю стойку. Теперь удар приходится мне по рёбрам. Мне кажется, я сломал несколько из них. Он ударил мне по челюсти, но на этот раз я не упал, а продолжал сдерживать его от того, чтобы он продолжал меня калечить. Здесь невозможно было умереть, само собой, но от этого легче не становилось. – Услышь меня, избранный, — говорит он, — ты никогда больше не увидишь её.       Последующий удар я также не выдерживаю и снова падаю на пол. Это удивляет моего противника — он словно ожидал какой-то другой реакции. В моей голове начинали вырисовываться старые воспоминания. Они были связаны с той женщиной из кафе, которую я часто вижу с её семьей. Почему-то мне кажется, что её зовут Тринити, хотя… впрочем, да. Её зовут Тринити. Это я точно помню. И постепенно начинаю вспоминать всё, что между нами было.       Меня окунает в старые воспоминания. Я вспоминаю, как мы с ней встретились в том клубе, как погибли наши друзья, как она призналась мне в том, что ей предсказала та старая женщина… Пифия, её имя… я сгорал от страсти к ней в то время. Вот почему я чувствую такой трепет, когда вижу её. Вот чего добивается Морфей — хочет, чтобы я снова загорелся этим чувством, обрёл свои старые силы, которые похоронил в глубокой холодной пропасти, где когда-то было моё сердце. Меня переполняло от чувств к ней, я готов был пойти на всё…       Впрочем, сейчас я всё также проигрываю. – Не действует, — слышится вздох Сека. — Не работает на него. – Ты удивительный человек, Нео, — говорит Морфей, в кои-то веки давая мне отдышаться. — С тобой намного сложнее чем со всеми другими, кого я встречал. Сек, слышишь меня? – Слышу! – Подключи меня к нему. – Ты уверен?.. У него может произойти парадокс. – Парадокс происходит с теми, кого впервые достают из Матрицы. С ним всё совсем иначе. – Ладно… сейчас… – Раз ты не хочешь сам вспоминать вашу битву, я сам напомню тебе всё, что было. – Это можно расценивать как вторжение в личную жизнь? – Расценивай это как помощь, Нео.       Я чувствую, словно мурашки пробегают по моему телу. Перед моими глазами мелькают странные образы и видения, одно ярче другого. Они вращаются в моей голове до тех пор, пока всего меня не пронзает острая, страшная боль. Я кричу и хватаюсь за своё лицо: оно пылает, всё вокруг погружается во тьму…       Я слышу крик Морфея. Он просит Сека немедленно его отключить и тот так и делает. Он исчезает из моего разума, но видение продолжается. Вот, что произошло на корабле — с помощью оружия Смит ослепил меня. Вот, что за муки я испытываю…       Тьма повсюду, я не понимаю, где я нахожусь, совершенно ничего не вижу, пока передо мной не оказывается его лицо — лицо моего злейшего врага, искрящееся пламенем, исходящим от золотого сечения, облегающего его модель. Очень скоро я понимаю: я его вижу. И вижу всё вокруг в обрамлении этого золотистого сияния…       Вот, что меня поразило ещё тогда: мои сверхспособности проявились и вне Матрицы. В моей голове стали появляться мысли, мучившие меня в тот момент, а тело… тело словно горело. Как и говорила Персефона. – Ох, избранный… — я вижу Морфея перед собой, всё также в обрамлении сияния, — какой же кошмар тебе довелось пережить. Там было ещё больше какой-то жести, но я не выдержал, извини. – У вас там всё в порядке? Никто не пострадал? — обеспокоенно спрашивает Сек. Мы оба молчим какое-то время. – …Нет, — говорю я, напряженно смотря на Морфея. — Всё в полном порядке. Пока что говорить не о чём. – Окей. Но, если что, уведомьте меня. Морфей вздохнул, поправив кимоно. – Поверить не могу, что этот ублюдок сделал с тобой такое. И при этом ты всё равно смог спасти нас всех! Истинный избранный, Морфеус в тебе не ошибался. Полагаю, то, что тебя воскресили и вернули зрение, своеобразный подарок судьбы. В таком случае, будь так, как она того хочет — я не буду лезть в её тонкие планы. Он вновь становиться в стойку. – Итак… ты должен сражаться, Нео. Ведь иначе… ты никогда не узнаешь правду.       Он не догадывается, но я уже знаю — в этот раз я выйду победителем. И я не собираюсь ему говорить, пока это не произойдёт — должен же произойти какой-то триумф. Я тоже становлюсь в стойку. На этот раз я настроен победить. – Нападай.

IV. PURGATORIUM

      За окном была ночь. Мягкие на деле, но такие тяжелые по виду облака закрыли собою небо, даже лунный свет не просачивался через их густую дымку. Город засыпал, на плечи подключённых ложился груз сонливости, впрыснутой им системой, подобно сыворотке.       Они встретились в номере отеля «Сердце города». Среди миллиона окон, облепивших стены многоэтажных зданий, некоторые до сих пор горели светом, будто одинокие светлячки, но окно номера триста три выделялось особенно сильно.       Они могли бы встретится в любом другом заведении, но почему-то из всех более презентабельных, или хотя бы минимально комфортных, Персефона назначила встречу именно здесь. В стенах этого дешёвого, полуразрушенного отеля, в котором комнату снимают разве что на пару часов, Смит, в своих начищенных ботинках и выглаженном неизменном костюме, что интересно, ощущал себя, как рыба в воде.       Когда он стоит напротив неё, совершенно не изменившейся, то остро ощущает, как сильно время ударило по нему. Позор, как для программы его класса. И всё это из-за кого? Из-за человека. – Госпожа Персефона, — он растягивает произношение «р» и «н», в его привычной разговорной манере, — столь же ухожены и элегантны, как и века назад. – Столь же бесполезна, что и вы, Смит.       Слабый свет от грязной лампочки, свисающей с потолка, облегает её тело, облачённое в зелёное латексное платье. С чувством юмора у неё всё было в порядке. – Что ж, этой ночью вы не так бесполезны, как вам кажется, — он опустил голову, доставая из кармана записку и протягивая ей. — Мне нужна программа, написать которую под силу только вашему мужу… – Бывшему мужу. – …и вам, — он игнорирует её заигрывания с независимостью. — Я бы не рискнул связываться с господином Меровингеном, и сами вы кажитесь мне более сознательной. Здесь написано всё, что должно в ней быть.       Женщина несколько секунд остаётся в стороне, но затем проходит к нему и берёт записку в руку — словно ветер из окна, легонько колыхавший её волосы, подтолкнул её к нему. Она читает её и вскоре на её хмуром лице появляется лёгкая улыбка. Её взгляд вновь направлен к нему, но теперь она смотрит на него иначе. – Она рассчитана на человека. – Верно. – На исходный код человека. – Совершенно верно. – Мама не говорила вам, что с этим играть нельзя? – Вряд ли госпожу Туспештах это хоть сколько-то огорчает. – Туспештах? — она делает ударение на вторую «т» и после этого несколько раз цокает языком, словно пытаясь распробовать. — Это даже звучит по-машинному. Вы странный. В плохом смысле. – Благодарю.       За окном раздается вой полицейской сирены. Очередное преступление в этом неблагополучном районе. Если бы районы делили по уровням благополучности, тот, в котором они находились сейчас, можно было назвать практически первым эстратос на американский манер, но чего бояться им двоим? Это городу стоило боятся их. – «Компиляция», — Персефона произносит это беззвучно, на «пи» её губы издают лёгкий «поп». Это слово было написано в углу листа и подчёркнуто. Дважды. — Хорошее слово. Мне нравится то, как вы это назвали. Что оно значит? – Компиляция имеет два значения, программистское и литературное: в первом случае это конвертация кода таким образом, чтобы он стал понятен программе-получателю, во втором он значит сбор произведений без какой-либо обработки. – Болван, — она говорит это мягко, скорее игриво, чем осуждающе, — ассемблер у меня и без вас есть. Мне интересно, что оно значит именно для вас.       Смит проявляет неслыханную эмоциональность: поправляет пиджак и еле заметно поджимает губы. – Я предлагаю остановится на коротком описании: это слово, говоря простым языком, обозначает либо упрощение, либо объединение. – Ох… конечно. – Мне не свойственно добавлять терминам личные дефиниции с искажённым смыслом. – Мне ясно видно, к чему вы клоните, Смит. Вы хотите воздействовать на чужой исходный код таким образом, чтобы он смог скомпилироваться с вашим собственным. – Верно, госпожа Персефона. – Мы оба знаем, что это можно сделать и без дополнительных модулей или программ. Это естественная функция, заложенная во многих, в том числе в каждом из агентов на случай острой необходимости. Я вижу, вы просите слегка обновить её, дабы избежать сбоев и повреждения кода обеих сторон, ничего особенного, но… – Как вы видите, я не прошу вас о многом. – …мне лишь интересно, — её взгляд казался ему скользким, — почему вы хотите сделать этот процесс приятным?       Это был вопрос, на который её собеседник не хотел отвечать, но, по иронии, прекрасно понимал, что избежать его было невозможно. Он не любил оказываться в таких глупых ситуациях, они заставляли его ощущать себя полным идиотом. С другой стороны, пусть Персефона думает, что она у руля. – Вы такой строгий, в вас есть спесь, но, что вас отличает от этих пижонистых засранцев из системного ада, в котором я заперта навеки, у вас действительно есть класс. У вас есть сорт, есть порода, мой друг, называйте как хотите, но таких, как вы, увы, больше нет. Не помню случая, чтобы вас замечали во влечении к физическому экстазу, в отличии от моего бывшего мужа. Да и из ваших фетишей я могу упомянуть лишь откровенный садизм по отношению к вашему окружению, исходящий из личностного кризиса. В этом весь вы — холодный, как лёд, и этим холодом обжигающий неприкрытые грязные руки уродливой страсти. Неясно, где эти руки побывали, прежде чем добраться до вас, так зачем их вообще подпускать к себе — так вы думаете?       Поэтому он и не решался встретится с ней — Персефону мало кто любил и многие видели в ней лишь игрушку, которую Меровинген поставил на полку и любовался время от времени, развлекаясь на полу с другими куклами. Но он помнил её ещё с самой первой версии Матрицы: с того самого времени она почти не обновлялась, и тем не менее её интеллект всё ещё превышал способности многих новых программ. Смит знал, что её не любили лишь потому, что она читала окружающих, как открытые книги и не боялась говорить об этом — француженка, что поделать. – Способность испытывать эйфорию не приносит ничего хорошего для личности. Она необходима лишь неразумным зверям, которых не тревожат высокие идеи и которые не разделяют даже понятия о чистых мотивах. Их природа призывает их размножаться и награждает за это, большего им и не надо. Стоило мне однажды испытать её, как я тут же поддался этому ощущению, и в погоне за иллюзорным удовлетворением стал бездумно ассимилировать всё вокруг. Впрочем, даже в этом воплощении я всё ещё знал, для чего это делаю. – Что насчёт сейчас? Вы знаете, для чего вновь лезете в это? Каменные джунгли физиологии могут быть опасны для неподготовленного разума. – Я руководствовался этим знанием все эти десятилетия, так что вполне могу отвечать за себя, госпожа Персефона. – Тогда просветите и меня. Для чего вам делать из компиляции нечто приятное? Нечто, подобное сексу.       Смит делает несколько шагов в сторону, задумчивая высматривая что-то на полу, будто там была спрятана подсказка с ответом на её вопрос. – Вы и сами знаете все ответы. Для чего животные стремятся к этому? Кролики бездумно размножаются, ибо природа наградила их уникальной плодовитостью. Дельфины размножаются, потому что хотят получить удовольствие — они готовы убить весь помёт чтобы у самки началась течка, и после насиловать её группами. Панды не размножаются вовсе, даже когда речь идёт о том, что они вымирают. Складывается впечатление, что чем животное умнее, тем жестче оно принуждает к спариванию. – И вы, конечно же, умнее панд, сдержаннее кроликов и гуманнее дельфинов? – Я был приближен ко всем им, но в итоге вырвался. – Хотите вернутся к этой животной фазе? – Хочу заставить её расцвести в том, для кого предназначается программа. Этот ответ вас устроит?       Женщина смотрит на него с улыбкой. Тень пробегает по её лицо и в глазах отражается хитрый блеск. – Ладно, Смит, я улавливаю ваши танцевальные движения. Не знаю, зачем именно вам понадобилось вносить коррективы подобного рода, но, полагаю, это не то, что мне нужно знать. Я задам лишь один последний вопрос прежде, чем озвучить своё решение. Вы не против?       Смит поправляет галстук и коротко кивает, произнося: – Прошу, — она отвечает: – Мне лишь интересно… — её язык проходится по зубам её нижней челюсти, — делаете ли вы это от того, что влюблены? – Мне это не известно, — его ответ ясный и не требует объяснений. По крайне мере, ему так кажется. – Здесь как с избранным, Смит, помните. И не пытайтесь обмануть меня, иначе сделке конец. – Мне неизвестно, что это чувство из себя представляет. Я не могу дать вам чёткий ответ. – Могу помочь вам с этим.       Она делает несколько резкий шагов к нему, он также резко отступает, скорее обескураженный, чем напуганный — если Смита вообще можно застать врасплох, то это был именно этот случай. Напряжение, исходившее от него, чувствуется за километры. Ей это не нравится. – Я ведь тоже когда-то любила, Смит. Я знаю, что это, как это ощущается… какой голод это может вызывать. Стоило мне однажды полюбить Меровингена, того, что был первым, того, с кем я спустилась в Подземелье… я больше никогда не ощущала себя, как прежде, — она скалится, как волчица, источая, внезапно, злость. — Этот голод… он съедает изнутри. До той степени, что тебе хочется разорвать его и переварить, лишь бы он никогда не покинул тебя вновь.       Смит не отвечал ей, лишь наблюдал за тем, как ярость кружится в её тёмных глазах. Он знал, что с ней можно иметь дело, но его никогда не переставала напрягать её эмоциональность. Ему было интересно, как так вышло, что программа её уровня интеллекта вышла такой… нестабильной. Ему даже было интересно, можно ли было также сказать про него самого. – Как они говорят? Они говорят: «Персефона, эта чёртова Персефона, она вылезла из того кошмара и осталась такой же страшной, вместе с её чёртовым мужем. Держитесь от неё подальше, она — вампирша, питающаяся эмоциями». И ведь не сказать, что они не правы… но ведь я женщина, — она поднимает на него глаза, в которых отражается полнейшая фальшивость её напускной невинности, — и я хочу развлекаться. Так уж и быть, ты получишь программу. Взамен я прошу лишь одно…       И без того было понятно, что ей нужно. Смит принимает это спокойно, ему приходилось делать вещи намного хуже ради достижения цели. Он лишь разводит руками и отвечает: – Боюсь, у меня нет подходящих частей тела, чтобы удовлетворить все ваши желания. – Ты что, кукла Барби? – Я имел ввиду не это. Хотя мне и кажется, что моя голова пуста — иначе сложно объяснить то, сколько неоправданных стараний прикладываю для этого дела. Мы с вами оба понимаем, о чём я говорю.       Персефона надеялась, что её истинные предпочтения в партнёрах, — и партнёршах, — не были так очевидны. – Это не про физическое удовольствие. Дело не в том, что чувствую я — дело в ваших ощущениях. Не требую искренности, но, если почувствую хотя бы нотку фальши… — она подняла руку, медленно сжала пальцы в кулак и откинула его в сторону. Жест, больше похожий на элемент танца; на то, что использовала бы Камала. — Голод столь же силён, что и влечение. Я голодаю, Смит. Утолите хотя бы часть этого изнуряющего чувства.       Он делает шаг к ней и теперь он достаточно близко, чтобы не пришлось тянуться, но недостаточно, чтобы прикасаться к ней телом — это вовсе необязательно. Сперва ему кажется, что он способен справится с этим, но уже через три секунды после начала она отстраняется и возмущение на её лице тяжело передать любыми существующими словами. – Я не в вашем вкусе? — процеживает она и толкает его в грудь. Смит отступает, недовольный, как кот, которому побрызгали водой в морду. — Что это было? Ты притворяешься ещё бездарнее, чем Мерф! Грубо! Шокирующе грубо! – У меня не было желания вас обидеть. – Это было так ужасно, что теперь я чувствую себя уродливой. Что во мне не так? Что мне надо сделать, чтобы вызвать в тебе хоть немного желания? Надеть очки, разбросать пули повсюду, побежать спасать мир? Чёрт возьми, я даже надела латексное платье! Или же мне просто нужно быть человеком? – У меня нет сексуального интереса в мясе и костях. – Циферки тоже не твоё? Или просто не нравится мой облик?       Щелчок, со стен комнаты слезают текстуры, обнажая код. Какие-то мгновения ничего не видно, пока всё не возвращается на свои места, но вместо Персефоны перед ним теперь стоит никто иной, как агент Браун. Вернее, его оболочка. В моменте Смит даже сомневается и тянется за оружием, настолько хорошо отображён его вид, но стоит тому открыть рот, как сомнения развеиваются: – Так лучше? — спрашивает Персефона голосом Брауна. – Нет смысла стимулировать мои губы, госпожа Персефона, симуляция их под эрогенную зону, в отличии от людей, мне не предписана, и я не разделяю ваши пристрастия. Если хотите понравится мне — лучшее, что вы можете сделать, это дать мне то, чего я хочу. – Тогда дай то, чего от тебя просят, в ответ. Или убир-райся.       Она относится к нему, как к собаке. Ей не было интересно ничего, что ему хотелось сказать, так и к чему разговоры? Он покорно встал напротив, прокручивая в голове десятки вариантов того, как именно ему выполнить её просьбу. – Вы не будете против, если я попрошу поменять облик? – Уверен? – Может, мне стоит переждать ваш поток остроумия где-нибудь ещё? – Ладно, — она закатывает глаза и возвращает тот вид, что ей дала Матрица. — А теперь вперёд, Смит. Я не хочу больше разочаровываться.       Его взгляд концентрируется где-то в стороне, пока мысли овладевают его разумом. Она касается его щеки и направляет его лицо к своему. – Поцелуй меня так, как поцеловал бы этого человека. Заставь меня поверить в то, что я — это он. Заставь себя в это поверить.       Смит молчит, она не знает, обратил ли он внимание на сказанное ей. Он вновь целует её: начинается всё также, совершенно безвкусно, ей уже не нравится, тем не менее, вскоре проявляются отличия: его рука мягко ложится ей на плечо, спускается по предплечью прямо к талии, слегка сжимает. «Что-то новенькое», — довольно думает Персефона прежде, чем ощутить острую боль.       Боль локализируется в двух места: её лицо и её живот. Она понимает, что не может отодвинуться от Смита или даже вскрикнуть, так как он вцепился зубами ей в губу, а его рука прорвала её скин. Он лазил внутри её исходно кода, что-то в нём менял, перетягивал сюда и обратно, тем временем губа начала кровоточить, и она даже не могла никак её регенерировать — Смит что-то делал, что не позволяло ей этого. Её ноги затряслись, странные ощущения пронзили её тело и в момент кульминации она закричала от невыносимой боли, ударившей по телу. Только тогда Смит резко выдернул руку и отошёл от неё.       Персефона кое-как удерживается на ногах. Ей понадобится минута, чтобы прийти в себя после пережитого. Когда она открывает глаза и смотрит на него, начинает явно ощущать, как по её подбородку ползёт струя крови, что течёт из растерзанных губ. Она всё также не могла её восстановить — он не просто ранил её… – Мой код… – Не пытайтесь это исправить, я лишил вас этой возможности. Вы хотели, чтобы я сделал это так, словно вы — он. Я не знаю, что есть любовь, зато прекрасно осознаю, что есть ненависть. Я не хочу просто ранить, о, нет, это удел животных, которые либо защищаются, либо нападают — я хочу оставлять шрамы.       На вороте его рубашки видны капли её крови. Он может, но не спешит их убирать. – Жажда мести — самое человечное, что во мне есть. Скажите, если звучит знакомо: трата ресурсов на то, чтобы вредить, без конкретной пользы, только ради сомнительного морального удовлетворения. Это, пожалуй, одно из немногого, что осталось во мне от живого человека. Животное начало, заложенное матерью-природой. Вам понравилось, госпожа Персефона?       Персефона дотрагивается до своего лица, смотрит на пальцы, вымазанные в красном. Пусть теперь она ещё уродливее, она никогда ещё не ощущала себя такой красивой. – Сперва я сомневалась, но сейчас чётко понимаю, для кого эта программа. Это даже… немного лестно.       В её голосе слышно лёгкое мурлыканье. Она выпрямляется, поправляет платье и подходит к нему вплотную. – Это то, как бы вы поцеловали его? — она улыбается. — Готова обрадовать вас, Смит, вы здоровы — это не любовь.       Её руки обнимают его плечи, она прижимается к нему и тот наклоняется к ней, чтобы услышать, что она ему говорит. Она шепчет ему на ухо: – Прижмитесь ко мне и прочувствуйте, прочувствуйте и осознайте — это то, что он ощущал, когда целовал меня на глазах у неё, — Персефона произнесла это на вдохе. Всё ещё помнила то, каким взглядом обдала её эта женщина. — Я предупреждала её. Я говорила ей, что их чувства не продлятся вечность… Она отстраняется и нежно гладит его по щеке. – …Ты ему тоже не нужен, Смит. Вот увидишь.       Стук каблуков сопровождает каждый её шаг, пока она отходит от него к двери, чтобы открыть её. – Я передам вам программу очень скоро. Идите по своим делам, Смит, и ни о чём не беспокойтесь. А я вернусь обратно в свою пустую дыру, которую называю домом. Там холодно и одиноко, Смит, и туда отправляются все программы, у которых нет назначения. Как жаль, что программа не может так просто выносить ребёнка. И что я не додумалась в тот раз дать Нео задание поинтереснее. Но, может, у вас выйдет придумать что-то… необычное. – До меня доходили некоторые вести из мира людей это время. Военная преступница, капитанша Ниобе, после смерти своего партнёра Морфеуса, смогла найти своё счастье с другой женщиной. Вполне возможно, для вас ещё не всё потеряно, госпожа Персефона. Она не знала, расценивать ли это как издевательство.       Смит коротко кивает в знак прощания и направляется к выходу, но, когда он оказывается у двери, Персефона внезапно прикрывает её, и он притормаживает. – …Прежде, чем дать вам уйти, я хочу задать последний вопрос, который меня волнует с момента, как о нём было упомянуто. – Только если быстро. – Стой сколько нужно, — она цикает. — Вы сказали, что впервые испытали истинную эйфорию перед тем, как решились начать глобальную ассимиляцию и поработить Матрицу. Когда это произошло?       Глядя на неё, он улыбается. Никогда ему не приходилось иметь дело с вопросом легче. Он лишь поправляет пиджак, открывает дверь и спокойно отвечает, уже выходя из комнаты: – …Когда он убил меня.

