Сборник миниатюр. Пейринги на любой вкус

— Что рассматриваешь? — Даа.. фигня. Там опять тебя с Чонгуком нарисовали. Красиво, кстати. — Арми талантливые. — Да. Чимин молчит, через плечо рассматривает картинку: сделано очень хорошо, среди Арми и правда много талантов. Расстраивает, что не все растут с бантани. Не все понимают, что мальчики выросли, подростковые шалости и резкости остались в прошлом. — Я здесь такой... Дерзкий? И какой-то молодой, что ли. — Как будто сейчас ты старый! — Хосок фыркает. — Удивительно, кстати, что не с Юнги. — Спасибо, что не с Тэхёном. — Надоело? — Хосок хохочет, и укладывается на кровать. В окно просовывает щупальца освещения вездесущая Эйфелева башня, а зимний Париж такой же неугомонный, как осенний. — Хорошо, что мы выросли, Чимини. Мне нравится. Нравится, что я хочу комфортную кровать и получаю её. Хочу нормальный континентальный завтрак и получаю его. Хочу один на двоих номер с моим любимым человеком, и получаю его. — Потому что это Европа? — Чимин устраивается рядом. — Нет. Потому что я больше не прошу. Мы не просим. Мы ставим условия. Чимин хмыкает. — Было одновременно забавно и досадно лететь разными рейсами. Хосок осторожно прижимает его к себе, устраивает, как всегда, комфортно, на плече и по волосам гладит. — Ну... Слухи пошли ещё с релиза твоего альбома. — Спасибо, что прилетел тогда. Я горжусь тем, что ты выбрал меня. Чимин улыбается. Все эти годы, безумные, сумасшедшие, ненормальные, восхитительные, лучшие — Хосок был рядом. Он всегда поддержит. Пожалуй, доверие — это то, что не вызывает сомнений в их семёрке. Они могут драться из-за пельменей, но знают: спина прикрыта всегда. Всегда. Можно падать, и Чимин как-то почти упал, и Тэхён падал — в бездну хейта, страха, боли, отчаяния, когда кажется, что ты - ничтожество и все, что ты делаешь — неправильно. Первым это падение ощутил как раз Хосок. Первый хейт. Сразу, еще до всего, до популярности, до того, как его рассмотрели. Тогда все шестеро отказались быть 7-1, когда в компании всерьез думали, что Хоши нужно убрать. Каждый из них подходил к краю этой бездны, кто-то даже соскальзывал, но его всегда, всегда ловили, держали на руках столько, сколько это нужно, закрывали собой, не давали в обиду. 7-1=0. Потому что нельзя никого убрать. Хосок понимает: ладонь сжал. — Я ему звонил, когда можно было. Хён в порядке. — они всегда хранят место за своим. Как для Юнги. Теперь для Джин-хёна. И предстоит ещё шесть раз. — Отлично. — Чимин смотрит в потолок. — Длинные дни. Мне не хватает времени на сон. Завтра буду, как пельмешка... — Моя любимая пельмешка. Ты всегда выглядишь замечательно. Потому что я знаю всю твою рутину. Чимин смеётся: — Примешь душ со мной несмотря ни на что? — Если я откажусь, ты решишь, что я старею? — Хосок притворно вздыхает, пыхтит, возмущается. — Конечно! — хохочет Пак, и несётся в душ. Им не хочется провоцировать. Надоел фансервис. Утомили те, кто что-то требует, обвиняет и обличает. Хочется простого и человеческого. Чимин улыбается. Он так рад тому, что можно быть здесь, в тишине и покое, без докучливых всех!.. Хосок держит за руку и смотрит в макушку, пока они засыпают после долгого дня. Не хочется больше ничего — только касаться друг друга, хоть как — мизинцами, макушкими, ногами, руками, изредка посылая пинг: — Borahae... И получая понг: — И я люблю тебя. Очень.