Insomnia

Таканори с раздражением отбросил в сторону остро заточенный карандаш. Его брови сползлись к переносице, глаза покраснели, и мужчина вздохнул, опустив отяжелевшую голову на сцепленные перед собой ладони – вот-вот начнется третья ночь, когда он снова не сомкнет глаз. За окном уже стемнело, квартиру освещал лишь желтоватый свет настольной лампы, сидя перед которой Таканори пытался отвлечься хоть на что-то – он рисовал, строчил в заметках отдельные строки, которые могли превратиться в песни, пролистывал ленту Инстаграма на тысячи публикаций вперед, но все его мысли крутились лишь вокруг одного факта: этой ночью он снова будет ворочаться в кровати один. Таканори убеждал себя, что все это лишь череда дурацких совпадений, что он выпил слишком много кофе или не мог уснуть из-за полнолуния – да что, черт возьми, угодно, лишь бы не признаваться себе, что проблема в том, что Йо-ки просто не было рядом. Вокалист The Gazette и сам не понял, в какой момент жизнь сложилась так, что засыпать с Йо-кой они стали вместе: он даже думал, что ему это не особенно нравится. Вообще, так оно и было – Таканори слишком привык к одиночеству. Делить кровать с кем-то было по меньшей мере некомфортно: одеяла вечно не хватало, спать, прижавшись к кому-то, было жарко, а по утрам он, Таканори, всегда вставал раньше, из-за чего Йо-ка, недовольный пробуждением, хмурился и все утро не говорил с ним, сверля вокалиста The Gazette своим ледяным взглядом, пока тот одной рукой держал кружку с кофе, а второй наносил на лицо питательную сыворотку. Поэтому, когда Йо-ка сообщил, что с группой уезжает в Иокогаму на три дня сразу – в первый день будет концерт, а затем еще два мероприятия в магазинах – Таканори только пожал плечами: тогда ему даже в голову не пришло, что до этого они с Йо-кой не расставались более чем на день. Сейчас вокалист The Gazette буквально ощущал себя помешанным. Первая бессонная ночь его изрядно помотала, вторая выжала все силы, и вот на горизонте уже зловеще замаячила третья – Таканори с ужасом вспомнил, как ворочался на помятых простынях в поисках удобной позы, но сна не было ни в одном глазу. Мужчина устало откинулся на спинку стула. Не то чтобы в их с Йо-кой ночах было что-то особенное: не считая секса, иногда они могли не сказать ни слова – просто прижимались друг к другу и так засыпали. Сейчас, разглядывая белый потолок собственной спальни, Таканори впервые задумался о том, что, возможно, все дело не в словах – в последнее время ему вообще все сложнее и сложнее было разговаривать, как будто для его мыслей и чувств подходящих слов еще просто не придумали: к счастью, с Йо-кой достаточно было и тишины. Таканори задумался, что сказал бы вокалисту Diaura, окажись он здесь в эту же секунду. «Я не мог заснуть без тебя. Мне тебя не хватает. Я очень к тебе привык» – проговорив это в своей голове, мужчина поморщился: звучало совсем не так, как он проживал это внутри себя. В нервных движениях Таканори было все больше суетливости невыспавшегося человека: он потянулся к айкосу, но тут же отложил его, затем начал перебирать какие-то крема, разложил в строгом порядке все карандаши – в конце концов его подергивающиеся пальцы замерли на телефоне. Таканори открыл переписку с Йо-кой и пролистал сообщения за несколько дней: в основном писал ему вокалист Diaura – рассказывал забавные истории с концерта или присылал какие-то фото, на которые Таканори отвечал односложно или не отвечал вовсе. Вокалист The Gazette с раздражением подумал, что уж Йо-ка точно не мучается от бессонницы и наверняка даже не понял бы его проблемы – вряд ли этот ледяной король страдает от таких глупых человеческих слабостей. Таканори вздохнул в очередной раз за вечер. Мысли в его голове путались, картинка перед глазами расплывалась, и организм посылал ясные сигналы, что третью ночь без сна просто не переживет. Таканори несколько раз резко вскакивал со стула, но тут же замирал в середине комнаты, не