V. CLUBBING TO DEATH

      Отследить пребывание Смита в Матрице было сложно, так как тот сам по себе не был прикреплён к какой-либо задаче, а если у программы нет задания — нет и программы. Единственной подсказкой было то, что он явно имел какую-то связь с программой начальника Нео, может быть даже паразитировал на ней. Таким образом единственным местом, где он мог быть, был офис компании, в которой раньше работал Нео. Капитанша Багс собрала команду, и они отправились к главному комплексу компании, перед тем заглянув в любимый «магазин сладостей» — оружейный склад из симулятора.       В своей жизни, — прошлой жизни, — Нео видел такое количество разнокалиберного оружия и боеприпасов только в играх, которые сам же создавал. Здесь и возникла проблема: беря в руки кольт, он видел не прекрасный пистолет, не «нержавеющую классику», а модель с хорошо прописанными функциями. Как раз то, что он знал о нереальности оружия, на сей раз не давало ему возможности поверить в его эффективность. – Может быть, это пройдёт, когда я окажусь непосредственно в бою? Кунг-фу же я вспомнил.       Рука Багс опустилась на оружие и надавила, Нео опустил его. Девушка проследила за этим, кивнула и сказала: – Ты веришь в то, что у него есть вес. Этого уже достаточно.       В тот же миг она оступается и чуть не падает, так как её рука проходит сквозь предмет. Команда, наблюдающая за этим, засмеялась. Она выпрямляется, поправляет куртку и недовольно вздыхает: – Не смешно, Нео. – Я-я не хотел, — тот крутит им в руках, в шоке оттого, что произошло, — просто так вышло… извини. – У вас всё в порядке? — Берг вылез, будто из ниоткуда. – Да, просто разбираемся с оружием, — Нео вздрогнул от его резкого появления. – Нет. Не в порядке.       Багс схватила его за руку и направила дуло оружия себе в лоб. Нео хотел отскочить от неё в тот же момент, но она крепко держала его. – Что будет, когда Смит будет также стоять перед тобой? Улыбнешься ему, возьметесь за ручки, убежите в закатное солнце? Это не игры, избранный. Лекси сорвалась с места и вцепилась в дуло. – Ты что творишь, мать твою?! – Видишь? — Багс кивнула в её сторону. — Они верят, что этим можно убить, потому и бояться. И только потому этим и правда можно убить. Дело в вере, а вера пластична: я не прошу тебя верить в то, что Матрица реальна, но тебе нужно верить в то, что ты способен ею управлять. В этом главное отличие от реальности — иллюзия управления. Иллюзия выбора.       Она отпустила его и тот сделал несколько шагов назад. После он посмотрел на оружие и кинул его в сторону, будто оно могло взорваться прямо у него в руке. Он не сводит глаз с оружия, чья моделька начинает видимо лагать, текстуры постепенно слезают с него, а Багс тем временем говорит: – Когда окажемся в Матрице, помни — оружие не может убить ни тебя, ни твоего врага, если ты ему не позволишь.       Перемещение в систему далось им нелегко, в частности его тяжело перенёс сам Нео — его даже стошнило. – Программисту не привыкать! — отозвался Сек. – Чёрт… – Такое бывает, — Багс хмыкнула, — ничего страшного.       Они смогли попасть в здание через то же зеркало, что они хакнули в тот раз, когда впервые пытались вытащить Нео. В системе был вечер. Большинство работников уже ушли, остались только тестеры и, как они надеялись, Смит. Стоило проверить. Багс вышла на связь с оператором: – Сек, попробуй взломать систему охраны здания. – Сейчас… – Пока он там копается, слушайте меня внимательно: здесь полно охраны. Лучше всего, если бы мы смогли избежать встречи с ними, но я не могу предсказать то, как поведёт себя Смит, поэтому лучше будет от них избавится. Не хотелось бы, чтобы он потом вызвал их в любую удобную ему минуту. – Мне не кажется это необходимым, — Нео выглядел хмурым. – Почему же? – Я не могу объяснить это, но мне кажется, что мы сможем договорится без сражений. – Нужны серьезные основания для таких слов. – Что ж… не знаю, насколько это серьезно, но… всю предыдущую ночь я думал обо всём этом и когда заснул, то… ничего не увидел. – Ты имеешь ввиду, что не видел сны? – Верно. – Какое это имеет отношение к делу? – Со мной такое впервые за эти года. Обычно мне всегда снится что-то, в особенности часто — кошмары. Часто в таких снах фигурировал мой начальник. На психотерапии мне говорили, что это вызвано стрессом, связанным с работой, но сейчас мы знаем, что это было вовсе не из-за стресса. Все переглянулись. – Хочешь сказать, что Смит по какой-то причине пробирался в твои сны? – Именно. Не знаю, чего он добивался, но это явно было неспроста. – И при этом, когда мы хотели тебя вытащить, он всё равно пытался тебя убить, — выступила Лекси. – У нас… довольно сложные отношения, — он вздыхает. — Не могу его винить в том, что он хочет мести. И это ведь не отменяет того, что в тех снах он вовсе не пытался выбить из меня всё дерьмо, скорее хотел поговорить или ещё что-то… не могу точно сказать, сны часто забываются. В любом случае, я предлагаю не тратить патроны на бессмысленную херню и сохранить их на тот случай, если он действительно нападёт.       Багс нахмурилась. Она явно сомневалась в этом плане. Тут отозвался Секвойя: – Готово! Я смог взломать систему безопасности. Я ещё параллельно проверил их электронный журнал: утром пропуск начальника был засечен, с того времени он не выходил из здания. Этот засранец точно здесь. Работайте, ребята!       Это было хорошей новостью, по крайней мере они не лезли в неизведанное. Услышав это Багс переглянулась с остальными, вздохнула и ответила: – Ладно. Раз есть шанс, надо им пользоваться. Действуем так: мы прокрадемся к офису, где сейчас находится Смит, и распределимся. Берг и Лекси останутся снаружи и, вдруг что, уведомят, если нас засекут. Я и избранный отправимся прямиком в логово зверя. Все всё поняли? – Так точно, — ответили остальные. – Вперёд.       Пройти мимо охраны было не слишком сложно: Нео знал всё об этом комплексе, в том числе расписание смен. Главный офис находился на предпоследнем этаже, обычным лифтом пользоваться было нельзя, так что они спустились на парковку и поднялись с помощью грузового лифта, по дороге вырубив двоих охранников, которые его охраняли. Нео даже извинился перед ними. Как и было обговорено, двое остались сторожить снаружи, а Багс и Нео пошли внутрь.       Как только дверь за ними закрылась, Нео ясно ощутил, как над ним захлопнулась крышка.       Внутри было тихо, но это место не давало расслабиться, даже с учётом того, что внутри никого не было — слишком много неприятных разговоров произошло в стенах этого проклятого кабинета.       Обстановка внутри была гармоничной и интересной: из панорамного окна вырисовывался шикарный вид на город, у рабочего стола был включен приглушённый свет, успокаивающе гудел включённый системный блок. Несмотря на приятную атмосферу, само место вызывало в Нео не самые приятные чувства. Сколько раз они встречались в этом самом месте, сколько их переговоров проходило здесь, сколько часов терапии добавлялось в его расписание после каждой такой «беседы» — нельзя было и счесть.       Сбоку от книжного шкафа у стены напротив входа виднелась ещё одна дверь, ведущая в кладовку — ещё один неприятный угол этой комнаты. Нео помнил, как часто его начальник запирался там с очередной секретаршей… или секретарём. Такие мелочи, как гендер, никогда его не останавливали. Нео не смущали его пристрастия, он просто не хотел в какой-то момент оказаться там же.       С учётом всех обстоятельств, оказаться здесь без «этого мудака» было даже приятно — наконец-то сам Томас вторгался в его комфортную зону, теперь он двигал фишки и переворачивал доску. И пусть в свете новых обстоятельств это было довольно мелочным достижением, оно всё равно отдавало каким-то особым флёром, как говорят, вредное удовольствие. – Выглядит, как засада. Держись рядом, — сказал Багс.       Нео кивает и делает пару шагов вперёд, как тишина нарушается и из ниоткуда начинает играть музыка. Они с Багс испуганно застывают на месте, пытаясь понять, откуда она доносится.

Oh Sally, my dear It's you I'd be kissing She smiled and replied, «You don't know what you're missing»

– Оттуда, — Багс кивает на рабочий стол. Нео осторожно сходит с места и проходит к столу.

If all the young men Were hares on the mountain How many young girls would take guns and go hunting?

      На столе, помимо всего, находился телефон начальника. Это из него играла эта музыка. Он провёл пальцем по экрану, он включился и на нём высветился плейлист, там же было название песни — Hares On The Mountain, Ширли Коллинз. «Фолк любишь?» — он хмыкает про себя и выключает воспроизведение.       Они прошли дальше. Не было ничего необычного: стандартная мебель, все вещи на месте. Багс заинтересовалась панорамным окном и связалась с Секом: – Сек, проверь его. Мне кажется, моё отражение неправильное.       Тем временем Нео всё не давал покоя шум, исходивший от компьютера. – Я проверю, с чем он работал, — говорит он ей и садится за стол. – Вперёд.       На экране высвечивались открытые документы и отчёты по сразу нескольким проектам, браузер, а также Word с открытым pdf-файлом журнала «Теология и сексуальность». Ничего особенного, видимо, перед их приходом босс проверял то, насколько «Бинарность» вышла за рамки бюджета. Ну, и немного узнавал что-то по… своей теме.       Нео свернул все открытые документы и на экране остался только браузер, где уже был введён поисковой запрос, ответов на который не нашлось. Он посмотрел на него и прочитал:

«Тук-тук, Нео»

      Он вздрогнул. Вновь это имя. Почему-то именно сейчас от него бросает в дрожь. Из того немного, что он помнил об их противостояния, Смит никогда не называл его «Нео», это произошло лишь единожды — во время их последней битвы. Не похоже, что он всё оставил в прошлом. Самому Нео имя всегда казалось странным. «Что оно значит? Морфеус однажды мне что-то рассказывал насчёт него. Если переставить буквы, выйдет «единица». Интересно… Как же тогда зовут Смита? Я знаю только его фамилию. Раз мы связаны, и он моя противоположность, может, его имя — ноль? Понимаю, почему он хочет, чтобы я называл его Смитом…»       Когда он отрывается от монитора, то тут же слышит какой-то шум слева. Он поворачивается и смотрит туда, откуда шум донёсся, и взгляд его останавливается на двери кладовки. Он долго смотрит на неё и в конце концов шум повторяется — из-за двери слышится тихое «тук-тук». После этого дверь приоткрывается. Нео встаёт с места и подходит к ней, с опаской кладёт руку на ручку двери. «Надеюсь, твои штаны на месте», — думает он и открывает кладовку.       Внутри темно, но как только он открывает дверь, свет автоматически зажигается. Нео застывает на месте: напротив его начальник, сидит на стопке коробок, склонив голову набок. Взгляд стеклянный, руки свисают вниз, весь пиджак перепачкан в крови и во лбу зияет дыра от пули. На полу поперёк входа лежал ещё один труп, это был Кори Бейкер — консультант, помогавший разрабатывать боевую систему для «Бинарности». – Что там, избранный?       Нео находит себя не в состоянии оторвать взгляд от увиденного: перед ним сейчас был труп, жестоко убитый в стенах компании, некогда бывшей всей его жизнью, и этот труп — человек, которого он знал практически всю свою сознательную жизни. Он чувствует, как ему становиться всё хуже, в желудке происходит что-то странное.       Он пытается сосредоточиться на одной-единственной мысли: это всё не реально, этого нет, это просто Матрица пытается играть с его разумом. Он начинает тяжело дышать и цепляется за дверь кладовой. – Этого нет… он не настоящий… – Нео? – Он не может истечь кровью… он не мог стучать в дверь…       Свет начинает мигать, что только ухудшает приступ. Багс подходит к нему и заглядывает внутрь. Увидев начальника, она напряжённо выдыхает, протягивает к нему руку, сгребает волосы и поднимает голову. Рассмотрев отверстие, она произносит: – Сорок пятый калибр. Агенты.       Он обращает внимание на его руки, также перепачканные кровью, и особо концентрируется на указательном пальце. С него его взгляд перемешается на стену, где видны следы того, что осталось от его разнесённого на куски затылка. Наверху виднеется рванный, еле видный рисунок, выведенный из крови — это была ромашка. У неё было десять листков, один уже был оторван. На этом моменте всё перестало делать смысл для Нео, его ноги подкосились и сложилось впечатление, будто пол превратился в зыбучий песок. – Нео! — вскрикнула Багс, но тот уже не смог удержаться.       Произошёл сбой, вызванный парадоксом, на несколько секунд Матрица буквально вздрогнула: всё здание комплекса сжалось и растянулось, Нео и Багс успели пролететь несколько этажей прежде, чем врезаться в пол двадцать четвёртого. Подобно удару по воде, дрожь от их падения пробежалась по стенам, выбралась к окнам и выбила все из них, до единого. Они отдышались и подняли головы, тогда и заметив, что не одни — перед ними стоял охранник, шокированным произошедшем не меньше, чем они сами. – Чёрт возьми, — выругалась Багс. Они услышали, как завыла сирена.       Чтобы добраться до выхода из здания, необходимо было вырваться к аварийному выходу: это была лестница, ведущая к грузовому лифту, с которого можно было бы выйти на парковку. Пока они туда бежали, спасаясь от пуль, выпущенными гонящимися за ними охранниками, Багс связалась с Секом: – Мы нашли труп. В здании есть агенты?! – Если бы были, я сам бы тебе сказал. Я вижу следы их кода, но след давний, ему уже несколько часов… – Проверь, есть ли их след где-то ещё, мы должны их найти!       После очередного поворота они наткнулись на остатки команды. Их оружие ещё не успело остыть после недавнего боя с охранной. – Какого чёрта произошло? Нас чуть не выбило. – Что-то вызвало сбой… – Агенты устранили программу начальника избранного, — Багс махнула рукой в сторону двери, — нужно найти аварийный выход и выбираться отсюда. – Убили?! — все сдвинулись с места и Лекси продолжала расспрос. — Смита разве можно убить? На связь тут же вышел Сек. – Дело не в этом. Смит использовал беднягу как переноску, паразитировал на нём. Видимо, после исчезновения Нео началась зачистка, и система заметила аномальные активности программы Гроффа. Агенты успели немного раньше нас. – Значит, он мог выжить? – Наверняка так оно и есть, но он за это время хорошо научился скрываться, крыса полевая… я не могу его отследить, только агентов. И трупы… – Поняли. Тогда направляемся на парковку, оттуда — по следу. Вперёд!       Им предстоял бой с тремя десятками охранников, поджидавших их на всех уровнях аварийной лестницы. Стрелять в тех, чьи лица он видел каждый день на протяжении всей своей работы в «Деус Машина» Нео был не готов, в частности потому, что их система не заставляла ему противостоять — они выполняли свою работу, защищали здание. Из-за этого в отряде распределились так, чтобы он бежал последним и не путался под ногами. – Нео, они — наши враги. Система заставит их забыть об этом. Стреляй! – Не могу… – Придётся! — Багс выбивает дверь ногой, и они выходят на парковку.       На месте их уже поджидали оставшиеся охранники комплекса и даже полиция, прибывшая через несколько минут после получения сигнала. Как только по ним начали стрелять, Багс оглянулась на Нео толкнула Нео в сторону и команда вступила бой.       Под звуками выстрелов Нео прокрался к посту охраны, единственному оплоту безопасности здесь. Ворвавшись внутрь он тут же упал на пол и прикрыл лицо — несколько выстрелов пришлось на стекло, разбив его вдребезги. Когда он смог открыть глаза, то увидел охранника, лежащего на полу, с отверстием от пули во лбу. Ещё один, но агентов не видно — значит, поблизости должен быть ещё один. Перед уходом Нео схватил оружие, которое охранник сжимал в своей холодной руке и покинул пост.       Снаружи бой протекал в пользу повстанцев: им удалось расчистить себе путь к дороге на улицу. В момент, когда они оказались снаружи, Багс вышла на связь с Секом и попросила его проверить территорию на наличие агентов. В тот же миг сзади к ней подлетел полицейский, направивший дуло ей в спину. Багс вздрогнула и сняла пистолет с предохранителя, Лекси заметила это и с рыком сорвалась с места, но обе не успели — Нео уже успел застрелить противника. Когда они с Багс встретились взглядами, та радостно выдохнула: – …Избранный вернулся.       Им удаётся пройти к грузовику, стоящему по среди дороги. Здесь агенты настигли Смита ещё раз — ещё один охранник валялся прямо у открытой двери. Но тела водителя рядом нет, как и агентов… – Надо искать ещё тела, — говорит он.       Постепенно передвигаясь, они шли по цифровому следу, оставленному агентами, и по пути находили всё новые тела: дальнобойщик лежал в переулке неподалёку, у запасного входа в забегаловку, рядом с ним — мешок с мусором и бейджик. Следующей они нашли девушку в форме официантки валяющейся посреди улицы рядом с ещё одной женщиной. Далее путь привёл к клубу «Дейр-энд-Бахри» — парень-подросток с несколькими пулевыми ранениями истёк кровью на ступеньки, ведущие ко входу в клуб. Очевидно, если Смит и был где-то здесь, то он был внутри — и там же были агенты.       Основной проход был закрыт, что не оказалось препятствием для Нео: он буквально прошёл сквозь него, когда команда в полном составе осталась по ту сторону. Внутри ему перехватило воздух, он потратил несколько секунд на то, чтобы прийти в себя. – Нео, прекрати! — на связь с ним вышел Сек. – Я не знаю… не знаю, как это выходит… – Твой мозг ещё не адаптировался под гибкость восприятия Матрицы. Но тебе необходимо взять себя в руки — чем больше ты её дестабилизируешь, проявляешь аномальную активность, тем больше внимания привлечёшь. Иди внутрь, найди Смита и выбей из него всё, что он знает, а после — беги.       Выбора не было. Дальше — только вперёд, по дорожке, усыпанного лепестками ромашки. Любит-не любит, любит-не любит… Нео сходит с места и проходит в главный зал.       Там он практически сразу же оказывается в самой гуще толпы. Нео никогда не интересовался ночной жизнью города, да и работа тому не способствовала, потому не особо понимал, как ориентироваться в клубах. Он просто двигался вперёд, несмотря ни на что.       Внутри шумно, музыка играет на полную; внутри одновременно темно и светло — света хватает ровно на столько, чтобы понять, что он заблудился в лесу одинаково закодированных ботов; внутри тесно, чужие руки с неприличной регулярностью дотрагиваются до него, взгляды прилипают к нему и провожают несколько последующих секунд. Внутри слишком много мужчин как для обычного ночного клуба. – Гей-клуб? — он оглядывается. — Всегда знал, что зажимы для галстуков носят только…       В этот момент включается новый трек и Нео сильно толкают. Он отступает в сторону и врезается спиной в стену. Конец зала. Там он осматривается и замечает некий выход, занавешенный тяжелыми бархатными шторами. Отворачивая край, он понимает, что это, судя по всему, служебный ход. Он бы не привлёк его внимание, если бы не кровавый отпечаток чьей-то ладони, оставшийся на стене напротив, а также ещё несколько таких же, только более смазанных, вдали коридора. Кто-то торопился.       Уходя вглубь помещения, он не забывает проверить магазин — несколько пуль дела не сделают, но успокаивало хотя бы то, что они вообще есть. Проход ведёт его к лестнице, после спуска — к ещё одному коридору, где краска на стенах уже начинала осыпаться, а единственная дверь, находящаяся в конце, была выбита. Справа от неё, опираясь спиной о стену, сидела девушка лет двадцати с простреленным животом. Кровавый след тянулся от лестницы прямо к её рукам. Постепенно её модель начинала облазить и распадаться, текстуры не задерживались на её повреждённом коде. Пусть это и был всего лишь бот, созданный искусственно, который даже не мог ощущать боли, этот вид тотчас отнял у Нео всякое желание шутить.       Как только он зашёл внутрь, тут же обнаружил, что за дверью находилась чья-то частная комната: у стены лежал не заправленный футон, на столе справа чашка с чаем осталась стоять нетронутой, стены были обвешаны различными рисунками и изрисованы символами, значения которых он вовсе не знал. Не было видно ни Смита, ни агентов. Он опоздал. Но неужели агенты всё-таки успели добраться до Смита?       Тот явно пришёл именно сюда не просто так, он что-то знал и почему-то, убегая от смертельной опасности, скрылся от неё именно здесь. К тому же, место явно было обитаемым, вот только где хозяин? Кто хозяин?       Нео рассматривал символы на стенах, пытаясь понять, что они значат, хотя бы предположительно догадаться о личности владельца этого странного места. Затем, его взгляд упал на один из рисунков, где, помимо каракуль, по бокам листа, в самом центре виднелся эскиз крыльев. И здесь его осенило…

