МИР

      Гермиона неподвижно сидела в любимом детском кресле, держа в руках то, что дарило ощущение счастья и столь же сильной боли. Семь лет назад, будучи малышкой, она сидела в этом же кресле и держала в руках тот же предмет. Тогда её сердце стучало так же сильно, предчувствуя радостные перемены, сейчас же оно трепетало, не зная, что её ждёт.       Погладив приятный пергамент, Гермиона развернула его и спустя мгновение прикрыла глаза, стараясь успокоиться. Тяжёлый ком перекрывал девушке доступ кислорода.       

ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

      

Директор: Минерва Макгонагалл

      Они потеряли стольких людей в войне… Грейнджер подняла глаза, посмотрев на посеревший от времени потолок, и закатила проступившие слёзы обратно.       Содержание письма почти не изменилось. Такое же официальное, такое же лаконичное. Изменилась только реакция Гермионы. Девушка хмыкнула и тупо уставилась на пергамент, осмысливая происходящее. Она знала, что Гарри и Рон не вернутся в школу. Гарри подал прошение о работе в Аврорате, а Рону предстояла работа с Джорджем. Из всего их семейства, возможно, Джинни захочет вернуться. О других студентах она ничего не знала, потому что по окончании войны и всех судебных разбирательств Гермиона отправилась в Австралию, чтобы встретиться с родителями и вернуть их в свою жизнь. Гермиона отдала всю себя семье, она даже не знала, какое сегодня число и сколько времени у неё есть на принятие решения. Она знала лишь, что война закончена, но не знала, как жить в этом новом мире.       – Дорогая, ты в порядке? – на пороге комнаты застыл мистер Грейнджер, в глазах которого плескалась тревога. Он наблюдал за дочерью на протяжении нескольких минут, пытаясь прочитать её чувства, и его сердце пропустило удар, когда Гермиона пыталась подавить вырывавшиеся наружу слёзы.       Сегодняшний завтрак обернулся ударом для всех. Миссис Грейнджер с таким нажимом разрезала воздушный панкейк, что тонкий фарфор не выдержал напора, предательски треснув, пока Гермиона нескладно просила прощения и уходила в детскую. Не прикоснувшись к завтраку, прижимая к бедру знакомый всей семье пергамент.       – Джим, – севший голос жены буквально процарапывался в сознание мужчины, – она ведь не…       – Не знаю, милая, – он с трудом поднял голову, которую, казалось, набили свинцом, – если она так решит.       – Но это небезопасно, – женщина из последних сил сдерживалась, чтобы не закричать.       – Она уже не ребёнок, Лина.       – Она никогда им не была, – грустная улыбка, украсившая лицо немолодой женщины, дрогнула, когда горячая слеза коснулась краешка губы. Джим накрыл раскрытую ладонь жены своей, почувствовав, как ледяные пальцы мёртвой хваткой зацепились за его. – Сходи к ней, – женщина заглянула в карие глаза мужа, который притянул сложенные в замок руки и, прежде чем покинуть жену, поцеловал дрожащий лёд.       Приятный баритон отца вырвал Гермиону из мыслей, и девушка посмотрела на мужчину. Он опёрся о дверной косяк и выглядел так нелепо в её детской комнате: слишком высокий, слишком серьёзный, в неизменной клетчатой рубашке с закатанными рукавами, но с такими тёплыми и родными глазами.       Волна захлестнувших чувств подняла Гермиону, и в мгновение ока она оказалась в объятиях самого дорогого в её жизни человека. Мистер Грейнджер с готовностью принял её в сильные руки и прижал к себе, стараясь впитать её боль. Она всегда выбирала отца, если ей нужно было поплакать, потому что мама непременно начинала выяснять, что случилось и кто обидел малышку, а отец умел поддержать, не задавая лишних вопросов. Терпеливо дожидаясь, когда Гермиона будет готова к разговорам. Мистер Грейнджер чувствовал, как горячие слёзы промочили рубашку и обожгли то место, где по законам анатомии у человека находится самый важный орган, который, кажется, замер вместе со своим владельцем. Замер, чтобы не разорваться навсегда.       Всхлипывания наконец стихли, и плечи Гермионы расслабились. Но девушка не хотела покидать тёплых объятий. Ей было страшно увидеть в глазах отца осуждение, потому что мистер Грейнджер уже всё понял.       – Я не должна, – невнятно начала Гермиона, всё ещё прячась.       – Верно, – отец мягко отстранил дочку и заглянул в её красные глаза, – ты не должна, дорогая, – он улыбнулся и убрал с лица Гермионы прилипшие волосы. – Не должна переживать из-за нас.       – Но…       – Ты всегда ставила других выше себя. Пора бы сделать то, чего хочешь именно ты, – отец поддел кончик носа дочери, заставляя Гермиону посмотреть ему в глаза. – Если Гермиона Грейнджер не вернётся в Хогвартс, кому же будут вручать сертификат отличия? – он хитро улыбнулся.       – Ты заслужила спокойный учебный год и прекрасный выпускной, как никто другой, – в разговор вмешалась миссис Грейнджер, которая тепло улыбнулась родным, пока те принимали её в круг семейных объятий.       Спустя месяц Гермиона сидела в купе Хогвартс-экспресса, облачённая в мантию Гриффиндора и поглощённая чтением писем от друзей, которые ей передала Джинни, прежде чем отправиться выполнять обязанности старосты. Гермионе захотелось обнять несносных мальчишек, но вместо них она обняла письма, прижимая их к груди и предчувствуя начало новой эры.       – Как думаешь, – Джинни повернулась к Гермионе, когда они стояли в очередь на выход, – Хогвартс сильно изменился?       – Думаю, да, – помолчав, ответила Гермиона, – но он по-прежнему остаётся нашим домом, – Джинни протянула руку и сжала ладонь гриффиндорки.       Девушкам пришлось расстаться, когда Уизли собирала небольшую группку первокурсников. Немногие отважились отправить детей на учёбу в первый послевоенный год. Воздух всё ещё был пропитан запахом боли, горечи и страха. Самый неприятный коктейль, который опоил каждого в Магической Британии.       – Гермиона, – знакомый хриплый голос заставил девушку обернуться.       – Хагрид, – радостно ответила гриффиндорка. – Ты здесь! – будто не веря, произнесла Грейнджер.       – Где же мне быть? – растерялся лесничий. – Здесь, – он неуклюже повертелся, – моё место. Мой дом.       – И мой, – улыбнулась девушка.       – Я рад, что ты вернулась, – Хагрид наклонился к Гермионе и ободряюще потрепал её по плечу, – без тебя Хогвартс многое бы потерял.       – Спасибо.       Девушка наблюдала, как Хагрид, Джинни, Паркинсон, Полумна и Аббот собирали ничего не понимающих и шумных малышей. Странно было видеть, как Паркинсон поправляет мантию одного из мальчишек, а потом обращается к Хагриду. Будто и не было никакой войны.       Девушка стояла на платформе, слушая отдаляющиеся звуки нетерпеливых первокурсников. Гермиона не заметила, как осталась в одиночестве. Она постояла ещё недолго, бросая настороженные взгляды в сторону Хогвартса. Издалека замок не изменился. Величественный. Красивый. Гордый.       Девушка глубоко вдохнула и сделала первый шаг. Самый сложный. Самый важный. А потом ноги сами понесли её к каретам. Сегодня это будут не просто заколдованные телеги. Она увидит тех, кто их тянет.       В это время парень, грязно ругаясь под нос, вытирал лицо белоснежным платком, который побагровел, кажется, навсегда. Он знал, что ему следовало дождаться, пока все разойдутся, но чёртова гордость сыграла с ним злую шутку. Финниган знал, на что давить, а Малфой не прощал грязных слов в адрес матери. Они отошли подальше от платформы, туда, где фестралы дожидались студентов, и Финниган выплюнул ему в лицо всё дерьмо, копившееся годами.       – Какого хрена ты здесь забыл, Малфой? – слова ошпарили, будто это были искры зажжённого керосина.       – Не твоё дело, Финниган, – Драко не хотелось идти на поводу у этого пустоголового.       – Не моё дело? – Симус подступился вплотную к слизеринцу и схватил его за галстук. – Ты не имеешь права находиться здесь, – Малфой удивился, как из его рта смогли вылететь фразы, потому что челюсти казались плотно сжатыми. – Из-за таких, как ты я не могу спать по ночам, – Финниган ослабил хватку и окатил Драко пренебрежением, – ты и твоя потаскуха-мать должны сидеть в Азкабане, начищая языком туфли стражников до конца своих дней.       Драко хватило доли секунды, чтобы заломить руки Симусу и врезать фамильный перстень в его бледную кожу. Он бил, не сдерживаясь, вымещая злобу на первого, кто попался на глаза. На первого, кто раскрыл поганый рот. Но Драко быстро оттащили в сторону какие-то гриффиндорцы, стоявшие позади, и удерживали слизеринца, пока Финниган наносил ему удары под дых, по почкам и ногам. Напоследок он заглянул в глаза Малфою, и ярость взяла верх над самообладанием – Симус врезал Драко по лицу, разбив губу.       – Надеюсь, ты уберёшься из школы раньше, чем мне придётся вбить в тебя эту мысль, – Финниган с одногруппниками уселся в карету и, громко переговариваясь, они удалились из вида.       Драко был к этому готов. Он готов к оскорблениям и упрёкам, к предвзятому отношению и косым взглядам. Он не готов лишь к тому, что кто-то посмеет открыть рот в сторону его матери. Нарцисса – единственная из Малфоев, кто не заслуживает такого отношения.       Гермиона надеялась, что карет не осталось и ей придётся идти пешком, потому увидеть фестрала она не была готова. Но удача была не на её стороне: последняя телега будто дожидалась именно её, а странное существо лишь на мгновение повернуло голову в сторону девушки и затем со скучающим видом уставилось вперёд. Девушка забралась в телегу, жалея, что не подумала об угощениях. Она схватилась за поводья и дала знак, но повозка не сдвинулась, а существо издало раздражённый звук.       – Ну что ты? – подалась вперёд Гермиона. – Я последняя, малыш, можно отправляться.       – Не хотел тебя огорчать, но ты не последняя, Грейнджер, – Гермиона вздрогнула, услышав стальной голос.       Девушка резко повернулась и увидела Малфоя, облачённого в длинное чёрное пальто. Неудивительно, что она не заметила его в наступивших сумерках. Он сливался с тенью ночи, становясь её слугой. А может, и самой ночью.       – Малфой? – скорее спросила Гермиона, потому что не ожидала, что он вернётся.       – Грейнджер? – вторил её же интонацией парень.       – Не думала, что ты вернёшься.       – Я тоже, – не стал лукавить Драко. – Поезжай на карете, Грейнджер, а я отправлюсь пешком, – Малфой обошёл телегу, подошёл к фестралу и что-то шепнул тому на ухо, отчего существо закивало головой и несколько раз стукнуло копытом, прежде чем начать движение вперёд.       Тёмная фигура начала растворяться в сумерках, будто стираясь с лица земли. Гермиона до последнего смотрела на замершего Малфоя, который так и не сделал первый шаг. Самый сложный. Самый важный. Девушка прикрыла глаза и подскочила с места. Кровь. Она только сейчас осознала, что Малфой был в крови.       Девушка натянула поводья и застыла, не зная, что делать. Она никогда не управляла фестралами. Гермиона попыталась с помощью упряжи потянуть существо, но оно лишь недовольно фыркнуло. Грейнджер соскочила с повозки и подошла к существу.       – Подожди меня здесь, – осторожно начала Гермиона, – я очень скоро, – она заглянула в глаза животного, которые были затянуты пеленой, но сквозь пелену к ней пробивался луч понимания.       Последняя летняя ночь отказалась сражаться и отдала бразды правления осени, которая сразу вступила в права, встречая Гермиону порывами недружелюбного ветра. Грейнджер посильнее закуталась в мантию и спрятала руки в широкие рукава, пытаясь сохранить остатки тепла. Однако её трясло.       Идти в сумерках было тяжело, она спотыкалась о торчащие ветви и проклинала себя. Свою слабость. Почему она должна тащиться за ним? Это ведь Малфой. Он в состоянии о себе позаботиться. Во всяком случае, так было раньше. Однако сознание гриффиндорки подсказывало, что не одна она поменялась в этой войне.       Грейнджер передвигалась медленно, стараясь не упасть и не попасть в лапы какой-нибудь твари из леса. Она была предельно внимательна и всматривалась вперёд в надежде увидеть тёмную фигуру. Грейнджер не успела отклониться, когда над головой пролетела сова и зацепила её крылом. Девушка едва устояла на ногах и резко развернулась, не ожидая увидеть того, кого искала.       – Малфой, – тяжело дыша, вымолвила Гермиона, пытаясь не показать испуга.       – Что ты тут делаешь?       – Забираю тебя, – выпалила гриффиндорка, а затем добавила, – фестрал остановился посреди пути и отказался везти меня дальше, – она ковыряла землю туфлей. – Я решила, что это из-за тебя, – добавила Гермиона.       – Сомневаюсь, Грейнджер.       – Давай просто доедем до школы, – устало проговорила она, стараясь разглядеть в темноте выражение собеседника, который вскинул голову и посмотрел на неё. Девушка испугалась пустого взгляда, затянутого знакомой пеленой. Драко неожиданно для себя сделал первый шаг. А потом ноги механически понесли его вперёд, пока сам Малфой вслушивался в робкие шаги позади. Они прошли путь к повозке в полной тишине. В такой же тишине они уселись внутрь. Когда стали видны высокие ворота Хогвартса, Гермиона решилась нарушить молчание.       – У тебя кровь.       – Ты казалась более наблюдательной, – буднично ответил Малфой, не удостаивая её взглядом.       – Я видела столько крови во время войны, что она перестала казаться чем-то ненормальным, – Гермиона отвечала, глядя на его острый профиль, а потом сошла с повозки, которая уже остановилась у ворот. Девушка не заметила, какими глазами смотрел Малфой ей вслед, пока та не исчезла из виду.       Ему не хотелось возвращаться. Не после того, что он сделал. Он не просто позволил разрушить вековой замок. В ту ночь, когда Малфой впустил пожирателей, он убил что-то внутри себя. Больно и жестоко раздавил небольшой росток, пытающийся прорваться к солнцу сквозь густую пелену его тёмной души. И если Хогвартс смогли восстановить, то для его души не существовало лекарств. Нельзя было восстановить то, что само по себе является разрушением.       Спустя часа два, которые Драко провёл в кромешной тишине и темноте, парень переоделся в форму и выбрался из телеги, тепло попрощавшись со своим извозчиком. В душе теплилась надежда, что этого времени было достаточно, чтобы распределить по факультетам немногочисленных первокурсников и закончить с торжественным пиром.       Он ступил на территорию школы с замиранием сердца, непременно ожидая чего-то. Ожидая возмездия. Но ничего не произошло. Луна всё так же робко пробиралась сквозь густые тучи, ветер властвовал, поднимая облетающую листву, а Малфой по-прежнему дышал, вопреки своим убеждениям. Дышал и чувствовал камень в том месте, где должно биться сердце. Чувствовал, а значит, жил.       Двери школы приветливо распахнулись перед студентом, видимо не подозревая, кто переступал порог. Коридор был пуст, и лишь сверху доносились отдалённые приглушённые голоса. Парень направился в подземелья. Туда, где его примут.       – Мистер Малфой, – Драко едва не подпрыгнул от неожиданности, – вы опоздали на церемонию распределения, – с укоризной в голосе продолжила Минерва.       – Простите, проф…, – он поджал нижнюю губу, и между бровей показалась складка, – директор Макгонагалл.       – Зато вы как раз подоспели к собранию старшекурсников, – директриса подошла к Драко и осторожно направила его в сторону Большого зала. – Вам нужна помощь, мистер Малфой? – с волнением, показавшимся на долю секунды Драко заботой, поинтересовалась Минерва, глядя на разбитую губу.       – Спасибо, директор, я в порядке.       Минерва сдержанно кивнула и позволила Драко идти на полшага впереди, чтобы не смущать парня своим присутствием. Лишь у дверей она нагнала его, когда парень замер перед дверьми. Директриса прошла вперёд и, улыбнувшись глазами, произнесла:       – Позвольте директору быть первой?       – Разумеется.       – И да, – женщина обернулась на секунду, задержав руки на больших золочёных ручках, – я рада, что вы здесь, – и распахнула двери Большого зала, в котором находились старшекурсники.       Малфой выпрямил спину и последовал за женщиной.       – Дорогие старшекурсники, – Минерва по-матерински улыбнулась, – я рада видеть всех, кто вернулся в школу, – она обвела зал глазами. – Нам пришлось пережить страшные события, которые, я уверенна, – женщина настойчиво выделила эти слова, – никогда не повторятся. Мы не допустим повторения кровопролитной войны. Я знаю, что сердце каждого, кто находится в зале, разбито, – по рядам пошли звуки перешёптываний, – но мы вместе постараемся склеить разбитые осколки. И я призываю каждого быть терпимее и забыть то, что произошло, – шум стал громче.       – Забыть, что среди нас пожиратель? – Симус не выдержал.       – Забыть про Альбуса Дамблдора? – Невилл поднял голову.       – Забыть про Колина? – Падма Патил первой заговорила от своего факультета.       – Про профессора Люпина? – вторил Симус.       Шум нарастал, и когда было сложно различать отдельные голоса в хоре беспощадных воспоминаний, разрывающих слишком тонкую кожу на раненых сердцах, Минерве пришлось прочистить горло и использовать Сонорус.       – В войне всегда две стороны, – строго отчеканила женщина, – и у каждой своя правда, – чуть тише продолжила Минерва. – Помните, что нет победивших там, где есть потери. И будьте благоразумнее.       Гермиона не слышала ни голоса профессора, ни кого-либо другого, она занималась перечислением в голове тех, кого они потеряли, и молча наблюдала за Джинни, из глаз которой капали слёзы. Гермиона понимала, что сбываются кошмары о последнем учебном году, наполненном бессмысленной жестокостью, которая закутывала в липкие объятия, забирая кислород, пачкая в этой липкой жиже память о тех, кто пал в войне.       Сегодня студентов распускали по очереди. Сначала отправили студентов Слизерина. Следом Пуффендуя, затем – Когтеврана, и последним – Гриффиндора, который так и не смог унять злобные перешёптывания.

