cropped

Он снимает свитер, — и, блядский боже, Дракену от этого до сих пор немного смешно. На людях он, конечно, будет до собственных кровавых слюней доказывать полное право Майки носить любую хуйню, которую ему хочется, — но наедине можно и поржать. Ну, потому что, правда смешно. Сано иногда таскает на себе обрезанную борцовку, — сверкает голым животом, а, если поднимет руки, то и грудью. Выглядит он при этом дурацко, — но красиво до одури. Эстетика долбоебов, хули. Красивее, конечно, было бы, если бы он вообще ничего не надевал: у Майки охуенный пресс. Ну, правда. Не то что бы Кен залипал на парней. Не то что бы он рефлексировал, схуя ему иногда хочется передернуть, думая о Майки в этой ебланской обрезанной борцовке, которая из сакрального смысла несет только «да красиво же. я сказал, красиво, значит красиво, и мне похуй, что у тебя нет вкуса» и «ну а схрена мне голым ходить, я такое не люблю». Ходить как еблан, тем не менее, Майки любил. Дракен уже заебался. Ну потому что невозможно это. Потому что Майки, идиот инфантильный, именно с ним, — инфантильный идиот. Потому что, когда они дома, он просится на руки и вопит, чтобы ему сварили горячий шоколад, — а потом не пьет, потому что «Кен-чин, ну горячо же, ты меня убить пытаешься?». Потому что потом ему прилетает пяткой в лицо, — скорее шутя, Дракену не больно даже, видимо, за годы дружбы ебальник атрофировался почти полностью, поэтому он вроде как, ну, не против. Он Майки может в ответ пизды выписать, он ему пизды выписывает, и они катаются по полу и кидают друг в друга всем, что под руку попадается, пока горячий шоколад не становится идеально тёплым для Сано. И Дракен именно в этот момент чувствует, что заебался. Потому что горячий шоколад с, прости господи, зефирками (розовыми, блять, обязательно, они же так сильно отличаются по вкусу) пьют у него на руках. Потому что Майки инфантильным идиотом резко становится, когда за ними закрываются двери. Потому что его потная поясница, нахуй, абсолютно голая, — прижимается к животу Дракена, и не дай бог на нем еще раз задерется кофта. Он же, блять, не выдержит. Он же, нахуй, снова себе сотрет член так, что неприятно будет надевать белье после душа. Стер бы и ладонь, но они у него мозолистые и, в принципе, пуленепробиваемые иногда. Радует только, что Майки так не ходит по улице. Ну, не на постоянной основе. В жару пару раз стягивал с себя свитер и при пацанах тоже, и Дракену было трудно удержать невозмутимый ебальник, — как и парням, кстати, которые со смеху покатились тут же. «Ты как девочка», — мразотно заржал кто-то. Майки не обиделся. «А что плохого в девочках?» — нахмурился он. «Девочки классные. Вспомните Хину и попробуйте как-нибудь ее разозлить, зубы будете собирать по асфальту». Возразить никто не смог. Попытки, конечно, были, но ровно до тех пор, пока на них взгляд Дракена не падал, — после него все почему-то разом решали, что быть «как девочка», в общем-то, неплохо. Кен тоже не считает это оскорблением. Раньше его регулярно пытались так подъебать, — ну, когда он еще не вымахал до роста ебучего громилы, — потому что во внешности можно было зацепиться, в первую очередь, за длинные волосы и татуировку. За волосы ему нет-нет да прилетало что-то язвительное, — ну, по пиздюковке. Когда он еще летел сразу с кулаками. Когда недостаточно было выразительного взгляда и косой ухмылки, чтобы у кого угодно булки поджались. Кен не считает это оскорблением, но когда Майки завязывает из растрепанной челки хвостик резинкой, блять, с бантиком, он ничего не может с собой поделать. Он ржет, как ебанутый, над глупым лицом Сано, у которого остались коричневатые усики от какао (своих-то нет, это Дракен затрахался каждое утро насиловать морду бритвой), на голове этот дебильный желтый бантик, господи, пусть это будет резинка Эммы, пусть этот еблан купил ее не сам, а на теле… Еб твою мать, кроп-топ. Эта ужасная обрезанная борцовка, из-под которой видно не только точеный пресс, но и ебучую дорожку светлых волос от пупка к паху. Дракену так плохо станет. Еще пару секунд посмотрит и точно ебнется, — это одновременно смешно и красиво. И заводит пиздец, да. Заводит так, что появляется