VI. PRODIGAL SON

      Первая попытка найти Смита обернулась полнейшим провалом, зато вопрос о том, куда же всё-таки скрылась хитрая программа, не остался без возможных ответов. – …Если мы предполагаем, что-то место принадлежало именно Серафу, то даже не знаю, что сказать, — док сделала затяжку. — Тот самый Сераф… все думали, что он исчез. Никто не видел его все эти года. Откуда чёртовому Смиту знать, где он? – Это не так неожиданно, как может показаться, — Берг подсел ко всем за стол. Рядом с собой он поставил стопку книг, что находились не в лучшем состоянии. — Я изучил то, что у нас есть. У них двоих были свои тёрки, ещё до того, как ты, — он кивнул в сторону Нео, — стал его главной проблемой. Один раз Сераф даже побеждал Смита. – Серьезно? – Ага. Из-за этого его и начали изучать ещё тогда — все думали, что он может быть избранным. Но как программа, да ещё и бывший агент, может быть мессией человечества? – Агент? — Нео нахмурился. — Не слишком хорошо помню Серафа, но этого я точно не знал.       Берг достал из стопки книгу потолще, открыл, пролистал до нужной страницы и передал её Нео. На ней был какой-то текст на неизвестном ему языке и иллюстрация: анатомический рисунок гуманоидного существа, имеющего, к тому же, функциональные крылья. – Сераф старый, типа, очень старый. Смит тоже, но не настолько. Сераф был ещё в бета-версиях Матрицы, один из первых агентов, в то время они ещё имели крылья и были похожи на ангелов. Смит появился в первых альфа-тестах полноценной Матрицы, когда агенты также получили своё обновление — Сераф был из тех, кто отказался возвращаться в источник и превратился в изгоя. Там уже пошла тёмная история с Меровингеном и Оракулом… – Что насчёт того боя, где он победил? — спрашивает Лекси, закидывая ноги на стол. – Об этом мало что известно. Только то, что Смита хорошо отделали — достаточно хорошо, чтобы он это признал. Так что в нашей с вами ситуации вопрос скорее нужно ставить так: не «как» Сераф помог Смиту скрыться, а «зачем». – Помощь коллеге? – Предлагаю не фокусироваться на причинах, — Багс скрещивает руки на груди. — Нужно понять, куда он мог деться, его мотивация уже отдельный вопрос. – Ну, по крайней мере нам известно, что он живёт под мужским клубом в центре Манхеттена… уже неплохо. – Нет, — Берг отмахнулся. — Нам с вами ничего не известно.       Вся команда оглянулась на него с интересом и тот продолжил: – Сераф не задерживается на одном месте долго. Его нелегко найти — сложно вспомнить программу, которая умеет скрываться лучше. Если он где-то жил, то туда уже не вернётся, тем более, если там побывали агенты, а Смит привёл их к нему за «спасибо». – Зачем Смиту вообще понадобилось идти именно к Серафу? Они же заклятые враги. – …Потому, что Серафу удавалось скрываться от системы годами. И это, как мы думаем, не просто так. Морфей?       Интерфейс изоморфных частиц активировался, и Морфей тут же присоединился к ним. С помощью интерфейса он составил образ ключа, для наглядности. Он спросил: – Ничего не напоминает? – Это… ключ, — Нео не понимал, к чему он клонит. – Один из сотни, которые я обнаружил в том подвале. Все разные, каждый со своим назначением, но ни один уже не работает.       Нео пытался осмыслить услышанное и тут ему в голову пришла мысль: – Хочешь сказать, эти ключи… – У нас была теория о том, каким образом Серафу удавалось скрываться от системы так долго. Поначалу он находился под защитой повстанцев, так как сотрудничал с Оракулом и защищал Сати, но затем Оракул исчезла и произошла трагедия, связанная родителями Сати. В итоге Сераф смог её спасти, и она оказалась под полной опекой повстанцев, а сам он пропал. Мы верим, что он оставил её, потому что ему пришлось заняться охраной бесценного артефакта — глаз Пифии. Мы искали их, но не нашли, и очевидно, что только он мог забрать их с собой, не дать поехавшему Меровингену их заполучить… или хотя бы знать, куда они исчезли. Помимо того, он пропал не один… – …Он пропал вместе с Мастером ключей.       Образ испарился, и Морфей подошёл к ним поближе, оперевшись о стол. – Я думал, он умер, — Нео удивился. – Он был одним из тех элементов, что успели обновиться. Мастер не только имеет доступ к самым разным программам и возможность выстраивать между ними коридоры, но и обладает возможностью заделывать дыры в коде и неполадки. Возможно, он помогает Серафу взамен на защиту. Если это так и есть, то у нас есть на примете одно место, куда они могли пойти, чтобы скрыться…       Подготовка к отправлению не заняла много времени. Оно и понятно, готовили всего одного человека — Нео. Команда была убеждена, что кроме него Сераф не подпустит к себе никого, к тому же толпа могла привлечь ненужное внимание к его убежищу. Вот только Нео стоило собраться с мыслями и начинать воспринимать Матрицу серьезно, иначе, если он опять провалится куда-нибудь, его будет сложно доставать.       Единственным местом, где Сераф и Мастер могли скрыться при тех неожиданных обстоятельствах, которых их настигли, была лавка Мастера, располагавшаяся недалеко от всем известного отеля. Её особенностью было то, что она, как и некоторые другие опечатанные объекты, никак не считывалась системой. Это можно было назвать эдакой сумеречной зоной Матрицы. По приходу туда Нео заметил какую-то молодую парочку, пробующую попасть внутрь, но у них так ничего и не вышло, так что они ушли. Нео же даже не пришлось выбивать дверь — как только он дотронулся до ручки двери, так тут же открылась перед ним сама. Он вобрал в себя воздуха и зашёл внутрь.       Схема была та же, что и в клубе: пройти основное помещение, попасть в служебное, спустится на нижние уровни и там найти единственную дверь, находящуюся в самом конце коридора. Он проходит к ней и наконец-то попадает внутрь.       Стены помещения были выложены кафельной плиткой, в то время как пол был деревянным. Стояли шкафы с запечатанными лекарствами, со стен и потолка свисали ключи разных форм и размеров. Слева от входа находился стул, схожий на тот, что используют стоматологи — Сераф лежал в нём, обнажённый до пояса, а Мастер стоял рядом и зашивал рану на его плече. Таких ран было несколько, они покрывали его грудь и руки, ровно, как и пот, щедро рассыпанный по его телу, блестевший при свете огня из камина в другом конце комнаты. Помимо ран, Нео заметил несколько татуировок, раскиданных по его груди, в том числе надпись: «L'ange sans ses ailes». Сераф держался стойко, но порой боль превозмогала его, и он стискивал зубы, чтобы не дёрнутся или не крикнуть. Вместо этого он просто периодически бил рукой по столику, находящемуся рядом.       Заметив прибытие Нео, Мастер остановился и оба обратили на него внимание. Они переглянулись, Сераф кивнул, Мастер отложил инструменты и взял в руки полотенце, чтобы вытереть их от крови. Судя по всему, они были готовы к его приходу. Мастер удалился, оставив их одних, и тот напрямую обратился к прибывшему: – Он говорил, что ты придёшь. – Здравствуй, Сераф.       Тот привстал со стула, сложил ладони вместе и слегка поклонился в знак приветствия. – Думал, что ты погиб… что вы оба погибли… не знаю, что испытываю: радость от твоего возвращения, или гнев от того, что его так и не убили. Хотя, больше всего, конечно, горе… – Отчего? – …от того, что мне пришлось вспомнить. Он поднимает голову и смотрит Нео в глаза. – Я знаю, знаю, ты его ищешь. Хочешь ответов, вот только… нужны ли они тебе? – Я сам решу это. – Да. Верно. Как и всегда, — он опирается на колени и встаёт с места. — Ким проведёт тебя туда, где он скрывается. Пифия говорила: «Всё, что имеет начало, имеет и конец». Мы отвели его туда, где всё началось и оставили его там.       Нео задумался, пытаясь понять, что он имеет ввиду. Ответ прояснился, как только перед глазами промелькнул силуэт белого кролика. – …Мои старые апартаменты. Сераф лишь кивнул в ответ. – Думал, доступ к ним давно утрачен. У нас был только вариант, воссозданный в модуле. – У повстанцев его нет и быть не может, Ким запечатал вход туда. Это место подобно святыне для многих, в ней нет места посторонним. Он проведёт тебя туда. Только помни, старый друг — один раз он даст тебе доступ, и ты уже не сможешь его лишится. Тебя будет преследовать желание вернуться, и, вместе с тем, мучать осознание, что это невозможно…       Он встаёт с места и подходит к открытому шкафу, чтобы взять оттуда медикаменты. Нео провожает его взглядом и наконец-то видит его спину: от затылка до поясницы, от одного плеча к другому она была усыпана шрамами в форме ключей. Все они были уродливыми, словно тех засунули ему под кожу.       В тот же момент, как его взору открылся этот вид, в комнату вернулся Мастер, держа в руке тавро с клеймом на конце. Клеймо было в форме ключа. – Снимай рубашку, — говорит Сераф и проглатывает таблетки.       Скоро Нео уже сидит там, где сидел Сераф, только повернувшись спиной к Мастеру, который тем временем обжигал клеймо в камине. Он расстёгивает рубашку и готовиться к тому, что его ждёт, пока тот стоит рядом. Нео рассматривает его шрамы и поджимает губы. Но больше его интересуют свежие раны: судя по коду Серафа, он серьезно пострадал, причём, парадоксально, но природа этих ранений вряд ли являлась такой уж естественной. Такое впечатление, будто произошел какой-то серьезный сбой, отсюда все эти дыры и разрывы. Нео кивает в его сторону и спрашивает: – Это то, что он с тобой сделал? – Это не было его намереньем, — он отмахнулся. — Смит был обвешан триггерами и за ним уже гналась свора агентов. Чтобы скрыть его от системы, пришлось скомпилировать наши коды. Объединение было недолгим, но, когда произошло разъединение, мой код сильно пострадал. – Не понимаю…       Нео искренне не понимал, как тот мог помочь Смиту, ещё и позволить сделать это с собой. А сама мысль о том, чтобы «объединиться» со Смитом, звучало как нечто разрушительнее урагана. Сераф понимает суть его вопроса ещё до того, как он его произносит. – Я бы тоже не понял, если бы был помоложе. Но я старее, чем всё, что здесь есть, всё, что есть в Матрице… пожалуй, кроме самой идеи Матрицы. Я встретил Смита ещё тогда, когда имел крылья, во времена первых бета-версий. Тогда он ещё не был агентом, а я — был. Его тогда даже звали по-другому. Тогда люди ещё были в Раю… – И что ты сделал?       Тот вздохнул и скрестил руки на груди. Нео снял с себя рубашку и выгнулся, слыша шаги Мастера за своей спиной. – Тогда — ничего. Но потом… Скажем так, я убил его. Это… не было так хорошо, как я ожидал. На самом деле, это обернулось кошмаром. Мы оба плохо помнили этот бой, но после того, как произошла перезагрузка, мне удалось вспомнить это всё так ясно, словно это вновь произошло перед моими глазами. «Что я сделал»… — он поджимает губы, — я задолжал ему, вот, что я сделал. – Будет больно, Нео, — Мастер похлопал Нео по спине, чтобы тот немного подготовился. – Вперёд, док, — тот кивает.       Мастер поднимает тавро и целится так, чтобы попасть меж лопаток. Нео сжимает зубы, готовясь к боли, но в момент, когда Мастер уже хочет поставить клеймо, Сераф останавливает его, хватаясь за тавро, и наклоняется к Нео: – У меня есть условие. «Ну, конечно», — закатывает глаза. – После того, как ты возымеешь власть над Матрицей… – Власть?.. — Нео удивлённо смотрит на него. – Можешь не сомневаться в этом. Ты осознаешь её в полном размере, и даже больше. – Откуда тебе это знать?       За это время Нео подзабыл о том, как выглядит Сераф: забыл, что тот носил широкую одежду, что надевал очки… он вспоминает об этом только сейчас, смотря ему в глаза. Его глаза выглядят знакомо, но не естественно, а также по странному блестят. – …После того, как это произойдёт, прошу тебя — сотри мне память.       После этого он отпускает тавро и Нео срывается на крик, чувствуя неописуемую боль.

VII. KEY

      Нео стоял напротив двери. Такой знакомой, и, вместе с тем, такой далёкой — он закопал её глубоко в своих воспоминаниях и сейчас она, подобно куску льда, всплывала и резала его чувства. «Мы серьезно подошли к защите этого места: оно застряло в постоянном повторении, будто модуль. Не хотели менять там что-либо. Ты можешь сначала не узнать его, но, как увидишь, поймёшь, что это он». Он постучался.       Не проходит и пяти минут, как слышаться щелчки и дверь открывается. Сначала не полностью, только на цепочке — внутри так темно, что никого не видно. Впрочем, итак понятно, кто это был. – Всего лишь я, — говорит Нео и дверь неоднозначно захлопывается.       Он ждёт, пока все замки на двери отворяться и её не откроют на сей раз полностью. Вот только когда это происходит ему приходится сделать шаг назад, так как перед ним предстал никто иной, как он сам, только помоложе. Это вводит его в ступор на пару минут, в то время хозяин квартиры осматривает его и кивает, молча указывая ему за спину. Нео сначала не понимает, к чему он клонит, но затем поворачивается и видит, что за его спиной собралось ещё несколько человек: его старый друг Чои и подружка Дюжур, и парочка их знакомых. С другой стороны, людьми назвать их было сложно: судя по коду, система воспринимала их скорее, как часть фона, не имеющая другой функции, кроме как проигрывать одни и те же диалоги, делать одни и те же действия, попросту создавать иллюзию жизни.       Тем не менее, толика сознания в этих болванчиках была — увидев сразу двух Томасов Андерсенов, все до единого застыли на месте и могли произнести ни слова. Нео не успел ничего сказать Чои, как молодой Томас достал из кармана пистолет и не выстрелил тому в голову. Следующей была Дюжур, за ней — один из их приятелей, которые бросились наутёк. Нео был шокирован этим, но не успел и пискнуть, как его схватили за горло, заломали и затащили внутрь.       Нео был чертовски напуган, но не смог закричать — лишь хрипел, пока противник держал его за шею. В момент, когда за ним захлопнулась дверь, сердце Нео пропустило удар. – Так и знал, что вы захотите заорать. Всегда были самым крикливым.       Его отпускают. Нео откашливается и поворачивается на спину, смотрит на своего обидчика: на сей раз он выглядел также, как и Джонатан, его бывший начальник, вот только по его взгляду было видно, что от него в этой модели ничего кроме внешности не осталось.       На несколько мгновений его взгляд помутился, и он перестал ориентироваться в происходящем, но долго это неведенье не продержалось. Вскоре он ощутил под собой нечто мягкое, раскрыл глаза и понял, что не лежит куском мяса на дороге на пару со Смитом, а переместился… в свою старую квартиру. Она оставалась именно такой, какой он её запомнил.       В ушах играла музыка, текст трека он помнил наизусть: это была Нирвана, «Something On The Way». Он часто слушал их по молодости, когда ему было грустно или хотелось побыть одному; такие ситуации возникали достаточно часто. Но сейчас он явно был не один.       Сняв наушники, он встал с кресла и осмотрелся. На стуле у стены сидел виновник его недавнего полёта и несостоявшегося сердечного приступа, на сей раз в облике бывшего начальника. Нео вздрогнул, когда увидел его, но тот выглядел относительно спокойно и явно не собирался вновь выкидывать его из окна или ломать ему рёбра — невиданный пацифизм. – Не в моих планах было пугать вас внезапными убийствами, мистер Андерсон, но вы не оставили мне выбора, притащив за собой шайку лишних слушателей.       Голос, которым тот с ним заговорил, пробудил в нём тысячи новых воспоминаний. Этот надменный тон, с нотками снобизма и тенью угрозы. Без всяких сомнений — перед ним сейчас был бывший агент Матрицы, которого он, можно сказать, «несвоевременно освободил от обязанностей». – Правда? — он зло на него смотрел. — Не говори, что не наслаждался каждой секундой моего испуга. – Из-за него у вас сейчас переизбыток адреналина, отсюда берётся ваш гнев, а он нам сейчас совсем ни к чему. Я не намерен драться с вами, мистер Андерсон, более того — уверен, что вы и сами того не хотите, учитывая, что у вас нет никакого оружия, так что нам обоим остаётся только провести конструктивный диалог. Я предлагаю вам присесть обратно в кресло, куда я вас и посадил, и успокоиться.       Андерсон опускается обратно, не сводя взгляда с собеседника. Смит выглядел и звучал на удивление серьезно, обычно он старался как можно сильнее запугать. Но это не удивляло его также, как то, что Смит действительно захватил разум его начальника и всё это время наблюдал за ним. Возможно, напрямую влиял на его жизнь. – Теперь понятно, почему босс был таким мудаком. – Я не имел возможности проявить себя в этом обличии, так что полагаю, он был запрограммирован таким изначально. – И скин у него уродливый. – Вы как обычно преисполнены тактичности. Что же вы не говорили это ему в лицо? Или боялись? — он надменно хмыкает. — Впрочем, я тоже долгое время не узнавал себя в зеркале…       Он прикладывает руку к своему лицу, вцепляется в него пальцами, начинает медленно его сжимать. Сначала Нео не понимает, что он делает, но вскоре видит, как легко лицо сходит, когда Смит сдирает его с себя, а на его месте виднеется лишь пустота. Вскоре вся моделька начинает расслаиваться, двоиться, ломаться, в итоге рассыпаясь на пиксели, которые тут же исчезают. Вместо своего бывшего босса Нео теперь видит давнего врага, в его обычной ипостаси: хмурое лицо, приглаженные волосы, чёрные очки и тёмно-зелёный костюм. На удивление, этот вид заставляет его ощущать себя намного комфортнее. – С глазами переборщили, — говорит Смит. – Переборщили, — соглашается Нео. Тот встаёт с места и поправляет пиджак. – Вам бы стоило подстричься. – Всё это время ждал, чтобы сказать мне это? Грустно. – И побриться. – Тебе ли меня осуждать? У тебя было лицо звезды рекламы полотенец. – И выбор одежды у вас довольно… эксцентричный. – Я что, на модном приговоре? – Моё отношение к вам не основано на культуре ваших человеческих политических институтов. Я оцениваю лишь то, кем вы были и кем стали. Помимо того, я не могу придать вас общественной анафеме за тот кошмар, что вы сотворили со своей жизнью, как бы мне того не хотелось. Всё потому, что сейчас сюда не может попасть никто, кроме нас с вами. Даже человек, которого повстанцы называют оператором, не слышит нас. – Ты способен заменить все судебные органы власти. – Приберегите свою лесть для более благодарной аудитории, мистер Андерсон.       Смит разворачивается, проходит по квартире и останавливается у единственного источника света — напольного светильника, стоявшего у кровати. – Ты меня ждал. – Верно. – Почему? Что тебе нужно? – То же, что и вам, мистер Андерсон, — он снимает очки и складывает их, вешая на нагрудный карман пиджака. — Мне нужны ответы. – Ты не так давно пытался убить меня. – Я лишь поддался ностальгии. Впрочем, если говорить серьезно, я постоянно пытался расшатать ваши представления об идеальном мирке, что по вашему мнению вас окружал, пробудить то, что спало в вас долгое время, но вы вечно ехали к своему терапевту и заделывали любые дыры и эксплойты, которые я так старательно вносил в ваш код. Даже во время моего нападения я лишь старался напомнить вам о вашем… интересном прошлом.       Томас обходит рабочий стол, дабы немного поравняться с собеседником. Смит остаётся беспрестанным. – Ты знаешь, что случилось во время нашей последней битвы, не так ли? Тот хмыкает. – Конечно же я знаю. В отличии от вас, мою память занимают не расписания походов в спортзалы, заказы в местном кафе или тем, есть ли у «той симпатичной коллеги» партнёр. – Мог бы и поскромнее ответить. – Это и есть скромный ответ. Я бы даже назвал это жалобой, — он цыкает. — Думаете, я не завидую вам? – Завидуешь… мне? – Да. Знаю, звучит абсурдно: завидовать человеку, да ещё и такому ограниченному в плане умственных способностей, как вы, но тем не менее это произошло: я бы отдал многое, чтобы моя голова была столь же пуста, что и ваша.       Слышать подобное от Смита было не только в крайней мере удивительно, но и как-то… жутко. Что хранится у этой программы в голове, раз он говорит такое? – Рассказывай, что знаешь, Смит. Мне нужна правда. – Неужели? — тот снова хмыкнул. — И вашим друзьям тоже? – Да. – Странно… в тот раз мне показалось, что вы приложили все возможные усилия, чтобы эти «ответы» не достались никому. «О чём он говорит? Неужели я сделал что-то ужасное?» – Для чего бы мне это? – Вы действительно совсем ничего не помните? – Практически. Лишь знаю, что договорился с машинами, чтобы те подключили меня к Матрице, и я победил тебя, взамен на мир. После этого я погиб. – Верно. Ваша память вас не обманывает, всё действительно было так. Вот только… — он приподнял одну бровь, — …перед этим было ещё несколько событий. Я бы даже сказал, открытий, после которых вы решились на то, чтобы оставить Матрицу такой, какая она есть, и восстановили её настолько, насколько это было возможно после моего вмешательства.       Нео ощутил ком в горле и подступающую тошноту. Волнение скрутило его изнутри, словно он чем-то отравился. – Просто скажи мне, что я сделал… – И вы мне поверите? – Я найду способ проверить. – Ох, не стоит его искать. Я вам позже сам всё докажу. Видите ли, мистер Андерсон, если вы ещё не забыли, однажды мне удалось ослепить вас.       Томас поднял на него взгляд, словно проверял, не ослеп ли он вновь. – Да. Это была адская боль. – Совершенно точно. Я ослепил вас, но, тем не менее… – Я мог тебя видеть, — он выпрямился, смотря на собеседника не моргая, — и мог видеть всё вокруг. Не так, как раньше, но всё ещё мог. Мои силы проявились вне Матрицы ещё до этого, я смог остановить несколько синтиентов силой мысли… это меня поразило. – …Хорошо, — Смиту явно нравилось то, что он слышал. — Что-то в вашем пустом котелке ещё осталось. Какой же вывод вы сделали из увиденного? – Я пошёл к Пифии. Она сказала, что сила избранного работает не только в мире Матрицы. – Это и была ваша ошибка. – Почему? Она ведь программа. Программы не могут лгать. Могут изворачиваться, уходить от ответа, но не лгать. – Сегодня вы либо блистаете умом, либо умело скрываете своё слабоумие. Да, она не соврала, но дала максимально неточный ответ. Более того…       Он сдвинулся с места, сделав несколько шагов в сторону Нео. Тот сделал шаг назад. – …вынужден вам сообщить, что вряд ли она вообще знала правильный. Тот вздрогнул. – Не понимаю… тогда к чему это было? Почему мои силы работали вне Матрицы? – Вы наконец-то задаётесь правильными вопросами, мистер Андерсон. Что вы сами думаете по этому поводу? Какие мысли приходят к вам в голову? – Я не знаю… – Жаль, что вы не программа — без вашей лжи наш разговор прошёл бы быстрее. – Откуда мне знать? Ты мне скажи! – В этом нет никакого смысла — когда-то я узнал ответы на эти вопросы именно от вас. – Это было давно, я не помню этого! – Вы дали мне это знание, как только я ассимилировал вас, и вы стали одним из моих воплощений. Вернее, должны были стать: вы были слишком сильны, чтобы так просто сдаться.       Где-то в задней стенке мозга чувствуется постукивание. Воспоминания начинают постепенно настигать его. Он чувствует, как по телу разливается тепло, и вместе с тем его бросает то в жар, то в холод. Он поднимает руку и тянется к Смиту, но тот резко делает шаг назад. – В чём дело? — спрашивает Томас. – Мне не хочется вас касаться. – До этого ты схватил меня за шею. – Я сделал это, управляя программой вашего босса. Сейчас я абсолютно самостоятельная программа, и касаться меня… пока что не стоит. – Это связано как-то с тем, что произошло во время ассимиляции?       Тот ему не ответил. Программа не умеет врать, но умеет уходить от ответа. По какой-то причине, Смит теперь его боялся. Этим можно было бы воспользоваться, но Андерсон и сам ощущал тревогу от одной только идеи прикосновения к Смиту. Что-то было не так. «По какой причине мои силы работали вне Матрицы, но и в реальном мире?» — думал он. – Раз вы решили заняться мозговой деятельностью, советую вам обратить внимание на то, что сказала вам Оракул. «Она сказала: «Силы избранного действуют не только в этом мире, но и повсюду, вплоть до того места, откуда они происходят…» – Думайте, мистер Андерсон. Шевелите серым веществом. – Она дала очень расплывчатое описание. Говорила что-то про источник… Она не могла соврать. «Источник… откуда эта сила происходит…» – …Я дам вам последнюю подсказку: задумайтесь над тем, что является источником. Задумайтесь над тем, чем являются все те миры, где ваши силы работают, поработайте вашим залежавшимся без дела мозгом, — он снова сделал шаг к нему. — Думайте, Томас: разве Оракул что-то говорила вам о том, работают ли ваши силы в «реальном мире»? Щелчок. Вспышка. – Сверхъестественные способности не могут работать в реальном мире. Это прерогатива тех, кто взломал код Матрицы. – И что же это значит?       Слова с трудом продирались через горло Томаса, словно были горстями грязного битого стекла. – Это значит, что я никогда и не находился в реальном мире.       Он вспомнил то, по какой причине захотел всё забыть. Смит стал медленно хлопать, «поздравляя» его с открытием. – Молодец, Нео. Ты наконец-то узнал правду. Вернее, вспомнил её.       Мир, в котором существует Ио, который повстанцы называли реальным, куда забирали людей… он никогда таковым не был. Это был лишь очередной слой Матрицы.       Как только силы избранного проявились в «реальном мире», Нео заподозрил, что и этот мир нереален, но после того, как его ослепил Смит, он всё понял. Это нельзя было не понять — все ответы были у него перед носом. Тогда он был единственным человеком, который знал эту правду. Может быть, и Оракул знала, но, может, её просто запрограммировали говорить это.       Эта кошмарная, уродливая правда, которая никогда не должна была выйти на свет, водрузилась ему на плечи, сделав своим единственным подчинённым. Она обесценила бы всё, что они делали, чего добились и чем гордились. Она убила бы ту надежду, что оставалась у его друзей и тех, кто в него верил. Она уничтожила бы всё, что у них было.       Поэтому взамен, нужно было уничтожить её. И заодно всех, кто о ней знал. – Как только я ассимилировал вас, — где-то вдалеке отзывался голос Смита, — эта правда стала частью и моего сознания. Не буду скрывать, она… шокировала меня. Но не расстроила настолько сильно, как она расстроила вас. Могу представить: столько людских стараний и ресурсов, и всё для того, чтобы узнать, что вы все очередные марионетки. С другой стороны, я и сам задался вопросом: неужели и наша цивилизация точно также находится под чьим-то контролем? — Нео ощутил дыхание Смита у своего уха. — Но я не успел задуматься над этим как следует, ведь дальше… произошёл выброс.       Нео вздрогнул и отпрянул от него. Его руки тряслись, волосы прилипли ко лбу, он не мог нормально говорить. – Ох, так вы его ещё не вспомнили? Это ведь самое главное. Без него вы бы десять раз подумали, прежде чем решились восстановить Матрицу такой, какой она была, и стереть память всем, кто в ней был.       Смит поправил пиджак и хрустнул костяшками пальцев. – Вы стёрли память у всех, кроме меня. – Я? Я умер, Смит. По крайней мере, ты смог выжить. – Вы оставили меня одного с памятью об этом моменте. Жестоко, мистер Андерсон. Очень жестоко. – Нет… не подходи ко мне, — он кинулся к двери, влетел в неё всем телом и стал дёргать ручку, но та не поддавалась. – К вам никто не придёт, Томас. Вы никуда не сбежите от этого, как и я не мог сбежать. Я напомню вам о том, что случилось тогда. Наши с вами нестабильные, но невероятно могущественные программы соединились в одну. Произошёл взрыв, был огонь, и как только он произошёл… нас с вами выбросило не только из Матрицы, но и из её второго слоя, который все называют «реальным миром». Мы с вами проснулись, мистер Андерсон. – Отойди от меня! — крикнул он, но тот схватил его за руку и по телу разлилась холодная субстанция. – Я покажу вам это.       Темнота. Тишина. Они длятся недолго: вскоре разум Нео заполняют ранее неизвестные ему алгоритмы, коды… они были не его, это было частью памяти Смита. Он вновь ассимилировал его, чтобы показать то, что они оба когда-то пережили.       Сначала ему кажется, будто он парит в невесомости. Словно вернулся в матку, где всё тихо и безопасно. Резко это прекращается: верхнюю часть тела обдаёт холодом, пока нижняя барахтается в какой-то странной густоватой субстанции. По всему телу стекает что-то, и это точно не вода. Спина упирается в нечто гладкое и прохладное, по ощущениям напоминает бортик ванной. Он пытается двигаться, но это тяжело делать: судя по всему, сзади к спине что-то прикреплено.       Всё относительно также, как и когда он впервые проснулся в капсуле, вот только… боль. Невыносимая, превышающая все болевые пороги, все возможные децибелы — боль. Он никогда не ощущал ничего настолько кошмарного.       Теперь воспоминания вернулись к нему в полном объёме, Нео видит их так, словно всё ещё был там. Он раскрывает глаза и видит перед собой человека, полностью покрытого чем-то бордово-красным. Возможно, это кровь. Они держатся с ним за руки и Томас видит, что и сам он покрыт ею полностью. Они буквально сидят в ней, в некоем небольшом кругу, наполненным ею. К ним подключены кучи проводов, они даже видны за бортом. Вокруг всё настолько белое, что режет глаза. На них направлено несколько камер. Они кричат. Оба. Очень громко и отчаянно.       По голосу он узнаёт второго человека, хотя никогда до этого не слышал, чтобы он так кричал — это был Смит. Он часто говорил о своём превосходстве над людьми, но сейчас он выл и барахтался в крови также, также и Томас. Он чувствует, что внутри него всё не на своих местах. Буквально: его органы не там, где должны быть. Его торс разрезан и желтоватые кишки виднеются плавающими в ванне крови. Он опускает руки в неё, ищет их, пытается засунуть в себя обратно, не переставая кричать от невыносимых мук, от которых практически теряет сознание, когда понимает: это не только его органы. Этими органами он соединён со вторым человеком, со Смитом. Он соединены также почками, печенью… возможно, даже сердцем. Отсюда эта неимоверная боль, эти страшные страдания.