***

      – Это было предсказуемо, – высокая худая женщина с седыми волосами подошла к директору.       – Боль в их сердцах ещё не утихла.       – И не утихнет, – жёстко ответила женщина, но быстро смягчилась. – Боюсь, отчёт о сегодняшнем даст ход рассмотрению концепции МИРа на уровне Министра.       – Дайте нам время, – директор пыталась всмотреться в глаза собеседницы.       – Месяц, – спустя долгую паузу добавила женщина, – но инспекторы будут отслеживать работу.       – Но…       – Минерва, – женщина приблизилась, – такие стычки случаются ежедневно. В разных уголках страны. Есть жертвы. Мы должны действовать.       – Но не так.       – У министра не будет выхода.

***

      Гермиона не могла уснуть, ворочаясь на кровати, которую она выбрала на первом курсе, на той самой, на которой провела шесть лет. Она осторожно раскрыла шторы и обнаружила, что на соседней кровати никого нет. Джинни улизнула.       Девушка накинула халат и осторожно вышла из спальни, решив, что подруга коротает время в гостиной. И чутьё не подвело Гермиону. Джинни действительно была в гостиной. Но не одна. Грейнджер смогла увидеть рыжеволосую подругу, сидевшую к ней спиной, рядом с которой в кресле расположился Финниган, закинув согнутую в колене ногу на вторую. На полу, справа от Симуса, облокотившись на кресло, сидел Дин, рядом с ним – Невилл. Гермиона уже хотела выдать себя, когда до неё долетел обрывок фразы, слишком громко брошенной Симусом.       – Мы справимся с ними по очереди, – Финниган посмотрел по сторонам, осознавая, что это прозвучало громче, чем следовало, но Грейнджер была спрятана высокой колонной. – Напоследок оставим Малфоя, – он понизил голос, – хочу, чтобы он трясся за свою шкуру, наблюдая, как мучаются его друзья.       – Ты уверен, что это правильно? Они ведь дети… – голос Джинни выдавал сомнения.       – Джинн, – Симус положил руку на плечо девушки, и она подняла на него глаза, – Фред тоже был ребёнком, – гриффиндорка резко отвернулась, – а теперь его нет, – с нажимом добил Симус.       – Ты прав, – Джинни смотрела в сторону, скрывая подступающие слёзы, – это за Фреда, – с пугающей решительностью ответила она.       Гермиона быстро попятилась, чтобы не выдать своего присутствия. Ноги показались девушке ватными, а лёгкие совсем забыли, для чего они нужны. Потому что воздух перестал поступать в организм. Она забралась на этаж и спиной вошла в первую дверь – ванную комнату, которую заперла заклинанием, и уселась на пол, подперев собой вход, будто боясь, что кто-то нарушит её уединение.       Гермиона могла понять Симуса, который был слишком вспыльчивым и редко обдумывал поступки, совершая их скорее импульсивно, чем спланированно. Но вот Невилл и Джинни… Неужели они могут вот так просто развязывать войну, которую с таким трудом завершили. Они и так потеряли стольких людей. Сейчас пришло время отдать им должное, почтить их память и благоговейно ценить хрупкий мир. Быть достойными преемниками. Быть достойными того, чтобы жить.       Грейнджер задыхалась. Она знала, что так и будет. И как же ей не хватало Гарри. Он смог бы вразумить каждого. Он был тем, кто закончил войну, не только убив Волдеморта, но и с достоинством принимая участие во всех судах над пожирателями, проявляя своё мудрое великодушие. Поттер не оклеветал ни одну семью, которая входила в список нежелательных, если их участие в войне было не доказано фактами. Сложнее всего Гарри далось разбирательство над Малфоями. Они с Джинни не разговаривали неделю после оглашения приговора. Поттер выступал в защиту Малфоя, предоставляя суду воспоминания, в которых слизеринец поступал по совести. Гермиона удивилась, когда Поттер продемонстрировал воспоминание с Чемпионата мира по квиддичу. Грейнджер и забыла об этом.       А потом Гарри добил всех воспоминанием разговора с Миртл, которая призналась когда-то Поттеру, что Драко дружит с ней и не стесняется выражать чувства и плакать. Казалось, судьям хватило и этого, но Гарри припомнил опущенную палочку перед профессором Дамблдром. Суд единогласно оправдал Драко, наложив на его палочку отслеживающие чары. С Нарциссой всё было ещё проще. Они буквально смогли победить благодаря её любящему материнскому сердцу. Единственный Малфой, которого Поттер не защищал – Люциус, его приговорили к заключению в Азкабане на долгих пятнадцать лет.       Гарри как никто другой знал цену победе. И мечтал построить мир, в котором забудется слово «жертвы». Ради этого он жертвовал собой.       Гермиона умылась и ободряюще улыбнулась своему отражению.       – Ты почему не спишь? – Джинни выпалила это первой, когда они столкнулись у двери в спальню.       – Джинни, – Гермиона не дала подруге открыть дверь, остановив её руку своей твёрдой хваткой, – вы не правы.       – Я не буду это обсуждать, – Уизли постаралась отбросить руку Грейнджер.       – Не отвергай меня, Джинн.       – Я не отвергаю, – девушка метнула в неё взгляд, который достиг цели, потому что Гермиона ощутила удар под дых, – ты не поймёшь.       – Разве? – по-доброму поинтересовалась Гермиона, отпустив руку.       Но ответа не было. Подруга оставила гриффиндорку в коридоре, молча спрятавшись за дверью и быстро укутавшись в собственной постели.       Утро следующего дня наступило мгновенно. Джинни избегала Гермиону. Девушка вышла на завтрак раньше, даже не посмотревшись в зеркало, как она обычно это делала. Когда Гермиона пришла в Большой зал, подруга уже сидела за столом, а свободных мест рядом с ней не оказалось. Там сидели её ночные рыцари. Всадники Апокалипсиса.       Ей пришлось занять место рядом с Фэй и Лавандой, которые неустанно щебетали о чём-то неинтересном. Гермиону гораздо больше интересовало, о чём перешёптывалась враждебно настроенная четвёрка, в которой так не кстати была её подруга. Грейнджер осторожно выудила палочку из кармана и под столом вывела нужную руну, наколдовав усилитель громкости. Так она смогла различать обрывки фраз.       – Это было слишком, – Джинни, видимо, сомневалась, – вам так не кажется?       – Брось, Джинн, – Финниган громко поставил кубок с тыквенным соком, чем привлёк внимание, – нет ничего страшного в том, что кто-то лишился вкусного завтрака, – продолжил парень, понизив голос. – Это только начало, – он довольно хмыкнул.       – Но…– Джинни постаралась что-то сказать.       – Симус прав, – в разговор вмешался Дин, – что с того, что змеи не позавтракают? – он заглянул в глаза девушке. – Мы сутками не ели, когда нам приходилось отбиваться от Псов, сменяясь только для сна.       – Да, – голос девушки звучал бесцветно. – Вы правы, – спустя несколько долгих секунд ответила Джинни.       Грейнджер покосилась на стол Слизерина и только сейчас заметила, что он был пуст. Ни одного студента. Это было так по-детски, но что-то ей подсказывало, что это только начало.       Расписание, с которым Грейнджер пришлось впервые ознакомиться на доске объявлений, расслабило Гермиону. Ни одного занятия со Слизерином. Это немного расслабило гриффиндорку, и она с головой погрузилась в учёбу. В то, что отвлекало. То, ради чего она здесь.       Никто из преподавателей не заваливал студентов домашними работами, проявляя лояльность. Что злило Гермиону. Она не хотела чувствовать себя ущербной. Она не хотела жалости. Она всего лишь хотела нормальной жизни. Она хотела научиться жить.       Девушка не могла найти себе места после завершения занятий и выполнения домашней работы. Раньше ей ни на что не хватало времени. Она была всем нужной. Она была в эпицентре жизни. Потом она была занята спасением жизни. Даже не своей. А сейчас, когда всё закончилось, ей не было места. Джинни старательно избегала её, игнорировала, не замечала. На личные обращения отвечала сухим «Прости, я занята» или «Давай не сегодня».       Грейнджер не заметила, как оказалось у озера. Она редко бывала здесь тогда, в прошлой жизни. Это место было негласным пристанищем слизеринцев. Сейчас она вздохнула, осознав, что никого нет.       Тёмная озёрная гладь была безупречной, будто кто-то наложил на воду защитные заклинания. Грейнджер хмыкнула и, схватив булыжник под ногами, с остервенением бросила в воду, вызвав небольшие брызги.       – Чёрт, – грудь Гермионы часто вздымалась, а плечи были напряжены, ей казалось, что такая же огромная чёрная дыра была внутри неё и пожирала всё, что туда попадает. И у её душевной пропасти было имя – боль. А она так хотела избавиться от неё. Грейнджер посмотрела под ноги, потом зажмурила глаза и рванула в озеро. Не раздеваясь, не давая себе шанса обдумать.       Вода мгновенно пропитала одежду гриффиндорки и начала атаковать её кожу. Гермиона почувствовала, как по телу побежали мурашки, и улыбнулась. Это было чем-то новым. Она чувствовала, и ей не было больно. Ей было холодно. Девушка радостно начала хлопать по глади воды, подпрыгивая и брызгаясь, будто насмехаясь над сентябрём, который был не самым дружелюбным месяцем. Девушка провела в воде непозволительно долго, но, когда она перестала чувствовать пальцы на ногах, ей пришлось покинуть крепкие объятия. Это маленькое приключение подарило ей новые эмоции. Эмоции, не связанные с болью. Это было её маленьким приключением. Первым безобидным приключением за последние четыре года. Первым нарушением правил без её привычной компании.       Ледяной ветер, посчитавший, видимо, честью проводить Гермиону до замка, совсем не стеснялся, нескромно обнимая девушку, которая не стала применять магию, желая подольше сохранить ощущение физического холода, прогнавшего прочь холод с души.       Замок опустел. Ужин уже закончился, и немногочисленные студенты разбрелись по гостиным, готовясь к занятиям или собираясь в группы для вечерних посиделок.       – Где ты был? – голос, показавшийся Гермионе обеспокоенным, заставил девушку остановиться.       – Мне нужно время, – голос Малфоя был усталым. – Эй, что с тобой? – Драко смягчился. – Завтра я буду в строю, – последовала пауза, и Гермиона осторожно выглянула из-за угла, увидев Паркинсон, которая отвернулась от Драко.       – Пэнс, – Малфой подошёл к девушке сзади, но не прикоснулся к ней, – что стряслось?       Девушка замахала головой в разные стороны и, не поворачиваясь, добавила:       – Нам нельзя было возвращаться.       – Пэнси, – Драко зазвучал строже, – что произошло?       – Мы не смогли сегодня поесть, – Пэнси повернулась, показав застывшие в глазах слёзы. – Никто из нас не попал в Большой зал.       – Кто?       – Драко, – девушка заглянула в глаза парню, – не вмешивайся в это.       – Финниган совсем с катушек слетел, – Драко сжал кулаки, – никто из вас даже не участвовал в битве.       – Ты тоже, – тихо добавила Пэнси.       – Я уже не отмою свою репутацию Пэнс, – Малфой кивнул в сторону левой руки, – не с этой хернёй, – наступила тишина, которую ощутила даже Грейнджер. – Ты ела что-то сегодня? – Гермиона насторожилась, потому что в голосе Драко отчётливо прозвучало то, чего просто не могло быть.       – Да, – Пэнси улыбнулась, – запасы Блейза наконец пригодились.       – Я знаю, какие у него запасы, – Гермиона не могла видеть лицо парня, но что-то ей подсказывало, что он закатил глаза. – Иди в гостиную, Пэнс.       – А ты?       – Я буду позже.       – Но…       – Иди, – голос был строгим, не предполагающим возражений.       Оставшись в одиночестве, парень выругался, заставив гриффиндорку поморщиться. Она почувствовала себя неуютно, не зная, куда ей деться. Грейнджер развернулась и решила пройти в гостиную через другое крыло, чтобы не столкнуться с Малфоем. Опасаясь не его грязных слов, а того ощущения, которое заставляло вновь чувствовать чёрную пустоту внутри.       Но шум аппарации заставил девушку остановиться. Гермиона поверить не могла, что кто-то аппарировал на территорию школы. Она осторожно вернулась к своему наблюдательному пункту, застав Драко в компании эльфа.       – Мистер Малфой, – домовик улыбнулся и вежливо склонил голову.       – Здравствуй, Тинки, – Драко, казалось, тоже улыбнулся. – Мне нужна помощь.       – Конечно, сэр, – домовик навострил уши.       – Дело в том, что у моих друзей возникли проблемы с нахождением в Большом зале, поэтому они не могут принимать еду…       – Но, сэр, – существо ступило вперёд, показывая волнение.       – Я в порядке, Тинки, – Драко выставил вперёд руку, успокаивая эльфа, – мог бы ты связаться со своим… – юноша замешкался.       – С кузеном отца моей старшей сестры? – с готовностью помог домовик.       – Именно, – плечи едва вздрогнули, – возможно, он смог бы передавать мне остатки еды лично, чтобы мои товарищи не голодали.       – Конечно, сэр, – домовик закивал головой, потирая подбородок, – я уверен, что Орвин с удовольствием поможет такому замечательному мистеру, как вы.       – Спасибо, Тинки, – Малфой протянул к домовику руку и потрепал того за плечо.       – Подождите меня возле гостиной Слизерина, я приведу Орвина, и мы доставим еду для ваших друзей, – с этими словами Тинки растворился в воздухе.       Гермиона не успела сообразить, потеряв драгоценные секунды, чтобы сбежать и не быть застигнутой, Драко неумолимо быстро приближался, и девушка изо всех сил сделала вид, что не слышала ни одного разговора в холодном коридоре и только сейчас оказалась здесь, направляясь в гостиную.       Она молилась, чтобы Малфой проигнорировал её. И когда они поравнялись, она расслабилась, потому что парень не съязвил.       – Ты мокрая, – сухая констатация факта заставила Грейнджер вздрогнуть.       – Ты наблюдательный, – Гермиона не собиралась язвить.       – Не так часто по коридорам школы бродит насквозь мокрая волшебница.       – Верно, – спокойно согласилась Гермиона и, развернувшись, двинулась в спальню.       Ей стоило большого труда, чтобы не улыбнуться в глаза Малфою. Это было впервые, и Грейнджер была уверена, что парень даже не придал этому значения. Но для неё это было чем-то из ряда вон выходящим, чем-то, чего она не могла себе представить. Малфой назвал её волшебницей. Впервые не грязнокровкой. С глупой улыбкой Гермиона зашла в гостиную факультета, где сразу смолкли перешёптывающиеся голоса. Это было заседание всадников Апокалипсиса. В том же составе.       – Ты в порядке, Гермиона? – тихий голос Джинни заставил её обернуться. – Просто ты насквозь мокрая, – тише добавила она.       – Я в порядке, – Грейнджер на мгновение увидела такие знакомые карие глаза, в которых совсем угас былой огонёк.       Следующие несколько дней для Гермионы тянулись бесконечно. Стол Слизерина по-прежнему пустовал, и девушка начала замечать, как Минерва поглядывала на него и сжимала губы в линию. Сдвоенных занятий со Слизерином у них так и не появилось, поэтому девушка решила, что война закончилась с наименьшими потерями. В конце концов, она знала, что студенты не голодают, и ей было спокойно. Знала ли Минерва?       Девушка часто приходила по вечерам на озеро, но уже не позволяла себе необдуманных поступков. Она должна научиться справляться самостоятельно.       Пятничным вечером Гермиона возвращалась от Хагрида, который пригласил девушку на чай.       Посиделки сильно затянулись. Рубеус и Гермиона вспоминали прошлое, много смеялись и столько же плакали. Это был самый искренний вечер в стенах школы после войны. Ей было спокойно в хижине Хагрида. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которую волновали оценки, пока она жевала каменные кексы лесничего.       Ветер вновь стал спутником гриффиндорки, которая с трудом смогла отделаться от предложений Хагрида проводить её, Гермионе, безусловно, хотелось компании, но она видела, как Хагрид мнётся, разрываясь между нею и бурлящим в котле нечто, к которому лесничий подходил каждые двадцать минут и что-то помешивал. Грейнджер даже думать не хотела, что это могло быть.       Её ночной джентльмен сегодня по-особенному разгулялся, распуская руки и проникая девушке под тёплую мантию. Гермионе пришлось ускориться, чтобы поскорее избавиться от навязчивых ледяных объятий, и она вздрогнула, когда дверь за спиной захлопнулась с громким хлопком.       В Хогвартсе было не намного теплее, но столь сильного ветра не ощущалось, поэтому гриффиндорка расслабилась и побрела в сторону гостиной. Замок был пуст, она задержалась настолько, что, попадись Филчу, старый завхоз будет плясать от радости, придумывая наказание.       Она задумалась, что могло её напугать. Какого наказания теперь она может бояться? После всего пережитого, фантазия старого сквиба вряд ли способна выдать хоть один подходящий вариант.       Девушка сильно удивилась, когда оказалась перед северным крылом, ведь башня находилась в южном. Лестницы снова шалили, а она совсем этого не заметила. Грейнджер уже собиралась спускаться, как увидела столп красных искр где-то в темноте.       Девушка осторожно ступила в коридор, вытащив палочку и крепко обхватив древко. Она старалась смотреть по сторонам и прислушиваться к шуму, который становился всё отчётливее. Спустя несколько секунд Гермиона поняла, что там идёт сражение. Сердце застучало со скоростью снитча, а воздух будто перестал попадать в лёгкие. Грейнджер закрыла глаза в надежде справиться, но громкий вопль, полный боли, не дал ей шанса. Она сорвалась на бег и вылетела из-за поворота с палочкой наготове. И если палочка была готова, то о Гермионе такого сказать нельзя.       Слева от гриффиндорки Дафна Гринграсс, сидя на полу и содрогаясь, прижимала к себе чью-то фигуру, которую невозможно было разглядеть, но судя по хватке, это был важный для слизеринки человек. Грейнджер даже не успела сообразить, в сознании ли был тот, но она увидела испуг, промелькнувший в глазах девушки, которая ещё крепче прижала к себе тело. Гермиона опустила палочку и покачала головой.       – Помоги им, – прохрипела блондинка, указывая на коридор, из которого доносились звуки заклинаний.       Грейнджер так же осторожно двинулась вперёд, и сердце остановилось, а лёгкие сковало в приступе паники.       В центре на коленях стоял Малфой, удерживаемый заклинанием обездвиживания, Гермиона не видела его лица, но на полу перед Драко виднелись хаотичные пятна багровой крови. Финниган стоял над парнем и что-то нашёптывал, пока Дин удерживал в воздухе магически связанную Паркинсон, вырывавшуюся и безмолвно кричащую. Грейнджер зацепилась за ярко-зелёные глаза девушки, которые стали по-настоящему изумрудными на контрасте с тёмными кругами от потёкшей туши, что делала слёзы девушки иссиня-чёрными.       Напротив Дина Джинни запустила несколько оглушающих в Забини, который до этого бессознательно валялся на полу так, что Гермиона его и не заметила, пока тот не ринулся в сторону Финнигана. Но Джинни Уизли остановила его, даже глазом не моргнув. Серия оглушающих заставила Блейза упасть.       – Пора воздать тебе по заслугам, – Финниган подошёл к Малфою. – Круцио.       Тело парня изогнулась так, что Гермиона смогла заглянуть в его лицо. Точнее туда, где должно быть лицо. А было кровавое месиво. Джинни подошла к Симусу и обеспокоенно заговорила:       – Пора остановиться, – девушка положила руку на плечо парня, когда тот свирепо сбросил её.       – Нет, – рявкнул Симус и продолжил пытки.       Гермиона увидела в глазах подруги испуг, смешанный с презрением, но ей некогда было думать о ней. Малфой вырубился, упав на пол в лужи собственной крови. И тогда Финниган, гнусно улыбаясь, подошёл к Пэнси, висевшей в воздухе. Гриффиндорец выставил палочку и медленно повёл ею по лицу девушки: от уголка губ до левого глаза, грозя и пугая.       Гермиона рванула вперёд и выпустила в Финнигана Ступефай. Парень не ожидал нападения и упал в нелепой позе. Гермиона перешла на бег, стараясь защищаться щитом от заклинаний Дина. Он бросался в неё всем, чем мог, наверное. Грейнджер понимала, что его тоже нужно вырубить, но эффекта неожиданности больше не было, поэтому Томас сражался с невероятной силой. Гермиона не смогла увернуться от очередного заклинания, которое больно полоснуло её по левому плечу, это была локальная Сектумсемпра. Она почувствовала, как одежда в районе плеча становится мокрой. Не думала Грейнджер, что её же однокурсники смогут причинить ей вред. Однокурсники, с которыми она сражалась спиной к спине, которым она доверяла жизнь полгода назад.       – Брось палочку, Гермиона, – Дин остановился на мгновение, держа палочку наготове и глядя на неё исподлобья.       – Сначала отпустите их, – девушка указала на Пэнси и Блейза, услышав в ответ недобрый смех, отражавшийся от холодных стен и ударявший в район солнечного сплетения.       – Ты защищаешь их? – Дин вытаращил на неё глаза. – Этих проклятых Псов? – парень сделал большой шаг. – Тех, кто ещё вчера стрелял в спины твоих друзей?!       – Они не сражались, – громко выкрикнула Грейнджер, – никто из них не участвовал в Битве.       – Это Малфой, Гермиона, – Дин, казалось, считал её слетевшей с катушек, – он портил тебе жизнь семь лет подряд.       – Война закончилась, Дин, мы должны сложить оружие.       – Нет, – Томас поднял палочку, – брось палочку и возвращайся в гостиную.       Грейнджер бросила в парня Экспульсо, но он с лёгкостью отбил его. Он знал, что она не сдастся. Гермиона не успевала отбиваться от яростных нападок, её силы были на пределе, и она теряла концентрацию. Рёбра ныли, когда она старалась перемещаться. Потому что нет ничего хуже, чем просто стоять и быть живой мишенью. Ей нужно было двигаться. И это было больно.       – Прекрати, – Гермиона увидела, как Джинни цепляется за Дина.       – Защищаешь подстилку пожирателей? – Дин успевал отвечать и нападать на Грейнджер.       – Это же наша Гермиона.       – Наша Гермиона никогда не защищала отрепье, – выплюнул Томас и оттолкнул Уизли, выпуская в Гермиону Эверте Статум, от которого девушка не смогла увернуться. Её подбросило высоко в воздух, и она впечаталась в стену, выплёвывая из лёгких последние капли жизненных сил.       Закрывавшие веки успели уловить лишь вновь вспыхнувшие синие и красные искры.