ощущение, будто его под дых ударили, — потому что дышать внезапно нихуя не получается, и приходится в голове себе приговаривать: «вдох-выдох, вдох-выдох, давай, чмо великанское, вдох-выдох, думай о вечном, вдох-выдох, уебище, вдох-выдох». Он все равно сбивается. Майки предлагает поиграть в иксбокс, новенькую, еще пахнущую заводом, не то что пердящая на ладан сега, которую они же и разъебали и потом каким-то хером починили. Не согласиться тут трудно, — иначе придется смотреть на него вплотную еще пару минут минимум, пока Дракен не придумает, чем занять себе голову. Чем угодно, только бы не милипиздрической по сравнению с Кеном талией и кубиками пресса с бледными рыжеватыми родинками и ебучей дорожкой волос. Они, нахуй, слегка вьются и выглядят очень мягкими. Почему-то это кажется милым. Майки весь кажется ему милым, даже когда он капризничает и требует сию же секунду дать ему себя укусить. Даже когда одет, как шут пидорский. Даже когда людей до полусмерти пиздит, он, блять, милый, потому что, ну серьезно, тапку терять посреди важнейшего боя в истории Тосвы, а потом ковылять подраненной собакой, потому что ободрал пятки? Майки милый. И когда ему насрать на уже, кажется, красное от возбуждения лицо Кена, тоже, поэтому ему можно простить то, что он снова садится к нему на колени и ерзает, как самая ебаная глиста на свете, пытаясь пристроиться так, чтобы ему было удобно, при этом напрочь забывая, что у его живого кресла тоже есть нервные окончания, и в хуе тоже, господи, дай Дракену сил не прибить его или не выебать. Ну потому что братанов не ебут. Вроде как. Кен, конечно, никаких исследований не проводил и соцопросов не делал, но ему так казалось. Он попытался представить ебущихся Баджи с Чифую, — и захотелось блевануть. Не-не, братанов не ебут. Но хочется пиздец. Поэтому, когда Сано морозит некоторую хуйню, Дракен думает, что ослышался, и даже переспрашивает. И Майки повторяет. Слово в слово, но с ебалом таким, будто бы его заставили сожрать килограмм васаби. Дракен сам виноват. Дебильный бантик щекотал ему нос, и он сказал что-то про то, что Майки перегибает, — в плане, реально как девка выглядит. И плохого в этом ничего нет, да-да-да, просто странно это. Ну, Майки же их главарь. Он серьезным вроде как должен быть. Дракен сам виноват, потому что после этих слов он сует Манджиро лапищи под борцовку, — ту самую, с которой ему плохо, ага, — и мацает за грудь, как тискал Эмму, когда она была в настроении и позволяла. Чувство юмора у него иногда идиотское. И он ждет шутливой драки. Ждет ответной подъебки, гейской шутки, господи ты боже, хоть вполне реального скандала, потому что Майки его хоть и любит, а что еще важнее, — уважает, — но иногда этот коротышка непредсказуемый. Ждет кулака в нос и хруста костей, когда Майки оборачивается и смотрит на него ужасно серьезными глазами, будто бы они сейчас при всей банде, — ему уже похуй, вот честно, ему столько раз ломали нос, что он уже считать бросил и такой перспективы не боится, — ну, начал храпеть из-за этого, как медведь, но хрен кто пожалуется. Он ждет чего угодно, но не смешка и того, что Майки скажет некоторую хуйню, от которой Кен потеет моментально и всем телом, да так сильно, что ему кажется, что он подохнет сейчас от обезвоживания. У него даже жопа взмокает, ей-богу. — Ну так вылижи меня, как девочку, — говорит Майки. — Раз ты не можешь перестать об этом думать. Ты же лизал девочкам когда-нибудь? Кен, вообще-то, лизал. И ему нравилось даже, — но от ахуя он корчит на лице какую-то непонятную мину, типа фу, как ты такое вообще сказать смог, за что Майки его тут же нарекает самым последним мудаком. — Тебе же хуй сосали, — продолжает Сано. — И это тебе, типа, нормально. А в ответ приятное сделать, — ты не задумывался? — То есть, если я, как ты мне предлагаешь, тебя вылижу, ты будешь должен мне отсосать? — У тебя кишка тонка, Кен-чин, — серьезно говорит Майки, — столько времени об меня трешься при первой возможности, а так сказать ничего и не смог. Думаешь, я совсем слепой? Дракену плохо, что пиздец. Было бы проще, если бы его полиция скрутила, — признаться труда бы не составило, будь он правда виноват, но сейчас