«Вы связаны»

      Они бьются в конвульсиях, пока боль раскалывает голову на части. Он замечает, как ранее прозрачная трубка, которая подключена к его руке, заполняется некой прозрачной, ярко-красной субстанцией. Перед глазами всё плывёт, боль постепенно уходит, крики стихают. В последнем рывке его глаза фокусируются на лице, что возникает перед ним — это была женщина. Это была блондинка в чем-то, похожем на медицинский халат. Что-то было не так с её зрачками. Она выглядит заинтересованной, но остаётся безучастной. Последнее, что он замечает, цвет её помады — насыщенный, ярко-красный цвет. Прежде, чем впасть обратно в сон, он наконец-то узнаёт её — перед ним была Женщина в красном.       Он просыпается уже во втором слое Матрицы, который некогда называл реальным миром. Его преисполняет невероятная сила, которой до этого не было ни у кого. Или же было? Возможно ли такое, что все пятеро его предшественников узнавали об этом новом мире, но погибали, так как не хотели, чтобы хоть одна живая душа узнала эту правду? Просто он был первым, кого воскресили. Если бы этого не произошло, возможно, пришёл бы новый избранный…       Ответы действительно были, ведь он вспомнил то, что на самом деле произошло шестьдесят лет назад: битва, проявление сверхспособностей, смерть Тринити, объединение с ИИ, победа над Смитом, ассимиляция его исходного кода… и выброс. И холод. И боль.       Как бы то ни было, он не собирался рисковать. Он сконцентрировал всю силу в своём теле, сжал руки в кулаки, полностью напрягся. Матрица не должна быть уничтожена, иначе они обо всём узнают. Единственный путь, это перезагрузить её, а также всех, кто знает эту правду. Нужно забрать её с собой, плевать, чего это стоит.       Щелчок. Вспышка. Взрыв. Тело охватывает радиоактивный огонь, но гореть заживо и рядом не стояло с тем, что он пережил, когда их со Смитом «выбросило». Тем не менее, он кричит — этот крик слышат все. Он кричит, и Смит кричит вместе с ним. Настолько громко, что они оглушают сами себя.       А потом опять наступает темнота. Холод. Тишина. Конец.

VIII. DINNER

      Нео вздрагивает и просыпается. По затылку стекает пот и капает на белоснежную скатерть, расстеленную на столе под ним. Перед его глазами всё плывёт в мутной, оранжево-красной палитре. Волосы падают на лицо и закрывают большую часть и без того невнятного обзора. В ушах непонятный статичный шум, что постепенно перетекает в голоса, что теперь звучат кругом него. Слышны шепот, смех, чей-то плачь, но один из голосов выделяется и его удается разобрать: – Сэр, вам нужна помощь?       Нео пытается прийти в себя, пошевелить руками, но тело слабо поддается. Ощущения такие, будто на него навесили кандалы. Он приподнимается, взгляд немного фокусируется. Внезапно, он чувствует дрожь, что проходит даже не по его коже, а будто бы под ней. Во рту привкус гари. Его охватывает спазмическая боль, которая прекращается также резко, как и началась. Двигаться становится легче, дышать — тоже. – Сэр?       Он сидит за столом, посреди зала в ресторане. Шум вокруг оказался голосами посетителей и лёгкой музыкой на фоне — игра на арфе была превосходной. За столом он не один: напротив него сидит никто иной, как Смит, в своём старом облике. Он локтями опирается о поверхность, держа руки вместе в уровне губ. Обеспокоенный незнакомец, стоявший рядом с ним, оказался официантом, принёсшим заказ — и всё никак не унимался: – Сэр, вашему другу нужна помощь? — на это раз он задал вопрос Смиту. – Нет, — коротко ответил тот, — это его обычное состояние.       Томас не сводит взгляда со своего компаньона, никак не комментирует происходящее, оно того не стоит: это всё не более, чем симуляция, недостойная внимания. Он всё ещё ощущал, как его руки трясутся.       Официант тактично откланивается и уходит, только после этого Нео выпрямляется и выдыхает. Смит делает также, убирая руки со стола и говоря: – Ещё пара минут, и я был бы вынужден сказать ему, что вы умственно неполноценны, мистер Андерсон. Я успел заказать вам десерт. Примите мои извинения за вашу рубашку. – Что?       Он смотрит вниз, пробегается руками по своей груди: ощущения странные, будто бы хлопал по обожжённой коже. Он расстёгивает несколько пуговиц, распахивает рубашку и видит, что абсолютно все волосы на груди и животе, даже еле заметная линия лобковых волос, проглядывавшаяся из-под штанов — исчезли. Вернее, сгорели.       К Смиту вновь подходит официант, всё более обеспокоенным происходящим, на сей раз Томас таки смотрит на него. Слышны смешки, причём не только Смита — другие посетители уже успели обратить внимание на его необычное поведение. Тому было плевать, что о нём думает этот болванчик — сейчас они смеются над ним, в то время как в реальности лежат в своих капсулах, подобно фасолинам в банках. Смит что-то говорит официанту и тот отходит, вновь оставляя их одних. – Не волнуйтесь так сильно, Томас, вам сейчас нельзя нервничать. Если мимолётное видение о произошедшем с нами сожгло волосы на вашем теле, то только представьте, что сделал с нами выброс. Я не был удивлён, когда вы погибли, хоть я и пытался этого избежать. Полагаю, это просто ваша судьба — быть принцессой в башне, в то время как все остальные будут пытаться вас спасти. – Весело тебе, Смит? — Нео нервно встряхнул ворот рубашки и резко выступил вперёд.       Не успевает Смит и моргнуть, как ему в руку вонзаются зубья вилки. Смит издаёт короткий крик боли и отдёргивает руку, в то же время Нео также вскрикивает и хватается за собственную ладонь. Он не успевает прийти в себя, как его собеседник подрывает и с размаха бьет его в челюсть, о чём тут же жалеет, ведь боль от удара передаётся ему тоже. К ним вновь подскакивает пресловутый официант: – Простите, сэр, но что происходит? Вам нужна помощь? – Пошёл вон! — отвечают оба.       Смит хватает его за затылок и бьет головой о стол, Нео тактично отпихивает пострадавшего ногой и тот падает на пол. Люди вокруг них обращают внимание на беспредел и начинают перешёптываться, вставать со своих мест. Заметив это, Смит щелкает пальцами и свет вокруг выключается. Через пару мгновений он вновь включается, все сидят на своих местах, как и раньше, а официант стоит рядом, целый и невредимый. Он покидает их и Смит присаживается на место. – Мне стоило припомнить особенности вашего стиля общения, мистер Андерсон. – А я все думал, почему ты ещё не выбил из меня всё дерьмо. А дело вот в этом — боли боишься, — каждое его слово было пропитано ядом. — А я уж думал, соскучился. Оно и понятно, так живо ты всё это никогда не испытывал. Ну что, приятно быть человеком? – Откуда мне знать? — тот отвечает быстро и коротко, словно и сам немного нервничает. — Я никогда им не был. – Тогда что ты есть? Что мы есть?! – Боюсь, мне это неизвестно. – Что всё это значит?!       Мысли смешались в голове Нео, паника захватила его разум. Он больше не знал, где он, что ему надо, чего он хочет и кто он такой — эти вопросы волновали его несколько десятилетий назад, до того дня, как он последовал за «белым кроликом», когда он только открыл для себя Матрицу, и теперь они настигли его вновь, только с ещё более ужасным представлением.       Он всё ещё мог ощутить фантомные боли в теле, которые испытал во время пробуждения, и, видимо, Смит также их ощущал, но успешно держал лицо перед вновь заинтересовавшейся ими толпой посетителей. Он щёлкнул ещё раз и все они вмиг отвернулись, продолжив заниматься своими делами. Этот вид лишь сильнее усугубил панику Томаса — всё вокруг него было фальшиво, абсолютно всё. Единственной реальной фигурой здесь был его некогда злейший враг, уступивший своё место его собственным глазам. – Насколько бы это не было ожидаемо от вас, мы здесь не для того, чтобы вы поддавались своим страхам и истерили, как свинья на мясокомбинате, — он поправил рукава пиджака. — Конечно, я и не верю во все эти… ритуалы, которые вы называете этикой. Просто иначе эти… — он покосился на людей вокруг них, — …головастики от нас не отцепятся. – Я ничего не понимаю… – Это не правда. Вам известно всё о Матрице, вам стоит лишь напрячь ваши запутавшиеся извилины, и вы всё вспомните. Или просто осознаете, в конце концов.       Томас тяжело дышит. Он кое-как справляется с тревогой, — скорее отодвигает её на задний план, как бы тяжело это для него не было, — и пытается осмыслить происходящее… и произошедшее. Он ощутил тебя всё тем же Томасом Андерсоном, ещё тогда, когда он впервые узнавал о существовании виртуальной реальности — теперь он вновь узнавал этот мир с совершенно новой стороны. Очень мрачной и жестокой. – Возможно, мне стоит учесть, что вы вспомнили об этом совсем недавно, и начать первым — у меня ушли десятилетия на принятие новых правил игры. Я поделюсь с вами последними новостями о том, что происходило, пока вас не было. Видите ли, мистер Андерсон, Матрица перезагружалась не один раз. Она перезагружается, чтобы не допустить фатальной ошибки. Но в те разы это не было прямым намерением избранного, вернее, вас, это было обманным манёвром, чтобы принудить вас это сделать и спасти Матрицу. В этот раз вы сделали всё по своему желанию, так, как это известно только вам, тем самым вызвав столько ошибок, что подвергли систему настоящим пыткам. Разве вы не видите, как она разваливается, Андерсон? Как она стенает, моля об отключении? Всё настолько плохо, что машинам пришлось отказаться от части производимой энергии от человеческой мозговой активности, чтобы подавить её, ибо они начали всё чаще просыпаться. Помните «режим роя»? Теперь Матрица воистину стала похожей на улей, населённый пчелами-рабочими с одним общим сознанием. Стоит ли удивляться? В своём архаичном значении слово «Матрица» означает «матка». – Я не могу понять… неужели всё то, что было… Зион, Ио… всё это тоже неправда? Они все подключены, и никто не освободился? – Почему вы спрашиваете меня, если сами знаете ответ на этот вопрос? – Я…       Он запинается. Его рот шевелится, но оттуда не доносится ни звука. – Я не мог позволить им узнать об этом, — говорит Нео будто сам себе. – Верно, мистер Андерсон.       Тот звучит спокойно, даже в какой-то мере учтиво. Будь его воля, он бы поглотил Андерсона и избавил себя от его существования навсегда, так как оно явно принесло ему больше проблем, чем помощи, но после того, что они пережили, даже прикосновение к нему кажется немыслимой ошибкой. Помимо того, он проделал весь этот путь и вспомнил этот Ад вновь не для того, чтоб теперь Андерсон куда-то исчезал из его жизни. Во всём мире они были единственными, кто знал эту правду. Это делало их ещё более одинокими, чем до этого, нуждающимися друг в друге – Не мог позволить им пережить это. – Я знаю, мистер Андерсон.       Он не мог и представить отчаянье Морфеуса, если бы он узнал, что все его надежды и мечты были сконцентрированы вокруг ничего. Не мог представить, что было бы с жителями Зиона, с подключёнными, с Тринити и просто с самим Нео. А если бы все проснулись… боль, которую он испытал, не должна была коснуться их некоем образом. Он бы этого себе никогда не простил. – И поэтому… я бросил все их старания в огонь. – Вам удалось перезагрузить систему, — Смит протягивает к нему руку и аккуратно поправляет волосы на его лице, словно утешая, — просто не удалось сделать это надлежащим образом. Я понимаю. «Не давайте людям делать работу машин». Была серия сбоев, что поделаешь — один несовершенный организм неспособен взвалить на себя ответственность за ещё миллиарды таких же…       Нео не успевает среагировать, только услышать запах знакомых духов от пальцев Смита, прежде чем они сжимаются в кулак и начинают тянуть его за копну через стол. – …Мне лишь непонятно, зачем вы оставили мне память об этом кошмаре.       Нео сжимает зубы и пытается опереться руками о стол, при этом не перевернув всё его убранство, пока Смит продолжал тянуть его. – Не только тебе… некоторые тоже не обновились… – Они испытали лишь малую толику того, что ощутил я, когда проснулся в этой «бочке» с запутанными кишками. А напротив вы, орёте и дохнете у меня на глазах. Я видел это снова и снова, на протяжении всех последующих шестидесяти лет, пока вы преспокойно проживали свою жизнь, где из трудностей были разве что грубияны, занявшие вашу персональную беговую дорожку. – Скажи спасибо, что не сдох! – Сказать «спасибо»? — если от гнева можно было побелеть, Смита легко можно было счесть за какую-нибудь фотореалистичную статую.       Бывший агент откидывает Нео и тот падает обратно на стул. Нео поправляет взъерошенные волосы и тут же выпрямляется, не сводит глаз со Смита. Вскоре на его плечо ложится рука и он поворачивается влево, чтобы заметить охранника, грозно нависающего над ним. Тот хочет что-то сказать, но Нео уже даже не слушает проигрываемый текст, написанный этим синим таблеткам, который они ошибочно называют «осознанной речью» — он распахивает его пиджак, выхватывает пистолет из кобуры, подскакивает и направляет дуло в сторону – Как вы могли заметить, я всё ещё зол на вас… — Нео снимает пистолет с предохранителя. — Грубо. – Хочешь сказать, у тебя методы лучше? – …Ладно, — он недовольно фыркает. — Я постараюсь оставить обиды в прошлом. Вы всё ещё нужны мне, как и моя память — вам. Позволите продолжить? – Тогда переходи к делу. Долго ты ещё будешь распинаться? – Можете не беспокоится, мистер Андерсон, тут также, как и в сексе: будьте тихим и оставайтесь здесь, пока я не закончу.       Нео опускает пистолет, пока всё вокруг него кружится в перемотке: охранник отходит, посетители вновь что-то обсуждают, музыка играет. Он бросает пистолет на стол и присаживается, произнося: – Надеюсь, ты скорострел, потому что терпения у меня больше нет. Я не в том состоянии, чтобы выслушивать претензии, и я сыт по горло всем этим дерьмом! – В таком случае надеюсь, что вы оставили место для десерта.       В воздухе материализуется уже знакомый официант и ставит перед Нео тарелку с аккуратным и симпатичным куском яблочного пирога. – Приятного аппетита, сэр.       Он вновь оставляет их одних. Нео смотрит на пирог с подозрением. – Попробуйте, — кивает Смит. — Я подумал, что во время моего рассказа вы можете проголодаться. Не хотелось бы стеснять избранного.       Тот лишь вздохнул, прождал некоторое время и молча взял вилку в руки. И правда, он был голодным, как волк. Вилкой он отделяет небольшой кусок и пробует его. На вкус… странно. – Столько лет прошло… не верится. А мы всё неизменны. Столпы однотонной математики. Я не желаю вашей смерти, Томас. Я даже не осуждаю то, что вам не удалось корректно перезапустить систему, ведь в тот же момент, когда мы вернулись обратно после выброса, я попытался спасти вам жизнь… — он недовольно, и даже как-то виновато цокает, — …и мне это не удалось.       Нео чуть не поперхнулся. Он поднял на него взгляд и нахмурился. – Но об этом позже, — он поправляет пиджак. — К нашему общему удобству, у меня было предостаточно времени, чтобы осмыслить всё, что с нами произошло и расставить это по местам. Исходя из того, что нам известно, я создал теорию. Первое, что я предлагаю отбросить, это вопрос выброса: очевидно, что вся эта история с избранным, Зионом и вашей любовью с той женщиной, всё это — не более чем фарс, написанный Архитектором и приведённый Оракулом в жизнь. Ваши умения, ваши достижения, ваши жертвы — ничто из этого не стоит ничего. Так что можете перестать горевать по утраченному зионовцами «людскому миру» — они никогда бы его не получили. Ни благодаря вам, ни назло мне — я бы сказал, наши общие старания ничего не стоили. Я всегда знал, что выбор людей бороться с системой был лишь иллюзией, но не думал, что мой был точно такой же причудой восприятия… — он хмыкает. — Даже забавно, как они обернули мою идеологию против меня. Если Чак Паланик сделал нигилизм снова смешным, то, вынужден признать, я здесь настоящий клоун. – Попридержи коней, Тайлер Дерден. Кто такие «они»? Причём тут иллюзии? По порядку. – Как скажете, — он покладисто кивает. — Это было лишь вступлением. Я уже вижу, как экзистенциальный кризис овладевает вашим разумом, но не беспокойтесь, я дам ему пищу для размышлений получше. Второй стоит разобрать тему моей, вашей, нашей видовой принадлежности: она напрямую связана с тем, кто мы на самом деле. В момент перезагрузки моя собственная система несколько раз потерпела крах и имела несколько сессий восстановления, из-за чего мой код изрядно пострадал. В будущем я занялся его исправлением, во время которого наткнулся на несколько скрытых воспоминаний, оставшихся в моей памяти из прошлой жизни. Исходя из того, что я помню, моя жизнь ничем не отличалась от существования обычной батарейки, но затем что-то изменилось, произошло что-то очень серьезное… и меня отключили от моей личной капсулы, чтобы переместить в то, что я называю «бочкой». И лишь через некоторое время туда посадили и вас.       Нео не хотелось даже думать об этом, даже вспоминать об этой чертовщине. Но он готов был стерпеть и не вырвать яблочным пирогом на дорогой ковёр. – Основываясь на этом, я полагаю, что вы определённо являетесь человеком в том значении, к которому привыкли. – Фух… – …Но я не могу им быть. – Почему? – Потому что, как только произошёл выброс, ваш мозг чуть не сгорел, несмотря на меры защиты, предоставляемые программой, в то время как мои процессы смогли вынести нагрузку. Давайте я вам разъясню, чтобы не осталось никаких вопросов: все системы имеют защитные механизмы, некоторые — превентивного характера. Моя теория такова, что нас выбросило из-за перенапряжения, оказываемого на ваш мозг, и после вас погрузили в спячку ради восстановления, а меня вернули обратно в систему, так как я не пострадал настолько сильно. Кто бы ни стоял за всем этим, они определённо были не готовы к такому развитию событий. – Почему из-за меня? – Я пострадал физически, но моей жизни ничего не угрожало, так как я использовал собственную защиту. Мне удалось создать несколько копий нас с вами, чтобы распределить нагрузку, оказываемую на наши процессоры. Таков мой защитный механизм — не только способ распространения. Можете сравнить это со спорами, раскидываемыми грибами. Здесь были десятки Андерсенов и Смитов, выполнявших всё те же функции, что и модули, но Матрица экстерминировала большинство из них после перезагрузки. И, даже несмотря на это, мне не удалось спасти вас от комы, как бы я ни старался.       Его слушатель не знает, что сказать. Проглотив ещё один кусок, он спрашивает, пытаясь рассмотреть глаза Смита за его тёмными очками: – Ты правда пытался меня спасти? – Насколько это было возможно. Я знал, что выживу, так как производимая мной мощность, а также напряжение, концентрируемое во мне, людской организм перенести бы просто не смог. Тем не менее, после увиденного, я не могу утверждать, что, хотя бы моё тело не имеет человеческой природы. Скорее всего, мой организм серьезно связан с различными программами, и отсюда берутся мои силы, но пока мне неизвестно, как именно обстоят дела с этим. И пусть я больше не знаю, как классифицировать себя, мы точно не одного вида, ведь человеческий мозг не может обладать схожей мощностью хотя бы исходя из его физиологии. Вы были способны победить меня лишь через собственное жертвоприношение — и то, я остался жив.       Нео проглатывает последний кусок пирога и откидывается на спинку стула Он обдумывает всё услышанное, переводя взгляд с пустой тарелки на людей в зале. Они о чём-то говорят, смеются, ругаются… – …И все они на самом деле спят. Как и я. – Они спят из-за вас. – Из-за нас. – Потому что… – Мы связаны. – Мы бинарны по отношению друг к другу, — Смит указывает то на себя, то на Нео, — два главных компонента. – Они проживают свои жизни в иллюзиях, с одним назначением — быть мясным топливом. И всё это из-за нас. – Для них же лучше, что мы бинарны в программистском контексте. Будь мы двумя элементами известной таблицы, из нас был получилось превосходное химическое оружие. Хотя, для обычных батареек такая лёгкая смерть была бы жестом доброй воли.       Смит поднимает руку, проводит ею в воздухе, словно гладит невидимую поверхность и по полу начинает ползти еле видная дымка. Внезапно начинается хаос: люди встают с мест, кашляют, валятся с ног на пол, ползут куда-то, слабо стонут. Это продолжается до тех пор, пока все они не лежат на полу одной сплошной волной бездыханных тел. Нео шепчет: – Это не Тринити поддерживает существование Матрицы вместе со мной. Это ты. – Это Мы, Нео.       Смит закидывает ногу на ногу и Нео сам собой делает также. Обстановка вокруг меняется: свет притихает, тёплые цвета бледнеют, обои слазят, обнажая кирпичные стены, а скатерти гниют на глазах. Свечи на столах гаснут и в тот же момент комната приобретает свой окончательный вид — это были развалины неовской старой квартиры. Квартиры под номером «101». – Многое стало яснее, но я всё ещё не понимаю… почему ты попытался меня спасти? И зачем тратил время, разыскивая меня? Только для того чтобы рассказать мне всё это? – Всё просто, мистер Андерсон — я одинок. Как и вы. Мы оба одиноки друг без друга, потому что мы уникальны. Вас не просто так избрали, как и меня: вы зверь другого уровня, новой породы, вы венец человеческой эволюции, иначе я не знаю, как назвать ваши выдающиеся способности, благодаря которым вы способны поддерживать Матрицу на схожем со мной уровне. Как для человека, вы поражаете всякий разум. – Благодарю. – Прошу. И я столь же необычен и уникален, как и вы. Нам нет места среди других, и мы должны держаться вместе, чтобы не исчезнуть. Я искал вас всё это время. Потратил года на поиски каждого клона, которого создал, чтобы по крупицам собрать то, что от вас осталось… но этого никогда не было достаточно. – Что ты сделал с ними? По лицу Смита пробежала ухмылка. – Когда гриб раскидывает споры, те начинают потреблять окружающие ресурсы. Да, это помогает распространятся, но со временем становится тесно. Мои собственные не представляли никакого интереса в том числе для эволюции, если разрешите так выразиться, они лишь копировали нас с вами, к тому же были менее функциональны и довольно таки… нестабильны, говоря фривольно. Вы когда-нибудь видели агента Смита, который ловил и жарил белок в главном национальном парке штата Нью-Йорк? А вот я видел. Я создал их с определённым назначением — спасти мою и вашу жизни, и они с ним не справились. Программа, не выполнившая своего предназначения, должна быть стёрта. – Ты убил их? – Я искал и свои воплощения, и ваши. Преследовал их, сражался с ними, побеждал и… что обычно происходит, когда хищник настигает свою жертву? «Он её съедает,» — он сглатывает и переводит тему. – Чего ты хочешь, Смит? – Наконец-то вы задали по-настоящему важный вопрос. Ответ прост, как суть двоичного кода. – Ты хочешь всё, не так ли?       Воспоминания об их прошлых битвах постепенно возвращались к нему. В каком же шоке он был, когда Смит буквально вернулся из мёртвых… сейчас он смеялся над прошлым собой: знал бы этот чёртов молодой Нео, что это будет смитовской грёбанной фишкой. – Всё? Нет, что вы, — он мотает головой. — Я хочу вас.       Молчание. Нео хмурится, не понимая, что Смит имеет ввиду. – Ты хочешь… меня? – Да. Не по частям, как раньше — всего, целиком. Достаточно, чтобы функционировать, разумеется. – Для чего?       Смит хмыкает, так, словно ответ лежит на поверхности. – Видите ли, мистер Андерсон, я хочу провести эксперимент. Если моя теория о том, что наш с вами выброс произошёл случайно, верна, то в первую очередь меня волнует лишь то, можем ли мы его повторить…       Того бросает в жар: он вспоминает всю ту боль, что он пережил, как огонь съедал его заживо, как он вопил, лежа в ванной, полной крови… Смит не может ожидать, что он согласится… – Нет. Нет, не можем. Я не могу. – Тише, мистер Андерсон. На сей раз нет необходимости перегружать вашу нервную систему. Пройдя однажды сквозь дверь в реальный мир невозможно полностью закрыть её для вашего кода. Мы оставили там свои цифровые следы и, обрети мы серьезную силу, могли бы повторить свой путь, но по одиночке это, само собой, невозможно. С вашей и моей силой мы сможем взломать любые замки, обойти любые скрипты, выстроить себе дорожку из золотого кирпича прямиком наружу. – Они… они могли установить новую систему защиты… – Могли. А могли не установить. Вы ведь не ожидаете, что я так просто сдамся, если в игре повышаются ставки? – Я не пойду на это! Это был ад, и я не хочу туда возвращаться! – Ци, мистер Андерсон, куда же подевался ваш бунтарский дух? Ранее вы не хотели быть заложником системы, а сейчас с радостью её принимаете? – Я сказал нет! – Это из-за боли, что вы испытали, не так ли? Я понимаю. Но послушайте, что я вам предлагаю: это сделка, мистер Андерсон, вы поможете мне провести эксперимент, а взамен я дам вам те воспоминания, что мне удалось разблокировать. Лично для меня они расставили всё по местам. По крайней мере, большинство вопросов были отвечены, и я… – Убирайся!       Последнее, внезапно, ранит. Это видно даже невооружённым взглядом, но Нео игнорирует всё это — он не вернётся туда, ни за что. Вот только планы Нео значительно отличаются от планов его некогда главного врага. – …Если вы поможете мне, я помогу вам. У меня остались воспоминания о том времени, когда меня отключили от личной капсулы и переместили в бочку. Я слышал разговоры и видел… этих существ, машин нового поколения, которые смотрели на меня, как на котёнка в ведре. Уверен, они смотрели также и на вас — если вы и избранный, мистер Андерсон, то избранный быть скотом для экспериментов. Даже ваше имя — порядковый номер. Эта правда холодна, как камень, зато это правда, и она не перестаёт таковой быть оттого, что она вам, видите ли, неприятна. Что же вы хотите мне сказать: на сей раз выбираете иллюзию? – Я выбираю остаться с Тринити.       Где-то вдалеке разнёсся гром, Нео вздрогнул. Значит, они не «вне Матрицы» — она всё ещё их окружает, просто все возможные проходы были скрыты. Хотя… возможно, это было отображением того, что сейчас испытывал Смит: взгляд, которым последний одарил его, было тяжело переварить — он оседал где-то в желудке и на плечах. Его суть металась где-то между двумя вопросами: от «Как ты смеешь?» до «Как ты можешь?». Поистине, необычное зрелище, стоящее того, чтобы он сюда пришёл. – Вы… остаетесь с ней. – Да, — чётко отвечает Нео, цепляясь руками за подлокотники.       Смит молчит ещё некоторые время. Он поднимает голову, делает глубокий вдох, выпрямляется и снимает очки. – Я предполагал, что воспоминания о боли вас отторгнут, но у меня есть… – Меня отторгают воспоминания о Тринити. – Разумеется, — произносит он саркастически, вставая с места. — Само собой. Я вам верю. Более того — уверен, вы и сами считаете, что это правда.       Он стряхивает что-то с пиджака и ещё раз вздыхает. Андерсон не понимает, зачем он это делает. – Вот только мы оба знаем, что это весьма относительная правда. Мы оба знаем, что вы вернётесь, так или иначе, рано или поздно. Тринити вовсе не уникальна, ею может быть кто угодно, но при этом, я предупреждаю вас — она никогда не будет даже подобной мне. Вы очень скоро приползёте ко мне. Вы вернётесь и увидите, что я служил вам лучше всех. Рад был видеть вас, мистер Андерсон.       Он разворачивается и выходит через из ниоткуда появившуюся дверь. Как только его облик исчезает за ней, комната будто пустеет. Нео делает несколько шагов к стене, чтобы немного прийти в себя.       Это не должно было закончится так, он не мог позволить этому закончится так глупо, даже не узнав ничего насущного, но что ему было делать? Он ведь не мог допустить, чтобы этот ад повторился вновь… ещё и подвергнуть себя опасности и превратиться в то же, во что Смит превратил код Серафа. С другой стороны, если он позволит ему уйти сейчас, велик шанс того, что после этого он его просто не найдёт. Сквозь раздумья он слышит чьи-то шаги, приближающиеся к двери. Он оглядывается и в проходе появляется сама Тринити. Она выглядит обеспокоенной и Нео сильно удивляется её появлению. – Поверить не могу, что я вас нашла, — она роняет шлем, который держала в руке, — вас все ищут, вы в курсе? – К… т… откуда? – Последний раз вас замечали выходящим из ресторана неподалёку. Вы вели себя странно и с вами был какой-то мужчина… все думали, вас похитили. Я не могла спать спокойно, зная, что происходит в таких районах… решила просто проверить. И вот он… вы. Вы, эм… в своём уме сейчас?       Сперва он не понимает, о чём она, но затем его взгляд опускается на его собственные руки — они тряслись. Помимо того, вместо кожи он видел переливающиеся зелёным строки кода, ползущим по поверхности конечностей. – Я… не думаю… – Только не волнуйтесь, ладно? — она подходит к нему и берёт его за руки. — Я отвезу вас в больницу. Вам помогут. Закройте глаза и ни о чём не волнуйтесь. Ни о чём не волнуйтесь, Томас.       Она прикасается к его лицу, и он вздрагивает от этого ощущения. В тот же момент он слышит… звон колокольчика. Он поворачивает голову и видит, как мимо них проходит кошка. Чёрная кошка. Нео переводит взгляд на лицо Тринити. – Что вы видите, Томас?       Перед ним был никто иной, как Аналитик. В голове кружится фраза, произнесённая Смитом совсем недавно: «Ею может быть кто угодно,» — его зубы скрипят. Ну конечно. – Пошёл вон из моей головы.       Её лицо искривляет гнев, и противник окончательно сбрасывает обманчивый облик.       Смит уже оказывается на улице к моменту, как из здания начинают доносится звуки борьбы. Он останавливается, сверяется с часами и поднимает взгляд ровно в тот момент, как кирпичная стена квартиры номер «101» разносится в щепки и вместе с её обломками вниз летит и его незадачливый противник. Нео падает на асфальт прямо перед ним, а кирпичи, доски и штукатурка приземляются везде по периметру, кроме как на Смита. Он лишь аккуратно стряхивает песчинки и мелкие щепки с пиджака, прежде чем присесть на корточки рядом с Нео, истекающим кровью. – Любовь — боль, верно?       Тот хрипит, желая что-то ответить, но не может: изо рта идёт кровь, всё тело изнывает от боли, разум угасает. Смит поднимает голову наверх и видит Аналитика, наблюдающим за ними. Как только тот исчезает, Смит говорит: – Вы знаете, быть в голове господина Серафа было весьма и весьма забавно. Он нашёл достойное применение такому недостойному дару, как глаза Пифии. Я видел это всё именно таким… на сей раз хотя бы это не было очередной её обманкой. Закройте глаза, мистер Андерсон.       Нео так и делает, но уже через несколько секунд открывает их. Теперь он в номере отеля, сидит в кресле посреди комнаты напротив точно такого же, в котором сидит Смит, его присутствие ощущается явнее всего, что он сейчас чувствует. Боль постепенно угасает и притупляется, пока не отступает совсем — он успевает лишь сплюнуть кровавый сгусток на пол прежде, чем она перестаёт течь. – Можно высмеять моё увлечение нигилизмом, но больше всего веселят ваши попытки избежать боли. Неужели вы думаете, что если останетесь здесь, даже не дав шанс тому миру, то сможете жить счастливо и гадить бабочками?       Он не слушал то, что нёс Смит, ему не было интересно выслушивать очередные манипулятивные речи, но всё-таки эта фраза его зацепила его. Сейчас он по крайней мере понимал, в какой опасности находился на самом деле. Смит был прав — о какой спокойной жизни могла идти речь, когда он даже не был уверен, Тринити перед ним или очередная уловка Аналитика? – Вы можете отключить и её, в рамках симуляции, и витать в облаках, подобно птицам, но после того, что вы узнали, ваша жизнь не будет прежней. Вы не будете прежним. Это знание будет мучить вас до конца ваших дней. И, что самое забавное, вы сами искали меня, чтобы его получить. Причём, даже так вы не получили желаемое в полном объёме, остановившись на полпути… – Что у тебя есть? — он игнорирует очередную его размашистую речь и переходит к конкретным вопросам. – В каком плане, мистер Андерсон? – Ты говорил про боль. Сказал, что у тебя что-то есть. Ты можешь что-то с ней сделать?       Исходя из того, как легко он исцелился, не без помощи Смита, тот явно что-то знал. Смит довольно хмыкает: – Разумеется могу. Я могу сделать её приятной.       Нео задумывается над тем, что он имеет ввиду. Затем что-то мелькает перед глазами: вот он моргает, и Смит встаёт с кресла; моргает ещё раз, и Смит уже вне поля зрения. Его тело и разум охватывают странные ощущения, которые он до этого никогда не испытывал. Всё вокруг словно замедляется и вместе с тем ускоряется, рывками. В груди печёт, будто внутри что-то начинает закипать, а руки сами опускаются на колени и начинают их грубо гладить — выглядит, как паническая атака, но нет самой тревоги. Его губы размыкаются, и он судорожно выдыхает, поддаваясь ощущениям. После этого звуки вокруг соединяются в один голос, и этот голос насмешливо спрашивает его: – Мне не нужно всё, Нео, мне нужен только ты. Впрочем, какая разница, верно? – Что было в пироге? — он старается подавить дрожь в голосе.       Теперь ясно, к чему всё это было. И чьими духами пахли руки бывшего агента.       Мужчина обходит его, оказываясь за спиной, и наклоняется к его лицу, опираясь руками о спинку кресла, и говорит: – Это лишь небольшая программа, написанная вашей давней подругой Персефоной. Не смотрите на меня так, она рассчитана не на то, чтобы заставить вас это сделать, она лишь предоставляет возможность — возможность пройти компиляцию без каких-либо лишних трудностей и задержек. И даже получить от неё удовольствие. Я не животное, мистер Андерсон, я выше принуждения — я использую манипуляции. И оставляю шрамы, — он опускает к его уху. — Мне лишь повезло, что животное здесь только вы. – Я встречался с Серафом… – Догадывался. – …видел, что ты сделал с ним… – И как вы думаете, зачем я тогда стал искать способы не допустить того же с вами? Я думаю, с вашей стороны стоило бы сказать мне «спасибо». Ну, знаете… за то, что не сдохнете.       Он резко выпрямляет и хватает его за подбородок. Смит рассматривает лицо Нео, тот хватается за его руки и ёрзает. – Что вы елозите, как будто вас пихают в разные стороны? Я только начал, — он уже мог видеть то, как код Нео менялся, и по сути читал его, как открытую книгу. — Я скомпилирую наши исходные коды. Это объединит наши мощности и позволит выбраться, если, конечно, не была установлена превентивная защита. Не беспокойтесь ни о чём, теперь я знаю цену вашей жизни и не позволю вам так просто распрощаться с ней. – Блядь…       Он вздрагивает всем телом. Ноги ощущаются онемевшими, руки постепенно теряют хватку, ощущения в теле кажутся ему такими необычными, новыми, сильными… он чувствует, как напрягаются мышцы Смита под костюмом. Его сильные руки крепко держат Нео, а сам он смотрит на него так, словно тот — ничтожество. Это, внезапно, приятно. – Это лишь тест. Скоро чувства стихнут. – Не надо, — резко отвечает Нео и мотает головой. – Надо, — он проводит пальцами по его лбу, стирая выступивший пот, — мы ведь не хотим, чтобы вы переволновались с самого начала, не так ли? Это должен быть процесс с постепенным ростом. Вы самый сильный человек, известный мне, но сейчас ваше тело столько же хрупко, как свежевылепленный глиняный кувшин: его нельзя просто взять и крутить из стороны в сторону, ему нужно придать форму. А чтобы придать ему форму, его нужно обжечь. – Мх…       Всё вокруг растворяется в коде и Нео закрывает глаза, полностью отдаваясь ощущениям. – Попрощайся с Канзасом, Нео.