***

      – Сколько пострадавших на лечении, мадам Помфри? – мужской голос вырывал Гермиону в реальность, но она никак не могла распахнуть веки.       – Семеро, – голос дрогнул.       – Какие у них травмы?       – У всех травмы разной степени тяжести.       – Мне нужен подробный отчёт по каждому пострадавшему к пяти часам.       – Мистер Стилл, у мадам Помфри полно другой работы… – обеспокоенная Минерва защищала подругу, однако директору не дали договорить:       – Отчёт будет готов к пяти часам, мистер Стилл.       – Отчёт на что-то способен повлиять? – Макгонагалл заглянула в глаза своего собеседника.       – Не думаю.       Минерва попрощалась и застучала каблуками по полу. Ей стоило усилий, чтобы дойти до дверей с ровной спиной. Едва дверь захлопнулась, она ссутулилась и схватилась за огромную ручку. В глазах совсем потемнело. Тьма вновь окутывала школу, но, кажется, только Минерва это понимала.       Через час в её кабинете появился высокий мужчина в мантии министерства.       – Здравствуй, Минерва.       – Себастьян, – директриса поднялась из-за рабочего стола и вышла к пришедшему, протянув руки.       – Не молчи, – Минерва хотела звучать спокойнее.       – Завтра, – мужчина прокашлялся.       – Неужели нет другого выхода?       – Боюсь, что нет, – мужчина замолчал, подкуривая сигарету с помощью палочки, – Бруствер настроен решительно, – на выдохе, ставшем осязаемым белым облаком, наконец ответил собеседник.       – Но это не выход, – Минерва поднялась на ноги, но тут же вернулась в кресло, почувствовав головокружение.       – Мы не в силах противостоять МИРу.       – Миру…

