Через три дня

Вэй Усянь, Старейшина Илин, этот человек прославился на всю Поднебесную, поставив на уши всех. Слухи о нем не утихают уже который год. — Чёртов лис-искуситель! Да как он только посмел приворожить нашего императора! — Бедная госпожа Ло. Эта прекрасная дева пророчилась в жёны императора, но ЭТОТ все испортил. — Хах, подстилка императора! Раздвинул перед ним ноги и стонет как дешёвая шлюха. — Когда-нибудь император наиграется и тогда постигнет кара небесная этого демона! Вэй Ин, Вэй Усянь, так же известный как Старейшина Илин, был прекрасным мужчиной. Ни лицом, ни телом не дурен, умён и сообразителен. А ещё он был истинной безумной любовью императора, можно сказать... — Сяньгун?!- раздаётся эхом в пустом зале бархат голоса Нефрита. — Нет, просто твой любовник, просто лис~ — получает в ответ император тихий смешок возлюбленного, что вернулся с прогулки. И, разумеется, входит через окно. Ничего не меняется с их первого знакомства. Тогда Лань Ванцзи закрыл все двери в свое сердце и сидел один в кромешной тьме, а мелкий озорник залез в его сердце через крошечное окно высокой башни, раскрашивая радугой жизнь будущего императора. Румянец Ханьгуан-Цзюня теряется между качающимися нитями жемчуга с мяньгуана, когда его сзади обнимают сильные изящные руки, а мягкие губы прикусывают мило алеющее ушко. — Хэй, Лань Чжань~ Руки Вэй Усяня блуждают по дорогим тканям ханьфу, слегка сминая их, расслабляя пояс и в конечном итоге длинные пальцы флейтиста забираются под первый слой преграды к его нефриту. — Тебе разве не жарко в этих всех строгих и правильных одеждах, а, Лань гэ-гэ?! Да ты только посмотри, как ты горяч~ Наигранно удивляется Вэй Ин, будто не догадываясь, что такая реакция у императора не от многослойных одежд, а из-за одного очень желанного мужчины, что ещё и наглейшим образом "случайно" трётся о его зад. Вэй Усянь медленно тянет края плотной ткани на себя, снимая тяжёлые верхние одежды и скидывает их на трон, но, когда он тянется за следующим слоем, то его хватают за руку, выводя из-за спины, ставя перед собой. Лань Ванцзи целует одними губами, ни о каких драках языками и намека не наблюдается. Лань Чжань целуется целомудренно, но так настойчиво, что дыхание теряется сразу при вдохе. Но стоит Вэй Ину легонько лизнуть слегка сухие губы, как Лань Чжань отстраняется. Вэй Ин смеётся. Этот смех бархатом окутывает обоих. Этот смех принадлежит лишь Лань Чжаню, ведь Старейшина Илин только смотря на этого смущенного крольчонка может так беззаботно смеяться. Лань Чжань чувствителен до дрожи в коленях, поэтому ласкать его просто одно удовольствие. Обычно строго прямая спина Ханьгуан-Цзюня сейчас под разгоряченными маслеными ладонями Старейшины Илина превращается в пластилин. Весь Лань Ванцзи превращается в податливую глину в этих прекрасных руках что так и хочется целовать. И он целует. Нежно, каждый пальчик, каждую косточку и в конечном итоге вбирает один из пальцев в рот до основания, посасывает. Вэй Усянь не может продолжать массировать эту извечно напряжённую спину лишь одной рукой, но другой рукой можно помассировать кое-что другое. Сладкий слегка хриплый стон вырывается из плотно сжатых губ. Лань Чжань легонько прикусывает палец Вэй Ина, на что тот шутливо шипит. Вэй Ин ласково целует его плечи, позвонки. Лань Чжань же приподнимает зад, разводя ноги шире, обижено стонет подмахивая бедрами. Вэй Усянь медленно, непозволительно медленно растягивает его, ласково поглаживая стёсаными подушечками пальцев стеночки сфинктера, размеренно раздвигает и почти не проникает глубже, лишь слегка касается сладкого местечка внутри. Невыносимо. Вэй Ин просто невыносимый, но такой прекрасный. Хочется отдаваться и отдаваться. _И почему люди считают что если человек имеет высшую власть, то он может только брать. Глупцы! Они никогда не узнают что эта высшая власть под которой они прогибаются на самом деле не прочь отдаться кому-то другому и будет с удовольствием раздвигать пошире ноги и стонать слаще лучшей девушки из весеннего дворца._ Вэй Ин входит в Лань Ванцзи одним плавным толчком, поглощая стоны в глубоком поцелуе, ощущая, как на спине его появляется очередное произведение искусства в виде прекраснейших красных полос. Ханьгуан-Цзюнь такой холодный снаружи и такой горячий внутри, что аж голову кружит. Вэй Ин двигается быстро, резко, словно желает вбиться в императора насмерть, остаться в нем навсегда. Лань Чжань непристоен, восхитителен. Невозможно остановиться, нереально отпустить. Лань Ванцзи стонет, не сдерживается как делает это обычно иногда даже не по своей воле. Все же привычки вбитые с детства не так уж и просто переступить, тяжело отпустить себя. Император, нет, Лань Чжань, только с Вэй Ином может позволить себе такую роскошь. Голос его надрывный, хриплый, он не кричит, как это делает Вэй Ин во время секса, когда они меняются, Лань Чжань стонет, стонет громко протяжно, будто оперный певец тянет ноты, что разливаются музыкой в ушах флейтиста. Оба приближались к краю, оба чувствовали готовность другого, но оба старались продлить это действо хоть на мгновение. Лань Ванцзи вскрикивает и тихонько шипит, чувствуя, как его тело пробивает неконтролируемая приятная дрожь, а шею теплом обдает боль. Вэй Ин нежно, почти невесомо облизывает укус, что наливается алым, почти фиолетовым оттенком. Лань Ванцзи неслышно выдыхает. Он никогда не лечит подобные раны, так как для него это совсем не раны, а драгоценные украшения, которые будут напоминать о себе, об этом дне, об Вей Ине, колющей приятной болью. — Лань Чжань, ты мазохист. Возможно, любя такого человека как Старейшина Илин, станешь мазохистом, что на постоянной основе пьет уксус и наносит себе увечья. Хотя отдача всегда заглушает эту боль, перекрывает страдания удушающим жадным поцелуем. — Вэй Ин. — Что? — Сяньгун. Вэй Ин, что игрался с прядями второго нефрита, остановился и не иронично усмехнулся. — Я не твой муж. Лань Чжань, я не- — Ты мой муж ровно через три дня. Привыкай к новому обращению. Сяньгун. Вэй Ина целуют в лоб. Подготовка к торжественной свадьбе в самом разгаре.