Тени прежних чувств

- Я делал все что мог, эргэ, - таким жалким и несчастным Лань Сичэнь не видел А-Яо - Цзинь Гуанъяо - даже в самые тяжелые времена, когда его приходилось защищать от Не Минцзюэ, да, пожалуй, и от всего мира. Цзинь Гуанъяо плачет, руки его дрожат. Он сам протягивает Лань Сичэню на вытянутых руках, на раскрытых ладонях Бичэнь, белую (теперь уже красную от крови) ленту и нефритовый жетон, тоже в крови. - Отец… его не переломишь, - похоже, Цзинь Гуанъяо ломается внутри сам, меч из его дрожащих рук сейчас может со звоном упасть на плиты. Лань Сичэнь перехватывает Бичэнь. Он теперь запечатан навсегда. Месяц назад вскрылась рукопись Старейшины Илина, которую выгреб то ли Не Минцзюэ, то ли Цзинь Гуанъяо (и, кажется, они вместе) из кучи бумаг и артефактов в пещере Фумо три года назад. Разрозненные страницы, с множеством пометок и записями таким почерком, что на расшифровку ушло три года, пока, наконец, листы, переписанные идеальной каллиграфией рукой секретаря, легли на стол Цзинь Гуаншаня. Из бессвязных фраз глава ордена Ланьлин Цзинь и Верховный Заклинатель понял, что сотворить разумного лютого мертвеца на горе Луаньцзан Старейшине Илина помогла музыка гуциня. Сложив в уме простые числа, глава Цзинь потребовал у Лань Ванцзи рассказать о технике, которой тот пользовался тогда. Зачем? - Я не знаю, эргэ, не знаю, - Цзинь Гуанъяо вжимал голову в плечи, глядя отчаянными глазами, как один из тех кроликов… которые теперь остались без покровителя. Не знать положено было главе Не, но пути Цзинь Гуаншаня стали неисповедимы даже для его сына и наследника. Он тоже не знал. Так что краткая отсрочка, купленная тем наказанием, что помогло уладить “Дело ордена Лань” - мол, орден сам наказал отступника, который был пособником Старейшины Илина, - эта отсрочка продлилась всего три года. Лань Ванцзи, и так немногословный, тут вообще не захотел говорить и обсуждать какие-либо техники. Он только попросил Лань Сичэня отнести его гуцинь Ванцзи в пещеру Ханьтань. Это было все, что он сказал, когда Сичэнь навестил его в заключении в Ланьлине. И попросил еще не присутствовать при самом наказании. Лань Сичэнь уже присутствовал при одном… Это было словно продолжением. Ванцзи был убит мечом. “Верховный заклинатель согласился на это”, - дрожащим голосом повторял Цзинь Гуанъяо, передавая ленту, Бичэнь и нефритовый жетон. Все его попытки урезонить отца и защитить брата своего друга были бессильны, и А-Яо отводил глаза - возможно, отец снова ударил его. Табличка в храме предков блестела на солнце. Лань Сичэнь и маленький Лань Сычжуй каждый день приходили к ней, кланялись, жгли палочки благовоний. Лань Цижэнь лежал в лекарском павильоне, и лекарь Ян говорил, что его сердце все еще не в лучшем состоянии. Выбирая между уходом в затвор и сохранением должности главы, Лань Сичэнь решился на второе - хотя внутренне давно уже был в затворе. Его не радовала ни музыка, ни рисование, ни поэзия, ни - вопреки ожиданию - беседы с Цзинь Гуанъяо. Тот чувствовал это и перестал прилетать так часто, как прежде. Какое-то подобие теплых чувств и привязанности вызывал в душе главы приемный племянник - Лань Сычжуй, но больше вид мальчика будил те чувства, которые были выражены в его имени: “Вспоминать и тосковать”. В цзинши Ванцзи был порядок, чистота и пустота. Там никто не жил, и, решил Сичэнь, пока жить не будет. Разве что Сычжуй, когда вырастет. Лань Сичэнь взял руководство обучением адептов, поскольку