***

      Гермиона пришла в себя на пятый день. Она была слаба, чувствовала головокружение и тошноту. Поппи осмотрела её и рассказала диагноз. У девушки было сломано четыре ребра, сильный ушиб позвоночника, сотрясение мозга и глубокая режущая рана в районе левого плеча.       – Как остальные? – стараясь приподняться, поинтересовалась Гермиона.       – Остальные тоже начали приходить в себя, им досталось меньше. Почти всех выписали.       – Кто остался под наблюдением?       – Ты и Малфой.       – Как он?       – Пока без сознания, но это временно.       – Когда меня выпишут?       – Ты пробудешь в изоляторе не менее недели, – Гермиона не помнила, чтобы Поппи была такой. Такой чёрствой. – Это не обсуждается, – женщина развернулась и направилась к выходу.       На пятые сутки девушка ощутила, что её состояние полностью нормализовалось. Поппи заходила строго по расписанию: ровно в восемь утра, затем – в семь вечера. В палате с Гермионой не было больше ни души, однако в соседней кто-то был. Туда постоянно заходила целительница. Но Грейнджер не слышала разговоров.       К вечеру, когда Поппи раздражённо ответила безапелляционным «Нет» на просьбу выписать Гермиону, гриффиндорка почувствовала, что не в силах больше сидеть в полной изоляции. Она выбралась из-под одеяла и поморщилась, когда ноги коснулись ледяного пола. Она начала искать палочку впервые за последние дни, но её нигде не оказалось. Гриффиндорка перевернула постель, залезла под тумбочку, но древко исчезло. Наверное, его забрала Помфри на хранение. Гриффиндорка двинулась к целительнице, но дверь не поддалась. Гермиона ещё раз дёрнула тёмные створки, но было очевидно, что она заперта.       Часы показывали ровно полночь. Гермиона ворочалась в постели и не могла погрузиться в сон. Спустя какое-то время она услышала шаркающие звуки, которые доносились из соседней палаты. Звуки становились отчётливее, и через минуту в проёме появилась тёмная высокая фигура, держащаяся одной рукой за стену, а другой – за левый бок.       Тёмная фигура показалась девушке знакомой. Гермиона наблюдала, как человек медленно передвигался к выходу. Туда, куда сегодня пыталась прорваться сама.       Когда человек достиг дверей, он опёрся на ручки и перевёл дыхание. А затем дёрнул двери, которые предсказуемо не поддались. Человек не унимался, пытаясь сражаться с молчаливым препятствием.       – Они заперты, – Гермиона подала голос. А фигура повернулась к ней лицом, слившись с темнотой. Так же, как тогда, в день возвращения в школу. Сейчас фигура обрела лицо.       – Я уже понял, – голос подвёл Драко, не разговаривавшего уже давно.       – Тебе не следовало вставать.       – У меня исчезла палочка.       – У меня тоже.       – Почему мы заперты? – Драко был уверен, что девушка в курсе.       – Я не знаю, – гриффиндорка поднялась и подошла к Малфою. – Тебе стоит вернуться в постель, – Грейнджер предложила парню руку, чтобы он опёрся на неё. Но Малфой проигнорировал этот жест.       – Когда ты пришла в себя?       – Пять дней назад.       – Выглядишь полностью здоровой, – Драко осмотрел её с ног до головы и отвернулся. – Я думал, ты не любишь прогуливать занятия.       – Меня не выпускают, – Грейнджер увидела в свете луны, которая осветила Малфоя, его лицо, всё в кровоподтёках. – В Хогвартсе что-то происходит. Никогда раньше у больных не отбирали палочки и не закрывали двери.       – Завтра разберёмся с этим, когда Помфри придёт на осмотр, – Гермиона кивнула и дождалась, когда Малфой доковылял до своей постели, а затем постояла немного и отправилась в постель, умоляя организм вырубиться.       Гермиона спала не более часа. Всю ночь её мысли были заняты размышлениями о том, что вокруг происходит. Почему их изолировали? С первыми лучами солнца девушка поднялась и отправилась в соседнюю палату. Малфой не спал. Он стоял перед окном, опершись на подоконник.       – Доброе утро, – гриффиндорка не видела его лица, а ответа от него не последовало.       Она решила, что это хороший знак, и зашла в палату, где была всего одна койка и несколько шкафов с разными зельями и ингредиентами.       – Не спится?       – Сегодня ты наблюдательнее, чем в первый день.       Гермиона переступала с ноги на ногу, ощущая, как от ног по всему телу распространяется холод. Малфою же, казалось, было совершенно всё равно.       – Почему? – голос Драко заставил Гермиону вздрогнуть. Парень задал вопрос, но так и не повернулся к девушке.       – Что?       – Нравится, когда заслуги произносят вслух, Грейнджер? – с этими словами Драко, наконец, оторвался от вида из окна и посмотрел на собеседницу. – Почему ты решила помочь мне? Помочь нам?       – Потому что война закончилась.       – Не для всех, – голос хрипнул.       – Для всех, – Гермиона звучала резче, чем следовало. – Мы закончили эту войну. И пожертвовали многим. Бесчестно поступать так. Бесчестно по отношению ко всем, кто не вернулся.       – Твои друзья так не думают.       – Это не мои друзья, – Гермиона замялась. – Война поменяла их. И меня. Теперь то, что казалось правильным, кажется глупым. Проблемы недостойными. А жизнь…       – Безвкусной, – закончил за неё Малфой, и они встретились глазами.       – Да, – растерянно согласилась гриффиндорка.       Скрип дверей оповестил их, что кто-то пришёл. Но вместо Помфри в дверях застыла слишком уставшая для раннего утра Минерва.       – Рада, что вы оба бодрствуете, – женщина перевела дыхание и наколдовала в комнате круглый стол и три стула вокруг.       Жестом она пригласила студентов занять места за столом. Драко несколько засомневался, но строгий взгляд, так хорошо знакомый ему, заставил парня не перечить.       – Как ваше самочувствие, Драко? – Минерва озабоченно посмотрела на юношу.       – Мне намного лучше, директор, – слишком резко ответил Малфой, потому что ему надоедал этот цирк. – Что происходит?       Минерва сжала пальцы, которые до этого держала в замке и опустила на них взгляд. Женщина молчала, а Драко закипал.       – Директор, – вежливо произнесла Гермиона, – вы в порядке?       – Боюсь, что не совсем, – Минерва подняла на свою любимицу глаза, в которых было слишком много боли для мирного времени.       Грейнджер мгновенно напряглась и подалась вперёд, а Малфой сжал зубы, выделив скулы, и сощурил глаза. Ему не хотелось, чтобы произошло что-то более масштабное, чем его разбитое лицо.       Юноша не хотел отправлять в этом году в школу, но Визенгамот оправдал его и мать, а значит, ему следовало поступать так, как принято в обществе.       – Дело в том, что то… – женщина сделала паузу, – что произошло с вами не было единичным случаем, – женщина схватилась за правое запястье левой рукой. – Такие происшествия стали постоянными: в школе, в Министерстве магии, в общественных местах. Много волшебников пострадало. А многие погибли.       Гермиона не смогла сдержать вопль ужаса, который вырвался из неё быстрее, чем она смогла подумать.       – Да, мисс Грейнджер, это ужасно, – Минерва бросила обеспокоенный взгляд на обоих учеников и продолжила, – но то, что предприняло Министерство, – женщина выплюнула последнее слово, – ещё хуже.       – Что происходит? – Малфой не выдержал.       – Сразу после первой жертвы таких столкновений Бруствер поручил создать новое подразделение. Через неделю после его приказа был создан «МИР» под управлением Фарриса Стилла. Отдел задумывался как регулятор мирных отношений в обществе. Ему было поручено отслеживать причины конфликтов и находить зачинщиков. Мессия исцеляющего равенства, – Минерва горько усмехнулась, – но их программа оказалась жёстче, чем мы могли бы подумать. Хогвартс стал экспериментальной площадкой.       – И что на нас тестируют? – голос Драко источал яд.       – Альтернат, – Минерва не смогла продолжить.       – Простите, профессор, – Гермиона видела, как женщине тяжело даётся рассказ, – что это?       – Сыворотка, – Минерва сделала паузу. – Вам следует посмотреть выступление главы МИРа перед студентами, – женщина вынула из-под мантии небольшой мешочек, откуда с помощью палочки призвала Омут памяти, а затем пододвинула его на край стола. – Здесь мои воспоминания, которые будут красноречивей.       Гермиона застыла в сомнении, переводя взгляд с Омута на профессора и обратно. Но Малфой был настроен решительно, он резко дёрнул Омут на себя и обратился к Гермионе:       – Не тяни, Грейнджер, – девушка коротко кивнула, – на счёт три.       Сердце Гермионы грозилось вырваться из груди, когда слева от неё Малфой быстро отсчитывал неизбежное.       – Три, – услышала Грейнджер и погрузилась в Омут, рефлекторно затаив дыхание.       Они оказались в Большом зале, где были собраны все студенты, преподаватели и обслуживающий персонал. Гермиона неуютно почувствовала себя в такой компании.       – Уважаемые преподаватели и студенты, – начала директор, – в связи с последними событиями, о которых, я уверенна, вы все знаете, – женщина сделала паузу, – в школе грядёт ряд перемен, – по залу прошла волна перешёптываний, – которые повлияют на жизнь каждого, – шёпот усилился, и Минерва сделала паузу, давая присутствующим переварить информацию. – Хочу подчеркнуть, что меры приняты на уровне Министерства, представитель которого прибыл, чтобы лично ознакомить вас с новыми порядками, – женщина развернулась и жестом пригласила к трибуне мужчину, который шёл твёрдой походкой в полной тишине.       – Ты знаешь его? – Гермиона не сразу сообразила, что Малфой обращается к ней. – Грейнджер, – парень повысил голос.       – Нет, никогда раньше не видела, а ты?       – Я тоже.       – Добрый день, меня зовут Фаррис Стилл, – мужчина обвёл добродушным взглядом каждого, и, когда его глаза скользнули по Грейнджер, ей показалось, что он её заметил. – Я глава нового отдела Министерства магии под названием МИР, – гордость сочилась из мужчины, когда он произносил запоминающееся название. – МИР не зря расшифровывается как Мессия исцеляющего равенства. Не все присутствующие здесь, но те, кто постарше, – мужчина стрельнул серо-чёрными глазами в сторону преподавателей, – застали Первую Магическую войну. Это были страшные времена, – Фаррис резким движением запахнул свою министерскую мантию и прищурился, – кровавые и жестокие. Карадок Дирборн, – мужчина безошибочно стрельнул глазами в Ванессу Дирборн, студентку Когтеврана, которая являлась внучкой Карадока, – считают пропавшим без вести, – Фаррис понизил интонацию, – на самом деле, его пытали в логове Волдеморта, а потом присылали его кисти. Снова и снова. Они вырывали их живьём, а потом растили с помощью магии и вновь вырывали. Пока Дирборн не сошёл с ума, – по лицу Ванессы стекали слёзы. – Доркас Медоуз, – сейчас мужчина перевёл взгляд за стол Пуффендуя, обращаясь, к внучатому племяннику женщины, – долгое время была заключена в темнице Волдеморта, где Пожиратели накладывала на женщину Империо и заставляли вытворять гнусные вещи, – челюсть Стилла сжалась, – а затем Волдеморт скормил её Нагайне, когда на Медоуз не осталось ни одного живого места.       Гермиона почувствовала, что её начинает тошнить. У девушки всегда было живое воображение, и ей не нужно было рисовать в красках, чтобы представить правдоподобную картинку. Грейнджер отошла в сторону и прислонилась к двери, стараясь глубоко дышать. Стараясь прогнать тошнотворное чувство.       – Грейнджер, – Малфой обратился к девушке, не подходя к ней, лишь обернувшись.       – Я в норме, – Гермиона успокоила его и жестом показала, чтобы тот внимательнее слушал.       – …Долгопупсов пытали непростительными до потери рассудка, – Гермиона услышала обрывок фразы и заметила, как Невилл с гордостью поднимает голову. – Вторая Магическая известна каждому из вас, – мужчина стал говорить громче. – И, я уверен, никто не посмеет спорить с тем, что третью магическую мы не переживём, – в зале были слышны отдельные одобрительные возгласы, – именно для предотвращения третьей войны создан МИР, – глаза Фарриса вновь засияли, а широкие плечи расправились под мантией, демонстрируя прекрасную осанку темноволосого мужчины. – Никто из нас не вправе рисковать той силой, которой наделила нас природа, мы должны сохранить Магическую Британию, – Фаррис говорил всё громче и чётче, – и поможет нам в этом Альтернат, – мужчина достал из-под мантии небольшую колбу с тёмной жидкостью и поднял над головой. С помощью этой сыворотки мы избавимся от истинной причины жестокости, и спасём Магическую Британию и весь Магический мир от войны. Альтернат – наше спасение. Мы, – мужчина сделала паузу, чтобы набрать в лёгкие воздуха, потому что всё произнесённое ранее было сказано на одном дыхании, – избавимся от злобы, ярости, жестокости. Мы избавимся от проказы, живущей в нас и убивающей нас. Мы избавимся от чувств, – зал, до этого погружённый в тишину, взорвался воплем возмущений, и Гермиона не сдержала громкого возгласа, на который обернулся Драко.       Парень понимал, что Фаррис клонит к чему-то неправильному, к чему-то противному, но даже он, пожиратель смерти, не мог себе представить такой расклад. Лишить волшебников чувств? Это равносильно убийству. Что от него останется, лиши его… чего? Чувства сожаления? Чувства страха? Чувства постоянной опасности? Чувства всепоглощающей вины?       – Не может быть, – услышал Малфой рядом с собой голос Гермионы.       – Это разумно.       – Это бесчеловечно! – Гермиона выкрикнула. – Кем мы будем без чувств?       – Спокойными людьми, принимающими рациональные решения.       – Мы превратимся в роботов, – Гермиона увидела скепсис на лице Драко, который заставил её замолчать и дослушать твердившего до сих пор Фарриса.       – …нам выпала честь обрести гармонию с самими собой и с окружающим миром, давайте же с гордостью и благодарностью воспримем эту честь, – мужчина взял стоявший на трибуне кубок и вылил в него Альтернат, а затем высоко поднял его над головой, – поднимите свои кубки, присоединитесь к МИРу, за которой мы сражались, – тут и там начали подниматься кубки, сначала один – другой, через минуту в зале были подняты чуть больше половины бокалов. – Друзья, – Фаррис добродушно улыбнулся, отчего по спине Малфоя прошла дрожь, – ради МИРа мне придётся пойти на последнюю жертву, – мужчина взмахнул палочкой, и все несогласные одновременно подняли кубки…       – Неужели он…       – Империус, – Малфой выдохнул, – не такой уж он и мирный, этот МИР, да, Грейнджер? – Гермионе показалось, что Драко насмехается над ней.       В следующее мгновение сотни людей одновременно осушили бокалы, и воспоминание оборвалось.       Грейнджер хотелось кричать. Но она набрала в лёгкие воздух, осторожно успокаивая организм. Взгляд Макгонагалл обеспокоенно следил за Малфоем, который притих и о чём-то размышлял.       – Как Бруствер допустил такое? – Гермиона наклонилась вперёд, отодвинув омут.       – Он убеждён, что это единственный метод.       – Их уже… – Гермиона постепенно затихла, не в силах произнести очевидного. Будто слова повлияют на ситуацию.       – Да, мисс Грейнджер, они уже под действием сыворотки.       – Простите, – в разговор вмешался Малфой, – вы ведь тоже выпили кубок? Но вы здесь, – Драко поднял бровь.       – Приказом Министра мне позволено не принимать Альтернат, пока я лично не пойму, что со студентами всё в порядке.       – То есть вы сможете всё исправить? – Гермиона с надеждой посмотрела на Макгонагалл.       – Вероятно, нет, потому что вечером мистер Стилл принесёт сыворотку для меня, – женщина поджала губы, но выпрямила и без того идеально-ровную спину.       Малфой сжал руки в кулак, а Гермиона не смогла сдержать вздох сожаления.       – Зачем вы предупредили нас? – Драко с интересом смотрел на директрису, которая не собиралась отвечать. Женщина поднялась с места и с помощью палочки начала убирать наколдованные вещи так, что Гермиона свалилась бы на пол, если бы не реакция Малфоя, который вовремя подставил ей руку.       – Ровно через трое суток за вами придут, чтобы выписать, предварительно вручив Альтернат, – Минерва внимательно посмотрела на Малфоя и добавила, – трое суток, мистер Малфой.       Женщина двигалась к выходу, а Гермиона в ступоре смотрела на своего декана. Когда девушка опомнилась и выбежала в главное крыло, Минерва стояла возле дверей.       – Постарайтесь провести время в больнице с пользой, тогда наутро вы разглядите ясное небо даже в дождливый осенний день, – директриса задержала взгляд на Гермионе и вышла за дверь.       – Какого хера? – Малфой с силой пнул занавеску, которая отделяла крыло Гермионы от его палаты. – Должность директора в этой школе нахрен отбивает мозги?       – Прекрати, Малфой.       – Нет, Грейнджер, – Драко двинулся к ней, прихрамывая, но пугая её, – я не должен прекращать. Через три дня меня лишат чувств, а эта ваша королева Трансфигурации ничего не объяснила.       – Профессор Макгонагалл не могла бросить нас, – Гермиона в задумчивости начала расхаживать на месте. – Она что-то хотела донести, – девушка продолжала расхаживать, пока Малфой замер в проёме, облокотившись о дверной косяк.       Возможность избавиться от боли не давала покоя Малфою. Альтернат мог заглушить все чувства. Чувства ненавистников. Он мог спокойно бродить по школе, он мог общаться с ровесниками, он мог жить. Возможно, министерство не так уж и ошибается.       – Не трать последние чувственные дни на поиски того, чего нет, – Драко развернулся и отправился на свою половину.       Грейнджер с разочарованием посмотрела на отдаляющуюся спину Драко и начала анализировать всё, что узнала за сегодняшний день.       Она сбивалась, размышляя о том, что будет, когда Альтернат проникнет в организм. Сможет ли она вернуть чувства и захочет ли. Как долго сыворотка действует на организм. Сможет ли она социализироваться в обществе и будет ли Альтернат обязательным для всех. И увидит ли она родителей. Вот, что по-настоящему смогло напугать девушку. Отец и мать, которые с таким трудом отпускали её в школу, чтобы она смогла закончить начатое. Неужели какая-то сыворотка сможет заглушить в ней тот трепет, который звоном колокольчиков отзывается где-то внутри Гермионы, когда она вспоминает ласковые глаза отца или нежные руки матери. Девушка резко села на кровати, ощущая, как воздух покидает её.       – Грейнджер, – в этот момент в палату зашёл Малфой, заставший девушку сидящей на койке и быстро-быстро дышавшей.       Парень осторожно подошёл к ней и заглянул в лицо, которого до этого не видел. Он знал, что с ней происходит.       – Задержи дыхание, – спокойно сказал парень, смотря на девушку, которая с ужасом уставилась на него.       – Давай, Грейнджер, – лицо Драко выражало недовольство, – делай, что я говорю.       Спустя секунд тридцать, которые Гермиона не дышала, она почувствовала, что ком исчезает.       – А теперь сделай глубокий, но медленный вдох.       Девушка послушалась, и лёгкие благодарно приняли медленные потоки кислорода. Драко проследил за реакцией и сделал шаг назад, потому что оказался слишком близко. Слишком для него. И, пожалуй, для неё.       – Спасибо, – Грейнджер с благодарностью взглянула на Малфоя.       – Ты забыла, – Драко протянул Гермионе фолиант и собрался уходить, когда услышал ответ.       – Это не моё, – девушка разглядывала обложку.       – И не моё, Грейнджер, – Драко всё-таки развернулся и удалился.       Его не заинтересовала книга, которую он обнаружил на прикроватной тумбе. Мысли юноши вертелись вокруг возможности. Возможности забыть мерзкое чувство, попятам ходившее за ним уже несколько лет. Он сможет быть свободным. Он станет равным. Ему в глаза больше не бросят ничего о матери. Малфой резко втянул воздух. До сих пор он не задумывался о Нарциссе. Что будет с ней, когда сына лишат чувств? Наверное, ей тоже предложат это лекарство. Минерва что-то упоминала о том, что Хогвартс – экспериментальная площадка.       Они провели в одиночестве целый день, когда размышления Грейнджер о книге и размышления Драко об Альтернате прервал обход Помфри.       Гермиона с замиранием сердца посмотрела на целительницу, осознавая, почему она была такой холодной. Обычно Поппи любила поговорить, когда проводила осмотры, но не сегодня. Пожилая женщина по-деловому поприветствовала девушку и наскоро проверила её жизненные показатели, а затем переключилась на Малфоя.       Грейнджер слышала, как Помфри общается со слизеринцем, и невольно почувствовала подступившие слёзы. Она сдерживалась до тех пор, пока Поппи не закрыла за собой двери.       Слёзы полились из глаз Гермионы, заставляя её задыхаться. Это была боль, которую трудно сравнить с чем-то уже знакомым. Война прекратилась, но её последователи долго будут преследовать каждого, добивая то, что оставила им нещедрая хозяйка.       – Не так плохо, не находишь? – Малфой зашёл в комнату, застав Грейнджер врасплох.       Застав врасплох себя. Он не ожидал увидеть слёзы. Это было сравнимо с мощным ударом хлыстом. После ледяной и спокойной Поппи Гермиона со своими растрёпанными волосами, яркими заплаканными глазами, длинными от слёз ресницами и трясущимися руками показалось ему слишком живой. Слишком настоящей.       – Грейнджер? – осторожно начал парень.       – Ты видел её? – девушка замолчала и вытерла слёзы. – Ты видел то, что осталось от Поппи? Это ведь Помфри, – Гермиона выдавила из себя подобие улыбки, – она никогда не унималась и читала нотации каждую секунду, проведённую рядом с больным. Она заботилась о тебе, даже если твоё горло немного покраснело так, будто до смерти оставались сутки. Эта женщина с добрыми и мудрыми глазами могла успокоить одним только взглядом, а её руки всегда были тёплыми, – Грейнджер вновь почувствовала, как слеза скатилась по щеке, – а сегодня, – Гермиона задыхалась, – сегодня она была ледяной. Её взгляд, и руки, и голос.       Драко наблюдал за страданиями девушки и не понимал, чего ему хочется больше – помочь ей или убежать. Но убегать здесь некуда, да и делал он это гораздо чаще, чем следовало.       – Брось, Грейнджер, ты преувеличиваешь.       – Нет, – она откинула простынь, – это ведь только Поппи, а там, – она ткнула в дверь, – там вся школа превратилась в ледяную глыбу. И это тот мир, за который мы боролись, – она замолчала, а через мгновение добавила, – за который умирали Ремус, Тонкс, Фред… – Гермиона потихоньку затихала.       Когда после войны до Малфоя дошёл список погибших, он в ужасе перечислял про себя фамилии. И каждое имя отпечаталось в сознании, потому что тогда он читал список собственных прегрешений. Это была панихида по погибшим и по его собственной душе.       – Иногда чувства сильнее разума, – Драко с горечью посмотрел на девушку, – а ненависть – сильнейшее из чувств, способное вытеснить горечь утраты. Нельзя их винить, это их способ справиться с болью.       – Только слабый поддаётся такому искушению, – Гермиона встретилась с глазами Малфоя, – мы не имеем права быть слабыми. Не после такой жертвы, – девушка обхватила себя руками, и Драко обратил внимание, как её трясёт.       – Не у всех есть такая сила, Грейнджер, – он искренне улыбнулся, но в глазах не было ни намёка на веселье. – Тебе нужно поспать.       Гермиона следила за Драко, который вышел из комнаты, а через мгновение вернулся с несколькими пузырьками и одеялом в руках.       – Вот, – Драко протянул ей два пузырька, – прими это, станет легче.       Девушка по запаху узнала успокаивающее зелье и молча выпила его.       – Спасибо, – поблагодарила она юношу.       – Ложись, Грейнджер, – Малфой терпеливо ждал, пока девушка улеглась. А затем накрыл её ещё одним одеялом.       – Ты замёрзнешь.       – Я не мёрзну, – парень собрался уходить, когда Грейнджер тихо заговорила.       – Останься здесь, – Малфой замер, – пожалуйста.       Драко мог бы рассмеяться от того, насколько всё было сюрреалистичным. Гермиона Грейнджер просит пожирателя смерти посидеть с ней. Он мог бы рассмеяться, если бы во всей этой ситуации не было ни капли его вины. Но в его океане вины можно было захлебнуться, потопив не только себя, но и весь мир вокруг.       Гермиона всё ещё тряслась под двумя одеялами, когда Драко уселся на стул, стоящий рядом с её кроватью.       – Спасибо, – девушка улыбнулась, и Драко показалось, что это было искренне.       – Не думал, что Гермиона Грейнджер когда-то поблагодарит меня за компанию.       – А я, что Драко Малфой проявит заботу о, – Грейнджер запнулась, – о такой, как я.       Она заметила, как парень напрягся. Он хотел что-то добавить. Хотел прокомментировать. Но сдерживался.       В это самое мгновение три сестры кружили в больничном крыле Хогвартса: обида, совесть, боль. И совесть одинаково остро врывалась в душу обоих, заставляя пожалеть о сказанном. О сказанном секунду назад гриффиндорку и сказанном шесть лет назад слизеринца.       – Прости, – в унисон зазвучали хриплые голоса, а глаза безошибочно нашли друг друга.       Это мгновение одинаково сильно отразилось в душе каждого, но Грейнджер и не догадывалась, как её звонкий искренний смех, который она не смогла сдержать, повлиял на отчаявшегося слизеринца, который сначала испугался, почувствовав где-то внутри лёгкий трепет, а через секунду вспомнил себя беззаботного и разбавил смех Гермионы своим грубоватым, но искренним.       Зелья подействовали на Грейнджер, несмотря на проснувшееся веселье, она заснула под еле слышное дыхание Драко. Он наблюдал за девушкой, и, если бы не размеренное дыхание, могло показаться, что она не спит, потому что веки неспокойно трепетали, а руки с силой сжимали одеяло. Она и во сне никак не могла угомониться. Драко усмехнулся и отправился в свой изолятор. Но кровать стала по-настоящему неуютной, а тишина оглушающей. Он подскочил и подошёл к окну, будто решаясь. И, когда ветер разогнал тучи, решение было предопределено: оранжевый свет прокладывал дорогу в соседнюю палату. Этимин – его путеводная звезда, и он последует этому пути.       Опустившись на соседнюю с Грейнджер койку, Малфой уснул, потому что впервые за долгое время он засыпал не в полной тишине.       Яркие солнечные лучи, которые никогда не проникали в подземелье, разбудили юношу. И он с благодарностью взглянул на них, когда осознал, что спал слишком хорошо.       Солнечные лучи не попадали на лицо девушки, но освещали её волосы, которые, сплетаясь с ярчайшей звездой, горели алым пламенем. С этой мыслью Драко перешагнул порог своей палаты. Где его приняла в привычные объятия холодная тишина.