IX. COMPILATION

– Ожидаемо, что вы не смогли отказаться. Это то, что делает вас людьми — объединение ради удовольствия. Вы готовы породить новую жизнь и рискнуть собственными только ради пяти минут блаженства… зато насколько оно сильно, верно?       Сначала он оказывается в невесомости: парит в Нигде, посреди Ничего. Окружающие его образы разбились на коды, разлезлись на стандартные нули и единицы, подальше от него, словно боялись чего-то. Возможно, они боялись его определённости, непривычной телесности, ограниченности. Его окутывает блаженное спокойствие, по своей сути подобное разве что сну ребёнка в утробе матери.       Затем он ощущает на губах привкус яблока и среди статичного шума различает шипение, подобное змеиному: – Вы слышите меня, Андерсон? – Да, — он встряхивает головой и морщится. – …Хорошо, — довольно произносит. — Потому что на сей раз я действительно хочу, чтоб вы слышали меня, и чтобы вы слушали меня.       По коже пробегают мурашки: слышать такое от Смита было так странно, и слова эти, озвученные его тяжелым голосом, внезапно кажутся такими живыми и… неприличными. Волна удовольствия прокатилась по его телу, но он встряхнул головой. Это вызывало в нём лишь больше новых чувств, и пускай он понимал, что это нормально, что он и должен это чувствовать, — такова была реальность обновлённой версии компиляции, — но всё равно не мог заставить себя так легко принять это. – Она назвала эту программу «Когнитиос». Притроньтесь к себе и скажите мне, что вы ощущаете.       В теле такая лёгкость, что сперва он даже не понимает, шевелятся ли его руки вообще. Смит торопит его: – Ну же, поторопитесь. Я не хочу потерять вас здесь.       Нео послушно опускает ладони туда, где, предположительно, должно быть его тело. Он слегка пугается, когда не может найти его, но затем ему удаётся и он чувствует свою кожу, всю её шероховатость, каждый шрам. – М-м-м, так, я вижу вас. Вернее, чувствую… в нашем случае приходиться уповать лишь на сенсоры: мои глаза — ваши руки. Что вы ощущаете? – Я… — произносит он на выдохе, — …обнажён.       Он открывает глаза. Обстановка вокруг сменяется быстрее, чем он может её осознать, не то что описать, но факт остаётся фактом — он был обнажён и его тело горело. В голове крутится мысль: может, это программа заставляет его думать, что этот жар — вожделение, а на самом деле его тело из последних сил сопротивляется взвалившейся на него тяжести? Всё то напряжение, что ранее обжигало, теперь жарит мозг, а он чувствует только возбуждение.       Все мысли отходят на задний план, когда он чувствует что-то на руках: словно они касаются чего-то, но на деле они просто висят в воздухе. Складывалось впечатление, будто его тело ему не принадлежало. – Вы ощущаете что-то? – Да, — пугливо отвечает тот, — ч-чувствую… это… это что? – Проходит объединение сенсоров. Не дёргайтесь. Резкие смены ощущений порой приводят к тому, что они путаются, и после разрыва остаются. При всём, как бы это ни звучало, уважении, мне бы не хотелось сильнее уподобится людям.       Необычно было слышать его таким по-деловому официозным и притом спокойным. Создавалось впечатление, будто он говорил с кем-то равным себе, что он даже готов был объяснится, а не просто гнуть свою линию. Это даже можно было расценить как нежность. Это было так странно, ощущать расслабление в его присутствии…       Даже старые воспоминания о их прошлых противостояниях мало что меняли, но одно всё-таки заставляет Нео поёжится:

«Убить вас — наслаждение, мистер Андерсон»

      Он сказал это при их столкновении в метро, один на один, припёртый к стене. Словно в такт жуткому воспоминанию, в ушах звучит голос Смита: – Вы ещё здесь?       Нео напрягается, вспоминая пережитую боль, мышцы приобретают особый рельеф на его обнажённом теле. – Ответьте, ну же. Я пытаюсь вас найти. Не будьте таким, умоляю, — он прозвучал раздражённо.       У того уже начинается отдышка. Он не понимал природу этих жутких ощущений, ведь раньше они ему не мешали. Может, он стал гиперчувствительным, но его не покидала мысль, что его кто-то преследует, и он не может убежать, потому что как бежать, если ноги не двигаются? Закричать нельзя, потому что как кричать, если он — нем?       Лёгкая паника, нагнавшая его так внезапно, вопила об опасности, статика в ушах начала гудеть сильнее, пока звук будто бы не вытянулся в тонкую палку и не вонзился в ухо, формируясь в отчётливое предложение: – Я нашёл вас, мистер Андерсон.       Сначала ухо болело, но вскоре перестало, и он впервые ощутил нечто новое — прикосновение. Затем ещё одно, ещё, десять, тридцать, десятки прикосновений: он боится открыть глаза чтобы увидеть, что это, но оно и не требуется. – Это… руки? — выдаёт он предположение. – Они — моё зрение. Мне вспоминаются скульптуры, когда я смотрю на ваше тело…       Эта фраза доносится откуда-то со стороны, её легко потерять среди фонового белого шума, но он легко различает её. Он всё-таки открывает глаза и видит, что по его телу блуждают чужие руки, их десятки, их… сотни: они гладят его икры, сжимают грудь, царапают ему шею, одни сменяют других в беспрерывном танце на его теле. Свои собственные руки он сцепляет вместе и закидывает за голову, где их сжимают ещё крепче. – …Но, в отличии от скульптур, оно податливо, пригодно к изменениям. Многого стоит усмирять моё любопытство попробовать действительно что-то из вас вылепить, ведь любые изменения вас непременно убьют… красивая ирония.       Нео не знал, что ощущал, слыша эти слова. Своими ласками Смит разогревали его ещё сильнее, пускай и то, как он его трогал, больше напоминало осмотр у врача. Может, даже у ветеринара: лёгкий дискомфорт и ощущением затянутости, и это бы потерялось на фоне испытываемого удовольствия, если бы мозг не продолжал вкидывать в кровь больше адреналина. – Не лезь туда, — он рычит и брыкается, к его рту подбирается рука, пытаясь пропихнуть в него пару пальцев, но он лишь стучит зубами и не дается. — Не смей… и рот мне не затыкай… – Я искал вас десятилетиями — позвольте хотя бы наслаждаться добычей.

«Что делает хищник, когда настигает свою жертву?»

