Правила воспитания

К вечеру жара спала, и Чжао Цзин замер на пороге павильона, с удовольствием вдыхая прохладный воздух, к которому примешивались тонкие ароматы нагретой травы и распускающихся ночных цветов. Сун Хуайжэнь уже, должно быть, ждал его, но он все равно позволил себе насладиться неспешной прогулкой по саду, прислушиваясь к шелесту листьев и тихому плеску воды в пруду. Мальчишка хоть и был послушнее его старшего воспитанника, урок терпеливости ему бы точно не помешал. Обогнув пруд и домик для слуг, Чжао Цзин вышел на узкую дорожку, ведущую к псарне. Хуайжэнь, как и ожидалось, стоял у входа, неуверенно оглядываясь по сторонам. — Ифу, вы пришли, — воспитанник отступил в сторону, освобождая ему путь, и почтительно поклонился. — Почему ты боялся, что я не приду? Разве твой ифу когда-нибудь давал повод подумать, что его слова ничего не значат? — ему нравилось провоцировать своих приемных сыновей, но если Се-эр уже научился парировать такие простые трюки, младший все еще реагировал, как испуганный ребенок. — Ифу, я не хотел… Чжао Цзин примирительно махнул ладонью и улыбнулся. Напряженные плечи Хуайжэня немного расслабились. — Пойдем, я хотел показать тебе кое-что. Он заранее приказал слугам зажечь лампы, поэтому в псарне было светло, когда они вошли. Чжао Цзин придирчиво оглядел помещение: земляной пол был тщательно подметен, у стены стояла бочка со свежей водой, а в углу лежала охапка соломы. Воздух пах шерстью — одним из любимых запахов Чжао Цзина, и на мгновение он даже забыл, что пришел сюда не один. Собаки сперва залаяли, но быстро успокоились, почувствовав хозяина. Чжао Цзин подошел к ближайшему вольеру с несколькими животными и просунул руку между прутьями. Почти сразу в его ладонь уткнулось несколько холодных мокрых носов. — До того, как стать наследником покойного покойного господина Чжао, я был сыном псаря, — он обернулся к застывшему за его спиной Хуайжэню и, поймав его удивленный взгляд, продолжил. — Я помогал следить и убирать за животными, и хоть теперь я могу заниматься другими вещами, разведение и воспитание собак остается моим любимым делом. Я подумал, что было бы полезно тебя кое-чему научить. — Я не подведу доверия ифу! — воспитанник смотрел на него с благодарностью, прямо как псы, которые все не переставали тереться о его руку. Цзин жестом подозвал его к себе. — Правильно выдрессировать собаку не так-то просто. Собака верна от природы, но ее все равно нужно научить выполнять приказы, а для этого надо заранее понять ее характер и найти подход. Ты должен знать, кого именно ты хочешь воспитать. Хуайжэнь смотрел то на него, то на виляющих хвостами животных. Чжао Цзин вытащил руку из клетки и повернулся к воспитаннику. — Ты можешь взять щенка прямо из-под суки и начать дрессировать его с первых дней. Он запомнит твой запах, привыкнет к твоему голосу и не будет знать никого, кроме тебя. С такими легче всего. Он подошел к вольеру в другом конце помещения, где были собаки постарше. — Или же ты можешь взять уже более взрослого породистого щенка, обученного простым командам. Мне их часто дарят, их тоже несложно воспитывать, но никогда не жди от них абсолютного подчинения. — Значит, ифу больше любит дрессировать совсем маленьких щенков? — мальчишка неслышно последовал за ним и уже сам просунул руку между прутьями. — Нет, я люблю брать щенков с улицы. Особенно тех, что бросила сука. Они с рождения учатся выживать сами. Знают, что такое голод и страх. Приручать их интереснее всего. Его повозка уже почти приблизилась к выезду из города, когда внимание Чжао Цзина привлекла группка крикливых детей у городской стены. Несколько чумазых мальчишек окружили свою жертву — такого же маленького оборванца — и выкрикивали угрозы и ругательства. В руках некоторых были камни и палки. Чжао Цзин выглянул из окна и жестом остановил повозку. — Разберитесь, что там происходит, и приведите мне того бедолагу. Дети, завидев стальные мечи, кинулись врассыпную перед его учениками, и только один не успел убежать — тот самый, который еще несколько секунд назад был почти растерзан толпой маленьких дикарей. Чжао Цзин с интересом наблюдал, как тот отчаянно пытался вырваться, пока его вели к повозке и с усилием запихивали