рот хрен раскроешь, — ощущается это так же, как когда ему сломали челюсть. — Я не против потрахаться, — продолжает Майки, и лучше нихуя не становится. — Если ты не будешь в сексе эгоистичным мудаком. Дракен хочет заорать, что братанов не ебут, мерзко это и вообще, как они друг другу в глаза смотреть потом будут, а еще хочет доебаться, с кем еще из пацанов Сано спал, раз так спокойно об этом говорит, а еще сильнее хочется задать идиотский вопрос: что он, блять, в виду имеет, когда говорит про «вылизать»? В жопу ему, что ли, язык засунуть, — если так, то Майки сейчас со всеми выебонами из окна вылетит, даром, что они у него дома. Дракен очень хочет заорать. Но под серьезным взглядом темных глаз он только сглатывает шумно и говорит: — Не буду я мудаком. Я вообще, блять, мудаком никогда не был с теми, с кем трахался. Майки скатывается с его колен, вертится ужом, чтобы сесть на диване рядом, — ему так удобнее плавить Кена взглядом. Дракен очень хочет заорать. Но вместо этого из него лезут слова, которые говорить он не планировал: — Расскажешь, как ты хочешь? А потом еще: — Ну, может ты что-то особенное любишь? Или наоборот что-то лучше не делать. Дракену, блять, плохо. У него сердце ебашит какие-то национальные марсианские гимны, а скулы горят, — он наверняка краснющий, и надо выдать Сано премию за то, что он это не комментирует. Майки, кажется, вообще не волнуется. Майки смотрит на него, слегка склонив голову к плечу, и очень внимательно фиксирует в памяти вселенский ахуй своего личного громилы: то ли из сентиментальности, то ли набираясь сеансу для дальнейших подъебок к месту и не. — Не знаю, Кен-чин, я никогда не пробовал с парнями, — спокойно говорит он, — но тебе, вроде как, нравится, когда я немного женственный. Так вылижи меня, — тебе должно вкатить. — А что должно вкатить тебе? — Кончить тебе в рот, — пожимает плечами Манджиро. — И это я еще мудак? — вскипает Дракен, но его осаживает жесткая ладонь, впечатавшаяся ему в губы. — Я же не глотать прошу. Хотя я могу проглотить, если ты попросишь. Мне вообще не сложно, если ты захочешь. Заорать все еще хочется, а еще хочется сию же секунду почувствовать, как Майки будет глотать, не вынимая его члена изо рта, — должно быть пиздец охуенно по ощущениям, — но он старается об этом не думать, чтобы не обкончать штаны, — вот это вот ему точно будут припоминать. Сано вообще гнида та еще, он помнит абсолютно все косяки, но не палит этого, — может месяцами молчать и изображать тотальную амнезию, чтобы потом в выгодный момент это припомнить: он же хренов карликовый манипулятор, что с него еще взять. Вообще это страшно, — как минимум потому, что Майки выглядит так, будто бы решил все уже сто лет назад, только Дракен оказался тупым ебланом, который трусливо отмалчивался, — хотя попробуй тут скажи, когда тебя гипотетически за такое и убить могут: они хоть и в разных весовых категориях, но Сано же ебашится, как черт, если надо. Драться за свою правду при ссорах с ним не страшно, они сколько ни пиздились, все равно выходила ничья, страшно было бы огребать за то, что правда провинился и признаешь это: Дракен бы сам ебало подставил и наклонился бы, чтобы Майки было удобнее. Как максимум становится жутко еще и потому, что Кену правда вкатывает, когда Майки не господин-суровое-табло, а вот такой вот придурок: с бантиком, в уродской борцовке и «Кен-чин, отнеси меня на кухню». Отнеси, блять. Два метра же сам ну никак не пройдет. И хрен знает, дело ли тут в ебланских шмотках и капризах, в том, что у Дракена крышу снесло, и он его за девочку держит, или же в том, что он безусловным доверием и снятием масок хулиганского полубога проникается до дрожи в печенках. Но на каждом «вылижи» внутренности у него делают кульбит, как на мертвой петле на американских горках, а член пульсирует так, что яйца начинают болеть. Ему, кажется, реально нравится эта идея. Трогать Майки немного боязно, — как драться, так его и швырнуть не жалко было, но сейчас почему-то руки дрожат от предвкушения и какого-то сложносоставного напряжения: Сано кажется совсем крохотным и фарфоровым, только раньше ты этого, дубина, нихуя не замечал. Не сломать бы