понимая, что это был за вспыльчивый порыв – и что он собирается делать? Если с утра еще получалось занимать мысли будничными делами, то теперь его сознание раз за разом возвращалось к одному и тому же человеку, к его бледными рукам с резко очерченными голубоватыми венами – как Таканори раздражали эти руки, когда по ночам сжимали его так, что не получалось даже вдохнуть. Вокалист The Gazette пытался читать книгу, но видел между строк усмешку на губах Йо-ки, он перемещался в гостиную и включал телевизор, но новостные хроники пролетели мимо него, потому что в голове Таканори было только два внимательных холодных глаза. В каждый такой момент мужчина подрывался и выбегал в коридор, однако тут же одергивал себя и возвращался в комнату, оправдывая этот внезапный порыв усталостью от недосыпа: однако в каждый такой раз он заходил все дальше – накинул поверх домашнего свитшота теплую куртку, сунул в один карман телефон, а в другой стики для айкоса. Наконец, застыв перед зеркалом в прихожей, Таканори оглядел себя и устало усмехнулся: он выглядел как человек, который уже собирался лечь в кровать, но затем почему-то подорвался и поехал черт знает куда. «Ты об том пожалеешь» – конечно, закрывая дверь, вокалист The Gazette обращался только к самому себе. «Таканори, ты об этом очень пожалеешь». *** – Это было здорово! Татсуя довольно потянулся и зевнул, когда все члены Diaura покинули музыкальный магазин – инстор затянулся до вечера, который плавно перешел в декабрьскую ночь. Поездка в Иокогаму вышла очень плодотворной, фанаты были активны как никогда, а завтра утром им предстоит еще одна встреча – музыканты весело переговаривались и смеялись, обсуждая вчерашний концерт, и только Йо-ка, закутавшись в огромный серый шарф так, что видны были только глаза, устало плелся сзади. Беспечная болтовня одногруппников его раздражала, потому что впереди ему предстояла третья ночь без сна. Никогда прежде вокалист Diaura не страдал бессонницей, а потому, когда в самую первую ночь в Иокогаме не смог сомкнут глаз, списал это на резкую смену обстановки, взрывной концерт, неудобную кровать в отеле – на что угодно, но только не отсутствие под боком Таканори, который будет до глубокой ночи сидеть в своем телефоне, раздражая его синеватым светом экрана, а затем встанет в семь утра и будет бодро собираться на очередную встречу, хлопая всеми дверьми в квартире. Во вторую ночь, когда все члены Diaura единогласно пошли в бар, Йо-ка, сославшись на усталость, сразу же вернулся в номер и свалился на кровать: теперь он уже ясно понимал, что не хватает ему именно холодного носа Таканори, который вечно утыкался в его шею. – Йо-ка, опять ты недовольный, – Шоя резко остановился, из-за чего дремлющий на ходу вокалист едва в него не впечатался. – Да сколько уже можно?! Если сегодня ты не пойдешь с нами выпить хотя бы бокал пива, я сочту это за личное оскорбление! – В таком случае я использую эту ночь, чтобы придумать достойное извинение, – Йо-ка отшутился, но из-под серого шарфа на Шою смотрели два усталых, покрасневших глаза. – Я устал, лучше вернуть в отель. – Да сколько уже можно! – к басисту Diaura тут же присоединился возмущенный Татсуя. – Мы как брошенная семья без вокалиста, ты как будто отдельно от нас! Йо-ка, у тебя все в порядке? Йо-ка чуть нахмурил брови и спрятал замерзшие руки в карманы: декабрь в этот раз выдался на редкость холодным. Одногруппники, заметив льдинки в его глазах, переглянулись – по крайней мере сейчас Йо-ка с ними разговаривал и даже отшучивался в ответ: бывали времена, когда хмурый вокалист мог днями не проронить ни слова, если дело не касалось концерта или репетиции. Про Йо-ку ходило много слухов и сплетен, но участники Diaura никогда не лезли к мужчине с расспросами про личную жизнь, старательно игнорируя все те жуткие вещи, которые слышали о Йо-ке от других музыкантов. Поэтому сейчас, глядя на вокалиста, такого красивого и вместе с тем будто отстраненного от всего