***

      – Малфой, – Гермиона влетела в палату, тряся перед собой раскрытую книгу, – это Макгонагалл, – девушка кричала от восторга.       – Если ты будешь излагать мысли яснее, я буду тебе благодарен, – Драко присел на край кровати, поправив сбившуюся постель.       – Эта книга, – Грейнджер всё ещё трясла ею и что-то вычитывала на страницах, безостановочно листая их, – принадлежит Минерве, она оставила её, чтобы мы сварили противоядие, – воодушевлённая девушка уселась на край кровати Малфоя, демонстрируя тому руны, хаотично расставленные на нескольких страницах.       – Противоядие для чего? – Драко с серьёзностью посмотрел на собеседницу, которая оторвала, наконец, глаза от книги и посмотрела на юношу.       Ей до последнего хотелось верить, что Драко не поддался слабости, что он будет бороться. Но надежда в её душе робко угасала, когда она смотрела в ледяные глаза, казавшиеся ночью слишком живыми.       – Мы ведь сможем противостоять Альтернату, мы сможем всё исправить, – девушка звучала едва слышно, а руки безвольно опустили книгу.       – Я не собираюсь противиться, – Малфой поднялся и отошёл к окну, за которым уже садилось солнце, и девушка успела заметить, как он прищурился, когда в его глазах блеснул озорной солнечный блик, оживляющий ледяные глаза. – Альтернат – выход для меня, – парень полностью отвернулся к окну, пока Гермиона пыталась ухватиться за булыжник в надежде всплыть.       – Кажется, там сегодня тепло, – Гермиона подкралась к парню, оставшись незамеченной, отчего плечи Малфоя напряглись.       – Да, давно такой погоды не было.       – О чём ты думаешь?       – О метле, – Драко хмыкнул, – хочется взмыть высоко в небо. В последний раз.       – У тебя может быть сотня полётов, – девушка старалась говорить так тихо, как только могла, как делал её отец.       Драко резко повернулся, застав Гермиону врасплох, когда его больничная рубашка оказалась слишком близко к её носу. Она быстро отступила, почувствовав знакомый аромат.       – Зачем ты пришла? – голос стал холодным.       – Мне нужна помощь.       – Ты справишься с приготовлением зелья.       – Я не про зелье, – Гермиона опустила голову, – точнее не только, – её руки теребили тёмную обложку книги, – мне нужна помощь там.       – Нет, Грейнджер, там меня ждёт долгожданная свобода и настоящий мир, – губы дрогнули, и девушка успела заметить проблеск улыбки, которая подействовала на неё.       Внутри разгорался огонь. Она быстро двинулась на свою сторону, но в дверях обернулась, решив использовать непростительный метод.       – Зачем ты живёшь?       Вопрос достиг цели, ударив Малфоя в осколки разбитой души, которые вонзились в плоть.       – Ради мамы, наверное, – спустя минуту ответил парень, – и искупления.       – Сейчас самое время искупить грехи, – девушка развернулась и исчезла из виду, оставив Малфоя наедине со своими мыслями.       Закат совсем опустился за горизонт, когда Драко подошёл к окну. Смотреть на небо было его любимым занятием. Нарцисса рассказала о значении его имени, когда мальчику исполнилось шесть. Тогда он впервые посмотрел на небо. «Ты дракон, мой мальчик, – Нарцисса осторожно присела рядом с сыном, который стоял на ступеньках входа в оранжерею и смотрел в небо, – в твоём имени содержится сила, мудрость и власть. Используй это с умом», – женщина по-доброму улыбнулась и поцеловала мальчика в щёку, когда тот завороженно глядел на небо. С тех пор Дракон на небе служил ему напоминанием того, что вся его сила в нём самом.       Парень оттолкнулся от подоконника и последовал в соседнюю комнату, откуда доносились неясные бормотания девушки.       – Наверное, это безумие, – прошептала девушка.       – Если ты в меньшинстве – и даже в единственном числе, – это не значит, что ты безумен.       – Ты читал Оруэлла?       – У мамы хранилось много запрещённых книг. А меня всегда влекло на тёмную сторону, – он взял книгу в руки. – Неужели у всезнайки возникли проблемы?       Гермиона проигнорировала выпад и показала рецепт, который успела расшифровать.       – Это рецепт Амортенции, – на переносице засела морщинка, – но что-то не так.       Драко пересмотрел ингредиенты и записи, после нескольких минут изучения он заговорил.       – В Амортенции в конце добавляют тёртый корень мандрагоры, но тут, – Драко пальцем указал на руну, – не мандрагора, это…       – Стебли плауна, – Гермиона закончила за Драко.       Малфой молча поднялся и двинулся в своё крыло.       – Ты так и будешь сидеть? – бросил он на ходу, – пора взяться за дело, – в проходе он посмотрел на растерянную девушку.       Гермиона подпрыгнула и двинулась за юношей.       Без палочки работать было непривычно, но Драко прекрасно расправлялся с твёрдыми яйцами пеплозмея, пока Гермиона крошила лепестки красной розы. Малфой справился с работой и замер, когда пришлось использовать магловскую горелку. Грейнджер искренне хотелось рассмеяться, когда он в третий раз прошептал Инсендио, но ничего не происходило. Девушка осторожно придвинулась к слизеринцу.       – Проблемы с беспалочковыми заклинаниями? – сдерживая смех, проговорила она.       – У меня. Нет. Никаких. Проблем. Это магловское дерьмо не работает, – он собирался швырнуть горелку в стену, когда Гермиона остановила его, дотронувшись тёплыми руками, пахнущими лепестками роз, до его запястья.       – Стой, – Драко замер, – она ведь металлическая, не стоит пытаться её зажечь, просто поверни рычаг, – девушка указала на рычажок, который Драко в сомнении дёрнул, но вырвавшийся огонёк вмиг заставил его улыбнуться, а свет в глазах поманил Гермиону, которая дольше положенного смотрела на парня.       Процесс приготовления занимал шесть часов. Гермиона откинула голову на стену и прикрыла глаза. Часы показывали без четверти двенадцать.       – Иди спать, Грейнджер, – Драко смотрел на неё с противоположной стены, – я прослежу за ним.       – Я не смогу уснуть, – Гермиона затихла, решаясь, – можно… – она вновь остановилась.       – Грейнджер? – Драко изогнул бровь.       – Можно мне остаться здесь?       Малфой удивлённо посмотрел на гриффиндорку, которая выглядела такой же потерянной, как и он сам.       – Вряд ли у меня есть выбор, – он растрепал волосы, – кажется, мы вдвоём будем не только сегодня.       – Кажется, – эхом отозвалась Гермиона, подтягивая под себя колени и обхватывая руками.       Драко подскочил на ноги и вышел из палаты, оставив Грейнджер в замешательстве, но не успела она ничего подумать, как Драко явился с двумя одеялами.       – Поднимись.       Девушка послушно встала, наблюдая, как Драко расстилает ткань на пол, а затем взглядом приглашает её присесть. Гермиона почувствовала, что улыбается, потому что было приятно. Было приятно, когда кто-то заботится о тебе. Особенно, если у человека нет видимых причин на то. Это было признаком искренности намерений, а не сухого выполнения обязанностей.       – А как же ты?       – Я не мёрзну, – парень развернулся, – забыла?       – Я не могу чувствовать себя комфортно, когда ты второй день мёрзнешь из-за меня, – Гермиона звучала так, будто отчитывала мальчиков за очередной проступок. – Либо ты укрываешься, либо я сама усядусь на ледяной пол, – на этих словах Гермиона отодвинулась в сторону и подняла одеяло, приглашая Малфоя сесть.       Драко впал в ступор. Это было неожиданно. С ним часто разговаривала так Нарцисса, когда он был маленьким.       – Я не шучу, Малфой, – Гермиона собралась вставать. – Ты же хотел искупления, начни с этого.       Он усаживался на тёплое одеяло, стараясь расположиться как можно дальше от неё.       – Да у тебя здесь адское пламя, – Малфой выругался, когда почувствовал, насколько тепло было под одеялом, насколько тёплой была девушка.       – Может, твоя ледяная корочка подплавится, и выпустит из плена тебя настоящего?       – Это и есть я настоящий.       Они сидели в тишине, глядя вперёд, ощущая лёгкие прикосновения локтями и коленями, слыша дыхание друг друга.       – Как думаешь, – Грейнджер тихо заговорила, – эта Амортенция будет пахнуть для каждого по-своему?       – Пожалуй, – он задумался, и Гермиона задержала взгляд на его профиле, когда Драко запустил руку в волосы, – думаю, да, ведь яйца пеплозмея в сочетании с красным вином дают такой эффект.       Гермиона в согласии кивнула.       – Чем пахла твоя Амортенция? – заговорила Грейнджер, заставив Малфоя задуматься.       – На шестом курсе она пахла зелёным яблоком, морским воздухом и пергаментом, – Драко улыбнулся. – Всё, что я по-настоящему любил. Зелёные яблоки приносил мне папа, когда я был маленьким и болел, – Малфой смотрел вдаль, и на его лице был отпечаток спокойствия, – морской воздух ассоциируется с летними каникулами, которые мы проводили семьёй в летнем домике, – лицо исказилось, – пока не вернулся Волдеморт.       – А что с пергаментом? – поспешила отвлечь его девушка.       – Это запах библиотеки, в которой я мог проводить дни напролёт, изучая что-то новое, – он вновь улыбнулся. – Забавно, – Малфой посмотрел на Грейнджер, сидевшей в нескольких сантиметрах, – у тебя тоже был запах пергамента, а ещё зубная паста, трава и, – Драко прищурился, – что ты утаила на уроке?       Лицо Грейнджер вспыхнуло, она и подумать не могла, что Малфой слушал её на уроке. А он не только слушал, но ещё и помнил.       – Давай, Грейнджер, – Драко ткнул её в бок, – признавайся.       – Обещай не смеяться. – пауза. – Запах волос одного человека, – Грейнджер посмотрела на руки.       – Неужели Уизли? – Малфой скривился.       – Как ты догадался?       – Нужно быть либо полным идиотом, либо человеком без эмоций, чтобы не заметить этого, – Драко смотрел на огонь, – я не отношу себя к таковым. Хорошо, что ты перестала за ним бегать, Грейнджер. Он не достоин тебя.       – Не говори так, – Гермиона зло посмотрела на Малфоя, который встретился с ней взглядом.       – Я не буду врать из-за того, что ты не можешь объективно смотреть на вещи.       – Твоя ненависть не может считаться объективной.       – Я не ненавижу этого рыжего, – Гермиона с сомнением посмотрела на парня, – уже не ненавижу, – исправился Драко. – Но вы вряд ли смогли бы сойтись, слишком разные, – он отвёл взгляд.       Грейнджер понимала, что он прав. Она и сама думала об этом. Детская привязанность не смогла бы справиться ни с невыносимой легкомысленностью, ни со слишком простецким, на вкус Гермионы, чувством юмора.       – Что нас ждёт? – заговорила Гермиона, когда зелье варилось уже чуть больше двух часов.       Ему хотелось бы знать ответ на этот вопрос, но он не знал. Юноша хотел выпалить «Не знаю, Грейнджер», но вовремя посмотрел в её сторону. Она боялась. Это выражение лица редко встречалось с ним во время обучения, потому что отважнее гриффиндорку он не знал. Но когда-то он видел этот страх в её глазах, и несколько раз он был причиной. Сегодня она боится не его, и он сделает всё, чтобы не давать ей повода бояться вновь.       – Что бы нас ни ждало там, – Драко кивнул в сторону дверей, – я не боюсь этого, – он улыбнулся, – потому что ты спасла задницу Поттера. С моей задницей точно всё будет в порядке.       В ответ на его искренность и лёгкость Драко услышал звонкий смех. Второй раз она позволила лицезреть себя настоящую. До поручения Лорда он с завистью глядел на их троицу, когда они искренне веселились в компании друг друга и без стеснений проявляли заботу. Лёгкие естественные прикосновения, дружеские объятия – то, чего не хватало ему. А потом он свыкся и был рад, что ему некого втягивать в то дерьмо, в которое он влип.       – Это такая честь для меня, мистер Малфой, – Гермиона театрально склонила голову, продолжая смеяться.       Настроение Драко улучшилось, и он позволил отпустить себя настоящего, позволил смеху вырваться из него. Второй раз за эти два дня.       Тишина, в которой оказались двое, после смеха оказалась невесомой, нужной и совершенно искренней. Тишина, в которой приятно было находиться; она не пугала отголосками мыслей, она чувствовалась как нечто тёплое. Они не знали, как называется то, что испытывали, но совершенно точно совпадали в ощущениях.       Малфой посмотрел на часы, когда они показывали четыре утра. Зелью осталось вариться меньше двух часов, а Грейнджер сопела рядом в нелепой позе. Она притягивала взгляд слизеринца, и он позволил себе эту слабость. Если вчера она спала в оцепенении, то сегодня лицо было расслабленным, губы приоткрыты, а длинные ресницы откидывали тень на совсем бледные веснушки, которых Драко не замечал до этого. Сейчас ему вспомнилось, как Гойл дразнил гриффиндорку за яркие веснушки, так сильно выделявшиеся на её лице. А потом они побледнели. Война высосала из неё жизнь, которая так подходила девушке. Он опомнился, когда ледяная рука дотронулась до светлого пятнышка на левой щеке, отчего ресницы Гермионы затрепетали. Малфой резко отдёрнул руку, будто ошпарившись, и откинулся на стену, прикрывая глаза. Это то, от чего он хотел избавиться. И то, что заставляло сопротивляться Альтернату.       Волнение и усталость взяли верх, и Драко задремал, лишь приятный аромат смог разбудить его. Он резко сел и бросил взгляд на часы. До готовности осталось три минуты. Парень выбрался из укрытия, стараясь не разбудить Гермиону, и пододвинулся к манящему котлу.       Девушка проснулась, почувствовав себя выспавшейся, несмотря на затёкшие мышцы.       – Получилось?       Драко неотрывно смотрел в котёл, над которым спиралями закручивался пар.       – Не уверен, – он сделал паузу, – оно ярко-голубое, Грейнджер, – юноша поднял глаза.       