только. Это, блять, странно. Майки столько говна уже пережил, столько раз мог сломаться, — руками того же Дракена, — а он только сейчас начинает думать о том, как бы коснуться его так, чтобы не смять тонкие кости в ладони. Это странно, потому что изначально ничего такого быть и не должно было быть. Потому что братанов не ебут, с братанами район отстаивают, на байках гоняют и пиво по вечерам посасывают. На братанов не передергивают по вечерам и не думают, как круто было бы спустить во влажный горячий рот. Потому что твой кореш и партнер в сексе, — это два человека, разных, блять, и с ними вести себя надо по-разному. Майки так, кажется, не считает. Он вообще сам всю эту хуйню начал, сам возбудил до красной пелены перед глазами, сам тянет руки ко взмокшей крепкой шее и приподнимается на коленях, чтобы было удобнее обхватить его за талию и вернуть к Кену на колени. Пиздец. Его буквально можно поднять на вытянутых руках. Сано падла та еще, потому что на коленях у Кена чувствует себя явно на своем месте, и упирающийся в него член его не смущает ни капельки, — он на нем ерзает и, блять, трется своим, напряженно и глухо стонет, господи, дай Дракену сил, потому что он реально позорнейшим образом кончит в штаны вот прямо сейчас, и дело тут не в трении через одежду. У него кровь в ушах стучит набатом просто от ощущения чужой кожи под пальцами. Просто от того, что он может большим пальцем огладить рельеф чужого живота и соскользнуть на эту блядюжную дорожку волос в самом его низу. Они правда мягкие. Шелковые почти. Вдох-выдох, дубина, и лицо попроще. — Ты целуешься? — шепчет Майки, придвигаясь вплотную к его лицу. Глаза у него бешеные и маслянисто блестят. — В плане, ты не будешь против, если я поцелую тебя? Дракен не знает. В его фантазиях до сегодняшнего дня Майки просто, ну, был. Не трогал его, не целовал, не смотрел, как Кен дрочит. Его заводила скорее сама мысль, что Майки весь такой охуительный, что пиздец, — и пресс у него смотрится восхитительным монолитом, непонятно как сочетающимся с маленькими габаритами. И что его можно на руки брать, — он, конечно, ворчал, но на самом деле был готов драться за возможность таскать Сано. — Кен-чин, — зовет его Майки. — Ты меня слышишь? Его шепот кипятком обтекает шею, шпарит. Вместо ответа он запускает руку в, — блять, он сдохнет сейчас, — абсолютно шелковые волосы, чтобы повернуть лицо Сано к себе. И не решается. Дышит, будто бы кросс махнул на рекордных скоростях, Майки прямо в губы, а дальше, — страшно, вот этот самый миллиметр, уже давно заполненный их дыханием, кажется пропастью. Майки разрывает ее сам. Дракену определенно нравится с ним целоваться. Ему пиздец как нравится ощущение шершавых губ на своих и жар, исходящий от этого придурка, нравится то, как он навалился на него грудью и обхватил шею руками. Член Майки прижимается к его животу, и он, блять, вообще не осознает того, как трется об него, и Дракену пиздец, кажется, так наступит, потому что Сано постанывает ему в рот и ерзает, ища больше контакта. — Привстань, — командует Кен, и Майки, — а что, так можно было? — слушается в ту же секунду. У него потерянный вид и ебальник абсолютно полностью красный, и он даже не понимает, что Дракен делает: только когда его белье приспускается вниз, зацепляется под яйцами, он судорожно попискивает, — господи, идиот, и звуки он издает идиотские. Дрочить другому чуваку странно. Кен с непривычки чуть не выворачивает запястье, но ему так похуй, потому что мозги стали совсем ватные, а у Майки член не то что влажный, — он, блять, наглухо мокрый и мажет ему ладонь вязким и теплым. Он так ебнется. Точно ебнется, потому что Майки скулит ему в рот, как сумасшедший, кусает его губы до крови и толкается в руку. Потому что он буквально сидит на его члене, распластавшись Дракену по всему телу, не совсем способный контролировать себя, потому что у Сано ноги разъехались, и выглядит это просто пиздец как горячо. — Укуси меня, пожалуйста, блять, укуси меня, — заполошно шепчет он, и голос его дрожит на каждом слове и срывается на хрип. — Давай, Кен-чин, ну пожалуйста. Дракен пытается не думать. Не думать о том, что вообще происходит, какого хуя Майки так