внутрь. Но уже через мгновение Чжао Цзин смог как следует рассмотреть своего гостя. Тощий и грязный, тот был похож на обычного городского голодранца, если бы не глаза, которые были слишком дикие и яростные для ребенка. С его левой руки капала кровь, но мальчишка как будто даже не замечал этого, а только с ненавистью смотрел на Чжао Цзина. — Как тебя зовут? — он постарался улыбнуться как можно добродушнее, но внутренне был готов в любой момент свернуть оборвышу шею, если вдруг тот решит на него напасть. — Сецзелюбо, — голос мальчишки был сдавленным, словно его заставляли говорить под пытками. — И почему же ты, Сецзелюбо, не поблагодаришь меня за свое спасение? — Меня не надо было спасать! Я бы сам убил их всех! Они были почти мертвы! — тот неожиданно вскочил и сжал кулаки, и Чжао Цзин рассмеялся от такого напора. — Этому ничтожному Чжао Цзину показалось, что молодому господину Сецзелюбо нужна помощь. Простите, что оскорбил своим вмешательством, — он сложил руки перед собой и поклонился, тайком наблюдая за ошарашенным лицом оборванца, который от удивления даже сел обратно на свое место. — Надеюсь, господин позволит мне загладить свою вину и накормить господина ужином у себя в поместье. Сецзелюбо несколько секунд напряженно размышлял, как будто действительно мог отказаться, и только потом коротко кивнул. Чжао Цзин махнул рукой, и повозка снова тронулась. — Интереснее? В чем? — Хуайжэнь выглядел озадаченно, в то время как они подошли к следующему вольеру. — Такой щенок уже довольно самостоятельный, он умеет добывать себе пищу, драться с остальными. У него уже есть характер, который не так-то просто сломать. Но, вместе с этим, стоит дать ему миску с едой и охапку соломы, как он будет лизать тебе руки и вилять хвостом. Он выполнит любой твой приказ, лишь бы снова не оказаться на улице. Он будет благодарен, даже если ты всю жизнь будешь держать его на привязи. — Ты можешь остаться в поместье и стать моим воспитанником или же вернуться обратно в город. Выбирай сам. Отмытым и в чистой одежде мальчишка выглядел гораздо лучше, и, что самое главное, уже не смотрел на Чжао Цзина с такой ненавистью. Повязка на пораненной руке была белой, а значит, кровь уже остановилась. — Зачем вам я? Вам что, некого воспитывать? Ребенок был совершенно дикий, в этом не было сомнений, но Чжао Цзину почему-то это нравилось. Из такого могло вырасти что-то стоящее, в этом чутье его редко подводило. — Боги не даровали нам с женой детей, но я всегда хотел сына. А ты мне показался смелым и умным мальчиком. Как раз такой наследник мне и нужен. Ты будешь жить в роскошном поместье, я дам тебе хорошее образование и обеспечу достойную жизнь, — он осторожно искал в мальчишке слабые места, но тот почти не реагировал на его слова. — Я позабочусь о тебе. И тут что-то незаметно переменилось, словно взгляд оборванца на мгновение стал по-настоящему детским, незащищенным. Чжао Цзин ухватился за это. — У тебя ведь нет родителей, я прав? Кто был твой отец? Сецзелюбо неопределенно пожал плечами. — Кто была твоя мать? — Мы жили у тетушки Фо. А потом мама заболела. И меня выгнали. Чжао Цзин усмехнулся про себя. В борделе Фо работали шлюхи-южанки, которых привели силой. Теперь понятно, откуда такое странное имя. И еще это значит, что найденыша никто не будет искать. Он наклонился вперед и аккуратно сжал тощее плечо Сецзелюбо. — Оставайся у меня, Се-эр. Я обещаю, что никогда тебя не брошу. — Первые месяцы самые важные. Щенок должен признать тебя своим хозяином, он должен постоянно видеть тебя, чтобы привыкнуть. Не оставляй его надолго одного и ни в коем случае не пускай к остальным собакам. Подожди какое-то время. Терпение в дрессировке — самое главное. Его отец когда-то точно так же показывал ему псарню, и Чжао Цзин неожиданно поймал себя на мысли, что ему нравится передавать это семейное знание дальше, пусть даже воспитание животных было единственным полезным делом, которому смог научить его старик. Всему остальному ему пришлось учиться самому, тяжелым трудом зарабатывая каждый новый навык. Тяжелее всего было понять человеческую душу, разобраться в чужих эмоциях и желаниях и заставить других поступать так, как ему хотелось. Собаки в этом смысле были