***
Очередная неделя прошла настолько бестолково, что Теплов мысленно вышвырнул её в мусорный бак. Блондин сидел на подоконнике и занимался самокопанием под лучами июльского солнца. За прошедшие семь дней он неизвестное количество раз послал судьбу в задницу. Эта хитрая сучка отвечала ему тем же. Воскресение. Установка «Мы просто друзья. Просто теперь не можем касаться друг друга. Плевать на какие-то нитки» непоколебимой стеной возвышалась в голове музыканта. Всё как прежде. Как у людей. Иначе быть не может.***
Очередные семь дней полетели в мусорку. Благодаря им под глазами Димы появились небольшие синяки. Каждую ночь парень видит во сне ангела с ярко-голубыми глазами, в сравнении с которыми крылья гостя кажутся бесцветными. Блондин не чувствует холод льда и касания длинных языков пламени. Теплов хочет прочитать взгляд Кирилла, понять его эмоции, но выходит одно огромное «ничего». Умение читать людей пропадает вместе с температурой окружающего гитариста мира. Ещё одно воскресение. На установке «Мы просто друзья. Просто теперь не можем касаться друг друга. Плевать на какие-то нитки» появляются первые трещины. На репетициях Кирилл ведёт себя как ебучая отличница. Идеально сдерживает, несмотря на вызванные музыкой эмоции, свою магию, следует всем откопанным в книге правилам. Взгляды в сторону Димы всё такие же дружеские. От этого Теплова воротит ещё больше. Хочется хорошенько встряхнуть Бабиева за плечи и закричать ему прямо в лицо что-то вроде: «Прекрати делать вид, что ничего не произошло!» или «Неужели то, что мы увидели, для тебя вообще нихуя не значит?!», но дредастый старательно держит дистанцию. А по вечерам с диким рёвом впечатывает свои кулаки в стену кирпичной заброшки у дома. С каждым разом корка льда на ней становится всё толще, а удары — сильнее. Прохожим нет дела до «очередного алкаша, словившего белку посреди бела дня», поэтому они обходят здание, из которого доносятся странные вскрики. Кирилл упорно надеется, что если он будет старательно играть пофигиста, Теплов в итоге сдастся, а жизнь вернётся в прежнее русло. Но сцена размером в жизнь слишком огромна для Бабиева. И он понимает это. Дредастый засыпает под двумя тяжёлыми пледами в надежде почувствовать хоть каплю тепла. Иронично. И тщетно. Понятия «холод» и «жара» больше не существуют для парня. Как и спокойный сон. Кирилл тоже каждую ночь видит Диму во снах. Вокруг гитариста яркими змеями переплетаются языки пламени, как бы намекая Бабиеву: «Он наш. Не твой». Глаза Теплова отливают янтарём, но внутри них пустота. Кириллу сложно выдерживать взгляд гитариста, но и отвернуться он не в силах.***
Безразличия слишком много. Оно отравляет воздух, которым дышит Дима, оплетает его своими щупальцами и явно не собирается отпускать. Медленно душит, с каждым разом всё сильнее сжимая глотку парня. Теплов не знает, куда деть себя на репетициях, как перестать видеть один и тот же сон. Да и вообще ничего не знает уже. Привычный мир рухнул по щелчку пальца. Забить, как они с Кириллом поначалу и хотели, не получилось от слова «совсем». Но при этом гитарист не переставал удивляться спокойствию и пофигизму Бабиева. Дредастый же завидовал оптимизму Димы и его умению игнорировать негатив. Но пачки со снотворным пустели у обоих с бешеной скоростью. Сколько таблеток нужно проглотить, чтобы хотя бы на одну ночь лишиться возможности видеть сны, не знал ни первый, ни второй. Остальные лишь неловко жали плечами, прекрасно понимая, что их новые советы проигнорируют подобно сотням предыдущих. Андрей пару раз звал Кирилла к себе домой, чтобы привести в чувства разговорами и алкоголем. А потом вскакивал посреди ночи из-за пронзительного крика, доносящегося из соседней комнаты. Бабиев сам не мог понять, почему это происходило. Возможно, ежедневное видение слишком быстро сводило его с ума.***
В надежде, что присутствие друга хоть как-то разрядит обстановку, Теплов решил сам позвать Егора к себе на пару дней. Батов приехал без всяких вопросов, постарался отвлечь Диму разговорами, фильмами и музыкой. А после полуночи его разбудило случайное прикосновение — Теплов просто коснулся пальцем плеча басиста, когда ворочался во сне. Егор моментально подскочил — температура руки гитариста была явно выше той, которую может выдержать обычный человек. Казалось, ещё немного и Дима спалит собственную квартиру, даже не подозревая об этом. Басист растолкал друга, предусмотрительно укутав руки одеялом. Блондин сонно сел в постели и потратил пару минут на то, чтобы прийти в себя. Температура тела постепенно вернулась в норму. Музыканты не придумали ничего лучше, чем снова лечь спать. Но сон к Батову упорно не шёл, поэтому остаток ночи он следил за Димой, который всё так же беспокойно ворочался. Когда Егор ушёл, Теплов снова принялся рассматривать вид из окна с высоты подоконника. На небе постепенно загорались маленькие звёзды. Долететь бы до них, но они на небе. А мы здесь, а мы здесь… На крыше оказалось довольно холодно и Дима бы это заметил, если б смог. А так пронизывающий ветер просто развеивал духоту вокруг. Жаль, назойливые мысли с собой не забирал, было бы прекрасно. Взмах. Ещё один. Теплов смотрит свысока на свой дом. Ночная Москва пробуждается на глазах гитариста. Огней на земле становится значительно больше, чем на небе. Кирилл бы оценил, наверное. Количество трещин на собственной установке Дима откровенно устал считать.***