развозит от дрочки, — ну не такая феноменальная у него рука, вот серьезно, не должно его так трясти, — а еще о том, что Майки, кажется, пиздец извращенец. Кен никогда не хотел, чтобы его укусили, — разрешал, да тому же Майки разрешал, но только потому, что Сано — придурок, и, что еще важнее, его придурок. Но он кусает. Прикусывает аккуратно тонкую ключицу, тоже, блять, покрасневшую, — Майки красный и потный весь от лба и до груди, растрепанный, как черт, и смотреть невыносимо на это безобразие, — Дракен уже хочет начать думать о мертвых щенках или чем-то типа того, чтобы идти домой хотя бы в наполовину сухих трусах, — и Майки захлебывается стоном, будто бы ему сосет одновременно минимум пятнадцать топ-моделей. Ему, блять, это реально нравится, потому что его пробирает дрожью до самой макушки. И Дракен кусает его еще раз, — где-то на стыке плеча и шеи, во вспухшую венку, да так, что во рту появляется знакомый металлический привкус, — и Майки, блять, на нем голос срывает и, кажется, начинает реветь, господи, он и трахается, как ебанутый, гребанный карликовый идиот, ебучий боже, он реально расплакался, видимо, Кен все же перестарался. Только в случае с Майки все гораздо ебаней. Первой доходит мысль о том, что вся рука у него в сперме, как и футболка, как и штаны и даже немного обивка дивана. А потом, — ну да, Манджиро Сано плачет от боли. Забавное предположение. Но, — Манджиро Сано ебаный изврат, который кончает от укусов и плачет от оргазма, полученного от руки лучшего друга. Пиздец. Справедливости ради, — Дракен тоже чувствует себя на грани, — не столько от трущейся об него задницы, сколько от вида Майки, сидящего на нем с немного поломанным разъебанным видом. — Еще, — хмыкает он. — Я хочу тебя еще. Дракен не может сделать ни вдоха. Ну, потому что это пиздец. Потому что его член в штанах ноет, а сердцебиение отдается пульсацией во всем теле только потому, что Сано дергано снимает с себя спортивки и белье, откидывает их на пол некрасивым комком и призывно раскидывает ноги, откинувшись на диван. Кен сглатывает. У Майки до ужаса красивые тонкие голени, и, блять. Растяжка хорошая. Рюгуджи никогда не думал о ней в таком ключе, только ржал иногда с того, в каких позах Майки тянется по утрам, — чисто пьяная лягушка на льду, присевшая просраться в прорубь. Но сейчас он раскидывает ноги до жути широко, и Кен краснеет даже кончиками ушей, — он чувствует, как они горят, и, кажется, скоро начнут плавиться, стекать на пол вонючей кожной массой, потому что Майки невозможный, Майки до дрожи… красивый? Дракен не хочет признаваться себе, но его член дергается от вида разведенных бедер, тонкой голени, закинутой на спинку дивана и небольшого члена, мягко лежащего на животе в потеках спермы. Его мозг выдает картинку, что её можно было бы слизать, и от этого на удивление не тошнит. Ну, то есть, совсем. Это даже, наверное, горячо. — Что ты хочешь? — не своим голосом спрашивает Рюгуджи, потому что привычный всем басочек вдруг дает кульбит вверх, а еще он хрипит, будто бы жить ему осталось всего ничего, — и так, наверное, и есть, Дракен вообще не вывозит. Вдох-выдох, блять, вдох-выдох, ну пожалуйста, еблан, попробуй хотя бы дышать. — Тебя, — вздыхает Сано, будто бы ничего более очевидного Кен и спросить не мог. Даже глаза, блоха мелкая, закатывает показательно, и ручонки скрещивает на груди, — еще пару секунд и надуется, как если бы дораяки перестали готовить в Токио. Дракен сейчас закипит и взорвется, или у него яйца лопнут от возбуждения, он точно знает, что не выдержит сейчас. Потому что Майки дурацкий. Потому что Майки еблан редкостный, и терпеть его невозможно, но Кен буквально с ума сходит от того, как сильно хочет его сейчас. В его голове снова проносится сказанное Сано «вылижи», и рот наполняется слюной. Кен подрагивает от возбуждения, озирается боязливо, потому что, ну, самому подносить ебало к ногам Майки, — прямой путь в самоубийцы, особенно в такой щекотливый момент, — но он склоняется над крепкими бедрами и несмело касается губами коленки. Кожа у Сано неожиданно вкусная и мягкая, как у, блять, девочки, вот серьезно, разве что волоски на них чуть более жесткие и чувствуются