Она уже подскочила и придвинулась к котлу, заглядывая внутрь, заставляя игнорировать приятный аромат.       – Амортенция должна быть прозрачной, – Гермиона посмотрела на Малфоя, – мы сделали что-то не так?       – Ты чувствуешь запах?       – Да.       – Что-то в составе зелья дало такой эффект, это ведь не чистая Амортенция, – Малфой сделал вдох и отодвинулся от котла.       – Вероятно.       Драко дал девушке минуту, чтобы она прочувствовала запах, который, судя по всему, изменился. А затем напомнил, что до прихода Помфри осталось совсем немного. Им нужно позаботиться о зелье. Грейнджер с трудом оторвалась от свежеприготовленного отвара и позволила парню разлить его в приготовленные заранее пузырьки. Они долго вычисляли, какой дозы достаточно для устранения эффекта Альтерната, и решили ещё раз обсудить это после осмотра.       Помфри пришла ровно в восемь. Она наскоро осмотрела пациентов и, встав между двумя помещениями так, чтобы видеть обоих, добавила:       – Ваше лечение закончено. Завтра утром вы будете выписаны. Для закрепления эффекта от лечения, вам будет выдано последнее лекарство. Поздравляю, – Поппи искусственно улыбнулась, – увидимся утром.       Перед носом парня стоял изменившийся аромат Амортенции, если её можно было считать таковой. Там по-прежнему чувствовались яблоки, пергамент и море, но ярче всех теперь были ноты роз. Красных роз, аромат которых он чувствовал прошедшей ночью. И, кажется, не забудет никогда. Потому что запах роз был слишком приятным. И слишком шокирующим.       – Малфой, – он не заметил, как Гермиона вошла в палату, – я думаю, что унции достаточно, – девушка облокотилась о подоконник и посмотрела на парня, лежащего в лучах солнца. Его лицо за эти три дня значительно преобразилось. Осталась лишь одна небольшая ссадина возле виска. И хотя видимых повреждений не было, Гермиона видела то, что неподвластно вылечить ни одно заклинание.       – Но если в составе Альтерната есть перуанский бальзам, то этого будет недостаточно, – Драко поднялся и подошёл к окну, становясь к плечу к Грейнджер, но смотря в окно. – Стилл держал флакон примерно с одной унцией, а значит, в нём может быть приличная доза бальзама.       – Ты предлагаешь подстраховаться? – Гермиона повернулась в его сторону и уловила аромат, который не давал ей покоя. Много лет.       – Две унции, – Драко кивнул.       Они стояли в тишине, которая стала привычной и комфортной. Впервые за долгое время. Потому что у тишины появилась компания. Они размышляли об одном и том же, но даже не догадывались, что их мысли были настолько же близки, как и тела, соприкасающиеся плечами.       Драко первым отошёл. Он откупорил несколько флаконов с их личной Амортенцией и принялся разливать по небольшим склянкам ровно по две унции.       – Запах изменился? – гриффиндорка наблюдала за аккуратными движениями парня.       – Да, – он встретился с ней взглядом.       – И мой, – Гермиона позволила себе улыбнуться, а потом молча вышла из палаты.       Небесно-голубое зелье, которым до сих пор пахли руки Драко, будто подарило ему надежду. Надежду на солнечные беззаботные дни. Парень ещё раз прокрутил эту мысль и ринулся к девушке.       – Грейнджер, – Драко крикнул, отчего она вскрикнула, а затем посмотрела на парня, бесцеремонного ворвавшегося в её уединение, – у нас получилось, – юноша улыбался, находясь в эйфории, и в этой же эйфории схватившись за тёплые руки Гермионы.       – Ты уверен? – робко спросила девушка, всё ещё чувствуя дискомфорт от приятного покалывания в кистях.       – Вспомни, что сказала Макгонагалл перед своим уходом.       Грейнджер напряглась.       – Давай, Гермиона, – воодушевлённо проговорил парень и не сразу сообразил, почему она так посмотрела в его глаза. Улыбка начала сползать, когда он осознал, насколько естественно это прозвучало. Естественно для него.       Это мгновение длилось для каждого особенно долго. Для неё, потому что она и представить не могла, что сердце не утратило способность радостно стучать; для него, потому что реакция девушки давала понять лишь одно – ей неприятно.       – Драко, – девушка улыбнулась, – ясное небо даже в самый дождливый день?       Вряд ли он осознавал, отчего ему было так радостно, однако улыбка поселилась на его лице, игнорируя разум.       – Вообще-то, ясное небо даже в дождливый осенний, – он особенно выделил это слово, – день, – копируя голос директрисы, добавил Малфой.       Глаза девушки лучились счастьем. Спроси его сейчас о цвете счастья, он непременно назовёт глаза Грейнджер. Потому что этот цвет не передать словами: в них искрилась жизнь, придавая карим глазам необычный оттенок.       – У нас получилось, – прошептала Гермиона, скорее спрашивая.       – Мне кажется, я справлюсь и без зелья, Грейнджер, – Драко сделал шаг. Шаг, изменивший всё.       – Потому что… – Гермиона неотрывно смотрела в глаза юноши.       – Потому что это, – он обхватил лицо девушки ледяными пальцами и провёл по россыпи бледных веснушек, – и это, – Драко опустился и нежно проводил по скуле, пока Гермиона застыла, чтобы не спугнуть то, что казалось эфемерным, – и это, – голос стал хриплым, когда пальцы провели по нижней губе девушки, – никогда не перестанет волновать моё всё-таки существующее сердце, – глаза потемнели, и он следил за реакцией смутившейся Гермионы. Решавшейся Гермионы. И, наконец, решившейся.       Душа девушки оживала, она чувствовала то, что давно было забытым. Она осторожно обвила руки Драко и поделилась теплом, прикасаясь в поцелуе к парню. Который не смог сдерживать себя, потому что она делала его живым без противоядий.       – Теперь мы справимся, – Гермиона оторвалась от Малфоя.       – Справимся, Грейнджер.       Они лежали на крошечной койке, которая казалась им целым миром. Миром, где не было войны. Где не было их «До». Где было только «Настоящее». И – они оба надеялись – «Будущее». Драко безотрывно смотрел на лицо девушки, пересчитывая веснушки на коже.       – Я верну тебе жизнь, Грейнджер, – Драко прикоснулся к щеке. – Обещаю.       – Кажется, ты уже это сделал, – она улыбнулась.       – Твои веснушки, – он всё ещё смотрел на них, – раньше они были яркими.       – У меня остались россыпи ярких веснушек на плечах, – Гермиона смущённо улыбнулась, а Драко осторожным движением перевернул девушку и спустил больничную рубашку, оголив худые плечи.       По телу девушки бежали мурашки, когда холодный воздух коснулся кожи. Но они исчезли, потому что кожа начала гореть от поцелуев, которыми Драко покрывал её тело. Эти ощущения были слишком для них обоих. Но это слишком было таким необходимым.       Парень думал, что девушка заснула в объятиях его рук, потому что она совсем притихла.       – Это всегда был ты, – Гермиона перевернулась, заглянув в сонные глаза.       – Моя Амортенция всегда пахла тобой, – она остановилась, – тогда я подумала, что это Рон, но это была случайность. В раздевалке после тренировки в начале года он воспользовался чужим шампунем, который сильно ударил мне в нос, а потом этот запах был в моей Амортенции. Я решила, что это Рон. А это был твой шампунь, Драко, – девушка осторожно провела по его волосам. – Ты всегда был моей Амортенцией, а сегодня в ней появился запах сочного яблока.       – Я озолочу Финнигана, – Драко улыбнулся, – если бы не он, мы никогда бы не обрели это.       – Что «это»? – Грейнджер затаила дыхание.       – Целая жизнь, – на выдохе признался Малфой, и мгновенно ощутил настойчивый поцелуй. Совершенно не похожий на их первые поцелуи. Совершенно не похожий ни на один из сотни других поцелуев в его жизни. Он ощущал страсть. Он ощущал похоть. Он много желал. Но впервые он ощутил себя цельным. То, что было вырвано когда-то из его души, возвращалось. И для этого нужен был лишь один, тот самый поцелуй.       Гермиона ощущала, как Малфой сдерживает себя, когда она настойчиво пыталась намекнуть, целуя мочку, опускаясь губами к шее, проводя пальцами по ткани больничной пижамы. Она оторвалась от тела и, глядя в глаза, перенесла свой вес, оказавшись сверху на парне. Он прожигал её взглядом, она чувствовала, как горит, и не подозревала, что Малфой тоже горел. Огонь поглотил их с головой, заставляя пылать жизнью. Грейнджер не разрывала зрительного контакта, когда стягивала вниз такую лишнюю ткань. Этот зрительный контакт был красноречивее любых слов. Не шевеля губами, глаза в глаза: «Нужная» – «Необходимый», «Настоящая» – «Живой», «Навсегда» – «Всегда с тобой».       Драко медленно опустил взгляд, разглядывая бледную кожу девушки. Она испытывала его. Она манила. Она любила и позволяла любить. Малфой поднял корпус и прижался губами к ключицам, покрывая их нежными поцелуями, шепча между ними «всегда». Грейнджер наблюдала за ним, запуская руки в волосы. Ожидая большего. Но не чувствуя большего.       – Пожалуйста, – она прошептала то, что обычно кричат.       Малфой знал, он чувствовал. Но не смел. Ему казалось это неправильным. Слишком быстрым.       – Пожалуйста, Драко, – прошептала через несколько минут Гермиона, прогнувшись так, что грудь сама коснулась губ парня. Ему стоило бросить на девушку короткий взгляд, когда всё стало понятным. Ей это необходимо столько же, сколько и ему. Он медленно покрыл поцелуями её тонкую кожу, не оставив ни сантиметра без ласк, а затем резко перевернул их, оказавшись сверху.       Грейнджер стянула с него пижаму, и пальцы, отбивая дрожь, пробежали по его спине. Он чувствовал запах роз и головокружение. Словно опьянённый свежим воздухом человек в горах, ему казалось, что ещё немного и он потеряет связь с миром. Но он никогда не потеряет связь с ней. Драко наклонился над её лицом, всматриваясь в глаза, продолжая молчаливый диалог. Он прочитал её, как книгу. И медленно, слишком заботливо подарил всего себя. В тот момент, когда Грейнджер отдавала ему себя. Впервые. Она была его. И это опьяняло. Опьяняло так, что было опасным, потому что контролировать себя было сложно. Драко смотрел на неё. Смотрел на её полуоткрытые губы, смотрел на густые волосы, на живые глаза, и когда с губ сорвался первый чувственный стон, он позволил себе быть настойчивее. Позволил себе войти глубже. Медленно. Отдавая любовь. Гермиона подалась вперёд, и невесомые пальчики крепко схватили Драко за плечи, давая отмашку. Они любили друг друга впервые. Она впервые оказалась с мужчиной. А он впервые делал это по любви.       Они лежали в полной тишине. Гермиона перебирала его волосы, а он прижимался к её телу, хаотично выводя разные фигуры пальцами на её коже.       Сон был беспокойным, а утро нежеланным. Драко вручил Гермионе флакон. Они выпили зелье в тишине, парень поцеловал девушку за минуту до того, как двери распахнулись и вошла целительница. Сухое приветствие, вручение формы без нашивок и двух флаконов с тёмной жидкостью. Грейнджер колебалась, но когда Драко первым осушил свой, и уголок его губы приподнялся, она осушила свой.       – Поздравляю, – Помфри улыбнулась, – теперь вы здоровы. Можете переодеться в форму, взять стандартные палочки и проследовать в Большой зал для завтрака. Приятного аппетита.       – Драко, – Гермиона заговорила сразу, как захлопнулись двери, – ты чувствуешь?       – Как никогда раньше, – он улыбнулся, – у нас получилось, – Малфой поднял девушку на руки и закружил.       Эта детская выходка была прощанием. Прощанием с беззаботностью, потому что их ждал новый мир.       Ужас накрывал Грейнджер с головой, когда она оказалась перед дверями. Перед выходом наружу. И только рука, которая обхватила её, смогла успокоить.       – Это будет весело, Грейнджер, – он подмигнул ей.       – Я нервничаю.       – Я рядом, – он поцеловал её почти целомудренно и распахнул двери, выпустив из объятий.       Замок изменился. В коридорах всегда было холодно. Но не отрешённо. Грейнджер удалось сдержать вопль ужаса, когда она увидела голые стены там, где раньше висели портреты. Вместо них висели лаконичные плакаты, напоминающие о МИРе и Альтернате.       Малфой напрягся, увидев Финнигана. Гермиона шла на несколько шагов впереди. Симус повернулся в её сторону и бросил: «Доброе утро, Гермиона», а через мгновение, поравнявшись с Малфоем, ровно таким же тоном:       – Доброе утро, Драко.       Это пугало. Малфой не хотел признаваться, но он не представлял, что Альтернат сотворит. Грейнджер замерла на входе в Большой зал, и парень ускорился.       – Не стой, – он бросил это быстро, проходя мимо и зацепившись пальцами, но этого было достаточно.       Большой зал больше не походил на любимое место в Хогвартсе. Исчезли эмблемы факультетов. Длинные столы заменили на одиночные, похожие на магловские парты. Каждый садился туда, где считал нужным. Никаких разделений. Никаких границ. Никаких напоминаний о прошлом. Стол преподавателей исчез. Теперь они сидели с учениками. А ещё исчезла еда на любой вкус.       Грейнджер уселась на свободное место, оказавшись между Забини и Аббот, перед ней возник поднос с такой же едой, что и перед остальными. Она вздохнула и продолжила оглядываться. Хогвартс, сказочный, по-настоящему волшебный, превратился в ледяную глыбу.       Она заметила Малфоя, который указывал на поднос. Его серые глаза показались тёплыми и родными в этом холоде.       МИР погрузил вековой замок в холод. От всего и всех теперь, казалось, веяло льдом. Холод властвовал над душами, заставляя сердца замерзать настолько, что они переставали чувствовать. И в этом холоде лишь два горячих сердца. Огонь которых смог растопить друг друга, образовав пламя невероятной силы, превосходящей по мощи любой Альтернат.