гораздо проще. — А что если щенок не захочет слушаться? Что если он нападет? — волнение в голосе воспитанника передалось молодому нервному кобелю, которого в поместье Санбай прислал очередной почитатель. Громкий лай подхватили остальные, и несколько минут в псарне было просто невозможно находиться. Чжао Цзин неодобрительно покачал головой. Такие только портят стаю, надо будет от него избавиться. — Ошибки можно простить, если ты видишь, что от собаки будет толк. Накажи ее, но не слишком строго, она должна понять, что именно не следует делать. Если ошибки будут повторяться, то ты впустую тратишь время. Убей ее, это милосерднее всего. Только не забывай, что у собаки может быть один хозяин. Только ты можешь наказывать и вознаграждать, только ты имеешь право к ней прикасаться. Он очень боялся, что любое непродуманное решение может привести к непоправимым последствиям, поэтому первое время не отпускал Се-эра ни на шаг. Чжао Цзин был уверен, что стоит доверить воспитание мальчишки слугам или, еще хуже, глупой Ли Яо, как все его планы обернутся прахом. Нет, он должен быть постоянно на виду, чтобы воспитанник ни на секунду не забывал, благодаря кому может есть досыта и спать в мягкой постели. Многочисленные уроки Се-эра с учителями проходили только в его личных покоях. Чжао Цзин всегда делал вид, что занят каллиграфией или чтением поэзии, потому что только благодаря его присутствию мальчишка не капризничал и не препирался с наставниками. По вечерам они играли в вэйци или гуляли по саду, где Чжао Цзин рассказывал ему о свойствах разных растений, которыми можно было вылечить не только любую болезнь, но и убить. Казалось, что роль ифу была создана для него — так легко ему удалось приручить этого маленького дикаря. Конечно, не обошлось без хитрости: еще в первый день он запретил ученикам школы Тайху и также детям слуг разговаривать с Се-эром. Конечно, некоторые наставники удивленно покачали головами, но не осмелились открыто ему перечить. Чжао Цзин не боялся, что его посчитают чудаком. Быть для своего воспитанника единственным другом и собеседником было гораздо важнее. Единственной его проблемой оставалась Ли Яо, которая каждый раз поджидала момент, чтобы остаться с мальчишкой наедине. Стоило Чжао Цзину только отвернуться, как его несносная жена вцеплялась в ребенка, чтобы, как зимним одеялом, окутать его своей нерастраченной материнской любовью. Она кормила его сладостями, дарила подарки и сажала на колени, прижимая к себе своими тонкими руками. Эта подлая змея пыталась украсть у Чжао Цзина то, что должно принадлежать только ему одному! И, что самое ужасное, его воспитанник всегда велся у нее на поводу и хмурился, когда он уводил его прочь. — Почему ифу разозлился, когда иму заварила мне чай? — Се-эр сидел на своей постели, до подбородка укутавшись в белую простыню, в свете полной луны так пугающе напоминающий призрака. — Я не разозлился. Я просто хочу, чтобы ты приходил ко мне, а не к ней, когда тебе снятся нехорошие сны. Ты уже слишком взрослый, чтобы ходить в женский павильон, — он погладил своего воспитанника по волосам, кончиками пальцев провел по насупленным бровям и склеившимся от слез ресницам. В последнее время после его прикосновений Се-эр становился гораздо покладистее. — Я не хотел беспокоить ифу. — Ты можешь прийти ко мне в любое время. Я ведь обещал, что позабочусь о тебе, — Чжао Цзин немного опешил, когда мальчишка, все еще закутанный в простыню, порывисто прижался к нему, но не стал его отталкивать. Они просидели так какое-то время, пока дыхание Се-эра не выровнялось, и только тогда Чжао Цзин тихо выскользнул из комнаты, забрав с собой чайник с остывшим и уже ненужным чаем. Даже несмотря на все раздражение и злость, которое вызывала несносная Ли Яо, он в конечном итоге остался ей благодарен, потому что именно ее преждевременная и загадочная смерть привязала Се-эра к нему еще сильнее. И Чжао Цзин смог на несколько лет вздохнуть спокойно. Проигнорировав последний вольер, он подвел Хуайжэня к перегородке, за которой почти сразу же раздался возбужденный лай. — Сук мы держим отдельно, иначе кобели будут напрасно нервничать. Чем спокойнее собака, тем лучше она исполняет твой приказ, — Чжао Цзинь чуть приоткрыл