мира, с рассыпавшейся после инстора укладкой и серыми разводами от макияжа под глазами, участники Diaura понимающе замолчали, а Кей даже одернул воинственно настроенного Шою, чтобы тот не выдал ничего лишнего. – Все в порядке, – Йо-ка великодушно вспомнил, что ему задали вопрос. – Просто немного устал, хочу хорошенько отоспаться. Вокалиста Diaura раздражали не столько покрасневшие глаза и помутневшие мысли, сколько ощущение собственного жалкого положения: он так привязался к Таканори, что даже не может уснуть без него, а тот сейчас наверняка только вернулся с ужина в каком-нибудь трендовом ресторане и выбирает, какую маску сделать на ночь. Пару раз за прошедшие дни Йо-ка даже порывался написать что-нибудь Таканори, но видя его равнодушные ответы, только чертыхался и отбрасывал телефон в сторону. Йо-ку раздражала собственная слабость, собственная физическая зависимость от чужого человека, которую он так усиленно пытался отрицать – в собственных глазах-льдинках он выглядел жалким. Почему-то для Таканори у него никогда не находилось подходящих слов: стоило увидеть его лукавую ухмылку, услышать чуть хрипящий голос, полный сарказма, как в голове оставалась пустота – да и Йо-ка не видел необходимости разговаривать. В каких-то моментах они с Таканори были так похожи, что им не требовались слова, а потому вокалист Diaura совсем разучился говорить о своих чувствах: впрочем, выворачивать душу наизнанку и не особо хотелось. Йо-ка всегда считал, что чувства были уделом слабых людей. Ему не хотелось быть слабым, сама мысль о том, что кто-то сможет догадаться о его слабостях, разглядеть реального человека за маской холодного равнодушия пугала мужчину, вынуждая его менять образ за образом, бежать от самого себя – только бы никто не догадался, что он тоже может чувствовать. Прошлой ночью у Йо-ки даже мелькнула шальная мысль вернуться в Токио: на дорогу уйдет всего час, можно будет выспаться с Таканори, а затем с утра пораньше рвануть обратно в Иокогаму – но как объяснить его отсутствие одногруппникам? Впрочем, это было меньшее из зол: гораздо сильнее Йо-ку раздражала ухмылка, которая бы обязательно появилась на губах Таканори, если бы он проделал такой путь, только бы уснуть с ним рядом. Вокалист Diaura даже не мог толком объяснить, что так сильно притягивало его в этом человеке – может быть, его самодостаточность, тот факт, что Таканори всегда был сам по себе, жил по каким-то своим правилам, даже когда весь мир поворачивался к нему спиной. Когда они оба были изгоями, за спинами которых перешептывались, Йо-ка старался не выходить из дома лишний раз и почти не бывать в людных местах, пока Таканори, надменно вскинув подбородок, плевал на чужие перешептывания за спиной. – Йо-ка, ты вообще здесь? – Татсуя помахал рукой перед застывшим лицом вокалиста, но так и не смог привлечь его внимания. – Черт, кажется, тебе правда надо поспать. Дойдешь пешком до отеля или вызвать тебе такси? – Я… Йо-ка попытался сосредоточиться на вопросе, но его взгляд резко съехал куда-то в сторону, как будто одногруппников рядом и не существовало вовсе: к музыкальному магазину, откуда участники Diaura вышли пару минут назад, резко подъехал черный Порше – мужчина знал эту машину слишком хорошо. Пока его одногруппники растерянно смотрели на роскошный автомобиль, появившийся посредине ночи неизвестно откуда, Йо-ка уже отстраненно махнул им рукой, посчитав этот жест достаточным для прощания, и, покачиваясь, будто вот-вот уснет на ходу, двинулся к автомобилю. Когда мужчина скрылся на переднем пассажирском сидении, хлопнув дверью, и черный Порше исчез так же быстро, как и появился, круто вписавшись в поворот, Кей вздохнул, Татсуя растерянно почесал нос, а Шоя возмущенно воскликнул: – И что это, черт возьми, было?! *** – Ты что, приехал прямо из дома? Увидев Таканори, даже холодный Йо-ка не сумел скрыть растерянности: вокалист The Gazette сидел за рулем своего Порше в домашнем черном свитшоте, поверх