***
Это неловко. Неловко находиться в помещении с человеком, который мертв уже много лет. С Норманом Озборном было нелегко дружить, работать, заниматься проектами, и у Отто были годы для осознания такой простой истины. На протяжении многих лет у них были взлеты и падения, и они закончили все на спаде – перепады настроения были настолько сильными, что теперь Отто понимает — это, должно быть, был Гоблин. Хотя, возможно, слишком легко обвинять во всем злую личность Осборна. Год от года, сколько Октавиус его знал, Норман становился непостоянным, угрюмым, напряженным и мелочным, но все это в равной степени свидетельствовало о том, насколько блестящим и страстным он тоже мог быть. Теперь он настолько эмоционально нестабилен, что Отто с трудом его узнает. Он никогда не видел Нормана таким испуганным, никогда не видел его таким нервным. Иногда, когда ребенок-паук не смотрит, и Норман погружается в себя, видно, как он вздрагивает, потрясенный какими-то навязчивыми внутренними демонами. Какая жалость, думает Отто. Это почти заставляет его желать, чтобы идея Питера исправить их сработала, просто ради Нормана. (Он хочет, чтобы они оставили его в покое. Здесь ничего не нужно исправлять! Чип-ингибитор был мерой предосторожности, но в нем не было необходимости. Какой бы голос ни мучал Нормана, он совсем не похож на те, что звучат в его собственной голове. Голоса, что извиняются за то, что ребенок-паук контролирует их, звучат так же несчастно, как и чувствует себя Отто. Эта тьма в Нормане - ничто по сравнению с теплом милых детей, поющих хором и желающих лишь помочь своему отцу.) Отто садится на диван, недавно занятый Марко, и морщится от ощущения песка, который, кажется, проник во все щели квартиры. Это усугубляется тем фактом, что невозможно избавиться от ощущения, что каждая песчинка — это Марко; правда это или нет, Отто предпочел бы не спрашивать. Невозможно устроиться поудобнее, щупальца зафиксированы и на этот раз по-настоящему ощущаются безжизненным металлом, сомкнутым вокруг него. Норман, крадучись, двигается в его сторону. Это все, на что сейчас способен Осборн – красться и прятаться. Прежде непоколебимый, уверенный в себе человек, которого Отто когда-то знал, дестабилизирован до глубины души. Даже создание из песка кажется более стойким, чем этот... незнакомец, которого Отто видит перед собой. В какой-то момент Норман колеблется. На мгновение он смотрит вдаль, и Отто видит вздрагивание, которое тот подавляет, и задается вопросом - что говорит ему Гоблин? И все же это всего лишь мгновение. Норман снова крадется, как ни в чем не бывало, и садится лицом к нему. У него в руке смузи с длинной трубочкой, отчего Октавиус сердито смотрит, проговаривая сквозь зубы: –Ты не станешь меня этим поить, –он пожимает плечами изо всех сил в нежелательном объятии щупальца. –Просто освободи руку – я сам сделаю! –Я бы хотел, но... Ты не... похоже, ты сейчас себя не очень контролируешь, Отто, – говорит Норман, бегая глазами по металлическим конечностям. –Я имею в виду, Макс поймал тебя, когда ты пытался сделать бомбу из кофеварки, в тот момент, когда мы отвернулись. Можешь ли ты действительно пообещать, что не будешь пытаться снова убить кого-то? –Да. Отто никогда не умел лгать. Норман просто понимающе наклоняет голову. Еще мгновение – всего мгновение, на самом деле, – и Отто мог бы бросить бомбу, чтобы вывести из строя блок управления, удерживающий его в заложниках. Голоса щупалец в голове подгоняли его, шипя в поддержку, даже когда наноботы Старка закрыли клешни и стали удерживать. Будь они открыты, то можно было что-то придумать, но в нынешнем положении не было никаких шансов выбраться из стальной ловушки. Ребенок-паук называет его Доктором Ворчуном. Конечно же, Отто будет недоволен происходящим: большую часть времени, что он находится в незнакомой вселенной, Октавиус обездвижен, его дети не перестают стенать о несправедливости, песочный человек сказал ему, что его ядерный реактор потонул в реке, и он умер где-то по пути. Кроме того, он очень проголодался. Норман застенчиво улыбается и встряхивает чашку со смузи: –Ананас. Твой любимый. –Ты вспомнил? –Не придавай мне слишком большого значения. У нас было свидание за обедом всего пару... дней назад... –Да. В тот день, когда ты меня уволил, –глазах Нормана нет узнавания, только все более знакомая паника, когда