дверь, чтобы воспитанник смог заглянуть внутрь. Свет от ламп выхватил из темноты несколько пар глаз. — Не лучше ли тогда их кастрировать? — даже несмотря на всю свою бесхитростность Хуайжэнь временами его удивлял, а это значит, что его выбор был верным. — Лучше, если тебе нужен ленивый домашний пес, который будет спать в твоих ногах и выпрашивать подачки. В кастрации нет ничего плохого, только характер животного поменяется, а реакции притупятся. Так что подумай дважды, прежде чем решишь помешать природе. Чем старше становился Се-эр, тем беспокойнее были мысли Чжао Цзина. Если раньше, его воспитанника обходили стороной или делали вид, что его не существует, то теперь тот резко стал центром внимания. А все потому, что Се-эр вырос непозволительно красивым. Несмотря на то, что его приемный сын оставался нелюдимым и редко разговаривал с кем-то, кроме него, ученики школы Тайху все чаще искали его дружбы, а служанки краснели, как невинные девы, когда тот проходил мимо. Даже уважаемые гости поместья удивленно качали головами и провожали его долгими взглядами. Такого Чжао Цзин уже не мог стерпеть. Он знал, что рано или поздно это случится, но все равно не ожидал, что Се-эр из тощего и угрюмого подростка превратится в изящного юношу. Белая кожа и блестящие черные волосы, изящные пальцы и тонкая талия. Какой же была его мать, если у нее родился такой сын? Было вопросом времени, прежде чем его воспитанник осознает, что отношение окружающих к нему поменялось. И, конечно же, захочет этим воспользоваться, в этом Чжао Цзин не сомневался. Если яблоко само падает в руку, какой дурак его выбросит? Се-эр в конце концов уже не был ребенком. От этих мыслей у него пропадал аппетит, и он проводил в своих комнатах долгие часы, занимая себя каллиграфией. Се-эра нельзя было запереть: какой смысл было годами растить себе помощника, чтобы потом не выпускать его из павильона? Но в то же время было необходимо как-то уберечь его от соблазна. Иначе ему придется делить верность своего воспитанника с кем-то еще. Временами он думал о том, чтобы начать поить мальчишку специальным чаем, но это была слишком отчаянная мера. Это было бы слишком жестоко по отношению к Се-эру, тем более такое неестественное подавление янь могло повлиять на его навыки боевых искусств. От слабого помощника было еще меньше пользы, чем от запертого. Каждый раз, видя его нахмуренные брови, Се-эр по-детски хватал его за край рукава и виновато спрашивал: «Ифу, я сделал что-то не так?» И Чжао Цзин очень хотел ответить: «Ты должен был вырасти обычным, серым и неприметным. Тогда мне бы не было так горько от мысли, что тобой будет любоваться кто-то другой.» Но вместо этого лишь качал головой и брал в руки кисть и чистую бумагу, чтобы очистить мысли. Он долго отрицал свою ревность, оправдывая свои страхи практическими опасениями — если сердце Се-эра будет занято кем-то еще, как тогда тот станет тем, кем должен стать для осуществления его плана? И хоть в этом была часть правды, Чжао Цзин думал совсем не о мести, когда Се-эр в очередной вечер сидел напротив него и сосредоточенно изучал доску для вэйци. Его густые волосы были убраны назад и подвязаны расшитой шелковой лентой, недавним подарком Чжао Цзина. Несколько прядей выбились из хвоста и упали на лицо, но тот будто совсем этого не замечал. Взяв наконец камень из чаши, Се-эр осторожно положил его на свободную точку. И вроде бы в этом не было ничего особенного, ведь они часто сидели вдвоем в его покоях, но именно в этот вечер Цзин, выпив чуть больше вина, чем обычно, все-таки признался сам себе, что хочет обладать своим воспитанником целиком. И поддавшись иррациональному, но такому сильному желанию, он дотронулся до его ладони. — Подойди ко мне, Се-эр. Мальчишка хоть и выглядел озадаченным, но послушно встал и подошел, опустив взгляд, и сердце Чжао Цзина забилось быстрее от этой покорности. Он медленно поднялся и, аккуратно накрутив на палец выбившуюся прядь волос, заправил ее Се-эру за ухо. В эту ночь Чжао Цзин в первый раз взял его в свою постель. Он вернулся к последнему вольеру и достал из рукава ключ. Замок был хорошо смазан, но дверца клетки визгливо скрипнула, когда Чжао Цзин ее открыл. Правда, из нее так никто