которого была накинута только куртка, часть его волос была собрана у висков и заплетена в короткий растрепанных хвост сзади – так мужчина ходил только по собственной квартире. Услышав вопрос Йо-ки, Таканори нахмурился, но ничего не ответил. А сам Йо-ка, продолжая искоса разглядывать Таканори, отметил его красные глаза и общий усталый вид: казалось, что водитель Порше сейчас уснет за рулем – вокалист Diaura мгновенно понял, в чем была причина его измотанности. Сердце Йо-ки выкинуло какой-то странный маневр: оно как будто бы подскочило, и причиной был вовсе не очередной поворот, в который Таканори с раздражением вписался так круто, что обоих мужчин занесло вбок. Когда они снова выехали на ровную дорогу, Йо-ка повернулся к вокалисту The Gazette, на этот раз разглядывая его уже в упор и понимая, что тот явно избегает его глаз – до Йо-ки внезапно дошло, что на улице было холодно, а Таканори сидел в одной расстегнутой куртке. – А я думал, это только я такой помешанный, – вокалист Diaura быстро произнес эти слова и стянул огромный шарф, накидывая его на шею Таканори. – Такой помешанный, что уже не могу уснуть без тебя. – В машине работает подогрев, зачем мне твой шарф, – Таканори в ответ только огрызнулся, игнорируя сказанную ранее фразу. Не удержавшись, Йо-ка отвернулся к окну, скрывая невольную улыбку. Им обоим было слишком сложно говорить о своих чувствах, слишком сложно принимать свои слабости, но все-таки он, Йо-ка, однажды уже потерял чуть больше Таканори, поэтому рисковать ему тоже приходилось сильнее. Сказать о бессоннице оказалось сложнее, чем признаться в любви: гордый Таканори до сих пор бессмысленно крутил руль Порше, блуждая по улицам Иокогамы без особой цели – по его нахмуренным бровям и плотно сжатым губам ни один человек бы не догадался, что сердце его наполняется непривычным приятным теплом. В этом сражении Таканори считал себя проигравшим, потому что это он приехал к Йо-ке в Иокогаму, а не наоборот, но вокалист Diaura помог ему выровнять счет, первым признавшись, что тоже не мог уснуть эти два дня. Все это казалось Таканори неправильным, они ведь фактически признали свою зависимость друг от друга, а быть зависимым – это слишком опасно, оба они знали об этом не понаслышке. – Я не помешанный, – неожиданно тихо отозвался Таканори, зарываясь носом в чужой шар с таким знакомым запахом. – Просто привык к тебе и все. Такое случается. Это как простуда. Организм ослабевает, но потом находит силы и борется, все проходит. – Поехали в отель, – Йо-ка слишком устал, чтобы спорить и скрывать улыбку на губах одновременно. – Я ужасно хочу спать. Таканори не стал возражать. Вокалист Diaura по-хозяйски взял его телефон и вбил координаты отеля в навигатор, а затем даже залез в музыку хозяина автомобиля и, просмотрев плейлисты, все-таки выбрал один. Крепко сжимая руль, Таканори чувствовал, что от одного присутствия Йо-ки рядом начинает засыпать – поэтому всю дорогу до отеля им приходилось переговариваться о чем-то незначительном, только бы не уснуть прямо в машине. Сквозь сон это казалось Таканори очень странным – говорить о таких пустяках, как погода в Токио и концерты, когда о самом главном не получалось обмолвиться ни словом: все-таки просто так люди не срываются в другой город посреди ночи. Таканори из последних сил сосредотачивался на дороге, но в мыслях он был совсем далеко отсюда – он раз за разом думал о том, что Йо-ка первым признался в бессоннице, только чтобы его гордость, пострадавшая от того, что именно ему, Таканори, пришлось ехать в Иокогаму, пережила поражение не так позорно. В отеле они быстро прошли ресепшн и оказались в номере Йо-ки – Таканори чуть наморщил нос при виде простенькой комнаты с минималистичным интерьером, но вслух говорить ничего не стал – он привык к более комфортным отелям. Впрочем, хотя бы кровать была достаточно широкой, чтобы разместиться вдвоем. При виде одеяла и подушек, Йо-ка как никогда ощутил, что был готов