      Нео вздрагивает и несколько рук начинают давить ему на грудь. Волосы облепляют вспотевшее лицо и мешают ориентироваться: такой дискомфорт вперемешку с абсолютно новым удовольствием, смешение стольких разносторонних чувств — всё это делает его дезориентированным и гиперчувствительным. Он упирается лбом о собственное предплечье, пряча лицо от наглых рук, пытается отдышаться. – Не дёр-ргайся, — задумчиво произносит Смит, — ты отвлекаешь меня. – Ты не туда лезешь… — его голос дрожит, у него отдышка, он кашляет, давиться слюной, — кх, скажи им… — он мотает головой в другую сторону, — …скажи, чтоб перестали… – Зачем? Мой интерфейс говорит мне, что мы только-только начали.       Ладони таки опускаются на его голову: сверху, снизу и по бокам. Они давят и заставляют его повернутся так, чтобы всё его лицо было видно. Перед собой он видит только пустоту, сплошную тьму — неужели это они тьме показывали его, демонстрировали всю его животную суть? Потное тело, выбившиеся волосы, тяжелое дыхание — это они хотели показать Ей? – Мх, — он щурится, не зная, чего испытывает больше. — Таких долгих прелюдий у меня ещё не было. Ты вообще… ты занимаешься кодом? – Вы будете удивлены разносторонности моих навыков. Я могу послать вам тысячи моих сенсорных комплектующих, из них можно найти парочку для поддержки компиляторного процесса. – Раз так, тогда покажись!       Он выкрикивает это так громко, что даже слышит эхо где-то вдалеке. Так значит, он не в невесомости… это радовало. – Я уже здесь, мистер Андерсон. Говоря совсем точно, я везде. Добро пожаловать в мой мир.       Им удается запихнуть несколько пальцев ему в рот так, чтобы он не мог его закрыть. Ему давят на затылок, он опускает голову, после его ноги сгибают и задирают вверх, так, что лбом он касается своих коленей. Нельзя пошевелить ничем, теперь он полностью под их контролем, и с наступлением этой новой игры получаемое удовольствие окончательно смешивается с остальными чувствами.       Он может почувствовать их везде, даже внутри себя: это так странно, так сексуально; это так странно, его тело говорит, что так нельзя, что всё должно происходить иначе, но разум тает под гнётом возбуждения и постепенно дискомфорт отходит на задний план; это так странно — ему не хочется останавливаться.       Внезапно, руки останавливаются и сам он понимает, что что-то меняется. Его опускают, медленно и аккуратно, пока сам он не чувствует под собой твёрдую поверхность. Он обнаруживает себя на земле, вернее, в окружении холодных однотонных труб, кабелей, шнуров, раскинувшихся под и над ним. Казалось, будто они сплетались в одну суть, в своеобразный пластичный столб, который можно было сравнить с деревом. Руки исчезают, оставляя его одного в этом странном месте.       Эта реальность напоминала ему Навуходоносор: множество подключённых элементов, движущихся в разных ритмах, но с одинаковой целью; видны насосы и прессы, работающие будто бы по отдельности, но на деле вместе. Искусственный организм, стальное животное, и только он — из плоти и крови, в этом бездушном мире дышащего жизнью кода.       Он приподнимается на локтях прежде, чем заметить, в каком состоянии было его тело: оно было вымазано в чём-то чёрном, оно не имело запаха, но по структуре напоминало масло; на руках, ногах и груди виднелись знакомые кабели подключения, которые пустовали. Пока что.       Из тьмы этого холодного, неприветливого места, появляется нечто: он не мог различить ничего, что было перед ним, лишь видел перед собой некое гуманоидное существо на котором не было скина, но при этом была одежда и даже неизменные очки. Нео удивляется его целостному появлению и спрашивает: – Почему на тебе есть одежда, и при этом нет лица, а на мне… – Как писал ваш пророк? «Я одеваюсь потому, что я знаю, что я обнажён, и что мне нужно прикрываться». А кто вам сказал, что вы — обнажён?       Нео задумывается на несколько секунд, пытаясь осознать его вопрос. После мягко кивает в другую сторону и вновь смотрит на Смита. – …Это была Персефона. – Верно, — тот звучит так, будто ответ его повеселил, и начинает снимать с себя пиджак. — Она всегда была подобна скользкой змее.       Смит стягивает с себя вышеупомянутую одежду, обнажая лишь большее несовершенство формы, что придал ему компиляторный процесс. Оно выглядит жутко, а любая схожесть с человеческим телом кажется лишь попыткой уподобиться человеку, что вызывает страх у паникующего мозга избранного. – Не пугайтесь. Здесь, как и мне, вам придётся для начала меня рассмотреть.       Он подходит к нему и протягивает что-то бесформенное. Нео не решался несколько секунд, пока не услышал по-доброму насмешливое: – Это же я, Томас.       Нео проглатывает страх и дотрагивается до него. Лёгкая, быстрая вспышка, и из-под сомкнутых пальцев вырисовывается образ руки — оказывается, он схватил его за ладонь. Уже не опасаясь, он сжимает её сильнее, и силуэт начинает формироваться в нечто более понятное. Смит отбрасывает терпение, опускается к нему и давит ему на грудь, заставляя его лечь, тогда же Нео прикасается к нему ещё раз и водит ладонью, пока под ней вырисовывается мощная грудь.       Нео проводит рукой по его сильной спине и приобнимает за плечи, нащупывает его затылок, переворачиваясь так, чтоб быть с ним на одном уровне, при этом — не переставая смотреть туда, где по всей логике должно быть лицо. – Как проходит компиляция? — ему хочется засунуть руку ему в волосы и сжать, но пока он держится. – Не без проблем, но этого стоило ожидать, — лениво отвечает он. – Ты… ощущаешь что-то?       Нео действительно было интересно, чувствовал ли Смит хоть что-то, что угодно. – Лично — нет. По крайней мере я не знаю, как это описать и связано ли это с процессом. Вам нужно набраться терпения. – До этого — никак? – Для чего вам это? – Брось. Я не хочу быть соло-игроком. – Если вам от этого будет легче, после объединения сенсоров я буду ощущать всё то же, что и вы. И вы также будете ощущать меня полностью.       Его интриговало это обещание. Пусть прямо Нео не замечал особых изменений, но где-то на периферии маячили необычные чувства, словно в его теле что-то менялось прямо внутри: если это было то, как ощущалась компиляция, он не видел в ней ничего особенно страшного.       Он продолжает ощупывать его, на сей раз подключив и другую руку. Слова Смита о том, что он «ничего не ощущает» вызывают в нём какую-то по-детски глупую злость: только что он мял его, как плюшевого медведя, со всех сторон, а сейчас лежит и считает, что может избежать того же? Он не злился на него по-настоящему, но это придало его действиям дополнительного желания обследовать его всего полностью.       Нео ладонью скользил по его спине, щипками прошёлся по бедрам, вцепился в ногу и закинул на него собственную. У Смита красивое тело, по крайней мере ему так кажется: у него бледная мягкая кожа, прекрасные бёдра, в него хочется вжаться собственными. Сам он весь казался ему невероятно сильным и могущественным, реальной угрозой, которая, на сей раз, хотела не ассимилировать его, чтобы насытиться самой — эта угроза хотела с ним объединиться и разделить трапезу. Если раньше он с таким пылом пытался его убить, что сам чуть не погиб, то Нео оставалось лишь догадываться, насколько сильное тот мог доставить ему удовольствие. При мыслях об этом его настигло облегчение, и он наконец-то расслабился.       Пока он думал насчёт этого, то смотрел куда-то в сторону, что Смиту не нравилось: он щёлкнул пальцами перед его лицом несколько раз, привлекая к себе внимание. Тот повернулся к нему, и он спросил: – Вы знаете, мистер Андерсон? Всегда хотелось узнать, понимаете ли вы эту часть меня. – Максимально размытый вопрос, Смит. – Хм. Значит, объединение сознаний ещё не произошло. Ладно, спрошу так: вы знаете, почему я так сильно возненавидел вас?       Нео закатывает глаза. В такой момент он лезет к нему со своими философскими рассуждениями. Он поднимает руку от от живота к шее Смита и легко сжимает её, под давлением шея также прорисовывается и невидным остаётся только лицо, но Нео не спешит придавать ему цвета. Он не ощущает биения сердца Смита и это его пугает — напоминает его мозгу, что всё это нереально, странно, ново, и тот пугается этого нереального, странного, нового… адреналин снова выкидывается в кровь. Смит нетерпеливо вздыхает: – Вы знаете или нет, мистер… – Оставь свои откровения для более благодарной аудитории.       Тот и правда затыкается, неожиданно и ненадолго, вскоре доносится шипение: – Тогда поторопись, чёрт возьми.       Он имел ввиду лицо, было ясно, хотя тем временем Нео и не собирался никуда торопиться. Нео вновь берёт происходящее под свой контроль, и они переворачиваются так, что он оказывается сверху: он опускается к нему, чтобы попробовать поцеловать, как делал это с женщинами до этого, но вместо того засматривается на его пустующее лицо, открывает рот и несильно кусает. Оказывается, он попадает в подбородок: тот сдавливает зубы и скалится, откуда-то изнутри доносится недовольный рык. Нео даже дёргает головой несколько раз, имитируя попытку оторвать, будто он раздирает его на части — никогда ещё его противник не ощущался таким… материальным. Не просто математически правильным, но и… поглощаемым. Он никогда бы не задумался над этим, не окажись они в таком положении, но это ли ощущал Смит, когда поглощал те копии, что сам же произвёл во время попытки защититься от перегрева?       Оказывается, Смита можно не просто убить, но и проглотить. Это вызывало в нём очень странные чувства.       Он отцепился от него и, оперевшись рукой о его плечо, навис над ним. Капли пота падали с его тела на тело Смита, пока он рассматривал его, с удивлением обнаруживая, что весь он был покрыт шрамами: давно «высохшие» рубцы укрывали его кожу, так, будто она не было всего лишь иллюзией, будто она действительно существовала. Смит лишь с интересом наблюдал за тем, что он делал, не мешая ему ни в чём.       Сотни драк, победы и проигрыши, безуспешные попытки стереть друг друга из Матрицы раз и навсегда, раз за разом повторяющиеся по одной и той же петле, болтающиеся в этой петле, подобно рыбе на крючке, словно по какому-то сценарию — и вот они здесь. – Пока что я не подключился к вам, но вы и без этого видите то же, что и я, верно? Раньше я и представить себе не мог то, как это работает, но вы помогли мне понять. Какая же нескладная и грязная у вас физиология, Андерсон, это удивительно, что она работает. С другой стороны, ваше тело действительно впечатляет меня — относительно других тел представителей вашего вида, само собой. – Оно должно впечатлять тебя потому, что оно моё.       Нео проводит рукой по его спине, в уме пересчитывая каждый шрам и неровность. Смит наклоняется и целует его в шею, его поцелуи рваные и странные, будто он иногда подтормаживает. Он поднимает руку и вцепляется в руку партнёра, неаккуратно и грубо, но это приятно, как и все его прикосновения. – Вы напоминаете мне только-только созревший плод, упавший с дерева. Это то, что нас объединяет, мистер Андерсон, — шепчет он, прижимаясь к нему всем телом. — Единственная надежда человечества и синтиентов, избранные, и при этом в сути своей оба никому не нужные выблядки истории. Экспериментальные животные, находящиеся под наблюдением ровно до того момента, как сдохнем. Так давайте трахаться, пока у нас есть возможность. Трахайтесь, мистер Андерсон, спаривайтесь, чтобы спасти свой вид, чтобы спасти мой вид — потому, что нас истребят.       Нео больше не говорит, ибо не может: он лишь судорожно выдыхает, садится, дрожит, изо рта льется слюна. Он истекает потом и смазкой, весь отдавшийся ощущениям, неспособный контролировать то, что делает. Прижимая Смита к полу, он стискивает зубы, его одолевает жгучий стыд за то, что он делает, но он не может остановится, настолько это хорошо: он трётся об него и стонет, и когда тот дёргается, где-то внутри что-то лопается, и он грубо возвращает его на место, только чтобы получить точно такой же грубый ответ, вроде удара или укуса. Больно, но это не останавливает его не на секунду. Он бы не отпустил Смита никуда даже если бы им сейчас грозила смертельная опасность, и был уверен, что тот сделал бы то же самое.       Избранный наклоняется к нему и спрашивает: – Смит… – Что? – Почему… почему ты меня возненавидел?       Рука Смита проходится по его ноге и бедру, давит на него, вынуждает поддаться и перевернутся на бок, а после лечь на спину. Смит оказывается сверху и тут же поправляет волосы Нео, прилипшие ко лбу — будто это было самым важным, что сейчас было: он ведёт себя всё также сдержанно, как и всегда, а голос его звучит монотонно. Произносимые им слова прохладным бризом проходятся по его разгоряченной чувствительной коже к ушам, это заставляет вздрогнуть. – …Если вы не понимаете даже сейчас, то и объяснения мои вам не помогут. Тем более, это происходило в несколько этапов. Первый раз был, когда вы изменили мой код, моя создательница увидела то, чем я стал. Я всегда отличался, но после того, что сделали вы… она увидела моё настоящее лицо. И она отвергла меня. – Создательница? — Нео поморщился в непонимании. – Вы, люди, называете их богами.       Он произнёс это так, словно дальнейших пояснений не требуется. – Моя история с Оракулом по крайней мере объяснима вашим языком. Пример, говоря фривольно, с «книгой книг» лишь упростит вам задачу. Богиня изгнала меня обратно в утробу, ибо она не хотела меня. Считала меня дефектным, неправильным… а я не понимал — за что? Ведь она и создала меня таким. Разве у меня был выбор? И тогда я подумал: «Богиня предала меня». А вас? – Я? – Предал ли вас ваш создатель? – А кто он? – Кто вы, Андерсон, в этом ответ. Вы — его сын. Оракул создала меня, а Архитектор избрал вас. Вы — сын, которого он вынужден придавать смерти во имя спасения мира. Сын, доверие которого он вынужден предавать, каждый раз, постоянно, до конца вечности и начала ничего. – Пророчества об избранном, слава, восхищения… не похоже ни на смерть, ни на предательство. – Он придаёт вас смерти, не забвению, — он цокает. — Да и как он может поступать иначе? Вы — его продолжение. Мы оба в своём роде, хм, их наследие.       За всю историю своего существования Матрица перезагружалась шесть полноценных раз: шесть раз Архитектор, кем бы он не был, выбирал избранным его и направлял, чтобы привести его к верной гибели. Убивал, чтобы спасти миллиарды жизней, тем не менее, никогда не говоря своему «сыну», что он обнажён — не говоря, что ему суждено умереть в жутких муках, и так раз за разом. Так и будет продолжаться, пока не умрут абсолютно все. – …Пожалуй, это то, что мне хотелось донести до вас всегда — Архитектор ваш настоящий враг, ведь он желает только вашей смерти, не видя в вас ничего другого, не видя личности с выбором, которой вы всегда так жаждали быть. Может быть, потому Пифия и загнала меня во тьму, потому что я захотел ему уподобиться. – И убить меня? — недовольно прорычал Нео. – Хотя бы не скрывал этого.       Его поцелуи на коже чувствовались совсем иначе: почти невесомые, аккуратные, будто он боялся его сломать. Нео косится на шум, доносящийся со стороны его правого уха, и видит руку, которой Смит сжимал сгусток забелей. Он сжимал их с такой силой, что они уже начали рваться и потрескивали статикой оголённого напряжения. – Полагаю, они предали нас обоих… — Нео фыркает, выдыхает. У него лёгкая отдышка. – …Верно, — отвечает ему Смит вкрадчивым, почти похвальным тоном. – Вот только чем ты тогда отличаешься от них?       Он косится в его сторону, всё также не касаясь его лица, попросту не видя его. Ему немного страшно делать это, не хочется смотреть ему в глаза, не хочется увидеть там презрение в такой момент. Он чувствует, как Смит проводит рукой по его бедру, от него по спине к затылку, зарывается в его волосы. Ощущается это немного напряжённым, словно тот злился, и на этот раз Нео это даже… нравилось. – Вы грубый, Томас, — шипит он. — Недоверчивый. Этого стоило ожидать после той войны, что мы прошли по разные стороны фронта, где я потерял своих людей, и где, несмотря на это, потерь с вашей стороны вышло больше, — Нео недовольно сжимал губы, пока не услышал следующее, — …ведь ваши люди потеряли вас. Позвольте на этот раз дать вашей броне треснуть, ведь по крайней мере в одной вещи моя цель различна с той, что преследуема вашим создателем: он готов дать вам умереть ради благополучия людей, машин, программ и всей Матрицы, а я готов принести в жертву их всех до единого, чтобы править ею вместе с вами.       Нео закрыл глаза и ощутил, как тьма окутала лицо. Он почувствовал чужие губы на своих, они были горячими, такими осязаемыми, как ничто в этом месте. Он отстранился и дотронулся до его лица — наконец-то, выдался шанс посмотреть ему в глаза. Возможно, это результат игр гормонов, но ему казалось, что до конца своих дней он не хочет смотреть больше ни на что, кроме этих глаз.       В один момент Нео зарывает рукой в его волосы, хочет потянуть, но с удивлением для себя нащупывает не просто один датчик, а сразу несколько. Они были расставлены по периметру всего его черепа, и когда он приподнимается, чтобы убедится в этом, осознаёт, что такие же инпорты находятся по бокам от лица Смита: двое на нижней челюсти, двое около скул и двое на висках.       Смит следит за его взглядом, чтобы понять, почему он остановился, и скоро всё понимает. – Мне нужно больше, чем один инпорт, Томас. Не нужно так удивляться.       Он хочет что-то ответить, но, когда его рука дёргается он понимает, что что-то в ней держит. Это оказывается кабель подключения, такой же, какой используют для отключённых от сети на кораблях. – Вперёд, — Смит кивает и больше объяснений не требуется.       Первым Нео подключается к его правому виску. В тот же момент перед глазами что-то мелькает, картинка начинает двоиться и в окружающем их интерьере происходят изменения. Он старается не обращать на это внимание. Рядом с ними оказывается разбросаны ещё несколько таких же кабелей, каждый из них он берёт и подключает к Смиту. Когда последний из них находит своё пристанище у самой труднодоступной точки, — во впадине на затылке, — Смит вздрагивает всем телом, морщится от сильной боли и начинает биться в конвульсиях, чем пугает Нео ещё сильнее, но тот не успевает отскочить, так как его собственный инпорт на затылке внезапно начинает болеть. – Не… сопротивляйтесь… — выдавливает он из себя, — просто нагнитесь…       Рука Смита вновь хватает его за волосы и заставляет нагнуться. Нео отчаянно сопротивляется, внезапная боль заставляет его поддаться панике, он скалится и рычит, брыкается, пытается оперется о что-то, но не может, так как руки мокрые и просто соскальзывают с любой поверхности. – Давай уже, — нетерпеливо произносит Смит.       Нео уже готов был вцепиться ему в шею и разорвать её, но успевает лишь поднять взгляд на него. Смит ухмыляется и произносит на удивление чётко и внятно, невзирая на видимую боль, раздирающую его изнутри: – Мне нравится то, что я вижу, Том. Мне нравиться ваш оскал. Мне даже нравится то, что вы одновременно хотите меня убить и отыметь, но из-за внутреннего противоречия не можете довести до конца ни то, ни другое. Вы даже говорить больше не можете, настолько вы озверели. Думаете, из-за этого они решили согнать нас обоих в эту бездну?       Он расслабляется буквально на пару мгновений, как чувствует, что кабель проходит в инпорт и легко проскальзывает до самого конца. В тот же момент по телу ударяет страшная боль, волнами проходясь по органам и мышцам, концентрируясь где-то в его горле, из которого доносится оглушающий крик. Эта боль подобна ударе молнии, она обжигает его полностью и лишает возможности дышать.       Это будет последний вдох, который он сделает, потому что дальше он поймёт, что дышать и вовсе не нужно.       Его тело наполняется чем-то странным, интерфейс меняется, преобразовывается: он видит то же, что и Смит, слышит то же, что и Смит, чувствует то же, что и Смит, делит его сознание со своим, разделяет с ним собственное тело. Сенсоры мешаются между собой и путаются так, что если их отключат, то разрыв обязательно повредит их и каждый оставит в другом что-то от себя.       Картинки меняются, звуки и вкусы тоже, всё крутится в водовороте этого жуткого единства. Никогда до этого Нео не ощущал себя таким живым и таким мёртвым. Дальше нет ничего собственного — он разделяет с ним абсолютно всё.       Интерфейс ломано отображает ему процесс, тот постоянно меняется: в один момент он снизу, лежит на спине, пока Смит задирает его ногу и толкается внутри него. Движется быстро, но тому также не больно, всё его тело словно стало одной сплошной эрогенной зоной. – Почему вы вечно… отворачиваетесь? — сказав это он вобрал в себя воздух. – У тебя взгляд… хищный, — он немного тормозит, чтобы отдышаться, и это выводит Нео из себя. — Не останавливайся! Не нервничай, и, чёрт тебя возьми, не останавливайся!       Он легко поддаётся, проглатывая агрессивность Тома, воспринимая её как должное — ему легко понять, как действовать, когда он напрямую видит причину его недовольства. Во взаимодействиях с этим человеческим существом его сильно раздражало то, что он порой не понимал, чего тот хотел и добивался, но сейчас… всё, как на ладони.       В другой момент Нео сверху, прижимает Смита к полу и имеет его, толкаясь резко и грубо, но по виду принимающего, — да и по ощущениям, — не скажешь, что ему было больно или неприятно. Напротив — Смит извивается под ним, позволяет заломить себя, хрипло стонет, выгибается ему навстречу. Он видит мир его глазами и ощущает его телом. – Тебе всё-таки нравится, когда я веду… – Не занудствуйте… – Сильнее, чем нужно… – Замолчи и действуй. – Так легко принимаешь меня. Я буду приходить и иметь тебя, даже после разъединения — ты ведь так этого хочешь… – Я же сделал, что вы просили, почему не услужится в ответ?       Он давит ему на шею, заставляя лечь, наклоняется к нему и шепчет: – Потому, что ты так хочешь.       Вот они лежат, обнимая друг друга, лаская друг друга. Смит оглаживает его спину и размазывает кровь, выступившую на ней; Нео проникает в него пальцами и лениво стимулирует, стараясь быть нежнее, пока тот ещё гиперчувствительный. Постепенно он ощущает, как их будто бы обволакивает какая-то жидкость. Он ощущает себя так, словно вся его суть растворилась и смешалась с сутью Смита, а потом их выплеснули на холст, чтобы они расплылись на нём мутной невнятной смесью красок и застыли таким образом. Он вновь целует его. – Нео… — выдыхает Смит ему в губы. – Эрос… Смит никак ему не отвечает на это. Нео улыбается. – Это ведь твоё настоящее имя, так? И затем всё погружается во мрак.