и не вышел. Хуайжэнь, сперва выглядывавший у него из-за спины, подошел ближе и сел на корточки, пытаясь заглянуть внутрь. — Ифу, там никого нет. — Ты можешь выйти, — сказал он, обращаясь к тени в дальнем углу вольера. И только после этого та пришла в движение, и уже через мгновение у ног Чжао Цзина застыл угольно черный кобель. Хуайжэнь заметно вздрогнул и быстро встал. Чжао Цзин понимал его страх. — Мо! Вы уже его кормили? — он кончиками пальцев погладил собаку между ушами, прислушиваясь к шаркающим шагам за стеной. Совсем скоро в дверном проеме показался старик и неуклюже поклонился. — Нет, хозяин. Хозяин сам приказал дождаться его. — Хорошо. Пусть с кухни принесут самую лучшую вырезку. — Слушаюсь, хозяин. Псарь ушел, оставив их снова вдвоем. Чжао Цзин знал, что у старика были больные ноги, так что у них было немного времени, прежде чем принесут мясо. Он опустился перед псом на колени — теперь их глаза были почти на одном уровне. — Ифу, вы же испачкаетесь, — Хуайжэнь уже было кинулся помочь ему встать, но Чжао Цзин сбросил с себя его руку и, улыбнувшись, почесал собаку по спине. — Е живет здесь уже три года. Я подобрал его на улице. У него трудный характер, но нам удалось подружиться. Не правда ли, Е? Пес в ответ поставил передние лапы ему на бедра и уткнулся холодным носом в щеку. Теперь Чжао Цзин почти обнимал его. — Как же у ифу это получилось? — Лаской. Е счастливо вертел хвостом и подставлялся под его руки, его шерсть была густой и мягкой. — Но он же такой… — воспитанник смотрел на него растерянно, словно то, что происходило у него перед глазами, было каким-то чудом. — Собаки, как и люди, тоже хотят, чтобы их любили, и очень быстро привыкают к ласке. Те, что выросли на улице, часто бывают привыкшими к боли, поэтому не так боятся ее. Потеря внимания хозяина для них гораздо страшнее, чем битье или голод, поэтому они сделают все, чтобы ты снова их погладил. Он замолчал, сосредоточившись на игре с Е, и Хуайжэнь больше ничего не спрашивал. Через некоторое время в псарню вошел слуга, неся в руках металлическую миску с большим куском свежего мяса. Е даже не посмотрел в его сторону, продолжая поворачиваться то одним боком, то другим, чтобы Чжао Цзин почесал его со всех сторон. — Поешь, а потом мы пойдем гулять. Е заскулил, словно уговаривая погладить его чуть дольше, но Чжао Цзин не собирался с ним спорить. Поднявшись на ноги, он жестом отпустил слугу и вместе с воспитанником наблюдал, как пес осторожно обнюхал мясо и почти сразу же вгрызся в него своими клыками. В этот момент Е был похож на дикого зверя, и его сила, ненасытность и кажущаяся необузданность поистине завораживали. Или пугали, судя по резкому вдоху Хуайжэня. Временами Се-эр был даже слишком на него похож, и это ошеломляло. Как и сам Чжао Цзин, тот не проявлял особого интереса к боевым искусствам, но был готов часами выкапывать корешки различных растений, толочь листья и сушить тонкие стебли, тайком смешивая лечебные мази и яды. За несколько месяцев в поместье Санбай от неизвестной болезни умерло пять слуг, и старожилы заговорили о возвращении загадочной хвори, которая свирепствовала в доме двадцать пять лет назад. Только Чжао Цзин совсем не поддался их панике: наоборот, он чувствовал гордость, потому что его воспитанник делал настоящие успехи. А на место старых слуг всегда можно было найти новых. И, конечно, за усилия и послушание всегда следовала награда, но только в ее выборе Чжао Цзин потакал в первую очередь себе. Он позволял Се-эру краситься и носить дорогие наряды, которые совсем не соответствовали ни происхождению, ни статусу воспитанника. Дарил ему искусные украшения и разрешал заплетать волосы на варварский лад. Ведь именно он, Чжао Цзин, любил любоваться стянутой поясом тонкой талией мальчишки и накручивать на руку жесткие косы. И каждый раз Се-эр искренне благодарил его за любой подарок, а ночью тихо пробирался в его постель, и они засыпали только, когда небо на горизонте начинало сереть. Это опьяняло лучше любого вина. Он прожил в этой эйфории чуть больше года, каждый день упиваясь результатами своего труда: именно ему, и никому другому, удалось вырастить такого идеального помощника. Но неожиданный визит четвертого брата вырвал