Путь Солнца

Все начинается с нескольких слов. Небрежных и оскорбительных; темных, как взгляд Фалон’Дина под оскаленной маской. Тени за его спиной клубятся гуще, обретают форму. Духи и элвен, они стоят на коленях, они не смеют поднять головы в его присутствии. Фалон’Дин усмехается: может, мне стоит научить тебя править? Ты забываешься, холодно говорит мой господин. Его гнев разгорается в нас, стоящих за его спиной и отмеченных его волей; солнечный огонь, не знающий пощады. Ты забыл свое место, говорит мой господин. Фалон’Дин смеется шелестящим многоголосым эхом. Я помню, каким он был на последней войне, безжалостный темный рой, сотканный из отчаяния и мора. Летящие знамена его когорт, острый росчерк черного на белом; тысячи тысяч воинов, выкликающих его имя в бою, призывающих его силу. Я помню, как отступали перед ним самые опасные из наших врагов, как падали их крепости под ошеломительной дерзостью его атак. Друг Мёртвых, называли его, потому что после битвы с ним не оставалось живых. Мой господин не отводит взгляд, и холодный огонь в моей груди разгорается сильнее. Я чувствую, как обжигает кожу валласлин, как жадно поёт под ладонью пока еще не призванный клинок. Рядом со мной десяток верных, и еще сотни придут, услышав зов. Мы на земле Фалон’Дина, но нет преград для солнечного света, как нет их для духа возмездия. Я жду приказа. Митал-Справедливость бесшумно выступает из теней. Ее одежды сотканы из воды и ветра, вышиты лириумными рунами. Она приходит в облике женщины, что привычен смертным, без эскорта слуг и воинов, без могучих крыльев за спиной. Ее истине не требуется подтверждение. У Митал нет ни утонченной красоты Силейз, ни неистовой страсти Андруил-Охотницы, но в ее взгляде — право, которому покоряются и Силейз и Андруил, и даже мой господин молчит, усмиряя свой гнев. Она говорит тихо, но ее голос слышат все. Нет нужды проливать кровь Народа, говорит Митал; или вы хотите услужить нашим врагам? Время для войны еще наступит. Но сейчас и здесь пусть защитники решат ваш спор. Я смотрю, как, помедлив, согласно наклоняет голову Фалон’Дин. Я чувствую, как мой господин зовет меня. Я выхожу вперед. Мой противник отражением замирает напротив, его взгляд — непроницаемая сталь. Чужое имя звенит льдом; Эйр’Дин, первый на Пути Смерти. Тень проявляет его боевой доспех, черный, как сама бездна, выписывает узорное плетение лириумных гербов на нагруднике, родовой знак клана Элварман под знаком Фалон’Дина. Я знаю эти гербы слишком хорошо: сотни лет наши знамена поднимались рядом. Но мы идем разными Путями, и воля господина — превыше всего. Мы наклоняем головы в знак уважения. Мы объявляем свои имена и свои титулы, мы призываем духов доблести и благородной битвы быть свидетелями. Они приходят охотно, смыкают ряды, и воздух рябит от невидимой силы. Поединок равных — древняя и гордая традиция Народа; судить его — большая честь. Я рад, что мой господин согласился с Митал. Тень расходится от нас волнами, словно от брошенного в воду камня. Травы сплетаются, вырастают в резные каменные колонны, обозначая рубежи поражения, земля взбухает горным хребтом. Знамена рвутся на ветру: золотой круг и очертание черных крыльев. Мы остаемся вдвоем, мы у самого неба, и нить горизонта раскалена добела. Под нашими ногами снег, и в десяти шагах — бездонная пропасть; солнце горит на лезвии моего меча, и тень за чужой спиной скалится холодно и жестко: ну же, давай. Три удара сердца мы стоим друг напротив друга. На четвертый я наношу удар. Сталь звенит, встречая сталь. Я знаю этот меч и высеченные у гарды