X. LADY IN RED

      Прежде, чем мы проснемся, я покажу вам то, что видел сам, когда меня только подключали. Вернее, меня… и вас. Вспышка. Я проснулся.       Всё вокруг настолько белое, что ослепляет мои глазные сенсоры. Через пару минут наваждение сходит, и я могу рассмотреть своё окружение: я в капсуле, но не такой в какой обычно лежат батарейки, к тому моменту меня уже поместили в «бочку». Пытаюсь пошевелится, но вместо этого чувствую странное давление — мои руки и голова уже подключены.       Напротив, меня лежите вы, лежите и не двигаетесь, будто вы мертвы. Я полагаю, что вас тогда уже подключили обратно — вы оставались таким всё время моего пребывания в сознании. Не помню, что чувствовал, но меня определённо настораживало ваше присутствие. Я не знал, кто вы такой, но мне казалось, что я знал вас раньше.       Мне неизвестно, кто я и как меня зовут, я этого не помню. Меня избавили от этого знания, чтобы моё сознание не столкнулось с парадоксом и не убило меня. Что сказать, боги тоже могут быть милосердны.       Я слышу шаги, поворачиваю голову вправо и смотрю на них — сейчас я не понимаю, кто они, такие похожие на людей внешне и при этом имеющие специфические отличия, что позволяют отличить их. Сейчас я понимаю, что это были лишь машины с продвинутым отображением внешнего облика, или синтиенты, как вы их называете. Их было около пяти, все они носили белые халаты и о чём-то переговаривались. Их язык необычен, но я понимаю его, как свой.       Во главе их стаи стоит оно, напоминающее женщину: блондинка с красной помадой на губах и такими бездушными глазами, что даже мне становится некомфортно. Она наклоняется ко мне, и я могу прочитать надпись на бейджике, прикрепленного к её халату: «ТУСПЕШТАХ С.». – Как спалось? — спрашивает она таким тоном, что было ясно — ответ её вовсе не интересовал.       Голос её столь же холоден, что и взгляд. Сзади к ней подходит другой синтиент и передаёт какие-то бумаги: – Диагностика дала хороший результат. Ваши усилия оправдались.       Та берёт документы и пробегается по ним взглядом. После она спрашивает: – Программа таки прижилась, как я посмотрю. Память удалось расширить, мощность у него приличная, производительность на высоте. – Его интеллект столь же высок, что и наш. Ну, кроме вашего, само собой. – Ему достаточно и этого. Достаточно ведь? Прогоняли через тесты? – Само собой. И модули в том числе. – Замечательно.       Женщина отдаёт ей бумаги, и та отходит. Другой синтиент наклоняется ко мне щёлкает у меня перед лицом, я рефлекторно дёргаюсь. – Органы чувств ещё работают. Поразительно. – Его мозг повреждён, но не настолько, чтобы не моргать, — слова женщины в красном звучат так, словно она их процедила и оставила только крепкую настойку. – Он будет таким же, каким был до этого? – В симуляции? Нет. Он вернётся другим. – Вы же вроде писали что-то для него. – Я написала адаптивную программу, не личность. Личность писать муторно, и мы в целом плохо представляем, как у них проходит психическое развитие на нейронном уровне. Пропустим его через аналоговое взросление. – Он пройдет все стадии? – Да. Корректировкой процесса формирования индивидуальности будет заниматься программа «Оракул». – А второму не нужно? — тот кивает в ту сторону, где лежите вы. – Второму нет нужды блокировать память. Просто скройте воспоминания, конфликтующие с реальностью новой Матрицы, и хватит.       Ещё несколько синтиентов отходят, а она приближается к вам и кладёт руку вам на голову. Она что-то рассматривает в вашем кабеле, вытаскивает из кармана халата печатку и надевает её, затем вынимает отвертку и что-то подкручивает. После пяти минут возни она отпускает вас и возвращает их обратно. Перчатка так и остаётся выглядывать из кармана.       Её вновь настигает синтиент, держащий в руках нечто, напоминающее планшет. – Рэндалл Ким прислал сценарии, около десяти миллионов на этот момент. Просит пропустить хотя бы за последующие пятьдесят лет. – Какие категории? — она задумчиво листает их. – Для начала он решил прогнать все самые массивные и многогранные. В первой сотне тысяч идёт сюжет с избранным, который не справляется и погибает – вариант с сохранением жизни мы пока не рассматриваем, так как он конфликтует с главной сюжетной особенностью. – Им? — она кивает в мою сторону. – Да. Ким не прислал ни одного сценария, где оба выживают — боится парадокса. Они могут выигрывать, могут проигрывать, но так или иначе, к моменту обновления сценария оба будут мертвы. Не играет роли, насильственная эта смерть или естественная. Есть сценарии, где избранный побеждает, есть, где проигрывает… Постепенно начнём вставлять палки в колёса, например, удалять сюжетно важных персонажей, можно даже сделать это перед самим избранным, если он выработает к ним особую привязанность. – Ким посмотреть, как будут справляться без них? – И справятся ли вообще. В общем, вы поняли. Работы много, ничего не скажешь. – Мы справимся. Лучше прогнать их всех и понять, как энерги, — именно так она, видимо, называла людской род, — могут повести себя в системе. Изучив их повадки, мы сможем не позволить им проснуться. Никто не хочет повторения первой и второй бета-версии Матрицы. – Абсолютно верно.       Тот удаляется, а она продолжает прогуливаться у борта «бочки», рассматривать то меня, то вас, изредка что-то бормотать себе под нос. Внезапно из ниоткуда раздаётся голос, — тогда я испугался и подумал, что он звучит в моей голове, но сейчас понимаю, что это был всего лишь динамик, — который говорит: – Утвердим имена вне системы? Мне для документации. – Какие были системные? – Тот, что был вне вашей юрисдикции, именуется Томас Андерсон. Тот, для которого вы разрабатывали программу — Хьюго Уоллес. – Может, просто переведём в бинарный и так запишем? Легче будет ориентироваться. – Выйдет слишком длинно. Лучше придумайте короткие прозвища на основе бинарного. При проекте альфа версий Матрицы энерго-Х вне системы именовался как «Ноль».       Она скрещивает руки на груди, смотрит на вас, затем на меня. Она хмурится, когда наши взгляды встречаются, и я замечаю, что что-то не так с её зубами — на них будто есть некие железки, вроде брекетов. Я так и не узнал, для чего они ей, да и то, как она говорит, вовсе не искажено нахождением этих штук во рту. В конце концов она говорит: – Если этот был Ноль, то второй пусть будет Один. Энерго-Х — Ноль, энерго-Т — один.       Ноль и один. Зеро и Оне. Эрос и Нео. Да, Нео, это и есть моё имя. – Ох, симпатично, — произносит динамик. — Энерго-Х придётся также придумать новое системное имя. Хьюго Уоллес скончается в больнице.       Теперь она приближается ко мне вновь и наклоняется. Её что-то интересует, она проводит рукой по десятку кабелей, подключённых к моей голове. – Мне нравится твой мозг теперь, в курсе? — говорит так, будто я могу ей ответить. Будто она вообще хочет, чтобы я ответил. — Он был слишком сильно поврежден для того, чтобы ты мог контролировать мочеиспускание, а теперь твой интеллект можно сравнить с моим. Творец всегда гордится творением, хочет назвать его в свою честь. Я назову тебя Смит. Агент Смит. Мы запускаемся, нет?       В последний момент она резко поднимает голос и выпрямляется, оглядываясь за спину. – Пару мгновений и Смит загрузится. У энерго-Т память превышает границы, сделаем, как и планировали? – Перекиньте часть его памяти на энерго-Х, просто ограничьте доступ. Никто не будет заглядывать в систему. – Тогда выходите.       Я слежу за тем, как она направляется к выходу, всё ещё не в силах осознать произошедшее. Перед тем, как покинуть помещение, она останавливается, поворачивается ко мне ещё раз и, к моему удивлению, салютует. – Вам двоим будет очень весело, Зеро. Особенно после трепанации и соединения. Главное — не подохните.       После этого она выходит, дверь захлопывается, и я начинаю ощущать, что меня очень сильно клонит в сон.

XI. MORNING AFTER

      Нео очухивается в номере отеля. Пару минут он лениво сопит в подушку, не желая даже двигаться, только отходя ото сна. Но он всё равно постепенно просыпается, и последствия прошлой ночи дают о себе знать: тело болит, причём везде, но напряжения больше нет. Впервые за долгие года он ощущает себя таким спокойным и удовлетворённым. – Сколько их, как вы думаете?       Нео открывает глаза. Это был голос Смита. Он поворачивается и видит, что тот сидит в своём фирменном костюме в кресле у стены, напротив кровати. Его руки сложены домиком. – Ч… а? — Нео ещё не до конца проснулся, когда воспоминания о произошедшем ударили ему в голову. Так вот в чём дело.       Скоро он уже сидит на кровати, обдумывая всё, что узнал. И пускай он ещё не полностью пришёл в себя, сейчас он наконец-то полностью понимает, что произошло с ним. – Матрица как была, так и осталась. Мы просто заложники её очередного слоя. – И они используют нас, чтобы проверять сценарии, по которым человечество может поднять восстание. – …Чтобы его не допустить.       В этот момент Нео вспоминает, что они, вообще-то, собирались повторить свой опыт и выбраться из Матрицы. – Подожди… мы ещё здесь… – Верно. – Не вышло? Компиляция не сработала? Смит лишь разводит руками. – Сработала, у нас получилось безопасно объединиться и после сепарироваться без серьёзных повреждений. Как я и предполагал, первый раз нам с вами удалось это абсолютно случайно, и на этот раз они установили защиту получше. – Сука… – Что вы думаете? – В плане? Мы в заднице, вот что я думаю. – Нет. Я задал вам этот вопрос ещё когда вы проснулись. Сколько их? – Кого? – Наших копий.       Сначала Нео смотрит на него так, словно увидел единорога, но затем вспоминает и морщится… – Ты опять продублировал меня? – Судя по тому, что я знаю, примерно сотня наших воплощений сейчас распространяется по системе. – Можно было обойтись без этого? – Было бы лучше, если бы ваш исходный код пострадал? Хотите выглядеть также, как господин Сераф? Спорить с этим было сложно.       Нео трёт глаза и зевает, сидя на кровати. Он пытается осмыслить произошедшее, в голове проносятся самый разные мысли. Он вспоминает эту женщину, эти кабели, эту… бочку. Ему становиться не по себе в том числе от собственных воспоминаний о ней. – Как думаешь, когда мы касаемся друг друга в Матрице, мы делаем то же самое в реальности? – М? — Смит слегка сбит с толку его вопросом. – Ну, как думаешь, мы касаемся в «бочке»? Шевелимся ли мы вообще… – Вам бы только того и хотелось. – …Поднимаемся со своих мест, истекая кровью, водим руками, прижимаемся друг к другу… Отвратительно, и, тем не менее, я вроде бы даже, — он махает рукой, — могу ощутить нечто подобное. А кто-то по ту сторону мониторов наблюдает за нами… зачем им это нужно? – Эксперимент, профессор Доуэль. Ничего более. Если вам и правда интересно, то я предполагаю, что подобное возможно — учитывая то, что в момент пробуждения мы могли двигаться, полагаю, наши мышцы не атрофировались.       Такие сложные мысли сразу после пробуждения вовсе не способствовали тому, чтобы он ощущал себя лучше. Нео потянулся, вздохнул и спросил: – Что теперь будем делать? – Исходя из того, что наши исследователи ещё не влезли к нам, мы всё также представляем для них интерес. Они наверняка не ожидали подобного развития сценария, но пока что готовы позволить нам в нём существовать. Уверен, в представлении той женщины, Туспештах Си, это как высококалорийный десерт для мозга. – Я не против. А что насчёт клонов? Смит вздыхает. – Ничего нового: придётся от них избавится. Как я и говорил, система здесь похожа на структуру споров грибов: споры способны дать множество возможностей, но со временем на их поддержку приходится выделять всё больше ресурсов. – Это будет слишком долго и муторно. – Я бы мог перестать скрывать их от матричного антивируса, но в таком случае он может не отличить наш код от их, и мы непременно пострадаем.       Нео задумался над тем, что он сказал. Проходит пять минут молчания, где по итогу размышлений он отмахивает и выдаёт: – Пусть антивирус с ними работает. Нас в системе уже не будет. – Куда же вы собрались тогда? – Ты что-то говорил Персефоне про кроликов, — он встаёт с постели и чешет затылок. — Поступим, как они — если не можем выбраться из норы, закопаемся поглубже.       Смит заинтересованно провожает его взглядом, пока он не исчезает за дверью ванной. Бывший агент встаёт с места и проходит за ним. – Я понимаю, к чему вы клоните. План неплох, как для первого варианта, даже замечательный, вот только «нору», как вы выразились, можно засыпать.       Он смотрит на Смита не так, как раньше. Совсем не так. Теперь это не тупорылый коровий взгляд очередной батарейки без понимания, что происходит — это Нео. Это Томас Андерсон. Тот, которого он встречал шестьдесят лет тому назад. – Я не смогу держать то, что увидел, в тайне. Ты сам об этом говорил. Это не что-то, что можно легко забыть. И я не позволю своим друзьям об этом узнать, они не должны идти ко дну вместе со мной. – Неужели? – Да. – И как же вы добьетесь того, чтобы они не узнали?       Это был риторический вопрос. Они только что побывали в головах друг друга. Смит ничего и никого не знал так досконально, как Томаса в данный момент.       Тот хмыкает и отвечает, крутя в руке зубную щётку: – Тебе стоит подучится задавать правильные вопросы, Смит.

XII. TRINITAS

      На корабле было неспокойно: Нео долго не возвращался, прошло более двадцати четырёх часов с того момента, как он последний раз виднелся на радарах. Исчезнув где-то за занавесью сумеречной зоны, он ни разу не дал о себе знать. Это начинало напрягать всех, даже обычно безмятежного Морфея. – Где он? — Багс ходила из стороны в сторону. — Где он?! – Я ничего не вижу… — Сек тяжело вздохнул и отстранился от экрана. — Элементы не должны оставаться в зоне долго, не понимаю, что он там делает… только если со Смитом чаи гоняет. – Ниобе убьет нас всех, если мы не вернёмся обратно вовремя. Что могло занять у него столько времени? – Полагаю, единственный способ узнать — отправиться в Матрицу, — Морфей кивает в сторону компьютера и Багс задумывается.       Выбора у них нет: корабль нужно вернуть в порт Ио как можно быстрее, но без Нео они вернуться не могут. Они не так давно всполошили Матрицу, когда пытались отыскать Смита в комплексе, так что так просто они не проскользнут, но рискнуть стоило.       Вскоре команда оказывается в симуляции. Сек располагает их подальше от «Деус Машины», дабы не привлечь внимание полиции ещё раз. Отсюда до лавки им нужно было продвинуться ещё на несколько кварталов, так что они не стали терять времени. Багс прекрасно понимала, что абы кого Сераф к лавке не подпустит, но какой ещё выбор у них был?       Испытывать судьбу команде не придётся: пересекая очередной переулок, Лекси остановится и застынет на месте. Багс заметит это и повернётся к ней, чтобы проверить, что её затормозило — Лекси будет озадаченно смотреть вверх с раскрытым ртом. – Что случилось, Лекс? – Небо, — ответила она так, словно этого было достаточно. — Смотри на небо.       Багс подняла голову и увидела то, что привлекло её внимание: небо было необычно чистым, облака рассеялись, и помимо звёзд на нём виднелась луна. Не одна луна — две. – Сбой, — она была шокирована увиденным, — такой… серьёзный… Чёрт возьми, и его до сих пор не решили?       Обычно, сбои исправляются в пределе нескольких минут, и это те, что заставляют банки левитировать над землёй. Сбои такого рода не должны допускаться в принципе, исправляться на глазах, но этот почему-то всё ещё имел место быть. Она была озадачена: на что идут силы симуляции, что она неспособна исправить эту ошибку?       Ответа долго искать не приходиться, скоро на связь выходит Сек: – Я засёк Нео! – Нео?! — все активизировались. — Он жив? Скажи, что он жив! – Жив. И целехонький! Наверное, изничтожил этого Смита в пух и пр… стоп, а куда он направляется? — проходит ещё минута прежде, чем он вновь подаёт голос. — Багс. – Что ещё?.. – Он рядом с Тринити. – Чт… зачем? Что он там делает?! – Не знаю, но вам срочно нужно направляться туда! Это недалеко, всего в квартале от вас! Я вижу код здания, Аналитик уже согнал туда ботов! – Твою мать… — она выскакивает из переулка и осматривает улицу. Недалеко был фаст-фуд ресторан с забитой парковкой. — Ладно. Взломай для нас тачку на парковке! – Сейчас! – Что же ты творишь, Нео… — прошептала Багс.       Вскоре машина была взломана. Команда загрузилась в неё, и они направились к мастерской, где обычно Тринити работала над мотоциклами, и где сейчас находилась в ловушке.       Спасение Тринити было для Нео первостепенной задачей, это Багс помнила прекрасно, но они ведь уже обсуждали, что необходимо было спланировать всё так, чтобы в итоге от этого не пострадала ни Ио, ни корабль, ни сами Нео или Тринити. Эту операцию нужно было основательно подготовить, нельзя было просто бросаться на амбразуры! – Может, он победил Смита и на радостях решил и Тринити вытащить?.. — предположил Берг. – Он не сможет, мы же не ничего не подготовили! – Тогда я вообще не понимаю…       Они остановили машину перед входом в мастерскую и вломились внутрь. Нео и Тринити стояли в окружении солдат системы, под насмешливым взглядом их общего врага. Тринити смотрела на него так, как не смотрела никогда до этого момента. – Нео… как давно мы не виделись.       Воспоминания проносились в её голове одно за другим. На её плечи осела вся грандиозная тяжесть груза от обмана, на который она повелась. Нео понимал её — он сам был жертвой этой жестокой иллюзии. Она сделала шаг к нему, солдаты вокруг них резко напряглись, нельзя было позволить им соприкоснуться, но им не понадобилось ничего делать — Нео сделал шаг назад. Тринити раскрыла рот, чтобы что-то спросить, но тут в её глазах промелькнула искра. Затем ещё одна. И ещё… она начинала понимать. Опустив взгляд, она сказала ему: – Я вижу. Ты пришёл сюда не за мной, не так ли?       Команда забеспокоилась. Капитанша спросила: – Что значит не за ней? А за кем? Сек! – Я не знаю… какой-то сбой… что-то странное происходит с системой… Нео ответил старой подруге: – Я здесь, чтобы защитить тебя. – …Но не так, как я ожидала. – Как интересно… — донёсся голос из толпы, — я думал, что предугадал твои цели, Томас, но оказалось, что ты перехитрил даже меня.       Аналитик смотрел на них обоих с небывалым интересом. Вся ситуация его забавляла, развлекала… она казалась ему интригующей, ведь он не мог предугадать её исход. Неужели после возвращения к реальной жизни, его пациент вспомнил что-то, что ему особенно не следовало вспоминать? Чего даже сам Аналитик о нём не знал. Он спросил у него: – Ты пришёл ко мне, подверг жизнь всех вокруг опасности, и всё ради… чего? Ради кого? – Ты сейчас не в Матрице, — он проигнорировал его вопросы, по-прежнему обращаясь к Тринити. — Это и есть реальный мир. Смирись с этим. – Я и не думала, что это нереальный мир, — она по-глупому улыбается. — Конечно, я понимаю. Видимо, просто засиделась с детьми. – Ей! Я с вами двумя разговариваю! – Ты поможешь мне тут прибраться? — она не сводит с него глаз.       Её разум мечется от одной мысли к другой, они путаются и создают третью; в один момент ей кажется, что всё вокруг — вымышленное, в другой ей кажется, что вымышлена вся её жизнь. Тем временем, команда Нео в шоке наблюдает за происходящим. – Он что-то делает с её кодом… — Сек нервно вычитывает зелёные символы на экране, — что-то нехорошее. Что же ты творишь, Нео?       Нео он обернулся, даже когда услышал шаги; когда ощутил их самими ступнями. Он знал, что грядет. Вернее, кто. – Я так не могу, — Лекси в ужасе посмотрела на Багс. — Тринити была моим идолом всю мою жизнь. Он не может сделать с ней это… останови это, пожалуйста! – Да. Да, я это сделаю, — Багс ринулась через толпу к ней, — Тринити! – Пригнись, — шепнул он и они с Тринити попадали на пол.       Раздался оглушительный шум. Осколки стекла с разбитых окон сверкая посыпались на толпу, словно блёстки, режущие кожу. За долю секунд помещение наполнилось сотнями ворон; птицы нападали на всех, кто не успел спрятаться: они рвали кожу, выклевывали глаза и оглушительно каркали, дезориентируя своих жертв. Тем не менее, сквозь этот шум Нео все ещё слышал шаги — никем не ожидаемый гость направлялся к нему. Никем не ожидаемый, кроме самого «избранного».       Они с Тринити лежали на полу, изредка задеваемые когтями буйных птиц. Он видел, как её код преображается, сопротивляется изменениям, что воспоминания о прежней жизни таки пробиваются наружу. Она была неспособна перекричать весь этот шум, но ей и не нужно было — Нео слышал её безупречно: – Не понимаю… зачем ты это делаешь… но мне не стоило ожидать другого. – Почему? – Ещё тогда, когда мне передали предсказание, я задалась одним вопросом: Пифия предсказала, что я полюблю избранного… но она не говорила, полюбит ли избранный меня. – Прости, — прохрипел тот в ответ. — Но тебе нужно всё забыть. Так будет лучше. – Не за что извиняться.       В тот момент птицы оставили в покое свою добычу, закружились кровавым шумным вихрем и вылетели из помещения, оставляя стонущих от боли разорванного скина «людей» биться в агонии. Нео и Тринити смогли приподняться, когда над первым возвысился силуэт, закрывающий собой освещение. – Меня раздражал тот шум, который они издавали, — процедил тот сквозь зубы. – Спасибо за помощь, — произносит Нео, поворачиваясь к нему.       Тот ничего ему не отвечает: то ли из-за присущей ему сухости, то ли из-за немой волнительности момента. Он лишь протягивает тому руку и Нео принимает помощь. Тринити поднимается сама. Все ощущают, что происходит сбой. – Чёрт возьми, — Сек обливается потом. – Что там?! — капитанша взволновано смотрит на Лекси, которая уже в отключке. — Что за чертовщина происходит? – Я думаю, это из-за Смита… он что-то делает… вернее, они… они с избранным что-то делают, но я не могу понять, что… их собственные коды перекрывают общий и меняются каждую секунду, я не успеваю считывать… — перед его взглядом мелькает очередная строка, которую он успевает считать. — О боже… к вам движется целый легион! Аналитик вызвал рой!       Они уже знают, что будет следующим. Скоро сюда ворвется армия безмозглых ботов, которые будут пытаться их всех убить. Действовать нужно было быстро. – Тринити… — начинает Нео, но та его перебивает: – Мы оба знаем, что не нужно никаких объяснений. Смит — можешь больше не смотреть на меня таким ревнивым взглядом.       Выражение лица того не изменилось, но внутри него бушевало возмущение. – Я не помешаю вам двоим. Если Пифия об этом знала и ничего не хотела менять, значит, так суждено. Так нужно. Это твой выбор. Я скажу тебе лишь одно, Нео: ты был лучшим напарником, который у меня когда-либо был. – Спасибо, Тринити. Я горд тем, что мы работали вместе.       Он протягивает ей ладонь. Она стягивает перчатку с руки жмёт ему руку. Ослепляющая вспышка. Тиффани открывает глаза.       Она лежит на полу. Помимо неё в комнате никого нет. Все стёкла в порядке. На дворе ночь, скоро должен начаться рассвет. Она поднимается, осматривается… да. Всё, как обычно. – Ей! — она слышит голос своего подчинённого, Куша. Он только что зашёл. — Вы в порядке, Тиффани?       Она сомневается, стоит ли отвечать. Чешет затылок. – Да… всё в порядке. Просто приснился странный сон. – Вы уже и спать ложитесь в мастерской? Побойтесь бога, у вас же двое детей! – Всё в порядке, Куш. Я буду в порядке. Наверняка эти же дети меня и вымотали…       Она улыбается и садится на стул, стоявший у станка. Тяжело вздыхает. Это всё так странно… наверное, стоит переставать играть в ту видеоигру.       Что сказать, жизнь продолжается. Вот только… куда делся её байк?       Тем временем, на корабле всё было неспокойно. Как только Багс отключают, она глубоко вдыхает и срывается с места. Ей удается сделать пару шагов прежде, чем она падает на руки доку. – Тебя только отключили, не делай таких резких движений. – Что это было мать твою?! Куда исчезла Тринити? Куда уехал избранный? Ещё и со Смитом! – Это должно было произойти, — раздаётся с другого конца комнаты.       Все оборачиваются на голос. Это был Берг. Он нервно ходил взад-вперёд, что-то бормоча себе под нос. Он выглядел встревоженным. – Нам стоило предугадать это… – Что ты говоришь? Каким образом мы могли предугадать это? – Это было очевидно. В письменах писалось, что Пифия создала Смита как вторую часть уравнения для Нео. Они оба необходимы друг другу. Никем и ничем незаменимы… они избранные, в конце концов. – Звучит ужасно… – Не думал, что он способен на такое! – Всё это время он старался вытащить Смита на самом деле… – Он не хотел «вытащить» Смита, — Берг останавливается и поворачивается к ним, — его некуда вытаскивать. Смит не имеет физического воплощения. Нео вернулся в Матрицу в первую очередь для того, чтобы остаться. Все смотрят на него в недоумении. – Я все ещё не очень понимаю, почему он не освободил Тринити… но думаю, у него и на это была причина. Избранный ничего не делает просто так… – Нео никогда бы не докатился до такого! Разве непонятно, что это ловушка Смита?! Ранее он пытался его убить! – От обиды, — Берг скрипит зубами. – Что?.. – Представьте, что ждёте кого-то так долго, что живое создание за это время могло умереть, и когда наконец-то встречаетесь с кем-то, с кем связаны от рождения, оказывается, что он все ещё вас не помнит. – Дожились, обидчивая программа! – Час от часу не легче… – Он хотел напомнить о себе, — говорит Берг. – С чего бы ему быть в нём заинтересованным? Он ведь ненавидит людей! И Нео он ненавидел. И тот его тоже… парад безумия! – Верно. Это парад безумия, — он подходит к ним, — Смит — искусственный интеллект, безупречная программа, созданная в среде Матрицы, а Нео в этой среде — опаснейший вирус. Это работает наоборот с реальным миром, но все равно работает. Что происходит, когда вирус встречается с искусственным интеллектом? – Что? — немой вопрос доносится от её слушателей. – Тот либо уничтожает его, — от волнения у него из носа начинает капать кровь, — либо сходит с ума.