Лань Цижэнь так и не восстановился - он остался жив после болезни, но теперь все больше сидел в своем павильоне, молча глядя в окно, на ветки мэйхуа, которая росла рядом с крыльцом - и стал молчалив, как Ванцзи бывал при жизни. К преподаванию он не вернулся. Лань Сичэнь составлял учебные планы, подбирал учителей, назначал тех, кто будет водить адептов на ночные охоты - делая все это, как во сне. Через десять лет Лань Сычжуй уже мог самостоятельно водить отряд ровесников на несложные задания. Но прежде произошло нечто необъяснимое. Как и просил Ванцзи, его гуцинь лежал теперь на камне в Пещере Ханьтань. Его, а не Лань И. В саму пещеру Лань Сичэнь не мог заставить себя войти. Бичэнь хранился в храме предков, ленту отстирали и похоронили вместе с братом, нефритовый жетон Лань Сичэнь сохранил у себя. А вот видеть гуцинь не мог. Но однажды подросший Лань Сычжуй постучался в ханьши к дяде (без спроса, зова и предварительной договоренности он никогда этого не делал прежде). Он был взволнован и попросил идти за ним. Налобные ленты с изображением облаков у обоих дали им доступ в пещеру Ханьтань, куда повел дядю мальчик. В пещере звучала музыка. За гуцинем была видна, как в дымке, белая фигура с налобной лентой. Ванцзи, или его призрак, сидел прямо, как при жизни, и смотрел перед собой. Узнал ли он приемного сына и родного брата? Сичэнь не успел этого понять: он лишился чувств и очнулся уже в своих покоях. С тех пор глава Лань создал правило: не приближаться к входу и не входить в скалу. Он боялся, что, увидев дух Ванцзи, ретивые адепты расскажут старейшинам, а те решат изгнать духа, не думая, что, может быть, он стал хранителем пещеры, как некогда Лань И. Сам Лань Сичэнь собирал все свое мужество сильного заклинателя и главы клана и редко, в годовщину смерти брата, шел туда с Сычжуем. Все трое молчали, Ванцзи играл. Почему-то глава Лань понимал, что говорить им нельзя - или не нужно. Сычжуй сказал как-то раз, что когда он ходит туда один (а он ходит), Ванцзи играет еще одну мелодию, которой не слышал Лань Сичэнь. И Сычжуй ее играть сам не будет - так как, видно, приемный отец не хочет, чтобы она была слышна кому-то еще. Кстати да, Сычжуй уже весьма неплохо знал язык циня, мог и сыграть расспрос, и печальные древние мелодии, и владел многими техниками. Однажды поступил запрос из деревни Мо - упокоить нескольких мертвецов, которые беспокоили хозяев поместья. Лань Сичэнь счел задание посильным для младших адептов и послал отряд под руководством Сычжуя. С собой они принесли многое, что требовало срочного исследования в минши. И привели кое-кого: позади Сычжуя топтался какой-то молодой, по всей видимости, бродячий заклинатель. Но племянник объяснил, что это единственный наследник погибшей от нечисти семьи Мо. Наследник настороженно зыркал из-под слишком отросшей челки. “И куда это поселить?” Впрочем, Сычжуй пояснил, что молодой Мо не только наследник Мо, но еще и бывший ученик ордена Ланьлин Цзинь. Тут Лань Сичэнь начал что-то припоминать - те дни, когда еще дружба с Цзинь Гуанъяо грела сердце, когда в садах Ланьлина пели птицы, а в прудах плескались карпы. Какой-то подросток иногда всплывал рядом с саньди, что-то приносил, что-то уносил… И А-Яо сказал тогда, что это его сводный брат по фамилии Мо. Сводный брат А-Яо напомнил Сичэню и о тех временах, и о том, чем они кончились. Он лишь кивнул Сычжую, тем самым дозволяя ему делать, что он сочтет нужным, и удалился в минши - исследовать. Несколько дней Мо Сюанъюй мелькал где-то на грани зрения - бродил по Облачным Глубинам, будто что-то потерял. А потом пропал. Через неделю Сычжуй, не выдержав, пришел к дяде виниться. История в его изложении выглядела так. В деревне Мо победить нечисть помог именно вот этот Мо Сюанъюй. А после повертел головой, разглядывая учеников, растерялся - и сел в сарае на охапку сена, взял какой-то листочек, свернул трубочкой и грустно заиграл мелодию. Ту самую, которую слышал только Сычжуй и только в пещере Ханьтань. Так вот и получилось, что Сычжуй взял оставшегося без родных Мо с собой. Но удивительное на этом не кончилось. Сычжуй уже жил в цзинши, как наследник погибшего ифу. Однажды ночью окно в его жилище открылось, на подоконнике сидел Мо Сюаньюй, нахохлившись, как ворон. - Так, - сказал он тоном, на который нельзя было возразить. - Где? Я слышал и знаю, что он здесь. - Кто? - Лань Чжань. И Сычжуй кое-как рассказал про пещеру Ханьтань. Все равно туда ходить запрещено, а без ленты с облаками (да и без какой-либо белой ленты) посторонний туда не попадет. Мо Сюаньюй выслушал Сычжуя, не покидая подоконника, поблагодарил. И исчез в ночи. Больше его никто не видел. В гостевом доме, перерыв нехитрый скарб Мо, адепты нашли записку. “Я знаю, как попасть в пещеру через холодный источник. А там лента вывезет. Не ищите, я к нему”. Сычжуй показал записку Лань Сичэню. Когда они прошли через скалу, то увидели: на камне, рядом с гуцинем, бесцеремонно, поджав под себя одну ногу, сидел Мо Сюанъюй. Он играл на самодельной поперечной флейте. А дух Лань Ванцзи сидел за каменным столом и играл на гуцине - и его правая рука была связана с левой рукой Мо белой лентой. Лань Сичэнь проснулся от стука в дверь. - Глава, - кланяясь, вошел адепт. - Прибыл наследник клана Цзинь. - Прости, что так рано, эргэ, - улыбаясь, Цзинь Гуанъяо стоял на пороге. - Нашлось свободное время. Ты же знаешь, этот совет кланов. Всплывает много дел о применении темных техник… Надо до конца во всем разобраться. Отец ни на минуту не отпускает. “Какой отец? Цзинь Гуаншань одиннадцать лет как мертв!” - чуть не сказал Лань Сичэнь. Но и сам Цзинь Гуанъяо не в одежде главы, да и назвали его всего лишь наследником. Что это? Ему снится прошлое? Руки Гуанъяо не трясутся, глаза не заплаканы, а блестят ласково и радостно - он видит эргэ. - Мало нам этого дела Хэ. Не прошло и полгода, как опять, и сразу в нескольких кланах, - озабоченно говорил А-Яо, входя в комнату, и Лань Сичэнь по привычке поддержал его за локти, не давая низко кланяться. Дело Хэ? Полгода? Но ведь дело Хэ и было одиннадцать лет назад, и Гуаншань был еще жив, и Мо Сюаньюй… - Как твой брат? - быстро спросил Лань Сичэнь. - Мо… - Сюаньюй! - подхватил Гуанъяо. - Надо же, ты запомнил. Он ничего, учится, старается. Отцу до него нет дела, как и до меня. Ты сам… - он заглянул в глаза названному брату снизу вверх. - Плохо спал? - Нет, нет, А-Яо, не беспокойся, - он усадил гостя, взял со стола пустую чашку, забыв, что никто еще не заварил чай. - Да, отец просил меня передать приглашение твоему брату на ближайший совет кланов, - добавил Цзинь Гуанъяо. - Я знаю, он такие мероприятия не посещает. Но отец очень просил передать. Сичэнь позвал адепта и просил его передать Ванцзи, чтобы тот зашел. И молчал, сжимая чашку из тонкого фарфора, не в силах выговорить ни слова, хотя А-Яо, может быть, ждал беседы. Молчал, пока фигура брата не показалась на пороге.