его из этого сладкого сна. Чжан Юйсэнь всегда любил совать свой нос в его дела и с удовольствием указывал на самые мелкие ошибки, прикрываясь фальшивой заботой. — Ты позволяешь этому варвару слишком много, — четвертый брат вышел из-за ширмы, стоило только Се-эру покинуть комнату. Неужели подглядывал? Даже Чжао Цзин бы не пошел на такую низость! — Что четвертый брат имеет в виду? — он попытался выторговать себе время, отчаянно вспоминая, чем именно себя выдал. Но нет, Се-эр лишь помог ему надеть накидку, а Цзин погладил своего любимого воспитанника по щеке. Конечно, для постороннего этот жест мог показаться странным, но и недостойным его нельзя было назвать. — Твой подопечный не знает своего места и расхаживает по поместью, словно хозяин. Ты бы мог себе представить, чтобы старый глава Чжао позволил тебе такое? В его годы ты все еще носил униформу Тайху. От одного упоминания приемного отца и того унижения, которое ему приходилось терпеть годами, желудок Чжао Цзина скрутило от ярости, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя выровнять дыхание и смягчить голос. — Твой ничтожный второй брат признает, что его воспитанник еще не так хорошо понимает правила поведения, но Се-эр — послушный ребенок. Через несколько лет он станет достойным сыном, — он ненавидел оправдываться, особенно, в собственном доме, но начинать спор с Юйсэнем было бессмысленно. Да и что можно было сказать? Что после стольких лет прислуживания и ожидания, интриг и разочаровывающего брака он может делать в своем поместье, что пожелает? Хоть сжечь его, хоть опорочить греховными связями. — Только ты смог вместо достойного наследника вырастить себе наложника, — четвертый брат махнул рукой и направился к выходу, оставляя за собой последнее оскорбление. В том, что это было именно оно, Чжао Цзин не сомневался. «Мой воспитанник хоть и не похож на твоих сыновей, но достаточно одного моего слова, и он сделает последние минуты твоей жизни невыносимыми, Чжан Юэйсэнь», — конечно, собственная осторожность никогда бы не позволила ему произнести это вслух, но хотя бы представить смерть мерзавца было приятно. Однако, Чжао Цзин не мог совсем проглотить обиду. Его неспокойная душа требовала хотя бы небольшой мести, поэтому в ту ночь он не закрывал окна и двери, когда Се-эр пришел к нему в спальню, и не зажимал ему рот рукой в моменты страсти. Хотя существовала вероятность, что четвертый брат крепко спал в эту ночь, но то, что тот уехал с рассветом, говорило само за себя. С того дня они больше не разговаривали. Снаружи уже совсем стемнело, когда Чжао Цзин вывел Е на прогулку. Остальные собаки проводили их громким лаем, но он не обратил на них внимания. Ночной воздух был свежим и сладковатым, совсем не таким, как в псарне. — Ифу, вы забыли надеть на Е ошейник, — Хуайжэнь неслышно шел позади него, сохраняя почтительную дистанцию в два шага. — Ему не нужен ошейник. Такие собаки не сбегают. В отличие от воспитанника, Е держался как можно ближе к Чжао Цзину, почти утыкаясь носом в полы накидки — покорность, которой приходилось добиваться долгие месяцы. Сердце Чжао Цзина каждый раз наполнялось гордостью, когда его питомец вел себя так примерно. — Такие собаки не сбегают, потому что им некуда бежать. И дело даже не в еде, Е — хороший охотник, смерть от голода ему не грозит. Нет, если бы ему захотелось, никто не смог бы его удержать. Но, как видишь, он не хочет. В паре метре от них послышался шорох, и Чжао Цзин заметил, что Е на мгновение замер, насторожив уши, но почти сразу спохватился и одним длинным прыжком снова поравнялся с ним. — Проверь, что там, — приказал он, и пес без промедления бросился к ближайшим кустам. — Видишь, его главная награда — выполнять мои команды. — Но Ифу сам сказал, что у Е был сложный характер, как же тот стал таким послушным? — Хуайжэнь при всей своей бесхитростности обладал пытливым умом и умел задавать правильные вопросы, и Чжао Цзин удовлетворенно покачал головой, мысленно подмечая, что из его второго воспитанника все-таки может получиться что-то толковое. — Все собаки капризничают, когда растут, не важно, породистые они или нет. Как я говорил, боль не всегда бывает хорошим наказанием. Если щенок отказываться есть обычную