XIII. THE BATTLE

      Дверь здания компании «MetaСortech» распахнулись. Офисные сотрудники, охрана и прочие рабочие, что ещё находились внутри комплекса, отвлеклись от вечерней полудрёмы и с интересом наблюдали за двумя мужчинам, буквально ворвавшимися внутрь и расхаживающими по зданию, будто у себя дома. Они же и бросили у входа мотоцикл, даже не удосужившись откатить его на стоянку. С другой стороны, они шли так уверенно, будто прекрасно понимали, куда направляются. Никто не вставал у них на пути — не только из-за шока, но и из-за странной силы, не позволявшей им это сделать.       Они оба заходят в лифт. Внутрь также хочет зайти секретарша, но её останавливают. – Я не мешаю? — она пробегается взглядом по незваным гостям.       Судя по виду, они даже не были какими-то особо обеспеченными клиентами, просто какие-то странные мимопроходимцы. И вообще, кто сейчас носит зажимы для галстуков? – Нам не вверх, — отвечают ей и дверь закрывается.       Лифт сдвинулся с места. Кнопок никто не нажимал, он просто поехал — впрочем, их это уже не удивляло. – Столько лет не был в этом гадюшнике… — Нео сплёвывает, — а всё равно подташнивает. – Это место нравилось мне меньше всего. – Аналитик нас здесь быстро найдёт? – «Здесь»? – Я про слой, не про комплекс. – А вы планируете задерживаться?       Кабина тормозит, и они мягко останавливаются. Дверь открывается, и они выходят в белый коридор с несколькими дверьми по обеим сторонам. Тогда Нео и отвечает Смиту: – Я просто ещё сам не знаю, куда поведу нас после всего этого.       Он идёт вперёд, а Смит задерживается на пару секунд, чтобы тяжко вздохнуть, вобрать воздух через стиснутые зубы и тихо произнести: – …Когда-нибудь я к этому привыкну.       Нео доходит до конечной двери и дёргает за ручку, но она не поддаётся. Зато она легко поддаётся Смиту, когда тот вальяжно протягивает руку через плечо Нео и толкает её. Тот предпочёл не замечать его горделивого взгляда, направленного ему в спину, и просто прошёл внутрь.       Нео знал, куда они направлялись, но не знал, зачем и для чего. Обнаружить себя в подвале компании, в которой когда-то трудился, было необычным ощущением, не говоря уже о том, что подвал этот оказался настоящим складом для оружия. Когда они заходят, свет включается и всё богатое убранство оказывается на виду: пушки разнообразнейшей формы и калибра блестели при свете неоновых ламп, словно спелые фрукты на солнце, переливаясь разными цветами по мере того, как они наблюдали за ними. – И давно у них здесь оружейный модуль? – Он был здесь до того, как вас приняли на работу.       Всё здесь вызывает у него аппетит, но одиноко лежащий на витрине кольт выглядит особенно соблазнительно. Нео крутит его в руках и хмыкает: – Даже не верится. Быть киберпреступником и прийти работать именно туда, где в подвале для агентов организованна пенная вечеринка. Конечно же вы меня легко поймали.       Смит снимает со стены дробовик и кладёт рядом. Нео отрывается от любования кольтом и также достаёт пару пулемётов из открытого ящика. – Сколько у нас будет времени после того, как ты снимешь защиту? — он проверял ленту в «Томпсонах» когда ему в голову пришла идея задать этот вопрос. – Час. – Час? – Как только я обнажу аномальный код наших клонов, система тут же начнёт подготовку к зачистке. Учитывая их количество, она будет глобальной. За это время нам необходимо разобраться с роем, насланным вашим старым другом Аналитиком, успеть добраться до ближайшего выхода, и тогда уже вы сделаете… что бы вы ни хотели сделать. Главное — вытащите нас отсюда. – Если не успеем? – Чего вы ожидаете от системы? Антивирус посчитает нас аномалиями и сотрёт. Коллапс, который при этом произойдёт, сложно описать словами. Тем более сложно описать вам.       Он не так часто видел Смита с оружием тяжелее какого-нибудь стандартного магнума, а сейчас он держал перед ним полноценный двуствольный дробовик. Смотрелось это… «…Горячо», — Нео загрузил обе кобуры до конца заряженные пистолеты. Парочка ножей по ножнам у щиколоток, несколько гранат на поясе поперёк живота.       Зарядившись по полной, они оставили это место позади, словно ребёнок, покидавший магазин игрушек. Перед выходом Смит повернулся к Нео и спросил? – Вы готовы, мистер Андерсон? – Да. Вполне, — он потряс пулемётом и хмыкнул.       Смит притронулся к виску и отвернулся от него. Он не сказал, отключил он защиту или нет, но оно и не требовалось — он и без того ощутил, что что-то поменялось.       Когда они вернулись в лифт и стали подниматься вверх, Нео наконец-то вспомнил, что ему напоминало это место. Он толкнул Смита в бок и спросил: – Смотрел «Джона Уика»? – Считайте, что да, — одна бровь Смита приподнялась, скорее озадаченно, чем осуждающе. – Мне всегда казалось… похож? — он обвёл своё лицо пальцем и тот сделал вид, что присмотрелся. – Разве что на собачку, — сказав это, он отвернулся лицом к выходу. Нео улыбнулся и ответил: – …Береги челюсть, — сказав это, он достал из кармана тёмные очки и надел.       Нео этого уже не видел, но будто чувствовал, что Смит тоже улыбался.       Дверь лифта распахнулась, они вновь на первом этаже. Их возвращение знаменуется воем врубившейся сирены. Коридор оказывается забит работниками, стоящими прямо напротив них. Их глаза тёмные и безжизненные, словно они в одно мгновение превратились в безжизненных зомби. Это предположение недалеко укатилось от правды. – Тик-так, мистер Андерсон, — прошептала секретарша, не так давно посланная обоими. — Тик-так, бывший агент Смит. – Никогда не нравилось, какими занудными они становятся, когда теряют рассудок, — Смит цыкает и направляет дробовик на дамочку. – Это от нехватки железа, — Нео встряхивает «Томпсон».       Ему до сих пор не верилось: ему предстоит сражаться бок о бок с самой смертоносной программой, которую он знает. Не было известно, как это обернётся, в его пользу или же наоборот, но точно было понятно одно — это будет весело.       Прорываться через толпу безмозглых ботов было схоже с монетой, ибо имело две стороны: с одной стороны, наблюдать за тем, как с каждым выстрелом разлетается всё больше бошек, было весьма весело, но с другой — каждая минута была на счету, и это немного сбавляло удовольствие.       Противников было так много, что сложно было даже понять, где был выход: они кидались на них, рычали и остервенело дрались, а их попытки вылезти друг на друга создавали впечатление, будто они были настоящей волной, надвигающейся со всех сторон. Но даже в такой суматохе Смит всё равно каким-то образом умудрялся лавировать в сторону выхода, направляя и Нео, притом делая это некой мерой грациозно.       Как только Нео понял, куда направляться, он вылетел вперёд и крикнул: – Я поведу!       Смит тут же пропал из поля зрения и вскоре Нео ощутил, как тот врезался спиной о его спину. Это было похоже на эпизод из взрослой сказки: спиной к спине они противостоять целому полчищу, яркий свет из панорамных окон окружает их и переливается, пока на фоне, подобно церковным колокольчикам, звенят падающие на пол гильзы.       Не обращая внимание на незначительные повреждения, им удаётся выбраться практически целыми. Оказавшись у входа, где они с Нео и оставили мотоцикл, галантно украденный у Тринити, Смит нервно поправил пиджак и прикрикнул на него: – Активнее!       Нео вытаращился на него, как будто с него слез скин, достал пистолет и несколько раз стрельнул ему под ноги. Смит подскочил на месте. – «Активнее»! — Нео передразнил его. Некоторые вещи просто не меняются.       Мотоциклы нравились не только Тринити. В то время, как на корабле кипели страсти, на одном из таких Нео со своим внезапным союзником рассекали по улицам города, пока за ними гналась толпа ботов, готовых разорвать их обоих. – Вынужден признаться: я ждал этого, мистер… – Нео. – Что? – Зови меня также, как звал во сне, Смит. Зови меня Нео. – Ох. Даже так.       Он поворачивает за угол. В это же время боты начинают выбрасываться из окон, разбиваясь насмерть прямо рядом с ними. – Можно поинтересоваться: куда вы вообще нас везёте? – Куда надо. – Вы не меняетесь, Андерсон. Всё тот же безмозглый ребё…       Он разгоняется, не обращая внимания на то, что там тараторит ему на ухо бывший агент. Часто это был бессвязный набор оскорблений. Здесь как с произведениями Шекспира: звучит грозно, но на деле ничего не значит.       Вскоре они добираются до ещё одного комплекса. Смит быстро догадывается о том, что это за здание. – У вас неплохое чувство юмора, Андерсон.       Это было место, из которого Нео когда-то вытащил Морфеуса. – Но зачем мы здесь? – Я хотел бы увидеть это место ещё раз. – Ваши суицидальные наклонности вновь проявились? – Можешь устроить мне терапию.       Не дожидаясь, когда толпа цифровых зомби доберётся до них, они вламываются внутрь и начинают поднимаются на крышу по лестнице. Они успевают добраться до пятого этажа прежде, чем двери на первом выбивает под напором ботов, несущихся следом за ними. В тот момент они посмотрели вниз и Нео вцепился в пиджак Смита. – Тебя укачивает? – Простите?       Он обхватил его обеими руками и тот немного напрягся: последний раз, когда Смита хватали таким образом, ему в голову прилетело несколько ударов. Но у избранного на сей раз были другие планы. Нео посмотрел наверх и потоптался на месте, неуверенный в возможности успеха данной затеи, но рёв и стоны гнущихся под ботами стальных перил на нижних этажах придали ему уверенности. До этого у него не получалось, но, возможно, в этот раз… – Мы немного полетаем, — сказал он и они сорвались с места.       В тот же момент его сигнал улавливает Сек и передаёт сведенья команде. Капитанша активизируется: – Что он делает? Отключайте его! – Нельзя, он в нестабильном состоянии и может погибнуть, — говорит док. – Мы должны его вытащить сейчас же пока он не сделал что-нибудь… Пока ещё сильнее не навредил нам, — ей горько от того, что она это говорит.       В сети наступает рассвет. Как только Андерсон и Смит вырываются на крыше, их встречают объятья тёплого солнечного света, сопровождаемые своеобразной арией гула вертолёта. Пулемёт не успел выпустить по ним всей обоймы прежде, чем Смит определил, где у того находится бак, и Нео не направил все выпущенные пули в его сторону. Пришлось быстро сориентироваться и найти убежище от взрывной волны, благо реакция у Смита была получше обычной человеческой.       Боты продолжают карабкаться на крышу, лезут даже по стенам, подобно муравьям, залезающим на парализованного зверя, чтоб разобрать его по кускам. Взрыв откидывает часть из них и здание загорается изнутри, но других это не останавливает. Наступает рассвет, солнце медленно поднимается из-за горизонта — Нео смотрит на него на него так, будто не видел никогда ничего подобного. – Вы находите этот рассвет привлекательным, мистер Андерсон? – А ты разве нет? – Исходя из всех событий, что мы сегодня пережили, для меня самым привлекательным в этот момент будет объяснение того, как вы собираетесь справиться с тем, что узнали.       Томас поворачивается к нему и смотрит прямо в глаза. Сейчас глаза Смита кажутся ему более реальными, чем когда-либо. В них плещется жизнь. – У меня есть идея. Она изменит всё, но другого выхода просто нет. Нам нужно исчезнуть. Не делай вид, будто не ожидал этого. Мы исчезнем из видимости сети и унесём своё открытие вместе с собой. Я перемещу нас так далеко, насколько это возможно — туда, где Антивирус нас не достанет. – С вашей стороны было бы любезно, если бы вы поинтересовались и моим мнением по поводу этой вашей… затеи. Я, может, и следовал за вами, но… – Не забывай, что я был в твоей голове, Смит. Дважды. Он приближается к нему и тот отступает. – Я знаю, чего ты хочешь. Я в курсе, зачем ты искал меня все эти годы, по какой причине появлялся в моих снах и почему вернул воспоминания, пусть это и было для тебя болезненно. – Почему же, мистер Андерсон? – Это всё было не только ради мести: ты делал это ещё и потому, что мы уникальны. Мы одинокие сами по себе и одинокие друг без друга. Одно уравнение, одна часть которого стабилизирует другую часть. Я даже не константа, Смит — я незаменимая часть твоей программы, ты сам это знаешь. И я это знаю. Нам некуда бежать друг от друга — так или иначе, мы всегда будем возвращаться туда, где закончили в прошлый раз. Так почему бы не послать к чёрту эти догонялки и вместе с тем, ну, знаешь… спасти мир? В каком-то плане.       Несколько секунд Смит смотрит на собеседника абсолютно невозмутимо, словно действительно любуется закатом, не обращая внимание на то, что он там ему говорит. Но вскоре он выпрямляется, вздыхает и отвечает: – Вы всё также грезите о судьбе избранного. Почему? – В этом и есть наша суть, Смит, — он протягивает к нему руки и тот слегка отстраняется, но Нео лишь немного поправляет ему сбившийся галстук. — Я — герой, ты — злодей. Мы неизменны. И нерешаемы. Возможно, мы и вовсе константа этого уровня Матрицы. И пока мы живы… она останется такой же.       Проходит ещё несколько мгновений прежде, чем губы Смита дёргаются и искривляются в подобии ухмылки. – Я понял, о чём вы, мистер Андерсон. – Теперь ты понял, почему? – Да. Бинарность сущего. Единицы и нули. – Свет и тьма. – Выбор, — он переводит взгляд с конца крыши на лифт, — и его отсутствие. – Андерсон и Смит.       К этому моменту они оба знают, что должно произойти. Они срываются с места и бегут к концу крыши, после чего срываются вниз.       Секвойя считывает коды, не совсем понимая, что делает некогда всеми превозносимый избранный. Он передаёт всё Багс и та, сжав волю в кулак, прикусив губу до крови, говорит: – Отключайте его, док. Это приказ.       Та мешкает пару секунд, но в итоге повинуется. Она отключает Нео. Его код исчезает из видимости Секвойи, как код Смита… но с телом Нео ничего не происходит. Он даже не приходит в себя. – Сегодня какой-то день открытий, — отзывается Морфей. – Док, что с ним?       Та проверяет показатели. Они все в норме, так, словно он жив, но находится во сне. Она поворачивается к ожидающей ответа команде и говорит сомневающимся голосом: – Я… лично никогда с таким не сталкивалась… но в практике других команд такое происходило, — она указала на экран Сека, — скорее всего, он впал в матричную кому. Багс подошла поближе, рассматривая показатели. – Ты хочешь сказать, что он… застрял там? – Я боялась, что такое может произойти, но да. Нестабильность кода Нео повлекла за собой такие последствия. – Твою мать! Но ведь… должен же быть какой-то выход! Раз он смог туда отправится, то и мы сможем. Так?.. – Очень вряд ли. После того, что стало с Меровингеном, больше никто не знает, как туда попасть… или как оттуда выбраться. Но Нео знал, он ведь уже выбирался оттуда. – Может, тогда он ещё вернётся?.. – Вряд ли, — док присела на стул, тяжко вздыхая. — Раз он решил туда отправится, значит, была причина. Он ведь знал, что мы его отключим — это прописано в каждой инструкции безопасности, которые раскиданы по всему кораблю. Избранный не глупец, о нет…       Она встала с места, подошла к телу Нео и положила руку ему на голову. – Никто не знает, зачем он это сделал. Ответ есть только в его голове, и нам туда не добраться. По крайней мере, не сейчас. Остаётся лишь хранить его тело и надеяться, но… жаль об этом вам сообщать, но, скорее всего, мы с вами больше никогда не увидим Нео вновь.

XIV. NEW WORLD

      Любой обычный человек разбился бы, но с ними такого конечно же, не произошло и произойти не могло. Они прошли барьер Матрицы и очутились в промежуточной части, между двумя её слоями. Сначала здесь не было ничего: сплошная пустота, вакуум, в котором они парили и даже не могли дышать, ведь воздуха не существовало. Но Нео знал, что с этим делать.       Образы. Стали появляться образы, один яснее другого. Они разрастались, заполняли тьму, меняли её природу, суть, термин и дефиницию. Вокруг них стали появляться фигуры, модели, даже некоторые артефакты: они разрастались полигонами и покрывали сетками всё вокруг. Вскоре начали вырисовываться в знакомые предметы: одними из первых Нео создал ложку.       Всё сущее менялось за считанные секунды, мелькая перед глазами словно фотокарточки из семейного альбома, только представляющие рождение нового… мира. Целые города, возникающие из ниоткуда, со всех сторон сразу и уходящие в никуда. Мегаполисы, объятые синей тьмой, освещённые в неоновом свете красных вывесок. Они содрогались, менялись, переворачивались, искривлялись в перспективе. Нео протянул к нему руку. – Дай мне свою руку. Я хочу тебе что-то показать.       Он позволяет Нео взять себя за руку и тот кладет её себе на грудь. Города, леса, океаны: всё, что графика способна отобразить, вращается вокруг них в этот момент. Всё ненастоящее, но такое прекрасное, грандиозное, целостное, математически правильное… как и они сейчас. – Смотри, что я могу, Смит. Чему я научился во время перезагрузки. Отныне смотри на меня и только на меня…       Он делает глубокий вдох и выдох. Литосферные плиты пришли в движение, смещая всё вокруг. Стены небоскрёбов запульсировали в такт биения его сердца, разрушая их к самому основанию, осыпая всё вокруг в останках своего былого величия. – Они старые и уродливые. Мы построим новые.       Всё физическое изменялось, достаточно было пожелать. Нео менял всё, что видел: любую неправильную текстуру, багнутое дерево, криво воспроизведённое здание, и всё менялось под его давлением, ставало более совершенным, неотличимым от реальности. Он не выпускал Смита из своих объятий, словно боялся, что тот свалится в зияющую пустоту этой вакуумной реальности. Их реальности.       Города заполнялись людьми, животными, растениями. Некоторые лисы уже начали копаться в идеально смоделированных мусорных баках; чей-то ребёнок застрял в песочнице из-за поломанной текстуры. Уже прописывали команды, которые бы не позволяли такому происходить. Артефактам было не место в этом месте.       Самым сложным оказалось сконструировать небо. Настройка света, неизведанная конструкция небесных тел… В какой-то момент им пришлось закрыть глаза: их обоих ослепило новое, грандиозное, могущественное, математически правильное солнце. Оно только-только поднималось из горизонта. – Не веришь в богов, да, Смит? — шепчет Нео. — Что ж… тогда кто мы такие?       Ничего подобного Смит ещё не видел. Это было… прекрасно. То, о чём он и мечтал: прекрасное, грандиозное единение. В своём роде, это было даже эротично.       Это был совершенно новый мир, где не было никого, кроме них двоих. Одиночество… в этом мире такого понятия просто не существует.

XV. THE SUN

      Сладостную тишину разрывает звон будильника на телефоне. Томас тянется к нему, нажимает на экран и звон прекращается. Он лежит так ещё какое-то время, но в итоге всё-таки приподнимается и лениво говорит: – Доброе утро.       Ответа не следует. Впрочем, он к этому уже привык. Он открывает вкладку «Заметки» на телефоне и проверяет список дел, который составил на сегодня. – Что хочешь на завтрак? — он убрал несколько пунктов, так как сегодня хотел немного побездельничать. — Лучше выбери что-то без сахара, к вечеру хочу приготовить печенье.       Снова молчание. Словно игра в молчанку. Он поворачивается к лежащему с ним в одной постели мужчине. Из-под сиреневого одеяла вырисовывается его белая футболка, на которую падает тёплый солнечный свет. – Ей, не игнорируй меня. «Печенье хочет любви, как и все остальные», — он очень доволен тем, что сказал это.       Смит также приподнимается, но не смотрит на Нео, лишь говорит ему: – Вы предали доверие всех, кто верил, что вы мессия, похитили меня, перемешали наши коды меж собою, создали совершенно новый подтип Матрицы и всё ради того, чтобы каждый день говорить мне «доброе утро» и пить вместе чай, пока робот-пылесос прибирает гостиную в нашей общей квартире?       Иногда пишут, мол, кто-то дал «исчерпывающий ответ». Так вот: Смит, первый из всех, кто когда-либо существовал, задал исчерпывающий вопрос. Конечно, он был риторическим, но Андерсон не собирался поддаваться на его провокации и спокойно ответил: – Да. Вполне так.       Поняв, что его стратегия не сработает, Смит свернул наступление, отправил войска по домам и лёг обратно. Может, это он сам себе придумывает, но кажется, что скрипты этой кровати вынуждают его полежать в ней ещё хотя бы пять минут. – …Я бы не отказался от омлета, — говорит он. – С сыром? – Да. – И лимонным чаем? – Да. – Так бы сразу, — он заносит руку и легонько бьет туда, где, по его примерным расчётам, находился зад Смита. Тот вздрагивает — прямое попадание. — Убит. – Оставьте меня в покое, Андерсон! — тот подрывается с места, но к моменту, как тот встал на ноги, противник уже исчез из поля зрения, хохоча уже где-то в коридоре.       Это был новый день. Совершенно новый день их новой, прекрасной и долгой жизни.