заснуть на месте прямо в одежде – он даже дернулся в сторону кровати, но Таканори неожиданно крепко схватил его за запястье, не давая сдвинуться с места: вокалист Diaura удивленно обернулся. В тусклом свете отельных ламп Таканори казался особенно уставшим и осунувшимся – он уже снял с себя куртку и шарф, закат по локоть рукава свитшота и заново заправил пряди у висков в хвост на затылке: Йо-ка даже представить не мог, когда он успел все это сделать. – Тебе нужно смыть макияж, – строго сказал Таканори, по привычке хмуря брови. – У тебя под глазами разводы от теней. Это плохо для кожи. Ты что, собрался совсем не умываться? – Нори, да я сейчас усну прямо на полу! Перфекционизм вокалиста The Gazette – вот что всегда сводило Йо-ку с ума. Йо-ка не признавал никаких условностей, жил так, как ему хотелось, воплощал в реальность любое свое желание, пока день Таканори был расписан буквально по минутам, он никогда не отступал от своих привычек, пользовался всеми средствами ухода, даже когда возвращался с репетиции глубокой ночью, читал состав любого блюда, перед выходом из дома мог застрять перед зеркалом на час, чтобы убедиться, что на свитере нет ни шерстинки от Корона, а брюки идеально выглажены – делал все то, от чего Йо-ку выворачивало. Вот и сейчас, пока вокалист Diaura, как бы в знак протеста опустился на хлипкий отельный стул, ощущая, как веки смыкаются, Таканори скрылся в ванной со всеми своими тониками и пенками, которые всегда хранил в машине. Йо-ка только устало вздохнул. Хоть вокалист The Gazette и скрылся за дверью, Йо-ка все равно ощущал его присутствие, его запах, а потому мужчина, сам того не замечая, начал проваливаться в сон, которого ему так не хватало целых два дня. Очнулся вокалист Diaura, когда кто-то резко поднял его подбородок наверх. Он еще ничего не понял, а Таканори, пахнущий мятной зубной пастой и пенкой для умывания, неожиданно сел на его бедра и сосредоточенно выдавил на ватный диск бесцветное средство – Йо-ка так и не успел ничего сказать, когда ватный диск опустился на его лицо. Таканори смывал макияж вокалиста Diaura с подчеркнутой небрежностью, но Йо-ка все равно чувствовал тихую заботу в каждом его движении: непроизвольно он обнял Таканори неслушающимися пальцами. После двух бессонных ночей этот момент казался нереальным, как будто он, Йо-ка, начал бредить – ну неужели сам Таканори приехал к нему в середине ночи, а теперь сидит на его бедрах и смывает макияж? Вокалист The Gazette, ущемленный своим позорным приездом, продолжал молчать, и Йо-ка только рассеянно гладил его по лопаткам самыми кончиками холодных пальцев – удивительно, как много несказанных слов было в этом простом моменте. – Давай скорее спать. Когда со всеми обязательными приготовлениями ко сну в списке Таканори было покончено, Йо-ка просто утянул его в кровать и тут же прижал к себе так крепко, что вокалист The Gazette резко выдохнул, но при этом ничего не сказал – через секунду его нос уже занял привычное положение у шеи Йо-ки. Казалось, что ближе было уже некуда, но они все равно тянулись друг к другу, как бы неудобно это не было. В какой-то момент перед падением на кровать Йо-ка все-таки успел погасить свет, и теперь его бледные руки сцепились за талией Таканори в полной темноте: обычно тот всегда вырывался из такой хватки, но теперь только сильнее прижался к груди вокалиста Diaura – его дыхание буквально обжигало кожу Йо-ки. – Это был какой-то кошмар, – вдруг тихо произнес Таканори, шепча эти слова прямо в пульсирующую артерию на шее мужчины рядом. – За два дня я не спал ни минуты. Лежишь в кровати, как идиот, глаза режет, но заснуть не получается. Я просто… слишком привык к тебе. – Я тоже слишком привык к тебе, – Йо-ка был рад, что Таканори уткнулся в его шею и точно не может видеть глупое выражение его лица. – И так не хотел признавать эту мысль, хотя вчера буквально думал о том, чтобы приехать к тебе в Токио, а рано утром вернуться в Иокогаму. – Это