обнаруживается еще одно слепое пятно в его памяти. –Или ты не помнишь? Норман дергается, и Октавиус чувствует, как в нем закипает старый гнев. Легко было оплакивать призрака; труднее смотреть на человека и не чувствовать... так сильно, как прежде. Отто полагает, что предательство причиняет боль только тогда, когда оно исходит от друзей, и если бы его щупальца могли свободно действовать, то, вероятно, одно из них уже было бы у Нормана на горле. А пока они просто тихонько шипят, сомкнув когти, издавая жуткий, низкий вой, нарастающий с каждой секундой. Там, в воспоминаниях, был Норман, очаровательный, как всегда, с напитками в руках, как будто это облегчило бы реакцию на его предложения по военным разработкам. –Хотя, я думаю, увольнение – не совсем подходящее слово, –размышляет Октавиус в ответ на молчание Нормана. –Ты бы с удовольствием взял мои проекты и включил их в свои военные контракты. Даже если это нарушит все обещания, которые ты когда-либо давал мне. Силы солнца тебе было недостаточно, разве что ее можно было использовать для убийства людей? –Тогда, видимо, твои руки чисты? –что-то шипит со стороны Озборна, быстрая вспышка... и снова ничего. –Вот оно, –говорит Отто, прищурив карие глаза. Норман испуганно смотрит в его сторону, быстро оглядывая комнату. Отто его жалеет; кажется, это все, что он когда-либо испытывал к этому приводящему в бешенство человеку: головокружительная смесь жалости и предательства. –Не волнуйся. Это длилось всего лишь секунду. –Я не помню... что было, когда я видел тебя в последний раз, –Норман шепчет эти слова с отчаянием, отчего перехватывает сердце. –Думаю, зная все, что я знаю о тебе сейчас, мне повезло, что Гоблин не убил меня... –Октавиус не успевает договорить, когда его перебивает тихое, но твердое возражение: –Нет. Я бы не стал... Нет. –Что ж, я польщен. –Я серьезно, Отто. Я иногда сам не свой... –Норман выглядит таким грустным, таким измученным, что Отто почти рад, что щупальце удерживает его, чтобы он не сделал чего-нибудь глупого, например, не обнял своего старого друга, которого он любит и ненавидит в равной мере. Норман вздыхает и протягивает соломинку, молчаливо предлагая мир. И будь проклят этот человек за то, что он вспомнил про ананас. На несколько минут становится тихо, но Норману никогда по-настоящему не нравилась тишина. –Как ты... узнал о... моей плохой стороне? –спрашивает он через мгновение. –Догадался, - признается Отто. –Что бы ни говорил Марко, никто не знал об этом до того, как я... умер. Но. Я вспомнил те характеристики глайдера. Летный костюм. Звук был плохим, но некоторые новостные камеры поймали тебя на параде Macy's. Потом ты умер, и Гоблина больше никто не видел. И я был достаточно зол на тебя в то время, чтобы предполагать о тебе худшее. –Последнее, что я помню, это... –Норман замолкает с виноватым выражением лица, пока глаза блуждают по квартире. Он смотрит на Мэй, моющую посуду на кухне, и его охватывает что-то вроде сожаления. –Думаю, я собирался причинить кому-то вред. Или уже это сделал, возвращаясь домой. Мэй... О боже, –голубые глаза распахиваются в шоке, –Я думаю, это была Мэй...? –Я действительно не хочу говорить об этом, Озборн, –говорит Отто. Норман выглядит таким обиженным, что Отто почти готов извиниться, но... нет. Он связан, взят в заложники, и подросток собирается сделать ему операцию на мозге через пару часов. Он имеет право на свои страдания. –Мы не в себе, Отто, –Октавиус усмехается, но Норман качает головой, касаясь плеча мужчины свободной рукой. Это... первое человеческое прикосновение, которое Отто почувствовал после аварии, и его почти достаточно, чтобы избавиться от гнева, от которого у Отто иногда кружится голова. Почти. Вместо этого он дергается назад, игнорируя обиженное выражение лица. Норман бросает напоследок: –Не в себе. Даже если ты еще не понял. И Питер собирается исправить всех нас.***
Позже, когда чип-ингибитор будет восстановлен, и голоса наконец стихнут, Отто поймет, что Норман был прав. Он посмотрит на своего друга и улыбнется, а когда все внимание в комнате будет сосредоточено не на них, Отто обнимет его. Вот это чудо. Скольким выпадает второй шанс? И тогда он спросит: –Может быть, мы могли бы быстро поужинать, пока обсуждаем планы дальнейшего лечения? И поговорить… только вдвоем? И Норман улыбнется и скажет: –Это свидание.