еду, а вместо этого выпрашивает лакомства, то битьем ты ему не поможешь. Лучше посади к нему в клетку другого щенка. Еда в миске всегда вкуснее, когда ее хочет съесть кто-то другой. — Кто он такой? Почему он здесь? — крик Се-эра, должно быть, слышало все поместье, и Чжао Цзин устало потер лоб. На полу его личных покоев валялись осколки разбитой посуды и щепки от сломанной мебели. В искусно расписанных ширмах зияли дыры от ножа, а бумага для каллиграфии была порвана в клочья, но его подопечный не собирался останавливаться, продолжая уничтожать все вещи, попадавшиеся под руку. — Се-эр, я ведь объяснил тебе, что это ничего не изменит. Гао Чун уговорил меня взять мальчишку, и я ничего не мог сделать, — на самом деле это была всего лишь часть правды. Старший брат действительно настоятельно советовал ему взять в воспитанники кого-то более благородного, чем сын дикарки из борделя, но Чжао Цзин уже сам какое-то время думал об этом. После отъезда Чжана Юэйсэня он несколько дней не мог успокоиться от вырвавшейся на поверхность накопленной ярости, но когда чувства улеглись, ему все-таки пришлось признать, что его глупый четвертый брат был отчасти прав. Рано или поздно Се-эр должен был стать его тайным оружием, а для этого тот в первую очередь должен перестать находиться у всех на виду. Конечно же, Чжао Цзин ни за что бы не стал выгонять его из поместья, но на официальные приемы его воспитанник больше не допускался. И хоть Се-эр воспринял это решение спокойно, было очевидно, что его обида вскоре проявит себя. Чжао Цзин лишь надеялся, что ему удасться отделаться малой кровью — например, жизнью десяти слуг, — и тогда мальчишка перестанет злиться. Но в поместье никто не умирал, а Се-эр вел себя примерно. Может, даже слишком примерно. Он заметил это не сразу, просто внезапно его помощник стал повсюду: ложился с ним в постель ночью и будил по утрам, играл на пипе во время его занятий каллиграфией и заваривал чай во время отдыха. Чжао Цзину стало казаться, что они не проводят ни одной минуты порознь, словно Се-эр приковал себя к нему короткой цепью и спрятал ключ. Его последней надеждой было Логово Скорпионов: его воспитанник давно мечтал о собственной секте, и теперь он наконец-то был готов подарить ему поместье и помочь отобрать учеников. И сначала Се-эр радовался столь щедрому и долгожданному подарку и даже покинул Санбай на несколько дней, чтобы лично осмотреть свои новые владения, но вскоре вернулся и больше не уезжал, словно исполнять мелкие поручения по дому и выбирать новые ширмы было гораздо интереснее, чем воспитывать последователей. Чжао Цзин был в отчаянии. В его комнатах не осталось не одной целой вещи, пол был усыпан щепками и обрывками ткани, залит чернилами вперемешку с водой. И посреди этого хаоса стоял его верный и до недавнего времени единственный воспитанник, с ножом в руке и с залитым слезами лицом. На мгновение Чжао Цзину показалось, что все это уже когда-то произошло, словно его жизнь попала в спираль и прошлое слилось с настоящим. — Неужели ты больше меня не любишь? — голос Се-эра смешался с рыданиями Ло Фумэн из полузабытого воспоминания, заставив его по-настоящему испугаться. У него больше не осталось другого выхода. — Убирайся к своим скорпионам и не возвращайся, пока я не позволю. Твоему безумию не место в моем доме, — он старался говорить как можно строже, чтобы скрыть свой страх. Мальчишка все-таки был гораздо опаснее его бывшей невесты, и Чжао Цзин не исключал вероятности, что тот кинется на него с ножом. Но, к счастью, Се-эр лишь испуганно посмотрел на него, и через несколько часов тихо покинул поместье. Наказание было по-настоящему суровым, и он не сожалел о нем ни минуты, но это не уменьшало тоску, с которой ему приходилось жить каждый день. Временами мысли о Се-эре настолько не давали ему покоя, что Чжао Цзин тайком пробирался в комнату своего воспитанника и подолгу рассматривал роскошные ханьфу и драгоценности, которые тот намеренно не взял с собой. В такие минуты он чувствовал себя брошенным, как и все эти вещи. Только через полгода, когда слухи о новой беспощадной секте, способной вырезать целую деревню без лишнего шума, стали разноситься по Союзу Пяти озер, Чжао Цзин разрешил