Пустая бутылка из-под вина полетела на пол. Бабиев пустым взглядом гипнотизировал улицу. Из-за алкоголя она стала довольно размытой. Просто шумное пятно перед глазами, ничего интересного. Натянув на себя первый попавшийся худи, дредастый вышел из дома. Шум вокруг усилился, а пелена перед глазами никуда не делась. Как и все проблемы из жизни. Забавно. Ни о чём конкретном не думая, парень направился в сторону любимой заброшки. Избивать стену, как обычно, не хотелось. Но что ещё делать, с другой стороны? Лёд на кирпичах немного подтаял. Интересно, что на это сказали бы обычные люди? Хотя, кому до них есть дело, правильно? Кирилл уселся прямо на бетон, облокотившись спиной на стену. Он тупо смотрел на пол перед собой, пока за спиной не заныли практически атрофировавшиеся крылья. Надо бы их размять, а то отвалятся к чертям, как и последние капли здравого смысла. Вечером количество прохожих сводится к нулю, поэтому дредастый даже не думал о них. Полёт немного расслабил тело, и мысли, наконец, ушли в сторону управления крыльями. Хоть какое-то разнообразие за последнее время. Чтобы продлить эффект пофигизма, Бабиев решил изучить тёмные переулки города с высоты птичьего полёта. Получалось хорошо — ветер не сносил, люди не беспокоили, мысли тоже. Если бы не странное пятно в воздухе чуть поодаль. Дима заблудился в собственном районе и хотел было лететь домой, пока не заметил в нескольких метрах от себя голубые крылья. Хохот откуда-то снизу явно принадлежал судьбе, неизвестно сколько раз посланной к чёрту. Не будь Теплов таким пай-мальчиком, послал бы дальше. — Размяться решил? — Бабиев всё так же строил из себя примерную школьницу. — Вроде того, — улыбнулся ему Дима. Кирилл хотел сказать, как соскучился по этой улыбке за то время, пока у них не было репетиций, но решил промолчать. Блондин молча смотрел в глаза напротив, стараясь запомнить их живой блеск, чтобы не так сильно подскакивать во сне. — Прогуляемся? — Теплов решил прервать тишину первым. Дредастый молча кивнул в ответ. Музыканты сказали бы друг другу, что вечер и город внизу стали намного ярче, но оба летели молча. Воздух наполнился запахом осеннего леса, покрытого тонкой корочкой инея. Хотелось сидеть у костра с кружками, наполненными ароматным какао, и жарить мармеладки. Но воздушная прогулка тоже была весьма романтичной, поэтому парни без лишних слов радовались ей. Под ногами мельтешили машины и обычные работяги. Город шумел в своём привычном ритме, а сердца музыкантов бились в собственном такте, наплевав на остальных. Тонкую красную нить, которая решила посмотреть на полёт парней, не заметили оба. Зато каждый почувствовал, как правые мизинцы тянутся друг к другу. Кирилл решил первым протестовать, но судьбе было плевать. Она швырнула ему в лицо пару пушистых хлопьев снега в попытке отвлечь. Между ладонями музыкантов осталось не больше пяти сантиметров. — Дим, убери руку, пожалуйста, — парни замерли в воздухе напротив друг друга. — Я не могу, — признался Теплов. Нить обплела пальцы и с новой силой тянула музыкантов друг к другу, не давая им возможности сбежать. А затем растворилась так же внезапно, как и появилась. — Может, это знак? — Блондин явно не собирался терять своего оптимизма. — Хочешь, чтобы наши останки собирали по подворотням? — Кириллу пришлось приложить немалые усилия, чтобы выразить протест. — Наверное ты прав.***
Крылатые прогулки сначала считались чем-то вроде случайности, но пару недель спустя стали закономерностью. Нить больше не появлялась, поэтому парни спокойно летали над ночным городом. Уютная тишина стала тоже чем-то вроде традиции, нарушали её только при встрече и прощании. В один из зимних вечеров нить решила снова дать знать о себе. Музыканты опять замерли в воздухе и молча смотрели, как она притягивает их друг к другу. Когда между мизинцами осталось не больше сантиметра, парни синхронно зажмурились, мысленно готовясь к вспышке острой боли. Но её не последовало. Теплов почувствовал чуть прохладную кожу и в шоке распахнул глаза. Кирилл ответил ему таким же испуганным взглядом. Прикосновение было огромным шоком для обоих. Дима чуть поглаживал прохладный мизинец Бабиева своим. Дредастый же восторженно впитывал такое желанное тепло. А потом нить пропала, но удара или, что хуже, смерти не последовало. Поэтому к традиционным прогулкам прибавилось лёгкое прикосновение. Грохот, с которым рухнула установка в голове блондина, услышали и на Марсе, наверное, если там есть, кому слышать. Теперь у музыкантов появился маленький секрет, которому радовались оба с неимоверной силой. А вот сны парней стали куда агрессивнее — чтобы рассмотреть лица друг друга, им приходилось прикладывать огромные усилия. Языки пламени, которые охватывали Диму, спокойно сожгли бы одноэтажный дом. А метель, скрывающая Кирилла, замела бы небольшой посёлок. В глазах обоих танцевала ритуальный танец смерть. Но музыканты знали — завтра они встретятся вновь и в глазах напротив не будет столько пустоты и страха.***
Страха в глазах напротив больше и правда нет. Как и тех самых глаз. Кирилл падает на пол перед горстью пепла. Нить на его пальце вспыхивает, как гора сухих листьев от пары искр, а затем падает на пол и исчезает навсегда. Бабиев, кажется, слышит звон собственного сердца, разбитого на тысячу осколков. И когда он сам становится горсткой снега количество боли, кажется, уменьшается. Через пару мгновений её уже нет совсем.