неправильно, – Таканори уже проваливался в глубокий сон, а потому его слова звучали неразборчиво, пока дыхание, наоборот выравнивалось. – Нам нельзя привыкать друг к другу. Это все… неправильно. Вокалисту Diaura очень хотелось сказать еще что-то, ведь ночью признаваться в чувствах было гораздо проще, чем днем, когда приходилось притворяться, что этих чувств нет вовсе, но и он никак не мог бороться со сном. Язык уже не подчинялся Йо-ке, а потому он собрал последние силы, чтобы протянуть к себе Таканори еще ближе: так близко, что их ребра буквально впились друг в друга. Вокалист Diaura терпеть не мог правила, он подчинялся только себе, но одна установка в его жизни все-таки была – вернее, даже не установка, а целая догма, последняя колонна, которая кое-как удерживала своды его реальности и не давала ей рухнуть, превратившись в пыль. Йо-ка знал, что после всего, что случилось в его жизни, ему ни в коем случае нельзя сближаться с людьми, он не может подпустить к себе ни одного человека, чтобы не искалечить сразу две жизни – свою и того, кто окажется настолько неудачливым, чтобы оказаться в ловушке ледяного короля. Только вот с Таканори судьба дала сбой. Нельзя сломать то, что изначально не должно было работать и вообще было расколото вдребезги – так вокалист The Gazette иногда шутил о самом себе. То, что мужчина считал своим недостатком, становилось для Йо-ки его главным достоинством: он мог обнимать Таканори так крепко, как ему хочется, не боясь, что разрушит этого человека – с большей вероятностью Таканори с его пустым взглядом мог разрушить его самого. Вокалисту Diaura казалось, что в самом себе он нашел чуть-чуть Таканори, и они оба боялись даже думать, что произойдет, если две их искореженные личности наложатся друг на друга: скорее всего вместо солнца мир встретит мертвый рассвет. Путаясь в этих мыслях, Йо-ка сонно думал о том, что плевать он хотел на целый мир, как этот мир однажды наплевал на него – засыпая, вокалист Diaura только крепче сжимал хватку на талии Таканори, хоть это и было чертовски неудобно. *** Йо-ка с удовольствием открыл глаза – в комнате из-за задвинутых штор было темно. Вопреки всем шаблонам он отлично помнил события предыдущей ночи, однако Таканори в его объятьях уже не было: вокалист The Gazette лежал на боку к нему спиной, и из-за его плеча виднелся синеватый электрический свет – до Йо-ки мгновенно дошло, что тот наверняка давно проснулся и все это время лежал в тишине, чтобы не разбудить его. Глядя на эту спину с небольшой родинкой под лопаткой, на скрытые витиеватыми татуировками руками, на рассыпавшиеся по подушке чуть вьющиеся карамельные пряди, Йо-ка думал обо всем подряд: как Таканори приехал к нему ночью, как, умирая от усталости, сидел на его бедрах и смывал макияж, как сейчас он лежал в тишине несколько часов, чтобы не разбудить вокалиста Diaura. Йо-ка ощутил прилив предельно странного чувства, чувства, которое он давно забыл – в его заледеневшем сердце уже не осталось места для нежности. Прошло столько времени, но Йо-ка только сейчас осознал, что все эти мелочи были проявлением любви: пусть и не такой, к какой он привык. Вокалист Diaura знал только вспыльчивую, эксцентричную любовь, он привык, когда о чувствах кричат, когда сыплют жаркими признаниями, когда в любви признаются, разбивая всю посуду в доме, а затем мирятся до рассвета – все это оставалось в его памяти. Любовь Таканори была совсем другой, она была тихая, почти незаметная. Мужчина никогда не говорил о своих чувствах вслух, он вообще предпочитал молчать – он был помешан на самом себе, на своем комфорте и сочетании цветов в гардеробе. Романтичному свиданию на рассвете Таканори предпочитал ужин в дорогом ресторане, в котором Йо-ка неизменно скучал, на попытки вокалиста Diaura проявить заботу он отвечал надменным сарказмом и никогда не бросался в объятья первым. Они говорили, что не нужны друг другу, просто вовремя оказались рядом, и Таканори всячески