при поцелуе. Дракен вообще не ебет, что ему делать: что ебучий Сано имел в виду под «вылижи» — темный лес для него, это даже сложнее, чем понять, что делать языком с вагиной, потому что там ему хотя бы подсказывали, если он сильно лажал, а Майки упорно молчал, откинувшись на подушку и довольно прикрыв глаза. Но Кен пытается отпустить себя. Так проще: не думая, просто следовать своим желаниям и прислушиваться к реакциям Манджиро. Он ведет губами по напряженному бедру, иногда скользя по молочно-белой коже языком. Майки от этого тихо ахает и ерзает. — Приятно или щекотно? — спрашивает Дракен, удивленно поднимая глаза, когда чужое бедро резко дергается под его касаниями. — Приятно, — выдыхает Майки, щурясь, как сытый кот. — Но ты можешь быть грубее. Мне нравятся укусы. Его взгляд тут же падает на ебейше фиолетового цвета синяк на шее у Майки, и становится некомфортно и стыдно. Да, окей, его об этом попросили, но Сано выглядит какой-то жертвой насилия, — было бы смешно в любой другой ситуации, кроме этой. Кен нервничает, и, чтобы заглушить это в себе, снова припадает к покрытым мурашками бедрам, ведет поцелуями и маленькими, еле чувствующимися укусами к паху, и у Майки член снова напрягается. Блять. У него реально кинк на укусы. Ебанный пиздец, он ненормальный. Дракен, в отличие от него, человек адекватный, — он точно не будет творить хуйню или засовывать язык кому-то в задницу, так что если Сано имел в виду это, то ему придется пойти нахуй далеко и надолго. Дракен правда так думает, стараясь не высчитывать, насколько адекватно вообще вылизывать чужой поджимающийся от удовольствия живот от спермы. Насколько он вообще адекватный, если ему захотелось провести вдоль блядской дорожки светлых волос носом. Майки, слава всем богам, хотя бы не ноет и не осуждает, — закидывает ноги ему на плечи и рвано дышит, ужом вертясь под чужими губами. — Возьми его в рот, — просит Майки, толкаясь бедрами в воздух так, что его член мажет Рюгуджи по губам. Дракен хочет сказать, что он охуел. Что они так не договаривались, блять, что он вообще не из подсосов, он, блин, нормальный, — но он смотрит на красное от удовольствия лицо Манджиро и не может сопротивляться. Его этот мелкий до белого каления доводит, — стояк ощущается уже пиздецки болезненно и даже падать не думает от таких предложений. Это все, конечно, мерзко, братанам хуи не сосут, только почему-то он думает о том, что на этот моральный принцип можно и глаза закрыть. У Майки член в пропорции всему телу, — вполне себе средний, только Кен не уверен, что он поместится, — как-то ему не приходилось проверять у себя рвотный рефлекс такими способами, поэтому он обхватывает его в кулак и облизывает влажную головку. Она странная на вкус, солоновато-горькая от спермы, — Дракен уже, блять, наглотался, когда вылизывал охуенно-крепкий пресс Майки, и вкус точно не забудет. Это пиздец. Это пиздец, потому что ему, ну… нравится? Сано изводится под ним и стонет, мелкий и вертлявый, он непроизвольно сводит бедра, сжимая его голову так, что Рюгуджи, кажется, слышит хруст собственного черепа, и ему приходится отвесить тому удар по ягодице, чтобы он прекратил. Майки от этого еле слышно взвизгивает. Дракен не вывозит, господи, как же хочется вставить. — Ты можешь, — заполошно вздыхает Манджиро. — Я… я тоже хочу. Только сходи за смазкой, она у меня в рюкзаке. Блять? Он только что сказал это вслух? — Я никогда, — начинает Дракен, но Майки затыкает ему рот ладонью, как-то немыслимо при этом изворачиваясь. — Я тоже. И смазка вагинальная. Но мы можем попробовать, так ведь? Кен кивает. Они могут, да. Они уже далеко зашли, и это никак не оправдывается дружеской дрочкой, Дракен, блять, чуть не обкончался, пока вылизывал восхитительно-стальные бедра, о чем вообще речь. Естественно, Майки ни за какой смазкой не пойдет сам. Он остается лежать, распластавшись по дивану, дышит тяжело и возбужденно, а вот Дракен отдышаться не может. Ему неудобно ходить из-за собственного члена, и он неловко одергивает футболку, непонятно только, зачем: они, блять, собираются поебаться, он не должен стесняться своего возбуждения, но ему почему-то неловко оттого, что на собственных