своему подопечному вернуться и едва сдержал слезы облегчения, когда Се-эр бросился к нему в объятья. Стоило только коротко свистнуть, как уже через мгновение Е прибежал обратно, неся в пасти окровавленную птицу. Чжао Цзин потрепал его по голове и уже было наклонился, чтобы рассмотреть получше принесенную добычу, как Хуайжэнь тронул его за плечо. — Ифу… Он обернулся и увидел слугу, который спешил к ним по дорожке с фонарем в руке. — Хозяин, молодой господин приехал! — слуга говорил с перерывами, пытаясь восстановить сбитое дыхание, но все же вел себя почтительно. Чжао Цзин вспомнил, что когда-то приказал сообщить, когда Се-эр вернется в поместье, и теперь был доволен, что его поручение было исполнено. — Накрой ужин в моих покоях, — он кивком отпустил юношу и не мог сдержать улыбки, предвкушая долгожданную встречу. — Ифу, наверное, хочет пойти обратно? — голос Хуайжэня звучал расстроенно. Конечно, его подопечные до сих пор соперничали между собой, но всем было ясно, что его младший воспитанник никогда не сравнится с Се-эром. — Нет, мы можем закончить прогулку, — Чжао Цзин мотнул головой и жестом велел Е бросить птицу. Он знал, что Се-эру нужно было время, чтобы снять с себя свои варварские тряпки и смыть с тела дорожную пыль. Чжао Цзин представил, как тот втирает в кожу ароматическое масло и расчесывает мокрые волосы. Наверное, ему не следовало так себя дразнить, но будоражащие картинки сами появлялись в его голове, и их невозможно было остановить. Конечно, о продолжении лекции не могло быть и речи, поэтому они молча прогуливались по отдаленной части поместья, наслаждаясь тишиной и ночной прохладой. Правда, через какое-то время впереди показалась крыша псарни, хотя Чжао Цзин готов был поклясться, что не хотел возвращаться так быстро. Видимо, его ноги сами вывели его на нужную тропинку. Хуайжэнь помог ему запереть Е обратно в вольер, где тот снова слился с тенью, как будто был не живым псом, а призраком. — Ифу? — его воспитанник выглядел озадаченно, и Чжао Цзин кивнул, разрешая ему задать вопрос. — Ифу говорил, что подсадил в клетку к Е другого щенка, но тут больше никого нет. Куда же он делся? — Когда Е успокоился, я позволил ему его загрызть, — он выдержал паузу, наслаждаясь испуганным выражением на лице Хуайжэня и только потом добавил. — Завтра ты можешь выбрать себе своего щенка. Посмотрим, как ты усвоил сегодняшний урок. Когда он вошел в свои покои, Се-эр уже сидел перед накрытым столом, наряженный в свое самое роскошное ханьфу. Чжао Цзин замер на пороге, чтобы полюбоваться прямой спиной в расшитой серебром накидке, но его помощник обладал слишком острым слухом. — Ифу вернулся с прогулки, — Се-эр не стал вставать, а лишь слегка обернулся, улыбнувшись кончиками губ. Чжао Цзин, как завороженный, подошел ближе и сел рядом. — Ты, должно быть, проголодался с дороги? Давай сначала поужинаем, — он потянулся, чтобы взять миску с рисом, но Се-эр резко схватил его за запястье. — Нет, мы поедим потом. Чжао Цзин сам не заметил, как тот оказался у него на коленях. От влажных после купания волос тонко пахло жасмином, и было невозможно не провести рукой по гладким косам. — Ты снова похорошел, — он даже не пытался скрыть свою гордость — за успешно выполненное задание, за своего любимого воспитанника и, конечно, за самого себя, ведь именно благодаря ему тот вырос таким. — Се-эр сделал все, как велел ифу, — Се-эр сам обнял его за плечи и потянулся за поцелуем, с готовностью приоткрывая накрашенные губы, словно знал, что Чжао Цзин не сможет устоять. И это была чистая правда. За долгие годы своей жизни ему удалось приручить и воспитать несколько десятков собак, послушных и строптивых, способных и никчемных, ласковых и злых. Правда, все они были лишь животными, которые безропотно следовали его командам. Но именно благодаря им он усвоил одно главное правило: награда всегда должна соответствовать потраченным усилиям, поэтому чем тяжелее было поручение, тем щедрее было поощрение. И если раньше Се-эр выполнял простые приказы, за которые хватало обычной похвалы, было лишь вопросом времени, когда его обязанности возрастут настолько, что единственной наградой мог быть только сам Чжао Цзин. И он не собирался нарушать это правило.