подчеркивал, что ему эта связь не нужна особенно. Однако он всегда готовил для Йо-ки его любимый завтрак, несмотря на то, что этот завтрак из жареных яиц и бекона составлял почти суточную норму тщательно рассчитанной калорийности Таканори, он помогал ему найти ночной крем и пенку для умывания, в которых Йо-ка не понимал совсем ничего, Таканори мог даже отложить все свои дела, чтобы помочь вокалисту Diaura выбрать рубашку для важного мероприятия. Иногда, когда Йо-ка подолгу сидел с текстами для новых песен, застряв на одном единственном слове, Таканори, просто проходя мимо и заглянув за его плечо, с легкостью подбирал это самое слово, и оно было именно таким, каким представлялось вокалисту Diaura где-то на бессознательном уровне. Впрочем, Йо-ка тоже не оставался в долгу. Иногда ему казалось, что собственное ледяное сердце невозможно растопить даже самой яркой вспышкой: это было абсолютной правдой, но и Таканори не был яркой вспышкой – он был едва ощутимым, приятным теплом, которое подтачивало острые края глыбы изо льда. Йо-ка никогда ни к кому не привязывался, он ощущал лишь мимолетное влечение, о котором мог забыть и через пару часов, но к Таканори ему хотелось возвращаться день за днем – даже если тот был чем-то занят и встречал его своим хмурым взглядом. Йо-ка привык, что все внимание всегда было сосредоточено на нем, и он никак не мог понять, почему вокалист The Gazette мог игнорировать его весь вечер, будучи занятым дизайном нового мерча или просмотром простого фильма. Йо-ка мог даже просто наблюдать за тем, как Таканори, лежа в кровати, читает какую-нибудь книгу, содержание которого вокалиста Diaura совсем не интересовало: ему было гораздо важнее, как строчки неизвестной истории складываются в сознании этого человека. Йо-ке было плевать, какая модель ботинок будет в моде этим летом, но он обязательно спрашивал это у Таканори, зная, что тому будет приятно. И они оба не осознавали всех этих мелочей, принимая их как должное, пока им не пришлось всего лишь расстаться на пару ночей – продолжая внимательно рассматривать спину Таканори, Йо-ка думал о том, что когда-то и представить не мог, что не сможет уснуть без этого низкого, чуть надменного голоса над ухом. Ему безумно сильно захотелось рассказать Таканори обо всех мыслях, что пронеслись у него в голове за последние несколько минут, но вокалист Diaura знал, что тот только усмехнется и искоса посмотрит на него, но ничего не скажет в ответ – только на выходе из отеля остановит Йо-ку и будет долго расправлять его объемный шарф, пока Йо-ка не рассмеется и не перекинет шарф на его шею. И в конце концов вокалист Diaura все-таки не удержался. Однако, стоило ему открыть рот, Таканори, обладавший идеальным слухом и давно догадавшийся, что Йо-ка проснулся, спокойно произнес: – Не говори ничего. Не порти момент. – Матсумото Таканори, – Йо-ка прошептал эти два слова прямо в чужую шею, ему очень нравилось произносить имя вокалиста The Gazette полностью, как будто это давало ему право обладать этим человеком, наслаждаться им отдельно от всего мира. – Я не знаю, чего я хочу больше: вкусного завтрака или только тебя. От этого шепота в затылок кожа Таканори невольно покрылась мурашками, и ему все-таки пришлось обернуться, чтобы буквально столкнуться нос к носу с Йо-кой – какое-то время они просто лежали так, глядя друг другу в глаза: им не казалось, что все это будет навсегда, им хватало настоящего момента. Позволив себе излишнюю искренность, Йо-ка опустил холодную ладонь на лицо Таканори, легко гладя его по щеке большим пальцем – тот невольно прижался к нему еще ближе, хотя спокойное выражение его глаз ни капли не изменилось. Вокалист Diaura даже не понял, в какой момент Таканори изменил положение и снова оказался на его бедрах, как это было прошлым вечером: подавшись вперед, мужчина наклонился к лицу Йо-ки и насмешливо произнес: – Сначала можешь захотеть меня. А потом мы вместе подумаем, где здесь позавтракать.