спортивных штанах проступило пятнышко смазки. Дракен немного медлит, чтобы отдышаться. Осознать, что его блядские фантазии могут исполниться, только он вообще не понимает, что ему делать и как. Майки, кажется, тоже, впору хоть сейчас полезть в интернет на поиски гайда по анальному сексу. Майки, казалось, даже не двигался, — пролежал все пять минут в той же позе, только грудь ходуном ходит. Дракен не понимает, почему его до ощущения ломоты в костях заводит вид Сано: ну дурацкий же, в этом убогом кроп-топе и цветных носочках, с растрепанным хвостиком, еле держащимся на желтой резинке с бантиком. Инфантильный идиот. Рюгуджи усаживается рядом, у Майки влажные от слюны губы, и нестерпимо хочется поцеловать его, но в этом есть что-то неправильное, ну, Кен этим ртом сейчас хуй сосал, и маловероятно, что кто-то захочет целоваться с ним после этого. Манджиро целует его сам, прихватывая за основания косички, и это, ну, что-то охуенное? Дракен не знал, что ему может настолько нравиться целоваться, но у Майки юркий горячий язык и острые зубы, и он чертовски хорошо всем этим пользуется. Девочки так не целуются. Кена этим осознанием переебывает знатно: его никогда так не целовали, да вообще всегда он целовал первым, Майки тянет его за волосы сильнее, чтобы Рюгуджи запрокинул голову, и прикусывает челюсть. Это тоже неожиданно приятно. И то, что его гладят маленькие мозолистые ладони под футболкой, — тоже. Дракен хочет эти руки на члене. — Ты… знаешь, что делать? — Ага. Нужно сначала растянуть пальцами. Я могу сам, если ссыкуешь, Кен-чин. Майки приподнимается на локтях, выражая готовность, и Дракен вспыхивает. Ничего он не зассал. В смысле, конечно, ему страшно, Майки крохотный, и он своими лапищами может ему навредить, но он же будет аккуратным, верно? Манджиро игриво сжимает его член через штаны и как-то нехорошо улыбается. — Я сделаю, — вздыхает Рюгуджи, подавляя судорожный вздох. — Я все сделаю сам, эм, ты можешь, ну… раздвинуть ноги? — Господи, как сестра с тобой спала, — смеется Майки, падая лопатками на подушку, и блядский кроп-топ задирается на нем, обнажая алеющую румянцем грудь. — Мы не… блять, завали, я не хочу говорить с тобой об этом. И Манджиро — ого! — и правда заваливает. Кажется, его реально надо трахать, чтобы он не был заносчивой занозой в жопе. По ощущениям это так же, как впервые садиться за руль, — в плане, нихуя не понятно, что делать и как себя вести, пусть особых вариантов того, как можно совместить флакончик смазки, пальцы и чужую жопу нет. Майки нетерпеливо ерзает, оттопыривая задницу и ноги раскидывая чуть ли не в шпагат, гребанный гимнаст-самоучка. Смазка вязкая и холодная, но от тепла пальцев быстро растекается густоватой жижей по пальцам, и Дракен шумно выдыхает, пытаясь собраться. — Говори, если будет неприятно, — просит он, в глубине души понимая, что с Майки станется врезать ему пяткой в нос в случае чего. Сано кивает. Блять. Это сложно. Палец входит туго, и Майки тихо шипит. Рюгуджи замирает, и ему тут же прилетает ногой под ребра, — «не останавливайся». Майки скулит на его пальце, морщится и жмурится, а Кен успевает пообещать себе, что больше никакого секса с парнями. Даже с такими красивыми и в целом прикольными, потому что это пиздец. Дракен привык нежничать, нежничает и сейчас, плавно двигая пальцем, только Майки, кажется, эта нежность не особо помогает. — Бля, может, не будем? — с надеждой спрашивает Рюгуджи. — Ебало на ноль, — сосредоточенно говорит Манджиро, сдвинув брови. — Поглубже попробуй. Дракен пробует, — потому что командир сказал, значит, надо слушаться, и хуй ты что тут сделаешь, — и Майки скулит снова, только совсем не жалобно и не болезненно, а член капает смазкой на напряженный живот. Рюгуджи аккуратно поглаживает найденную точку, другой рукой поглаживая чужой член, и старается думать о чем угодно, лишь бы не о том, как туго обхватывается его палец. Он пробует добавить второй палец, понимая, что одного точно не будет достаточно, — он не то чтобы обладатель гигантского хуя, он вполне органичный для его общих габаритов, только вот Майки крохотный, как бы больно ему не сделать. Потому что Кен не мудак. Потому что ему