боевые руны, это ковка Джуна, воплощенная смерть. Я помню, как он рассекал равно камень и лириум, помню, как падали перед ним мятежные духи, как расступались темные завесы чар. Но мой клинок закален в солнечном огне, и он выдерживает. Мы не умеем отступать, мы были рождены войной — той обезумевшей жестокой войной, где мой господин принял в себя гнев возмездия ради своего Народа. Свет танцует с тьмой, рассыпая на снегу золото и черный пепел. Мы вдыхаем Тень, и с ней скорость северных ветров, и с ней — силу, от которой вздрагивают горы. Пространство и время растягиваются в бесконечность битвы — и рвутся. Прошлое и будущее, правда и ложь меняются местами. Прошлого и будущего больше нет. Я трачу десятилетия за право сделать один-единственный шаг. Я отражаю атаки Эйр’Дина до того, как он начинает двигаться. Сталь поет, встречая сталь. Дважды я не успеваю уклониться; его клинок вскользь задевает уязвимое плечо, там, где сходятся пластины брони. Эйр’Дин смотрит на бурые пятна на снегу и усмехается сухо: это все, что ты можешь? От отступает на шаг; у его ног вьются темные тени, жадные до крови и силы, и я поднимаю клинок. Солнце течет по кромке лезвия мне на руки. Я знаю, кто победит. Мне никогда не сравниться с ним в искусстве Тени. Путь Смерти позволяет спускаться в самые ее бездны, туда, где бытие и сознание определяется волей; туда, где весь мир становится лишь отражением намерения смотрящего. Даже духи не смеют уходить так далеко, опасаясь потерять себя в бесконечном изменении. Нет среди Народа никого, кто постиг бы суть Тени лучше Друга Мёртвых, а Эйр’Дин — первый из его жрецов. Но сотни лет назад мой господин принял в себя гнев всего Народа. Каждый, кто узнал боль утраты; кто шел в первых рядах, ведомый холодной местью; кто бил насмерть, упиваясь страхом врага; кто не смог смириться с истиной Митал, — из всех времен и со всех земель они призывают моего господина. Из всех времен и со всех земель я слышу их волю. Гнев Народа воплощается во мне беспощадным огнем возмездия. Я делаю шаг навстречу черным теням и позволяю солнцу вырваться наружу. Эйр’Дин умирает молча, в последний момент не успев выставить блок: сверкающий росчерк стали вспарывает ему горло. Замерев на выдохе, я отвожу клинок в ритуальном жесте уважения и, отступив, наклоняю голову. Да будет милостив к тебе твой господин. Пространство и время постепенно успокаиваются, возвращаются к привычному бегу событий. Их тяжесть на мгновение кажется почти неподъемной: обернувшись Тенью, мы успели прожить сотню лет в танце стали и чар, и теперь каждый вдох ломает ребра. Но поединок равных был завершен, и спор решен кровью. Я знаю, даже Фалон’Дин не посмеет нарушить его условия. Я вижу, как духи доблести и битвы слетаются ближе, многоголосым хором выкликая имя победителя. Эльгарнан, звенят их голоса. Эльгарнан! Гнев уходит, остывает внутри меня, оставляя лишь тонкую связующую нить валласлина, солнечный луч на кромке меча. Я поднимаю знамя, и шелк льется золотом мне на руки. Помедлив, склоняет голову Фалон’Дин, пряча под маской кривую холодную усмешку. Хорошая битва, говорит он, и достойная победа. В его голосе — ложь, и мой господин слышит, но не говорит ничего, отворачивается и коротким взмахом руки отсылает своих людей. Победитель, он может позволить себе щедрость одной уступки. Мир слишком непрочен, а дань возмездия была выплачена сполна. Тень расступается, пропуская Митал-Справедливость. Она смотрит сквозь меня, сквозь витки времени, на каждое мгновение из ста лет нашего поединка. О них будут помнить, говорит Митал.