на самом деле уже пиздец как хочется хоть какого-то облегчения и для себя тоже, но он держит себя в руках, а член в трусах, чтобы Сано тоже было хорошо. Ну он же правда не мудак. Майки протяжно стонет на его пальцах, дышит, будто марафон пробежал, и, блядский боже, сам насаживается на них, прогибается в пояснице, будто бы сейчас сломается. Дракен сам готов сломаться, но он терпеливо трахает Сано пальцами, стараясь не касаться себя, — он перевозбужден настолько, что это может плохо кончиться. — Я готов, — сломавшимся голосом говорит Сано. — Давай. И от этого почему-то страшнее, потому что, ну, задницы не очень предназначены для того, чтобы в них что-то пихать, но Майки очевидно хочет этого так же сильно, как и он, поэтому все, кажется, в порядке. Дракен раздевается, неаккуратно скидывая одежду на пол, к вещам Сано, и нависает над ним. Бережно придерживает за щеку и лезет целоваться. Майки стонет в поцелуй, приподнимает бедра, чтобы потереться текущим членом о его живот, и обвивает сильными руками его шею. — Давай, — шепчет он. — Все хорошо. Только нихуя ничего не хорошо, потому что их разница в росте выдает свои минусы прямо сейчас. Дракену неудобно, он неловко елозит всей своей здоровой тушей по бедному дивану, осознавая, что, ну, никак. Если только утыкаясь Майки грудью в лицо. — Блять, — тянет Сано. — Дубина, поднимись. Манджиро отталкивает его, заставляя сесть, и сам следом поднимается, чтобы упереться локтями в спинку дивана. Господи блядский. Он прогибает спину и оттопыривает задницу, и это красиво настолько, что у Дракена яйца сводит от нетерпения. — Встань, — приказывает Майки. — Так будет удобнее. Кену остается только слушаться. Он смазывает свой член так, что смазка жирными каплями падает на многострадальный диван, но ему сейчас решительно поебать, выдавливает немного на дырку Сано и проталкивает пальцами внутрь, наслаждаясь тем, как тело Майки прошивает сладкой судорогой. — Все точно в порядке? — на всякий случай спрашивает он, и Манджиро материт его, умоляя быть быстрее. Головка проскальзывает легко, и Майки всхлипывает, нетерпеливо подаваясь назад, господи, дай Рюгуджи сил ровно стоять на ногах, дай ему сил не потерять голову от накрывающего удовольствия, потому что это вообще невозможно. Это слишком хорошо, и ради этого стоило потерпеть час с невыносимым стояком, определенно стоило. Манджиро кусает себя за ладонь, чтобы быть тише, но это мало помогает, и Дракен успокаивающе гладит его по крепкой спине и промеж лопаток. — Я могу двигаться? — Блять, да, — стонет Майки, беспорядочный и разъебанный, он упирается лбом в собственные предплечья. Кен берет себя в руки фигурально, а буквально, — Майки за тонкую талию, и его ладони закрывают покрытые росой пота бока полностью. Господи, мелкий, как бы не сломать, Рюгуджи старается изо всех сил сдерживаться и не входить до конца, потому что уверен, что для Сано это будет слишком, он и так слишком чувствительно реагирует на все прикосновения, для него это может оказаться слишком много. Их обоих не хватает надолго, — Майки вскоре говорит, что он скоро кончит, поэтому в интересах Дракена ускориться, если ему надо, и тянется рукой к собственному члену, чтобы помочь себе. Кен хотел бы сделать это сам, но это было бы слишком неудобно, поэтому он просто позволяет Майки приласкать себя, а сам подается вперед и прикусывает его плечо. Майки, кажется, прокусывает себе ладонь до крови, и снова чуть не срывает голос, его мышцы быстро сокращаются на члене Рюгуджи, и это так охуенно, что у него еле хватает ума вытащить, прежде чем кончить на изящную поясницу и навалиться всем весом на Майки, тяжело дыша. Братанов не ебут, ага. Только вот Дракен взял и выебал, и это отдает чем-то ненормальным, но ему слишком хорошо сейчас, чтобы думать об этом. Майки под ним сдавленно пищит и откатывается в сторону, все такой же красивый и растрепанный до жути. У него на шее и бедрах алеют засосы, и черт, Кен вообще не помнит, как он их оставлял. — Ты как? — глупо спрашивает он, все еще пытаясь перевести дух. — Охуенно, — сыто тянет Манджиро. — Я тебе, получается, отсос торчу? Рюгуджи смеется. — Так уж и быть, прощу, если хорошо попросишь.